Колокольчик над закрывшейся за ней дверью печально всхлипывает.
На автомате поворачиваюсь к смотровому окну-витрине: проносится мимо, даже не додумавшись нормально одеться. Шуба наброшена на плечи и хоть метель уже утихла, снег валит - будь здоров.
Все, на хуй, хватит.
— Прости, Анжел, - оставляю на столе пару крупных купюр - ей хватит и на такси. -Мне нужно бежать.
— Что? - озадачено морщится она, но объяснять нет времени. Я задолбался быть мужем без жены.
Если она все еще хочет развод - пусть скажет об этом мне в глаза.
Глава третья: Антон
Я надеваю куртку на ходу, задираю воротник и быстрым шагом иду за тонкой фигурой Очкарика, которую вот-вот «съест» снег
Теперь хорошо видно, как сильно ее шатает, хотя взгляд был трезвым и ясным. Снова волнуется? Снова от чего-то убегает? Вернуться бы и оторвать клоуну его клешни. Потому что напугал.
Йени собирается повернуть за угол, но как-то неловко ставит ногу, взмахивает руками, чтобы сохранить равновесие, но все равно спотыкается и падает на колени в притоптанный снег. Не издает ни звука, даже не пытается встать.
Такая маленькая и беспомощная.
Что за...
В последний момент запрещаю себе сразу помочь ей встать. До сих пор помню, как отгораживалась от меня руками и просила не подходить. Понятия не имею, как отреагирует и что сделает, если просто до нее дотронусь.
— Привет... Антон, - не поднимая головы, сдавленно здоровается Очкарик. - Я не пьяная. Просто голова закружилась.
— Малыш, я помогу встать, идет?
Протягиваю руки, но она все равно не спешит принимать помощь. Только пару секунд спустя вкладывает в ладони мокрые от подтаявшего снега пальцы, и я в одно движение тяну ее на себя.
Слишком сразу мы слишком близко, практически бьемся лбами, прижимаемся друг к другу - и облачко пара из ее рта щекочет кожу.
Когда мы виделись в прошлый раз. на деревьях еще были желтые листья, шли дожди и утром на холме, где стоит моя избушка на курьих ножках, был такой плотный молочный туман, что Очкарик искренне цеплялась мне в руку, потому что боялась оставаться одна.
А сейчас снег и мороз, а на прилавках супермаркетов уже ровные ряды мандарин и разноцветные украшения к Новому году.
Я как будто успел прожить целую жизнь за этот месяц.
— Это просто мой приятель, - скороговоркой говорит Йени.
— Это просто моя коллега, - почти в унисон с ней говорю я.
— Слава богу, - с облегчением выдыхает Очкарик.
Так искренне, как почему-то умеет только она. Несмотря на то, что ни одна другая женщина в моей жизни не врала мне в стольких вещах, она все равно самая честная и искренняя из всех. Не знаю, что это за аномалия, и абсолютно не хочу вскрывать.
— Я, знаешь... Очень разозлилась...
Судорожно втягивает воздух ртом, и кончики пальцев в моих ладонях очень мелко дрожат Очень осторожно, чтобы не напугать, сжимаю их чуть сильнее.
Напрягается.
Задерживает дыхание.
И потихоньку освобождает ладони
Это немного царапает, но я примерно чего-то такого и ожидал, так что сам делаю шаг назад. Очкарик с благодарностью улыбается и снимает очки, потому что снега на стеклах налипло почти до слепоты.
У нее снова немного покрасневшие глаза, но чем дольше на меня смотрит, тем чище становится взгляд. Хочется встряхнуть ее как следует, попросить перестать корчить серьезную женщину и отпустить тараканов на свободу. Не могла же она вытравить их всех?
Кто бы сказал, что буду так сильно скучать по ее замороченности?
— Я, знаешь, - передразниваю ее, - тоже очень сильно разозлился.
— Правда? - Удивляется так сильно, как будто признался в смертном грехе.
— Пфффф... - фыркаю в ответ. Она все-таки смеется.
И снежинки тают на бледных губах.
Может, это неправильно. Может, психологи обозвали бы меня еретиком за то, что не решаю проблему с места в карьер, но говорить о разводе и выяснять отношения прямо сейчас мне резко расхотелось. И ей тоже, раз не спешит сворачивать на эту тему.
Пусть будет пауза.
Мы разговариваем - уже хорошо.
Она смотрит на мои губы уже минуту и вряд ли понимает, что уже дважды очень многозначительно прикусила нижнюю губу.
В голову сразу лезет столько всего, что лучше бы поскорее убраться подальше с улицы.
«Мне без тебя было так хреново спать одному, писательница. Я до сих пор верю, что каждый звонок или сообщение - это ты. Я не снимаю проклятое кольцо даже когда дрочу как ненормальный, потому что рвет крышу от одиночества. И, угадай, о ком я думаю, когда это делаю?»
— Очкарик, - пытаюсь выдохнуть напряжение, - давай проведу тебя до дома? Ну или где ты тут... живешь.
Вместо ответа она долго копается в сумке и с виноватым видом вкладывает что-то мне в ладонь.
— Я на машине. Но мне сейчас... В общем, лучше не садиться за руль. Успокоительные уже начали действовать.
Теперь понятно, почему ее водило от столба до столба. Подозреваю, пила она не глицин.
У меня в кулаке ключ. Вернее, брелок в виде маленькой машинки с логотипом известного немецкого бренда.
Ну да, дочка совладельца «Меридиана» не будет водить старое американское ведро. Хоть мне в общем плевать - ездит она на «Порше» или на метро. Я бы перестал уважать себя, если бы выбирал женщину за ее материальные блага. Обеспечить семью я вполне в состоянии.
В салоне Очкарик стряхивает с себя шубу, забирается с ногами на пассажирское сиденье и отворачивается от меня к окну. Голову укладывает так, вроде собралась спать. Не удивлюсь, если правда через минуту отключится.
— Малыш, может, скажешь адрес?
Она вскидывается, виновато улыбается и снова покрывается румянцем. Теперь уже вся, до самых ушей. Называет улицу и дом.
Ну... как бы, ожидаемо.
Минут десять просто веду молча, даже музыку включать не хочется, потому что задним фоном за окнами снова метель и, если ничего не измениться, добираться в таких пробках нам минимум час, если не больше.
Йени первой нарушает наш необъявленный режим тишины.
— У нас в семье не принято говорить, что мы... в общем, неплохо живем.
— Я понял, - беззлобно улыбаюсь в ответ.
Я сам общаюсь с довольно обеспеченными людьми, некоторые из которых ворочают миллионами и совсем не в наших «деревянных». По некоторым так сходу и не сказать, что у них парочка дорогих тачек в гараже, купленных просто по приколу, а любовницы живут в элитных новостройках. Кичатся деньгами обычно те, у кого понты выше доходов. И я с такими товарищами предпочитаю выдерживать режим «нерукопожатых отношений».
— Все, что есть у моих родителей - папа заработал сам. Никого не обманывая, ничего не воруя. У него просто чутье, когда, как и сколько.
Она нарочно немного меняет голос, чтобы было понятно, что цитирует отца, а не говорит отсебятину.
— Я живу на то, что зарабатываю сама. Мне больше не нужно. А машина и квартира в Москве... Просто возможность изменить окружение.
Этот «Порше» я уже видел на парковке в доме, где она снимает квартиру.
Ну или это ее квартира. Одна из.
— Я правда снимаю ту квартиру, в которой живу, - снова виновато улыбается Очкарик. Я что ли вслух это произнес или ход моих мыслей настолько очевиден? -Родители купили квартиру, но мне хочется самой. Считай, что это тщеславие: хочу, чтобы родители мной гордились. Хотя бы в чем-то.
Пока мы стоим на перекресте, отвлекаюсь от дороги и поворачиваюсь к жене.
Ее голова лежит на спинке сиденья, от подтаявшего снега волосы стали немного влажными и смешно распушились. Мне не хватает на ней тех больших круглых очков. И улыбки тоже не хватает. И почему-то вспоминаю, как она в наушниках ходила их угла в угол, изредка чуть ли не пританцовывая и что-то бормоча себе под нос. И как потом с горящими глазами рассказывала, что у нее родилась идея для новой книги.
Даже не знаю, стоит ли говорить, что за этот месяц я дважды прочел ее дилогию. Первый раз просто «проглотил», второй - просто чтобы выписывать цитаты и представлять, о чем она думала, когда ее героиня рубила головы кровожадным демонам, а ее спутник-полудракон травил пьяные анекдоты.
Да, возможно, это не памятник литературы. И даже не первая десятка лучшего отечественного фэнтези, но это - отличная история, в которой есть и смех, и слезы, и какие-то очень правильные глубокие мысли.
— Госпожа Воскресенская-Сталь, - осторожно щелкаю ее по носу, и она смешно, как мышь, морщится. - Я очень тобой горжусь.
— Правда? - с каким-то тихим отчаянием переспрашивает Йени.
Всегда этот вопрос. Всегда какое-то недоверие и это неприятно царапает где-то внутри. Но я понимаю, почему она такая, почему хочет дважды услышать, что для кого-то - важная и особенная, лучше, чем другие.
— Правда, малыш. - хоть обычно я не повторяю то. что и так сказал от души. Она прикрывает рот рукой и хлопает влажными от слез ресницами.
— Я... очень соскучилась, - еле-еле, шепотом, через пальцы. Как будто снова боится, только на этот раз саму себя. - У меня в телефоне двести с хвостиком неотправленных сообщений.
На автомате поворачиваюсь к смотровому окну-витрине: проносится мимо, даже не додумавшись нормально одеться. Шуба наброшена на плечи и хоть метель уже утихла, снег валит - будь здоров.
Все, на хуй, хватит.
— Прости, Анжел, - оставляю на столе пару крупных купюр - ей хватит и на такси. -Мне нужно бежать.
— Что? - озадачено морщится она, но объяснять нет времени. Я задолбался быть мужем без жены.
Если она все еще хочет развод - пусть скажет об этом мне в глаза.
Глава третья: Антон
Я надеваю куртку на ходу, задираю воротник и быстрым шагом иду за тонкой фигурой Очкарика, которую вот-вот «съест» снег
Теперь хорошо видно, как сильно ее шатает, хотя взгляд был трезвым и ясным. Снова волнуется? Снова от чего-то убегает? Вернуться бы и оторвать клоуну его клешни. Потому что напугал.
Йени собирается повернуть за угол, но как-то неловко ставит ногу, взмахивает руками, чтобы сохранить равновесие, но все равно спотыкается и падает на колени в притоптанный снег. Не издает ни звука, даже не пытается встать.
Такая маленькая и беспомощная.
Что за...
В последний момент запрещаю себе сразу помочь ей встать. До сих пор помню, как отгораживалась от меня руками и просила не подходить. Понятия не имею, как отреагирует и что сделает, если просто до нее дотронусь.
— Привет... Антон, - не поднимая головы, сдавленно здоровается Очкарик. - Я не пьяная. Просто голова закружилась.
— Малыш, я помогу встать, идет?
Протягиваю руки, но она все равно не спешит принимать помощь. Только пару секунд спустя вкладывает в ладони мокрые от подтаявшего снега пальцы, и я в одно движение тяну ее на себя.
Слишком сразу мы слишком близко, практически бьемся лбами, прижимаемся друг к другу - и облачко пара из ее рта щекочет кожу.
Когда мы виделись в прошлый раз. на деревьях еще были желтые листья, шли дожди и утром на холме, где стоит моя избушка на курьих ножках, был такой плотный молочный туман, что Очкарик искренне цеплялась мне в руку, потому что боялась оставаться одна.
А сейчас снег и мороз, а на прилавках супермаркетов уже ровные ряды мандарин и разноцветные украшения к Новому году.
Я как будто успел прожить целую жизнь за этот месяц.
— Это просто мой приятель, - скороговоркой говорит Йени.
— Это просто моя коллега, - почти в унисон с ней говорю я.
— Слава богу, - с облегчением выдыхает Очкарик.
Так искренне, как почему-то умеет только она. Несмотря на то, что ни одна другая женщина в моей жизни не врала мне в стольких вещах, она все равно самая честная и искренняя из всех. Не знаю, что это за аномалия, и абсолютно не хочу вскрывать.
— Я, знаешь... Очень разозлилась...
Судорожно втягивает воздух ртом, и кончики пальцев в моих ладонях очень мелко дрожат Очень осторожно, чтобы не напугать, сжимаю их чуть сильнее.
Напрягается.
Задерживает дыхание.
И потихоньку освобождает ладони
Это немного царапает, но я примерно чего-то такого и ожидал, так что сам делаю шаг назад. Очкарик с благодарностью улыбается и снимает очки, потому что снега на стеклах налипло почти до слепоты.
У нее снова немного покрасневшие глаза, но чем дольше на меня смотрит, тем чище становится взгляд. Хочется встряхнуть ее как следует, попросить перестать корчить серьезную женщину и отпустить тараканов на свободу. Не могла же она вытравить их всех?
Кто бы сказал, что буду так сильно скучать по ее замороченности?
— Я, знаешь, - передразниваю ее, - тоже очень сильно разозлился.
— Правда? - Удивляется так сильно, как будто признался в смертном грехе.
— Пфффф... - фыркаю в ответ. Она все-таки смеется.
И снежинки тают на бледных губах.
Может, это неправильно. Может, психологи обозвали бы меня еретиком за то, что не решаю проблему с места в карьер, но говорить о разводе и выяснять отношения прямо сейчас мне резко расхотелось. И ей тоже, раз не спешит сворачивать на эту тему.
Пусть будет пауза.
Мы разговариваем - уже хорошо.
Она смотрит на мои губы уже минуту и вряд ли понимает, что уже дважды очень многозначительно прикусила нижнюю губу.
В голову сразу лезет столько всего, что лучше бы поскорее убраться подальше с улицы.
«Мне без тебя было так хреново спать одному, писательница. Я до сих пор верю, что каждый звонок или сообщение - это ты. Я не снимаю проклятое кольцо даже когда дрочу как ненормальный, потому что рвет крышу от одиночества. И, угадай, о ком я думаю, когда это делаю?»
— Очкарик, - пытаюсь выдохнуть напряжение, - давай проведу тебя до дома? Ну или где ты тут... живешь.
Вместо ответа она долго копается в сумке и с виноватым видом вкладывает что-то мне в ладонь.
— Я на машине. Но мне сейчас... В общем, лучше не садиться за руль. Успокоительные уже начали действовать.
Теперь понятно, почему ее водило от столба до столба. Подозреваю, пила она не глицин.
У меня в кулаке ключ. Вернее, брелок в виде маленькой машинки с логотипом известного немецкого бренда.
Ну да, дочка совладельца «Меридиана» не будет водить старое американское ведро. Хоть мне в общем плевать - ездит она на «Порше» или на метро. Я бы перестал уважать себя, если бы выбирал женщину за ее материальные блага. Обеспечить семью я вполне в состоянии.
В салоне Очкарик стряхивает с себя шубу, забирается с ногами на пассажирское сиденье и отворачивается от меня к окну. Голову укладывает так, вроде собралась спать. Не удивлюсь, если правда через минуту отключится.
— Малыш, может, скажешь адрес?
Она вскидывается, виновато улыбается и снова покрывается румянцем. Теперь уже вся, до самых ушей. Называет улицу и дом.
Ну... как бы, ожидаемо.
Минут десять просто веду молча, даже музыку включать не хочется, потому что задним фоном за окнами снова метель и, если ничего не измениться, добираться в таких пробках нам минимум час, если не больше.
Йени первой нарушает наш необъявленный режим тишины.
— У нас в семье не принято говорить, что мы... в общем, неплохо живем.
— Я понял, - беззлобно улыбаюсь в ответ.
Я сам общаюсь с довольно обеспеченными людьми, некоторые из которых ворочают миллионами и совсем не в наших «деревянных». По некоторым так сходу и не сказать, что у них парочка дорогих тачек в гараже, купленных просто по приколу, а любовницы живут в элитных новостройках. Кичатся деньгами обычно те, у кого понты выше доходов. И я с такими товарищами предпочитаю выдерживать режим «нерукопожатых отношений».
— Все, что есть у моих родителей - папа заработал сам. Никого не обманывая, ничего не воруя. У него просто чутье, когда, как и сколько.
Она нарочно немного меняет голос, чтобы было понятно, что цитирует отца, а не говорит отсебятину.
— Я живу на то, что зарабатываю сама. Мне больше не нужно. А машина и квартира в Москве... Просто возможность изменить окружение.
Этот «Порше» я уже видел на парковке в доме, где она снимает квартиру.
Ну или это ее квартира. Одна из.
— Я правда снимаю ту квартиру, в которой живу, - снова виновато улыбается Очкарик. Я что ли вслух это произнес или ход моих мыслей настолько очевиден? -Родители купили квартиру, но мне хочется самой. Считай, что это тщеславие: хочу, чтобы родители мной гордились. Хотя бы в чем-то.
Пока мы стоим на перекресте, отвлекаюсь от дороги и поворачиваюсь к жене.
Ее голова лежит на спинке сиденья, от подтаявшего снега волосы стали немного влажными и смешно распушились. Мне не хватает на ней тех больших круглых очков. И улыбки тоже не хватает. И почему-то вспоминаю, как она в наушниках ходила их угла в угол, изредка чуть ли не пританцовывая и что-то бормоча себе под нос. И как потом с горящими глазами рассказывала, что у нее родилась идея для новой книги.
Даже не знаю, стоит ли говорить, что за этот месяц я дважды прочел ее дилогию. Первый раз просто «проглотил», второй - просто чтобы выписывать цитаты и представлять, о чем она думала, когда ее героиня рубила головы кровожадным демонам, а ее спутник-полудракон травил пьяные анекдоты.
Да, возможно, это не памятник литературы. И даже не первая десятка лучшего отечественного фэнтези, но это - отличная история, в которой есть и смех, и слезы, и какие-то очень правильные глубокие мысли.
— Госпожа Воскресенская-Сталь, - осторожно щелкаю ее по носу, и она смешно, как мышь, морщится. - Я очень тобой горжусь.
— Правда? - с каким-то тихим отчаянием переспрашивает Йени.
Всегда этот вопрос. Всегда какое-то недоверие и это неприятно царапает где-то внутри. Но я понимаю, почему она такая, почему хочет дважды услышать, что для кого-то - важная и особенная, лучше, чем другие.
— Правда, малыш. - хоть обычно я не повторяю то. что и так сказал от души. Она прикрывает рот рукой и хлопает влажными от слез ресницами.
— Я... очень соскучилась, - еле-еле, шепотом, через пальцы. Как будто снова боится, только на этот раз саму себя. - У меня в телефоне двести с хвостиком неотправленных сообщений.