Просто потому что существуют.
Просто потому, что тошнит от собственной беспомощности.
«Защити нас, умоляю...» - слабый голос в голове и абсолютно белые - белее стен больничной палаты - щеки.
Сжимаю в кулак ладонь, которой держал за руку моего Очкарика.
Как дурак вспоминаю видео в телефоне, которое зачем-то прикрывал ладонью.
Какой смысл в том, чтобы владеть целой кучей всякой бесполезной бездушной херни, если не можешь спасти то единственное, что спасти обязан?
Если с ребенком что-то случится...
Я прижимаюсь лбом к холодной стене.
Прячу руки в карманы джинсов.
Это просто не должно случиться.
Потому что я понятия не имею, как пережить все это.
Мы с Очкариком как кегли: поднимаемся и снова падаем, и снова поднимаемся, чтобы грохнуться.
Слышишь ты там, наверху, шутник, тебе, блядь, не надоело над нами издеваться?! Я сбрасываю несколько звонков, даже не глядя, кто там. Выключаю мир наглухо.
Если бы месяц назад меня спросили, хочу ли я детей, я бы сказал, что не в ближайшее время точно, держа в уме, что в принципе не прочь остаться бездетным и просто жить в свое удовольствие, не сидя на поводке садиков, школ, ночного плача и прочих прелестей «родительства».
Когда возник вопрос о возможной беременности Очкарика - тупо разозлился, сорвал по живому пластырь с незажившей старой раны.
Потом тупо стало даже... хорошо.
А сейчас хочется только одного - чтобы с моей женой и нашим ребенком все было хорошо.
Все остальное - обычная материальная херня, на которую можно заработать.
Когда дверь палаты открывается, я тупо трушу сделать хоть шаг навстречу доктору. Первый раз в жизни ссыкливо сделать шаг и услышать, что все пошло по...
— Все хорошо, Антон. - У этого мужика в белом халате вымученная улыбка. -Придется беречься, но ребенок в порядке, ваша жена тоже. Но будьте готовы к тому, что, возможно, большую часть беременности она проведет под присмотром врачей. Здесь.
Я выдыхаю и скупо, по-мужски, с благодарностью пожимаю ему плечо. Даже «спасибо» сказать не получается - так сдавило глотку. Можно выдохнуть.
Но выдохнуть особо не получается, потому что у меня уже буквально разрывается телефон. Сначала хочу на хрен его вырубить - завтра первый рабочий день после праздников, и, скорее всего, меня уже начинают ковырять по работе и всем тем делам, которые придется раскручивать и выводить на чистую воду на благо государства и налогоплательщиков.
Но на экране одно слово - Теща.
Я знаю, что у них с Очкариком до сих пор какая-то особенная связь и даже если все хорошо и прогноз не обещает никаких метеоритов в сторону нашей планеты, они все равно регулярно созваниваются - дважды в день и иногда чаще. И им всегда есть, о чем поговорить. Видимо сегодня, когда Очкарик не ответила, теща забила тревогу. И я - первый в списке, кому она звонит всегда, когда думает, что что-то случилось.
Я беру трубку и почти сразу немного отодвигаю его от уха, потому что у моей тещи, когда она волнуется, мягко говоря, не самый приятный голос.
— У Йени... - Я даже не очень понимаю, что произошло с моей женой, потому что не силен в терминах. - У нее что-то с плацентой. Была угроза выкидыша. Сейчас она в больнице. Все хорошо, но...
Она даже не дает мне закончить: сразу начинает приговаривать, бормотать, всхлипывать. Потом забрасывает вопросами, куда смотрят врачи. Потом еще что-то. Потом говорит, что уже едет, и на все мои попытки ее остановить мне отвечает уже телефон - долгим гудком и выразительным молчанием.
Через полчаса, когда мои нервы только-только начинают приходить в норму и я просто жду, пока Очкарик проснется и мне разрешат зайти к ней хоть на минуту, в коридоре появляется теща.
Но не одна.
А в компании моей собственной матери.
Она уже навещала Йени в больнице и мне казалось, что все прошло хорошо. Само собой, тогда я не знал того, что знаю сейчас. Главное не забыть устроить жене выговор с головомойкой, как только ей можно будет немного понервничать. Чтобы прекращала корчить из себя спасительницу домашнего очага и говорила обо всей херне, которую могут творить в том числе и мои родители.
Даже если - вынужден это признать - ее молчание спасло нам все новогодние праздники. Да и сегодня, когда узнал обо всем постфактум спустя неделю, устраивать разбор полетов уже как-то глупо.
Хотя я все равно собираюсь это сделать, но без крови и жертвоприношений.
Глава тридцать девятая: Антон
Обе «красавицы» держатся на расстоянии друг от друга, но каким-то образом умудряются разговаривать. Видно, что моя мать взволнована, задает вопросы, а теща нехотя, сквозь зубы, на них отвечает.
И потом они обе останавливаются напротив меня с немыми вопросами в глазах.
Я пересказываю ровно то, что более-менее запомнил из слов доктора: проблемы с плацентой и прикреплением плода. Сейчас риска нет, но не исключено, что все это может повториться, поэтому, скорее всего, большую часть своего срока моя жена проведет в больнице под присмотром врачей.
Теща закрывает глаза, складывает ладони в замок, словно собирается помолиться.
Моя мать выразительно приподнимает брови, как будто ждет, что еще я не успел сказать.
— Как это случилось? - опережает ее теща.
Говорю, как есть: что мы поехали смотреть участок, что я никого не похищал и не уводил силой, а все согласовал с ее лечащим врачом и даже вернул жену вовремя, почти минута в минуту.
— Антон, ты же взрослый человек! - буквально взрывается теща. - Зачем эти игры в павлина?!
— Какие игры? - не догоняю я
— С этими красивыми жестами! - фыркает мать Очкарика. - У Йени есть хорошая комфортабельная квартира со всеми удобствами. Там полно места - хоть конем скачи! Вы могли просто переехать туда и жить там, по крайней мере пока она не родит - и ребенок не подрастет. Но нет! - Теща вскидывает руки. - Антону захотелось показать, кто в доме мужик! Плевать на безопасность, плевать на запреты врача - нужно доказать всем, кто в доме хозяин! Как же так - жена зарабатывает больше тебя!
— Ну-как закрыла рот, - встревает моя мать. - Ты не на базаре.
— А тебя здесь вообще не должно быть! - Огрызается теща. - Тебе этот ребенок и моя дочь - кость в горле. Лучше бы не родила, да? Лучше довести ее до аборта, чтобы не дай бог на маменькиного сынка не свалилась непосильная ноша!
Я даже рот не успеваю открыть, чтобы сказать что-то в свою защиту, потому что эта трагедия разворачивается в полном масштабе вообще без моего участия.
— Все ваше чудесное семейство олигархов «забыли» упомянуть о куче проблем с головой у доченьки! - повышает голос моя мать. - Все всё знали и все обо всем молчали! Нашли дурака, который повелся на эти невинные глазки и щенячьи повадки, заманили разговорами о том, что вам от него ничего не нужно - только бы доченька была счастлива! А потом оказалось, что у доченьки проблемы с головой и таблетками, без которых она и дня прожить не может! И вместо того, чтобы поступить разумно и трезво, и не дать родиться ребенку, который - мы все здесь это знаем и понимаем - будет неполноценным, вы снова молитесь на счастье маленькой несчастной и раненой жизнь девочки!
— Невелико богатство отхватили! - орет теща.
— Если больше никто брать не хотел - то очень даже велико. - отбривает моя мать.
— А теперь, когда полезли закономерные проблемы, тебе хватает наглости являться сюда и обвинять моего сына в том, что он ставит под угрозу жизнь твоей дочери и ребенка?! Этого ребенка вообще не должно быть! Все это понимают! Даже ты! -стреляет глазами в мою сторону, явно обиженная на то. что за все время я не вставил ни слова в ее защиту. - Но когда случится то, что случится - виноват, конечно же, будет мой Антон, а не полоумная дурочка, которая два месяца добровольно травила себя таблетками и получила то, что должна была получить. У вас, олигархов, всегда так - виноват кто-то другой. Особенно, если он не ворочает миллионами. Да засуньте ваши деньги знаете куда?!
На мгновение мне кажется, что хотя бы у тещи проснулась здравая мысль и она решила отмолчаться в ответ на обвинения, от которых прифигел я сам.
Но это только затишье перед бурей.
Ну или глоток воздуха перед арией, которую теща собирается исполнить как перед Дьяволом.
— Этот ребенок - Воскресенский! - Она говорит это так громко, что дрожат даже двойные стеклопакеты в окнах. - Не тебе и твоему сыну решать, должен он родиться или нет. Не вам его воспитывать, можете не плакаться! Как только Йени станет лучше - мы подаем на развод, чтобы ни ты, ни твой сын, ни все ваши прочие умные советчики не имели на него ни единого права. Мы в состоянии воспитать его сами, и моя дочь будет прекрасной матерью! По крайней мере, у нее есть сердце и добро в душе, в отличие от всех вас. Впрочем, - теща делает такое лицо, словно смотрит на кучу говна, - чего ожидать от людей с такой фамилией?
— Ну-ка заткнулись обе! - рявкаю я, в конец охреневший от происходящего.
Меня реально только что задвинули с моим правом быть отцом собственному ребенку?!
— Антон, я права - ты понимаешь, - пытается сопротивляться мать, но я чуть не в спину выталкиваю их сперва из коридора, а потом за дверь, на крыльцо, и оттуда -во внутренний двор.
Они пытаются переговариваться, но один крепкий посыл волшебным образом затыкает рты сразу обеим.
Я нарочно даю себе паузу, чтобы выдохнуть и сбросить пар, иначе наговорю такого, после чего ни о каком даже гипотетическом примирении наших семей больше не будет и речи. А мне бы хотелось, чтобы у сына или дочки были бабушки и дедушки, даже если его бабки, прости господи, те еще клуши.
— Значит так, - пытаюсь сдерживать злость, но, судя по двум парам испуганных глаз, вид у меня свирепый. Ну и славно - десять раз подумают, прежде чем открывать рот. - Ребенок - наш с Йени. Наш - не ваш, ни твой, - пальцем в мать, - и ни твой, - в тещу. - Мы будет отличными родителями, потому что в отличие от двух стареющих теток приняли решение стать родителями ВДВОЕМ!
Я почти ору.
Теща опасливо вжимает голову в плечи. Мать отступает.
— Мы будем жить там. где решили - ВДВОЕМ! С ближайшей ветки срывается стая воробьев.
— И что делать с нашими жизнями, мы тоже разберемся как-нибудь ВДВОЕМ! А вы, тетушки, либо засунете языки в жопу и будете молча нянчить внука, либо на хуй потеряете это право - ОБЕ!
Я нарочно, словно молотом, выколачивают ключевые слова. Чтобы у них, как в том старом фильме, «записалось на корочку».
— Нам не нужны советы, что делать и как поступить. Если понадобятся - мы дадим знать прямо и открыто. Не надо додумывать какие-то сраные благие намерения, потому что вы обе - конченные эгоистки, если после всего, что мы с Йени пережили час назад, хватаетесь за повод доказать, чья правда - правдивее. Есть только одна правда - наша, моя и Йен. И если еще хоть раз, хоть одна из вас вздумает сунуть в наши отношения свой нос - прямо или за спиной - я щелку так, что мало не покажется. И срать мне, кто это будет - собственная мать или жена олигарха.
Они обе молчат.
— Я хочу внятный ответ, что был услышан и понят, - настаиваю я. - Чтобы потом «вдруг» не оказалось, что кто-то что-то не понял и не так подумал.
Обе по очереди соглашаются короткими скупыми «да».
— А теперь - до свидания, - пальцем в сторону дороги. - Когда мы с Йени решим, что вам можно приезжать - обязательно дадим знать. Я вот пока не уверен, что моей жене и ребенку пойдет на пользу такое «милое» общение с родственниками.