— Хорошо, женщина, - говорит Антон. - Только учти, что вещи, которые ты бросила, до сих пор лежат там, где ты их бросила.

— Вещи? Бросила? - не понимаю я.

— Ага, все так. Кольца, господи.

Я швырнула их в раковину.

— Я их заберу, - очень неуверенно, сама не очень понимая, спрашиваю или констатирую факт.

— Договорились. Точно не нужна моя помощь?

Я слышу, как мать проворачивает ключ в замочной скважине, мысленно считаю до трех и говорю:

— Все хорошо, мужчина. Я позвоню. Пусть пока будет вот так.

Возможно, неопределенность, но она лучше, чем определенное и окончательное расставание.





Глава двадцать шестая: Йен





Мать привозит меня в частную клинику.

Воскресенье, предпраздничные дни и здесь на удивление тихо.

Но здесь работает врач, который наблюдает меня с того самого дня, и мой отец... В общем, нам здесь рады даже в такое неподходящее для визита время.

Я подробно пересказываю, что и когда принимала.

К счастью, не так много.

К несчастью, доктор все больше хмурится и изредка поднимает на меня взгляд, в котором столько осуждения, что даже мать протягивает руку, чтобы сжать мои лежащие на коленях ладони.

Мне не нужно мнение со стороны, чтобы понять - все эти вещи нельзя было пить. Ни до беременности, ни во время неё.

— Принимать все это вот так... Йен, это очень безответственно.

— Я знаю.

А что еще сказать?

— С такими шансами выносить плод... Девочка, просто чудо, что ты проходила так долго. Но последствия приема таблеток могут быть очень неприятными. Или их может не быть совсем. В любом случае, нужно сдавать анализы и проходить полное комплексное обследование. - Он делает паузу и смотрит сначала на меня, потом на мать и снова на меня. - Если, конечно, ты решишь сохранять беременность. Обычно я рекомендую не рисковать и сделать аборт, потому что сроки позволяют провести это вмешательство еще без серьезных осложнений для женщины. Но, учитывая твои шансы забеременеть... Йен, это может быть единственная возможность родить.

— Я оставлю ребенка. - говорю до того, как эта же мысль унисоном приходит в голову.

Мать смотрит на меня немного с грустью, но тянется, чтобы обнять.

Ведь это не только мой единственный шанс стать матерью, но и их с отцом единственный шанс стать бабушкой и дедом.

— Тогда сейчас на УЗИ, а с завтрашнего дня, будущая мамочка, жду тебя прямо к семи утра. И без слез, «не могу» и «не хочу». Делать все, что скажу и назначу.

Будущая мамочка.

Хочется улыбаться, но почему-то реву.

Тихонько, без единого звука, чувствуя слезы только когда они скатываются по щекам в уголки рта.

Если бы ради здоровья маленькой жизни пришлось каждый день ходить босой по раскаленным углям, я бы согласилась, не задумываясь. Я бы вообще согласилась на что угодно.

Даже ради одного процента из ста.

Очереди на УЗИ нет - и мне становится ужасно страшно, когда прямо из коридора мой ведущий врач распахивает дверь и проводит меня в кабинет с немного приглушенным светом. Знакомит с молодой - лет тридцати - женщиной, протягивает мою карту и в двух словах объяснят что-то непонятными мне терминами.

Я чувствую себя паразитом под микроскопом, когда укладываюсь на кушетку и послушно задираю свитер.

Мама усаживается рядом, берет меня за руку и изредка сжимает пальцы, как будто боится, что я хоть на мгновение забуду о ее присутствии.


Когда врач размазывает по моему животу прохладный проводящий гель, я остро ощущаю, что в этот момент мой уставший и бесконечно невыносимый майор очень нужен мне рядом. Что все происходящее какое-то... не до конца правильное. Во многих парах женщина сперва узнает о беременности, делает первые анализы и тесты, чтобы убедится, что с ребенком все в порядке, и только потом все рассказывают мужу. Как-то красиво, романтично, дарят тест в открытке или детскую распашонку «с намеком».

Но моей бестолковой, напичканной розовой ватой голове, хочется, чтобы Антон был рядом. Хоть бы и тысячу раз злился, но мы бы прошли через это вместе. Может, если бы он увидел эту маленькую жизнь, он бы не был таким категоричным в своем «я не готов стать отцом».

Мы оба не готовы - это правда. Можно сколько угодно разубеждать себя в этом, но, если бы не тот случайный один единственный раз, мы бы еще очень долго не затрагивали тему детей. Если бы, конечно, наш брак просуществовал дольше, чем та пара лет, о которых Антон говорил с самого начала.

— Мам, - я киваю на свой рюкзак, который болтается на вешалке у двери, - там мой телефон. Ты не могла бы... сделать... видео?

Ужасно тяжело говорить.

И все время хочется реветь белугой. Не жалеть себя, потому что во всем, что происходит, винить некого. Просто хочется сбросить накопленное напряжение. Просто хочется капельку ласки.

Не материнской.

А его.

— Мы вам все запишем, - улыбается доктор. - И Фотографии сделаем. Порадуете будущего папу.

Мама вопросительно ждет мое решение, и я повторяю просьбу снова.

Мне не хватит сил сказать все это Антону в лицо. После случившегося, после того, что мы наговорили друг другу, я понятия не имею, как смогу выдавить из себя хоть слово. И с чего начать? «Знаешь, ты был резким и грубым, но я тут подумала... проверилась, и оказалось...»

Он был не прав - я знаю.

И он знает, и жалеет - я тоже это знаю.

Но я просто не переживу еще одну порцию обвинений и упреков. Возможно - даже скорее всего - ее и не будет. Но мне как никогда сильно нужно просто чувствовать поддержку.

Просто плечо, на которое я смогу опереться, когда станет сложно.

Просто спину, за которой, совсем как маленькая, буду прятать себя и нашу... фасолину.

Именно на это похож маленький комочек на мониторе.

— Йени, солнышко... - Мама шмыгает носом в унисон со мной. - Маленький. У тебя будет маленький, солнышко.

— Угу, - только и могу промычать я.

Доктор долго и тщательно осматривает меня со всех сторон, и, только спустя минут двадцать, разрешает, наконец, одеться. Я быстро вытираю живот салфеткой и безжалостно грызу нижнюю губу, пока медсестра быстро заканчивает делать записи в мою карту.

— Все хорошо, мамочка, - приятно улыбается доктор. - Я не вижу в развитии плода никаких патологий, все в пределах нормы.

Если бы мне хватило сил, я бы обняла сейчас весь мир.

Я помню и буду держать в уме, что до самого рождения вряд ли хоть один врач даст гарантию, что с ребенком все будет в порядке.

Но сейчас у меня хотя бы появилась еще одна запасная соломинка.

И, может быть, мы с Фасолиной выкарабкаемся из всего этого.

Я же до сих пор, несмотря ни на что, верю в чудеса.





Глава двадцать седьмая: Йен




Сразу после УЗИ мы еще раз идем к врачу, где мне вручают целую пачку направлений на анализы, красивую разноцветную тетрадь формата «А4» с малышом на этикетке. Девочка извиняется, что остались только розовые. А я думаю, что это знак.

— Это не обязательно. - говорит она. - Просто можете заполнять поля, вклеивать интересные вещи и фотографии с УЗИ, вписывать что-то, что вам хочется сохранить. Обычно никто этим не занимается, но...

Она пожимает плечами.

А я прижимаю тетрадь к сердцу и уже знаю, что буду спать с ней под подушкой. Так что, когда по пути из Медицинского центра мой взгляд задерживается на вывеске с соской и коляской, и мы с мамой не сговариваясь поворачиваем в ее сторону, первое, что я кладу в корзину покупок - огромная пачка разноцветных фломастеров и карандашей. И еще маркеры, стикеры, наклейки, всякая мишура с детской атрибутикой для украшения.

И соску мягкого розового цвета с большим кольцом и принтом в виде разноцветного леденца.

Пусть это будут глупости.

Но я хватаюсь за каждую, лишь бы не думать о плохом.