Глава сорок четвертая: Йен





Антон даже перестает нарезать апельсин и откладывает нож в сторону, когда замечает меня в дверях.

А я перестаю думать обо всяких глупостях, потому что тоже таращу на него глаза.

В доме тепло - и мой любимый майор оделся в футболку и потертые домашние джинсы.

Я бы могла сказать ему, что в эту самую секунду только что заново, с новой и ненормальной силой, в него влюбилась но из полуоткрытых губ вырываются только забавные обрывки слов. Разобрать в этом винегрете «Ты - офигенный!» не смог бы даже человек, умеющий читать мысли.

— А куда ты дела все комбинезоны, царевна-лягушка? - Чуть-чуть щурится Антон, делая шаг в мою сторону, предусмотрительно пряча ладони в задние карманы джинсов.

— Отдыхают, - говорю почему-то шепотом, идя к нему навстречу. Тоже прячу руки за спину, и до боли сжимаю пальцы в замок.

Если дотронусь до этих рук с татуировками до самых ладоней - мне сорвет крышу.

И вот так, шаг за шагом, мы приближаемся друг к другу, идем почти как два танка -в показательную лобовую атаку. Только встречаемся в центре не с громким ударом и искрами, а потихоньку, оставляя друг между другом зазор размером с ребро ладони.

Иногда людям даже не нужно говорить, чтобы дать понять, что у них на уме.

А наши мысли настолько однозначны и синхронны, что их можно использовать в качестве слайдов для демонстрации желания. Вот оно: честное, открытое и абсолютно сумасшедшее.

— Я сдурею, Очкарик, - вымученно признается Антон.

— И я, - соглашаюсь с ним.

Поднимаю руки, тянусь к нему, обнимаю за шею и жмурюсь от удовольствия, проводя пальцами по короткому ежику волос на затылке.

Мне так сильно его не хватало все эти дни. что уже сейчас, зная, что завтра нам снова придется расстаться, я безумно по нему скучаю.

Жизнь не может быть такой жестокой с нами.

Мы просто хотим любить друг друга, наслаждаться друг другом и, когда придет срок, встретить рождение нашего ребенка. Разве это плохие желания?

Антон обнимает меня в ответ, опускает ладони на бедра, скребет по тонкому шелку.

— Сдурею без тебя, Очкарик, - уже едва слышно, губами в мой приоткрытый рот. Проводит большим пальцем по нижней губе, и когда обхватываю его и сосу, словно ненормальная, вздрагивает как от разряда тока. - Нам нельзя, малыш... Но я... Черт...

Пожалуйста, Боженька, не наказывай нас за то, что мы просто хотим жить. Мой майор берет меня под бедра, приподнимает, усаживает на кухонную тумбу. Доска с нарезанными кружочками апельсина валится на пол. Плевать. Мне хорошо.

Мне впервые за кучу времени просто хорошо, когда Антон осторожно, задерживая дыхание, разводит мне ноги и становится между ними.

— Все в порядке, малыш? - В голосе такое неприкрытое желание, что я тону в нем мгновенно и вся разу.

— Просто... - Выдыхаю, присасываюсь к его губам, словно пиявка. - Будь со мной. Хоть как-нибудь. Если... хочешь.

Он нервно прикусывает нижнюю губу и выразительно потирается об меня заменой выпуклостью в джинсах.

— Похоже, что не хочу?

Я осторожно, стараясь не делать резких движений, тянусь для более тесного контакта, обхватывая его пятками за бедра.

— Не разобрала с первого раза. - Медленно веду рукой вниз по его животу. Ниже и ниже, пока не накрываю ладонью вставший член. Царапаю поверх грубой ткани. И в груди приятно жжет от того, как остро Антон реагирует на мои касания.

Может быть, я не красивая, бледная и не сексуальная.

Но он - мой.

И прямо сейчас - весь в моих руках, такой открытый и откровенный, что одного этого достаточно, чтобы испытать удовольствие вместе с ним.

Удовольствие быть любимой несмотря ни на что.

— Очкарик, я не хочу... без тебя. - Антон вряд ли осознает, что сам толкается бедрами мне навстречу, постепенно наращивая темп.

— Замолчи, пожалуйста. Не мешай мне быть женщиной... хоть немножко.

Антон вдруг останавливается, берет мое лицо за подбородок и фиксирует так, чтобы мы смотрели друг на друга, глаза в глаза, даже боясь моргнуть. Снова толкается членом мне в ладонь.


Я выдыхаю с болезненным стоном.

Слишком хорошо помню, как чувствовать его в себе.

Как он вот так же входил в меня: сначала осторожно, а потом так, что скрипела и ныла даже новая кровать.

— Думаешь, я хоть на минуту забыл, что ты - женщина? - Антон злится, и когда от следующего толчка тумба подо мной дрожит, останавливается, чтобы перевести дыхание и успокоиться. - Хватит уже хуйню нести, малыш. Мне ты нужна. Никто больше.

— Правда? - Я обнимаю его второй рукой и снова притягиваю к себе, помогая пятками, насколько это возможно, чтобы не навредить и не напрягать мышцы.

Я даже в туалет нормально сходить не могу, не то, что заняться сексом с мужем. Но мне нужно хоть что-нибудь, чтобы почувствовать себя желанной.

— Правда, Очкарик. - Антон прижимается ко мне горячим лбом и снова сдерживается, боясь, как будто, что даже от этого я развалюсь на кусочки. - Кончай говорить глупости.

Его губы снова прямо около моих.

Дыхание надломленное, тяжелое, какое-то обреченное, когда пытается увеличить дистанцию между нами.

— Тогда и ты, - прикусываю его за край колючего подбородка, - прекращай говорить глупости. И тоже кончай.

Антон со стоном набрасывается на мои губы, раскрывает их, вылизывает языком изнутри.

Мы тянемся друг к другу: одновременно осторожно и дико.

Когда не можешь заняться нормальным сексом, остаются только крошки и тонна чувств, которые закипают в нас обоих, поднимаются и выплескиваются через этот поцелуй.

Я на удивление быстро справляюсь с молнией джинсов. Антон так же быстро немного опускает их вниз.

Запускаю ладонь ему в трусы.

Обхватываю горячий член пальцами.

Сжимаю. Потираю. Глажу.

Голова кружится от предвкушения, так быстро он каменеет от пары моих движений.

— Поможешь мне? - почти упрашиваю моего майора. - Правда все хорошо. Будь со мной... Хотя бы так. Пожалуйста.

Он неопределенно мотает головой, но, когда я еще сильнее сжимаю пальцы, все-таки подается бедрами навстречу.

Мы больше не целуемся - мы дышим друг в друга.

Дышим друг другом.

Я слышу натянутый стон, когда тяжелая головка медленно скользит в моей ладони. Выставляю большой палец, растираю тяжелые капли по ее поверхности. Антон вздрагивает, берет меня за бедро, как будто «приклеивая» к деревянной поверхности тумбы.

Наверное, я сошла с ума, но все мои эмоции высокочастотными разрядами концентрируются в голове, в той части, которая наверняка отвечает за удовольствие.

Когда пройдут эти тяжелее сложные месяцы, мы дорвемся друг до друга по-настоящему.

Устроим, как он и обещал, грязный секс на всю ночь. А пока...

Я чувствую, как Антон трахает мою ладонь так жестко и сильно, что у него сбивается дыхание - и губы, которые изредка касаются моих, горячие и сухие.

Быстрее и быстрее.

До дрожи в плече, в которое я, чтобы не завалиться на спину, из последних сил цепляюсь пальцами.

В тишине квартиры длинный стон моего мужчины заставляет мое тело отозваться приятной волной удовольствия, хоть, конечно, бОльшая его часть сосредоточена в моей голове.

Антон пытается заглушить стон, тянется к моим губам, но я нарочно отстраняюсь, прижимая его голову к своему уху. Продолжаю поглаживать его член, впитывая каждую новую судорогу.

— Знаешь, - он тихо посмеивается, - я тут подумал... сравнил... И в общем, твоя рука намного лучше моей собственной.

— Мои руки, муж, - улыбаюсь и не без удовольствия разглядываю свою мокрую ладонь, - всегда к твоим услугам. Обе.





Глава сорок пятая: Йен