Чилаго стоял в дверях капсулы, в каждой руке по громоздкому «Клаузевицу». Почему-то Шанти не сомневалась, что латинос умеет ими пользоваться. Но не это поразило оперативницу. Глаза огромного, наводящего оторопь одним своим видом латиноса были красными от слез, щеки мокрыми. «Клаузевицы» медленно опустились стволами в пол.
– Я думал это кто-то из друзей Москита, – тихо сказал Чилаго. – Вы из Департамента безопасности?
– Да, – Давид сделал шаг вперед и вправо, перекрывая дорогу к лифтам. – Опустите оружие на пол.
Два черных пистолета с грохотом упали на полупрозрачный пластик пола. Шанти напряглась, но Чилаго стоял неподвижно.
– Вы же понимаете, – сказал латинос, – что если бы я захотел, вы оба уже были бы мертвы.
Шанти сорвала с пояса наручники и кинула Чилаго.
– Одевайте.
– В чем меня обвиняют?
– Незаконный оборот армейской техники и имущества.
На лицо Чилаго выползла неожиданная улыбка.
– Так вы здесь из-за этого? Черт, я-то решил…
– Оденьте браслеты!
Чилаго бросил на нее странный, полный какой-то нечеловеческой усталости взгляд и подчинился. Браслеты наручников сомкнулись вокруг широких запястий работяги.
– Там оно, на столе, – Чилаго качнул головой в сторону внутреннего помещения капсулы. – Ваша техника и имущество.
Шанти жестом приказала Чилаго посторониться и медленно, не отводя ствола «Калашникова» от арестованного, вошла внутрь.
Москит снимал одну из самых маленьких капсул пансионата. Три метра в длину, два в ширину и столько же в высоту. Кровать, стол и кухонный комбайн. Ничего такого, чего нельзя было бы бросить, убегая. На столе были разложены какие-то бумаги, пожелтевшие листы распечаток, не пластик. Стоял знакомый запах из прошлого. Шанти наклонилась и взяла верхний лист. Какой-то список, около сорока имен. А потом Шанти увидела это.
– Карлос Хайек… – прочитала Шанти и подняла глаза к дверям.
– Это мой отец, – сказал Чилаго, опуская голову. – Я… искал его много лет. По разным базам. Недавно узнал, что с Сайгона их направили сюда… перед самым концом.
– Кем он был? – спросила Шанти, отводя ствол «калашникова».
– Сначала солдатом, добровольцем, – сказал Чилаго, и его голос едва заметно дрогнул. – А потом он стал Дезертиром. Одним из тех, кто отказался воевать и… остановил все это дерьмо. Я искал его… Я… просто хотел знать, – Чилаго резко отвернулся и попросил:
– Уводите меня. Я закончил.
Шанти убрала пистолет в кобуру и покачала головой.
– Вы нелегально приобрели эти списки, Чилаго.
– Легально не получилось. У вас же все засекречено.
– Нам придется вас задержать. Но, скорее всего серьезных последствий не будет.
Дождь навалился на экран за балюстрадой во всю мощь. Он бился крупными каплями в армированное стекло, словно проникнуть внутрь было самым главным в этом мире. Похоже на барабанную дробь, подумала Шанти. Как в старых фильмах.
30. Игги
Они проснулись оттого, что дождь молотили в потолочные окна. Голые, под одним одеялом. Голова Мэри, со смешно растрепанными волосами, лежала на груди Игги. Он медленно поднял руку и провел по ним ладонью.
– Надо собираться, – сонно пробормотала Мэри. – Вечером мама привезет дочку, а у меня там бардак.
– Ладно, – сказал Игги, убирая руку. – Хочешь, я сделаю кофе?
– Да, было бы здорово… Черт.
Она приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза.
– Почему мы не делали этого раньше?
– Потому что… – он замялся на мгновение, – ты такая… Ты – Мэри. А я – Игги.
– Да пошел ты, приятель. Я же тебе нравлюсь.
– Да… Очень.
– И ты мне тоже. Что мы как дети себя ведем? Ведь я давно хотела затащить тебя в кровать.
– Правда?
Она рывком села на кровати, помотала головой, потом встала и посмотрела на него сверху вниз. Красивая, стройная, с маленькой, острой грудью, такой же дерзкой, как и сама Мэри.
– Правда, Игги. И мы больше не будем об этом говорить. Хорошо?
– Ладно. Только я…
– Где твой чертов кофе, напарник? Запомни, если ты провел с девчонкой ночь в одной кровати, то ты обязан хотя бы напоить ее кофе.
Она ушла в душ, а Игги наспех заправив кровать, стал возиться с консолью кофейной Машины. Дождь то расходился, то стихал. В комнате стоял характерный для непогоды полумрак, но Игги не спешил включать свет. Он отнес стаканы на столик, сел и стал ждать. Тускло светился экран видео-блока. Индикатор показывал один загруженный файл.
Мэри вышла из душа, ее мокрые волосы были цвета берегового песка после дождя.
– Я передумала, – сказала она, беря свой стакан, – мы поговорим обо всем, но не сейчас. Завтра. Завтра ты придешь ко мне и останешься на ночь. И мы больше не станем тянуть.
– Я приду, – сказал Игги.
Он не знал, что еще сказать. Он был счастлив.
Мэри кивнула на видео-блок.
– Это то, что мои оболтусы наковыряли вчера? Может, посмотрим?
Дождь перестал, как будто кто-то нажал кнопку on/off. В каком-то смысле так и было. Игги потянулся и активировал консоль видео-блока.
По экрану поползли помехи, и так продолжалось несколько секунд, после чего низкий мужской голос начал говорить:
…несколько дней от меня ничего не ост… роме тела, забитого военным железом… имя – Карлос Хайек. Я капитан третьего штур… группы «Свободный Сайгон». Месяц наз… мы отказались подчиниться приказу командования, и присоединились к дезертирам на Иводз… час на этой базе сто сорок модифицированных солд… мы собрались вместе, чтобы остановить это затянувш….
Помехи на экране сменились статичным изображением. Замерший кадр. Улица города под ярким солнцем. Многоэтажные дома, припаркованные машины. Паренек лет тринадцати с футбольным мячом смотрит прямо на Игги и Мэри. Чуть в стороне, у раскрытой двери машины – женщина с кожей цвета кофе с молоком. Она смеется и что-то говорит тому, кто снимает.
…анета Тито. Моя жена и мой сын. Такими они были семь лет наз… шел добровольцем… был ранен на Фактотуме-9, изуродов… обездвиженным инвалидом с обожженной кож…. врачи сказали, что мой организм подходит для модификации, и я согласился.
Картинка ожила, но так и осталась беззвучной. Женщина захлопнула дверь машины. Паренек неожиданно улыбнулся и что-то сказал матери. Налетел ветер, и растрепал волосы женщины, заставив ее снова рассмеяться.
…сь, на Иводзиме, мы пройдем финальную модиф… рвые она затронет наш мозг… чти уничтожит нашу память. И… не будет иметь значения. По завершении модификации мы соед… единую сеть. Мы станем самым мощным компьютером в этой… создаст самый разрушительный боевой вирус. Мы ударим в сердц… тожим их главные сервера… ни один человек, даже модифицированный, не способен вынес… мы готовы к этому. Я делаю эту запись на тот случ… попадет в руки моей жены, Кристины или сына – Иеро. Я хочу сказать, что ни на минуту не забывал о вас… думал о вас. И то, что я собираюсь сд… с любовью в сердце. И жалею только о том, что не смогу вас больше ув… люблю вас, всегда любил, и если во мне останется что-то человеческое, буду любить веч… давно нет живого сердца, но моя душа навсегда принадлежит вам…
По экрану снова побежали помехи, звук пропал и больше уже не возвращался.
Они долго сидели в тишине, и дождь стучал в окна там, наверху, заставляя тишину расти, наполняться объемом, заполнять собою все окружающее пространство.
– Проводишь меня? – прошептала Мэри.
– Провожу.
– Мне не хочется сейчас оставаться одной.
Игги накрыл ее руку своей ладонью, поднял и поднес к губам.
31. Тако
Только что закончился дождь, и все вокруг сияло, как будто скинуло старую пыльную шкуру и раскрыло крылья.
Тако лично присутствовал на установке скульптуры. Ее поставили напротив выхода из муниципальной библиотеки данных. Строительные авиетки носились вокруг, закрепляя огромный, в два этажа цилиндр цвета мокрого песка. Брабек превзошел себя, и каждая вмятина и царапина на поверхности цилиндра казались результатом действия самого времени, а не человеческих рук.
Тако сунул руки в карманы и пошел в противоположный конец площади. Все эти муниципалы, приятель, они ему на нервы действовали, сечешь? Ну не знаю, как будто насекомые. А Тако был не очень-то готов возиться с насекомыми. Он нашел свободный столик в уличном шантане, сел в тени от большого полосатого зонта и заказал себе зеленого чая. Никакого кофе, так? Хватит. Брабеку теперь тоже всей этой гадости не видать. Ну да ладно, они справятся, так? Для этого друзья и нужны. Они же братья по духу, приятель. Вот так вот. Дело уже не в деньгах. Теперь – не в деньгах.
Тако откинулся на спинку стула и посмотрел вверх. Тучи почти разошлись, метеорологи в этот раз действовали строго по графику. Небо было синим и почти прозрачным. Тако знал, что это – всего лишь иллюзия, создаваемая сотнями больших квадратных зеркал подвешенных под дном верхней платформы. Ну и что? Тако от этого не стало хуже, понимаешь, о чем я? Тако все равно. Небо синее, облака разбегаются под напором четко скоординированных воздушных потоков. А солнце Синдзюку почти настоящее, и светит так ярко, что закачаешься, серьезно, я не стану тебе врать. Хороший день. Тако очень любил подобные дни. Воскресенье, люди никуда не торопятся, а суета выходного дня еще не наполнила улицы своей стремительностью. Конечно, Тако нарушил шаббат. Но так уж вышло. Этот проклятый бизнес, сечешь? Ничего святого. Я к чему это? Вот сидит Тако, пьет чай – не очень, кстати, тут чай-то, ну да ладно, – и время зацепилось рукавами за эту новую штуку Брабека, и торопиться больше некуда. Вроде как цикл закончился, а следующий еще не начался. Вот я о чем говорю, чувак, понимаешь? Тако вспомнились последние дни перед эвакуацией гетто. Грязный палаточный лагерь, масляные пленки на лужах, военные боты проносятся туда-сюда… и испуганный японский паренек, вечно дрожащий от холода, потому что одет не по погоде. Вечно в каком-то ожидании… никто не знал, что произойдет в следующие несколько минут. А он и подавно.
Тако вздохнул, сделал глоток чая. Подумал, что в его жизни бывал чай и похуже. Но с другой стороны, жить вчерашним днем – какой смысл? Вчера было плохо, а сегодня хорошо. Следишь за мыслью? Тако отодвинул чашку и знаком показал официанту, чтобы тот его рассчитал.
– Я думал это кто-то из друзей Москита, – тихо сказал Чилаго. – Вы из Департамента безопасности?
– Да, – Давид сделал шаг вперед и вправо, перекрывая дорогу к лифтам. – Опустите оружие на пол.
Два черных пистолета с грохотом упали на полупрозрачный пластик пола. Шанти напряглась, но Чилаго стоял неподвижно.
– Вы же понимаете, – сказал латинос, – что если бы я захотел, вы оба уже были бы мертвы.
Шанти сорвала с пояса наручники и кинула Чилаго.
– Одевайте.
– В чем меня обвиняют?
– Незаконный оборот армейской техники и имущества.
На лицо Чилаго выползла неожиданная улыбка.
– Так вы здесь из-за этого? Черт, я-то решил…
– Оденьте браслеты!
Чилаго бросил на нее странный, полный какой-то нечеловеческой усталости взгляд и подчинился. Браслеты наручников сомкнулись вокруг широких запястий работяги.
– Там оно, на столе, – Чилаго качнул головой в сторону внутреннего помещения капсулы. – Ваша техника и имущество.
Шанти жестом приказала Чилаго посторониться и медленно, не отводя ствола «Калашникова» от арестованного, вошла внутрь.
Москит снимал одну из самых маленьких капсул пансионата. Три метра в длину, два в ширину и столько же в высоту. Кровать, стол и кухонный комбайн. Ничего такого, чего нельзя было бы бросить, убегая. На столе были разложены какие-то бумаги, пожелтевшие листы распечаток, не пластик. Стоял знакомый запах из прошлого. Шанти наклонилась и взяла верхний лист. Какой-то список, около сорока имен. А потом Шанти увидела это.
– Карлос Хайек… – прочитала Шанти и подняла глаза к дверям.
– Это мой отец, – сказал Чилаго, опуская голову. – Я… искал его много лет. По разным базам. Недавно узнал, что с Сайгона их направили сюда… перед самым концом.
– Кем он был? – спросила Шанти, отводя ствол «калашникова».
– Сначала солдатом, добровольцем, – сказал Чилаго, и его голос едва заметно дрогнул. – А потом он стал Дезертиром. Одним из тех, кто отказался воевать и… остановил все это дерьмо. Я искал его… Я… просто хотел знать, – Чилаго резко отвернулся и попросил:
– Уводите меня. Я закончил.
Шанти убрала пистолет в кобуру и покачала головой.
– Вы нелегально приобрели эти списки, Чилаго.
– Легально не получилось. У вас же все засекречено.
– Нам придется вас задержать. Но, скорее всего серьезных последствий не будет.
Дождь навалился на экран за балюстрадой во всю мощь. Он бился крупными каплями в армированное стекло, словно проникнуть внутрь было самым главным в этом мире. Похоже на барабанную дробь, подумала Шанти. Как в старых фильмах.
30. Игги
Они проснулись оттого, что дождь молотили в потолочные окна. Голые, под одним одеялом. Голова Мэри, со смешно растрепанными волосами, лежала на груди Игги. Он медленно поднял руку и провел по ним ладонью.
– Надо собираться, – сонно пробормотала Мэри. – Вечером мама привезет дочку, а у меня там бардак.
– Ладно, – сказал Игги, убирая руку. – Хочешь, я сделаю кофе?
– Да, было бы здорово… Черт.
Она приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза.
– Почему мы не делали этого раньше?
– Потому что… – он замялся на мгновение, – ты такая… Ты – Мэри. А я – Игги.
– Да пошел ты, приятель. Я же тебе нравлюсь.
– Да… Очень.
– И ты мне тоже. Что мы как дети себя ведем? Ведь я давно хотела затащить тебя в кровать.
– Правда?
Она рывком села на кровати, помотала головой, потом встала и посмотрела на него сверху вниз. Красивая, стройная, с маленькой, острой грудью, такой же дерзкой, как и сама Мэри.
– Правда, Игги. И мы больше не будем об этом говорить. Хорошо?
– Ладно. Только я…
– Где твой чертов кофе, напарник? Запомни, если ты провел с девчонкой ночь в одной кровати, то ты обязан хотя бы напоить ее кофе.
Она ушла в душ, а Игги наспех заправив кровать, стал возиться с консолью кофейной Машины. Дождь то расходился, то стихал. В комнате стоял характерный для непогоды полумрак, но Игги не спешил включать свет. Он отнес стаканы на столик, сел и стал ждать. Тускло светился экран видео-блока. Индикатор показывал один загруженный файл.
Мэри вышла из душа, ее мокрые волосы были цвета берегового песка после дождя.
– Я передумала, – сказала она, беря свой стакан, – мы поговорим обо всем, но не сейчас. Завтра. Завтра ты придешь ко мне и останешься на ночь. И мы больше не станем тянуть.
– Я приду, – сказал Игги.
Он не знал, что еще сказать. Он был счастлив.
Мэри кивнула на видео-блок.
– Это то, что мои оболтусы наковыряли вчера? Может, посмотрим?
Дождь перестал, как будто кто-то нажал кнопку on/off. В каком-то смысле так и было. Игги потянулся и активировал консоль видео-блока.
По экрану поползли помехи, и так продолжалось несколько секунд, после чего низкий мужской голос начал говорить:
…несколько дней от меня ничего не ост… роме тела, забитого военным железом… имя – Карлос Хайек. Я капитан третьего штур… группы «Свободный Сайгон». Месяц наз… мы отказались подчиниться приказу командования, и присоединились к дезертирам на Иводз… час на этой базе сто сорок модифицированных солд… мы собрались вместе, чтобы остановить это затянувш….
Помехи на экране сменились статичным изображением. Замерший кадр. Улица города под ярким солнцем. Многоэтажные дома, припаркованные машины. Паренек лет тринадцати с футбольным мячом смотрит прямо на Игги и Мэри. Чуть в стороне, у раскрытой двери машины – женщина с кожей цвета кофе с молоком. Она смеется и что-то говорит тому, кто снимает.
…анета Тито. Моя жена и мой сын. Такими они были семь лет наз… шел добровольцем… был ранен на Фактотуме-9, изуродов… обездвиженным инвалидом с обожженной кож…. врачи сказали, что мой организм подходит для модификации, и я согласился.
Картинка ожила, но так и осталась беззвучной. Женщина захлопнула дверь машины. Паренек неожиданно улыбнулся и что-то сказал матери. Налетел ветер, и растрепал волосы женщины, заставив ее снова рассмеяться.
…сь, на Иводзиме, мы пройдем финальную модиф… рвые она затронет наш мозг… чти уничтожит нашу память. И… не будет иметь значения. По завершении модификации мы соед… единую сеть. Мы станем самым мощным компьютером в этой… создаст самый разрушительный боевой вирус. Мы ударим в сердц… тожим их главные сервера… ни один человек, даже модифицированный, не способен вынес… мы готовы к этому. Я делаю эту запись на тот случ… попадет в руки моей жены, Кристины или сына – Иеро. Я хочу сказать, что ни на минуту не забывал о вас… думал о вас. И то, что я собираюсь сд… с любовью в сердце. И жалею только о том, что не смогу вас больше ув… люблю вас, всегда любил, и если во мне останется что-то человеческое, буду любить веч… давно нет живого сердца, но моя душа навсегда принадлежит вам…
По экрану снова побежали помехи, звук пропал и больше уже не возвращался.
Они долго сидели в тишине, и дождь стучал в окна там, наверху, заставляя тишину расти, наполняться объемом, заполнять собою все окружающее пространство.
– Проводишь меня? – прошептала Мэри.
– Провожу.
– Мне не хочется сейчас оставаться одной.
Игги накрыл ее руку своей ладонью, поднял и поднес к губам.
31. Тако
Только что закончился дождь, и все вокруг сияло, как будто скинуло старую пыльную шкуру и раскрыло крылья.
Тако лично присутствовал на установке скульптуры. Ее поставили напротив выхода из муниципальной библиотеки данных. Строительные авиетки носились вокруг, закрепляя огромный, в два этажа цилиндр цвета мокрого песка. Брабек превзошел себя, и каждая вмятина и царапина на поверхности цилиндра казались результатом действия самого времени, а не человеческих рук.
Тако сунул руки в карманы и пошел в противоположный конец площади. Все эти муниципалы, приятель, они ему на нервы действовали, сечешь? Ну не знаю, как будто насекомые. А Тако был не очень-то готов возиться с насекомыми. Он нашел свободный столик в уличном шантане, сел в тени от большого полосатого зонта и заказал себе зеленого чая. Никакого кофе, так? Хватит. Брабеку теперь тоже всей этой гадости не видать. Ну да ладно, они справятся, так? Для этого друзья и нужны. Они же братья по духу, приятель. Вот так вот. Дело уже не в деньгах. Теперь – не в деньгах.
Тако откинулся на спинку стула и посмотрел вверх. Тучи почти разошлись, метеорологи в этот раз действовали строго по графику. Небо было синим и почти прозрачным. Тако знал, что это – всего лишь иллюзия, создаваемая сотнями больших квадратных зеркал подвешенных под дном верхней платформы. Ну и что? Тако от этого не стало хуже, понимаешь, о чем я? Тако все равно. Небо синее, облака разбегаются под напором четко скоординированных воздушных потоков. А солнце Синдзюку почти настоящее, и светит так ярко, что закачаешься, серьезно, я не стану тебе врать. Хороший день. Тако очень любил подобные дни. Воскресенье, люди никуда не торопятся, а суета выходного дня еще не наполнила улицы своей стремительностью. Конечно, Тако нарушил шаббат. Но так уж вышло. Этот проклятый бизнес, сечешь? Ничего святого. Я к чему это? Вот сидит Тако, пьет чай – не очень, кстати, тут чай-то, ну да ладно, – и время зацепилось рукавами за эту новую штуку Брабека, и торопиться больше некуда. Вроде как цикл закончился, а следующий еще не начался. Вот я о чем говорю, чувак, понимаешь? Тако вспомнились последние дни перед эвакуацией гетто. Грязный палаточный лагерь, масляные пленки на лужах, военные боты проносятся туда-сюда… и испуганный японский паренек, вечно дрожащий от холода, потому что одет не по погоде. Вечно в каком-то ожидании… никто не знал, что произойдет в следующие несколько минут. А он и подавно.
Тако вздохнул, сделал глоток чая. Подумал, что в его жизни бывал чай и похуже. Но с другой стороны, жить вчерашним днем – какой смысл? Вчера было плохо, а сегодня хорошо. Следишь за мыслью? Тако отодвинул чашку и знаком показал официанту, чтобы тот его рассчитал.