С безмятежной улыбкой Ксения кивнула и продолжала свое занятие. У Маши мороз пробежал по коже при виде выражения на ее лице. «Они только усугубили ее состояние, – с тихим ужасом осознала она. – Ни Колыванов, ни Пахомова, – никто из них в действительности ей не помог, они только глубже затолкали ее болезнь, точно тряпку в бутылку…»
– Марина заблудилась в лесу, – дрогнувшим голосом сказала она. – Ты сама рассказывала, как вы организовывали ее поиски.
«Зачем я это повторяю?»
– Ну да, заблудилась! В прошлом августе, ага.
– Ты думаешь, она провела год в лесу и вернулась за моей курицей?
Жалость во взгляде девочки была ненаигранной.
– В лесу нельзя прожить целый год. Там холодно зимой и есть нечего, – выделяя каждое слово, медленно, как для маленького и очень глупого ребенка, растолковала Ксения. – Вы что, теть Маш! Сами-то попробовали бы хоть неделю тут провести. – Она хихикнула. – В воде, между прочим, червячки, мне про них Немец рассказывал, они невидимые, ну, как микробы… – Ее гладкий белый лоб прочертила сосредоточенная складка. – Только они, кажется, не настоящие микробы, а микро-орга-низмы. Это другое! Если эту воду пить некипяченой, то можно отравиться. А кипятить ее нужно правильно, я вам потом покажу. Уж точно не в чайнике! – Она коротко рассмеялась, но вновь посерьезнела. – Марина умерла. Ох, упокой Господь и прими душу ее! – Маша узнала интонацию Тамары Михайловны. И неторопливое, торжественное движение руки от лба к груди для крестного знамения тоже было ее.
Она тяжело вздохнула.
– Если Марина умерла, кто убил мою курицу?
– Марина и убила. Мертвые любят кровь. Поэтому на крыльце ничего не было.
Маша на несколько секунд закрыла глаза. Темные пятна замерцали на изнанке век, а между ними поплыли головастые червячки – должно быть, те самые микро-орга-низмы, перебравшиеся из воды в ее мозг.
– Здесь лес хозяин, – доносился до Маши уверенный детский голос. – Сначала взял Марину к себе, потом вернул. Только они возвращаются уже другими. Это я виновата.
Маша открыла глаза и повернула голову на внезапно одеревеневшей шее.
– Я загадала в лесу на ведьмином круге, чтобы Марина вернулась, – объяснила девочка в ответ на ее невысказанный вопрос. – А загадывать надо было правильно. «Вернулась живая-здоровая и чтобы ни один волосок не упал». Про волоски обязательно надо говорить. Я не сказала, и Марина теперь ходит по Таволге. Только она, ну, неживая. Плохо, конечно. – Ксения вздохнула. – Мне ее надо найти. Если у вас еще одну курицу убьют, вы мне скажите, ладно? Это значит, ей у вас понравилось, она к вам часто будет наведываться.
– Зачем тебе ее искать?
– Кто привел мертвеца, тот может загадать ему потом одно желание, – авторитетно объяснила Ксения. – Мертвец обязан выполнить. Марина здесь из-за меня. Она должна теперь сделать, что я попрошу.
– А что ты попросишь?
Маша была уверена, что не получит ответа под предлогом «нельзя рассказывать о желаниях, иначе не сбудутся». Но девочка спокойно отозвалась:
– Чтобы бабушка жила еще сто лет и никто меня отсюда не забрал.
Маша так же медленно повернула голову обратно и стала смотреть в небо. Почему шея ворочается как у Железного Дровосека? Продуло ее, что ли? Или это пепел покойной курицы стучит в ее выю?
– У тебя два желания, – уточнила она.
– Чего?
– Ты в одну обертку хочешь упаковать две конфеты. Первое твое желание – про бабушку, второе – чтобы тебя не забирали.
Ксения, забыв про палочку и часы, уселась перед Машей.
– Ой, и правда, – огорчилась она. – Я не подумала. Надо как-то по-другому… Сейчас, я соображу…
Она почесала за ухом, точно щенок. «Напрасно я развожу панические настроения на ровном месте, – думала Маша, краем глаза наблюдая за ней. – Конечно, когда она сказала о мертвой Марине, ее слова прозвучали жутковато… Но в действительности для нее это просто увлекательная сказка… Она верит в домовых, куриных богов, ведьмины круги и прочую разнообразную нечисть, и бродячие покойники вписываются в эту картину мира как родные».
– Как бы мне так… – бормотала Ксения, сморщив нос. – Пожелать, может, чтобы такие, как Корниловы, больше никогда здесь не появлялись? Не, это незачем. Они и так не появятся.
– Почему ты так думаешь?
– Марина их извела.
– Не извела, а изгнала. Но они ведь, кажется, были друзьями?
– Она со всеми грызлась. Сегодня друзья, завтра шкура от осла. А эти, Корниловы… звери, а не люди. Хуже Бутковых!
Вот так раз. Ксения, оказывается, тоже не любит Альберта с женой.
– Бутковы-то тебе чем не угодили? – миролюбиво спросила Маша.
Девочка не ответила. Она сосредоточенно завязывала узлом черешок листика.
Маша вытянулась во весь рост, сцепила пальцы под затылком. В позвоночник уперлась какая-то кочка. «Надеюсь, это не муравейник».
– Что еще вытворяли здесь Корниловы? – спросила она, сквозь полуприкрытые ресницы наблюдая за Ксенией.
– Ульи подожгли у Валентина Борисовича.
Маша широко раскрыла глаза и села.
– Подожгли ульи?!
– Да. Четыре улья спасли, а один сгорел. Валентин Борисович плакал, я сама видела. А в тех, которые спаслись, пчелы потом болели. Они же умные, все понимают.
Маша потерла лоб.
– Ксения, полицию вызывали?
– Вызывали, а как же! Приехал какой-то жирный гад. Морда – как блин на Масленицу. Пошушукался с Корниловыми. Потом к нашему Немцу подъехал с кривой рожей. Типа, ваши ульи оценили в три тысячи рублей каждый, вот вам шесть тысяч, скажите спасибо. Валентин Борисович аж затрясся весь. Пчелы! – кричит. – Они живые! Требую уголовного наказания! А мордастый ему: ну-ну, смотри, дедок, чтобы требовалка не треснула. – Девочка обернулась к Маше, прикрыла ладонью козырьком глаза от солнца. – Теть Поля говорит, тут нету закона. Если только не поднять волну в газете. Или в телевизоре. Тогда все забегают. А если нет, то ничего не выйдет. Теть Поля и Валентин Борисович ездили потом, заявление писали. А все равно – отказали им.
Маша поймала себя на том, что теперь она грызет ноготь. Ульи подожгли. Господи, бедный, бедный Колыванов.
– А еще после поджога Климушкин пошел разбираться с этими козлами, – продолжала девочка. – Собирался им морды бить. Не, ну а как еще-то?
– Набил?
– Да конечно, набил, – сердито передразнила Ксения. – Они же хитрющие, как змеи. Марина их предупредила, что придут разбираться. Они местных ментов прикормили. А когда Климушкин стал орать у них под окнами, чтобы Корнилов вышел драться, приехали менты и скрутили его. И не лень им было тащиться сюда! Я в доме напротив на чердаке сидела и видела, как они потом все вместе самогонку пили. Вечером пьяные за руль сели и поехали. И ничего! А Валентин Борисович говорит, за рулем пить нельзя.
– Это он очень правильно говорит.
Характер Марининых гостей обрисовывался очень выразительно. Если битое стекло и даже хамство по отношению к Прохоровой Маша могла списать на пьяную дурь, то происшествие с ульями в рамки дури не вписывалось.
– Они нас за людей не считают, – спокойно сказала Ксения. – Так Полина Ильинична говорит. А бабушка говорит: это зло сюда пришло. Марина ему двери открыла.
– Но ведь Марина их потом сама выгнала? – спросила Маша.
Ксения помолчала.
– Можно и так сказать, – не совсем уверенно согласилась она. – Теть Маш, а давайте ловить плавунцов!
Девочка вскочила и помчалась по берегу вниз, точно козленок, высоко подкидывая ноги.
Маша смотрела ей вслед, размышляя, что кроется за этой неожиданной идеей: утрата интереса к разговору или наивная попытка переключить ее внимание.
– Ксеня, пойдем! – позвала она. – Цыгана пора кормить и колоть!
Обратно шли быстро. Маше показалось, что за деревьями промелькнул силуэт, и она остановилась.
– Вы чего, теть Маш?
– Кажется, в лесу какой-то человек.
– Нет здесь никаких людей. Только мы! Бу!
Девочка подкралась и схватила ее за руку. Маша старательно вздрогнула всем телом.
– Ну-у, вы не испугались! – разочарованно протянула та.
– Ксень, а Ксень, – задумчиво сказала Маша, не двигаясь с места и не сводя взгляда с нескольких березок, тесно стоявших в глубине среди осин. – Видишь березы?
– Ага.
– А за ними фигуру – видишь?
Вместо того чтобы вглядеться, Ксения тотчас сорвалась с места и рванула в лес. Маша от растерянности только успела окликнуть ее, а девочка уже обогнула березы и мчалась обратно.
– Никого! – доложила она, запыхавшись. – Нате листик!
И в самом деле протянула Маше желтый березовый листок. Ни дать ни взять щенок, притащивший апорт и в восторге виляющий хвостом.
– Слушай, а если бы там кто-то был? – очень серьезно спросила Маша. – Ты, пожалуйста, не выкидывай больше таких фокусов.
– Да кто там может быть! Никто по лесам не шляется, все заняты делом. Только мы с вами, так сказать, тунеядцы.
В другое время Маша рассмеялась бы над ее подражанием Колыванову, но ей было не по себе.
– Это мог быть Климушкин, например.
Девочка подняла брови.
– Кли-и-и-им? – В голосе ее звучало веселое удивление. – Нет, Клим… Зачем ему? Если он куда-то выбирается, то рыбачит на реке или на дальнем озере. В лесу ему делать нечего, он не охотник.
– По-моему, от человека, которого выгнали из деревни, можно ожидать чего угодно.