— Это точно наш дом? - переспрашиваю на всякий случай, даже если ошибка исключена.
Антон выбрал участок в относительном отдалении от других, это большая территория, где мы точно сможем наслаждаться тишиной и одиночеством. Невозможно что-то спутать, ближайший к нас соседский дом мы проехали пять минут назад.
Мой майор снова ухмыляется, притормаживает перед воротами, сигналит, и я замечаю камеру слежения справа.
— Просто решил позаботиться о безопасности жены и дочки, - поясняет он. - Чтобы волноваться чуть-чуть меньше, когда буду оставлять вас на Троглодита.
Кот снова поднимает ушастую голову, но выглядит вполне довольным.
Он у нас вообще не обидчивый. И какой-то гиперласковый, потому что ни разу за все время не попытался укусить или выпустить когти.
Когда ворота разъезжаются в разные стороны, и мы заезжаем во двор, где-то в голове громко и радостно хлопает в ладоши маленькая девчонка, которой всегда хотелось собственный замок, принца и сказку.
Почему-то страшно выходить.
Вдруг проснусь?
Но все-таки принимаю руку мужа и потихоньку спускаю ноги на коричневую тротуарную плитку.
— Осматривайся, я тут переговорю.
Осматривайся - это очень хорошо.
Для начала бы выдохнуть, потихоньку ущипнуть себя за локоть, чтобы убедиться в реальности происходящего.
Если бы в тот день, когда Антон привез меня сюда первый раз, кто-то сказал, что скоро здесь будет стоять большой дом в три этажа с выходом к речке, прозрачной пристройкой, похожей на зимний сад, дорожками и проектом пруда в окружении маленького сада. Вернее, садом это станет еще не скоро, но уже сейчас понятно, что Антон хоть и кривил нос и фыркал, но все равно слышал каждое мое слово.
Каждую глупую фантазию.
Даже то, что пруд хорошо бы обложить обычными крупными кусками серого гранита.
Это будет недорого, но красиво и без пафоса. И впишется в атмосферу. Гора таких камней лежит чуть в стороне - до них еще дойдет очередь.
Как когда-то сказал мой муж: «Частный дом - это геморрой, но его можно терпеть за возможность выходить утром голым на балкон и пить кофе на крыльце в два часа ночи, слушая, как шумит трава».
Ася ворочается в слинге, но все равно не просыпается. Только удобнее утраивает щеку и свешивает на бок губы. Достаю телефон и делаю фото, которое отправляю сразу обеим бабушкам.
А заодно придумываю план, как нам, наконец, собрать в кулак всю нашу очень непростую семью.
Глава пятьдесят третья: Антон
У Очкарика на лице написано, что она счастлива.
Пока я заканчивал скрупулезную проверку и подписывал акты готовности, она бродила вокруг, заглядывала в каждое окно, осторожно, как будто они из карамели, трогала деревянную отделку стен.
И когда думала, что ее никто не видит показывала на все пальцем и рассказывала Асе, что это и как называется.
И улыбалась.
Так широко и счастливо, что я просто забил болт на здоровенный кредит, в который влез ради всего этого. Можно было проще, скромнее, меньше, дешевле. Можно было сократить расходы вдвое.
Можно было вообще не мудохаться с отделкой двора хотя бы до следующего года.
Я бы никогда не затеял все это ради женщины, с которой не хотел бы прожить всю жизнь.
Хоть, когда заложили фундамент, я не до конца осознавал, насколько она мне дорога.
Насколько сильно изменилась моя жизнь рядом с ней.
Когда уезжают последние работники, уже вечереет. Йени сидит в плетеном кресле на крыльце, одной рукой прижимая к себе Асю, а другой поглаживая между ушами наше белое чудовище.
Такая милая и трогательная в этот момент.
Хоть до сих пор очень бледная и с кругами под глазами.
Она оберегает дочь как коршун.
Никогда не жалуется на усталость, никогда не говорит что ее все достало.
Никогда не просит меня пойти к дочке, когда Ася устраивает пусть и редкие, но ночные капризы.
И всегда, когда наши взгляды встречаются, находит для меня улыбку. Иногда сонную, иногда веселую, иногда уставшую. Но всегда искреннюю. Не могу удержаться, чтобы не сфотографировать ее.
В последнее время стал каким-то адовым любителем собирать вот такие кадры: со стороны, без позирования.
Очкарик замечает вспышку камеры, вздыхает, качает головой и поправляет волосы.
Подхожу и плюхаюсь рядом на ступеньки. Тут уже ждет термос с порцией моего любимого иван-чая: моя маленькая хозяйка позаботилась обо всем. До сих пор не понимаю, как все эти бесконечные мелочи умещаются в ее голове. Как будто я постоянно в ее мыслях, и все, что она делает - делает с оглядкой на меня. А теперь еще и Асю. И даже кота.
— Зачем ты меня фотографируешь, когда я похожа на страшилу? - Она не обижается, но с этого лица на меня с укором смотрит каждая веснушка. - Будешь потом смотреть, поймешь, какая я не сексуальная и вообще...
Я бы сказал ей, что я буду делать, когда буду смотреть на нее, скажем, ночами в командировках, но как-то, блин, стыдно при дочери.
Смеюсь, подвигаюсь ближе, чтобы опереться спиной о ее колени, немного откидываю голову. Кот тут же начинает мурлыкать.
Пальцы Очкарика мягко чешут мой затылок.
Там, где нужно.
Так, как нужно.
Или это просто я уже зависим от всего, что она делает, и тупо кайфую?
— Давай позовем родителей и устроим выходные наведения порядков? - вдруг предлагает моя писательница. - Нам тут не помешают несколько пар рук.
Хорошо, что я сижу спиной - и она не видит мою выразительную реакцию.
Случившееся, конечно, приструнило наших мам, но я совсем не уверен, что пришло время попытаться свести их на одно территории больше, чем на пару часов.
— Очкарик, это не очень хорошая идея.
— Я знаю, мужчина, но нашим бабушкам пора мириться. Тем более, помощь тут и правда не помешает.
На самом деле, она права.
Дом мы приняли, в нем даже наведен небольшой порядок, и я привез сюда даже кое-какую мебель со своей холостяцкой квартиры, чтобы можно было переночевать и нормально позавтракать. Но нужно еще дохренища всего сделать, и без женских рук никак. Как и без мужских.
А еще я помню, как много для моего очкарика значит семья.
Как ей не хватает их с мамой телефонных разговоров, как она корит себя за то, что и моя мать стала редким гостем моих звонков. Причины не знает - во всяком случае, тему мы никогда не поднимали - но точно видит, что что-то не так.
А у нее просто неуемная тяга все везде поправить и сгладить каждый острый угол.
Хороший противовес мне - известному любителю все везде обострять и сразу рвать.
— Уверена, что оно того стоит? - Вдруг передумает.
— Уверена, - без заминки, как пионер, отвечает жена. - И хочу шашлык твоего авторства, мужчина. Так что как хочешь.
Устраиваю голову поудобнее, делаю глоток прямо из термоса и жмурюсь, наслаждаясь тишиной и приятной прохладой вечера.
Свиную вырезку и пару говяжьих медальонов я замариновал еще вчера, когда заезжал сюда с вещами и минимальным набором посуды.
Так что не только Очкарик умеет «угадывать» мои мысли.
Конечно, мы остаемся ночевать в довольно спартанских условиях, и прежде чем сделать эту вылазку, хорошо взвесили все за и против. Посоветовались с врачом, который наблюдает нашу дочь, и когда получили его согласие и список рекомендаций в придачу, выдвинулись в путь.
Если быть совсем честным, то только с появлением жены и дочери - скорее уж последней - я по-настоящему осознал, что такое полная ответственность. Раньше был только я и только Очкарик. У нас многое не ладилось, многое проходило на «ура», хотя и не должно было, но всегда где-то сзади зудела мысль: мы оба -взрослые люди, мы в состоянии сами о себе позаботиться, как бы там ни было. Мы не должны носиться друг с другом. Мы вообще можем просто разойтись и снова стать двумя полностью автономными людьми, которые вскоре забудут о существовании друг друга и окунутся в мир новых отношений.
Конечно, я перестал так думать после того, как в тот ужасный день понял, что в любую минуту Очкарик может исчезнуть навсегда. Уйти туда, где не словит сигнал ни одного мобильного оператора, куда не приехать, не прилететь и не прибежать.
И даже сейчас, когда опасность миновала, у меня неприятно холодит в груди, стоит представить, что в тот день все могло... закончиться.
Ася - это совсем другое.
Это моя маленькая бесконечная ответственность.
Человек, который появился на свет, потому что однажды я позволил себе забыться.