– Кто это его выгонял? – насмешливо осведомилась Ксения.
– Таволжане. Тебе не рассказывали?
Маша спохватилась, что староста с Пахомовой могли беречь ребенка от душераздирающих подробностей гибели кур, кроликов и прочей мелкой живности.
– Ну нет, – решительно сказала девочка. – Клим сам ушел. Они его упрашивали, но он отказался. Сказал, что теперь они сами по себе, а он сам по себе, и ничего общего с ними больше иметь не желает.
– Почему?
Ксения пожала плечами. Они снова шли рядом, она слегка подпрыгивала в такт словам.
– Не знаю. Рассорились из-за чего-то. Мне не рассказывали. Он приходит, помогает, если требуется. Но живет на кладбище. И знаете что еще? Он в дом к себе никого из них не пускает. Если что-то нужно, ему или звонят, или посылают меня, чтобы я передала. Ну, это если телефон недоступен.
– Посылают тебя? – переспросила Маша.
– Ну да, я же говорю. Однажды сильный ветер порвал провода, и мы остались без света. И у Кулибабы дверь заклинило. Вернее, придавило… – Она поморщилась. – Забыла, не помню. Что-то, в общем, упало, и нужно было оттащить, а Альберт с Викой уехали в город. И связи нет, представляете! Кого отправили? Меня! А я, между прочим, по пути туда лося встретила. Они редко выходят к дороге, это мне повезло. И лосю тоже повезло! – добавила она, подумав. – Может быть, он ветра испугался? Еще мне однажды приходилось в сильный ливень бегать к Климу. – Она преувеличенно поежилась. – И в июне, но там ничего такого не было, просто у него телефон разрядился. Он меня угощает чипсами, между прочим! Ой, только бабушке не говорите!
Маша совсем растерялась. Ксения рассказывала о своих обязанностях так просто и безыскусно, что заподозрить ее во вранье было трудно. Но отправлять десятилетнего ребенка к агрессивному запойному алкоголику? У нее не укладывалось это в голове.
А может, все из-за таволги, подумала она. Может, в окрестностях произрастает какой-то особенный сорт? Люди от запаха этих цветов дуреют, мерещится им… всякое. Ребенок – и тот слегка ополоумел. Стал мертвецов видеть, как Полумна Лавгуд.
– Что он за человек? – спросила Маша, чтобы отвлечься о навязчивых мыслей о всеобщем помешательстве.
Ксения перестала подпрыгивать и приноровилась к Машиному шагу.
– Ну-у-у… Клим упрямый. Если что-то вбил себе в голову, ни за что не отступится. Не очень любит рассказывать, больше молчит и смотрит. И не любит, когда я болтаю. Зато он показывал мне, как ставить донку! И удочку забрасывать. Так-то забрасывать несложно, но нужно выбрать правильное место, а то, знаете, бывает такая вода, на нее смотришь – вроде глубокая, а на самом деле там сплошные водоросли, крючок зацепится – не вытащишь.
– Ты ходила с ним на рыбалку?
– Ага! Клим меня часто с собой берет. У него резиновая лодка, мы каждую весну проверяем, где появились дырки.
Это «проверяем каждую весну» из уст ребенка, прожившего в деревне год, позабавило Машу, и она не сразу сообразила, о чем ей рассказывают.
– …заклеиваем, потом опять накачиваем «лягушкой» и смотрим, нет ли пузырьков там, где послюнили…
– Подожди-ка! – Маша замедлила шаг. – Так вы рыбачите с надувной лодки?
– Ну да, я же говорю. Меня на ней раньше укачивало, а потом перестало. Вас укачивает, теть Маш? Я знаю одно средство: нужно красную шерстяную ниточку обвязать вокруг среднего пальца и сказать: «Тошно´та-тошно´та, перейди на Федота…»
– …с Федота на Якова, с Якова на всякого, – рассеянно закончила Маша, думая, что нарушение правил техники безопасности налицо, потому что, можно поспорить, никаких спасательных жилетов у этого Климушкина не водится. Да каких там жилетов – даже нарукавников нет! И рыбачить они выходят на дырявой лодке, и со всем этим совершенно непонятно что делать. Куда смотрят Беломестова и все остальные? Как они позволяют Ксении проводить время с больным мужчиной, то ли изгнанным из деревни, то ли самостоятельно покинувшем ее, – черт их разберет! Если бы в Таволге проживало хотя бы десять детей, такое расточительство еще можно было бы понять. Но ребенок всего один!
– Сами вы Якова, – фыркнула девочка. – «С Федота на клопа, с клопа на болота, болота-трясину, и там сгинь!»
– Ты хоть плавать умеешь? – удрученно спросила Маша.
– Я все умею, – отозвалась Ксения.
Маше снова вспомнился одним взмахом ножа перерезанный папоротник.
2
Днем позвонил Сергей.
– Чем занимаешься?
– Пересматриваю «Грань будущего», – честно ответила Маша.
Она действительно валялась на диване с планшетом. На улице стояла такая духота, что при одной мысли о прогулке ее бросало в пот. Спасал только сквозняк. За распахнутыми окнами Таволга подрагивала, мерцала, расплывалась в мутном мареве. Изнемогающий от жары Цыган забрался под стол, развалился на половицах. Изредка тяжело вздыхал. Рядом с ним в миске с водой плавал пух.
– Грань, грань… – забормотал Сергей. – Что-то знакомое. А, боевик с Томом Крузом?
– Фантастический, – уточнила Маша.
Муж скептически похмыкал. Она слышала, как где-то рядом с ним заливаются птицы. «Интересно, почему у меня не заливаются? Только сороки верещат да петухи с курами».
– Маша! – воззвал Сергей. – Ты творческий человек!
– А вот не надо оскорблений.
– У тебя тонкая душевная организация, – стоял на своем Бабкин. – Ты должна смотреть Феллини. Или Тарковского. В крайнем случае – Вуди Аллена.
– Жана-Люка Годара, – подсказала Маша.
– Не знаю такого. Пусть будет Годар. Но не этого… кто снял «Грань будущего»?
– Даг Лайман. Между прочим, «Идентификация Борна» – тоже его.
– «Идентификацию», допустим, я одобряю. Но ты-то как можешь смотреть затрапезный боевик? Ты, культурная женщина!
Культурная женщина задумалась.
– Я смотрю не боевик, а историю перерождения.
– Поясни?
– Жил-был довольно плохонький человек, трус и мелкий пакостник. А потом начал умирать раз за разом. И через смерть пришёл к возрождению в качестве героя.
– Позвольте! – запротестовал Сергей. – Я вообще-то тоже смотрел этот фильм и ничего подобного в нем не помню.
– Это потому что ты смотрел на щупальца пришельцев, – ласково сказала Маша. – А я смотрю на лицо Круза и на пластику его тела в самых первых сценах и в заключительной части. Это два разных человека. Удивительное перевоплощение. Помнишь, как вначале он еще пытается спасать солдат из своего взвода? А в конце даже не поворачивается в ту сторону, где они погибают, потому что понимает, что и секунду времени тратить на них бессмысленно: все равно солдаты умрут. И все это отражается в его глазах. Преображение и возрождение, – повторила она.
– Ну, может быть, может быть. – В голосе мужа звучало неприкрытое сомнение, и она рассмеялась. – Бог с ним, с Крузом. Как у тебя дела? Тебе там не скучно?
Маша добросовестно рассказала о курицах, о соседской девочке, с которой она ходит на прогулку, о лесе и озере. И ни слова о том, что происходило вокруг на самом деле.
Нельзя дергать мужа. Нельзя. Она видела, как мрачен он был в последнее время. Как при упоминании Илюшина замыкался и уходил в себя. А сейчас – смеется, называет его «этот троглодит». Пусть работает с троглодитом спокойно, не нервничая из-за жены.
– Расследование движется? – осторожно спросила Маша.
– Еще как! – Голос у него был бодрый, и она обрадовалась. – Спим только мало. Илюшин сегодня от недосыпа пытался откусить от замороженной пиццы.
– И как?
– Ты же его знаешь. Если он чего-то хочет, он это получает. Пицца со слезами сама отломила от себя лучший кусок и вручила ему.
Маша засмеялась.
– Скучай и пиши, – строго сказал Сергей. – И пересмотри «Крепкий орешек». Там наверняка тоже найдется философская подоплека.
На экране застыла с разлетевшимися волосами Эмили Блант. Маша подумала и отложила планшет в сторону.
«В самом деле, почему именно этот фильм? Почему я ухватилась за историю о герое, который умирает и вновь возвращается к жизни?»
Мертва ли Марина?
Могла ли женщина в окне быть Якимовой?
А еще курица, боже мой, курица!
«Но зачем Марине скрываться, если она не погибла?»
Маша пересела за стол, нарисовала избу. Над трубой дымок. Под окном цветок. А из окна выглядывает женщина с красными волосами.
Ксения сказала: «Марина извела Корниловых». А Маша поправила ее: не извела, а изгнала. Но девочка часто проговаривается, сама того не замечая.
Что произошло между Корниловыми и хозяйкой?
Она отложила карандаш и некоторое время мрачно смотрела в окно. Все повторяют, что Марина мертва. Но что, если мертва не она?
Допустим, только допустим, что Марина что-то сделала со своими гостями. Что-то, заставившее ее сбежать… И прятаться в лесу, пока односельчане дружно врали, что она ушла за грибами и заблудилась. Правда, Ксения утверждала, что она принимала участие в поисках, но это мог быть спектакль, разыгранный для кого-то третьего.
Здесь мало жителей. Они все помогают друг другу.
Могут ли они покрывать убийцу?
Прятать ее?
Поддерживать ее дом в жилом состоянии?