Как ни странно, больше впечатлила меня не сама ракета, а огромное пустое пространство вокруг нее. На целую милю кругом – отчасти ради безопасности, отчасти опасаясь радиации – снесли все. Ни домов, ни теплиц, ни пищевых цистерн, ни солнечных батарей. Во все стороны простиралась бесконечная пустыня – лишь яркое солнце играло на ирригационных трубах. Удивительный пейзаж: едва ли еще хоть один такой найдется в Северной Америке.
Эта пустота действовала на нервы. Уже много лет мне не приходилось смотреть вперед дальше, чем на несколько ярдов.
– Как непривычно! – проговорила рядом со мной Кэти. – А можно нам туда выйти?
– Прошу прощения, доктор Нейвин, – ответил один из наших «проводников». – Там мертвая зона. У охранников на вышках инструкция стрелять в каждого, кто туда направится.
– Так отмените приказ, – потребовал я. – Мы с доктором Нейвин хотим прогуляться.
– Разумеется, мистер Кортни, – отвечал наш «проводник», явно обеспокоенный. – Сделаю все, что смогу, но это потребует времени. Нужно будет получить разрешение у военной разведки, разведки ВМФ, ЦРУ, ФБР, у Службы авиационной безопасности…
Я взглянул на Кэти. Та, беспомощно улыбнувшись, пожала плечами.
– Ладно, не стоит, – сказал я.
– Слава богу! – выдохнул наш «проводник». – Извините, мистер Кортни. Знаете, такого мы никогда раньше не делали, и я просто не представляю, через какие каналы обратиться, чтобы решить вопрос… ну, вы меня понимаете.
– Понимаю, конечно, – вздохнул я. – Скажите, все эти системы охраны себя окупают?
– Похоже, что да, мистер Кортни. Ни одной попытки диверсии или случая шпионажа, будь то со стороны иностранных разведок или консов, пока не было.
И он суеверно постучал костяшкой пальца правой руки по обручальному кольцу из мореного дуба, красующемуся на среднем пальце левой. Я мысленно сделал себе заметку проверить расходы нашего «проводника». Человек с его зарплатой едва ли может позволить себе такое украшение.
– А консов тоже интересуют полеты в космос?
– Кто их разберет! Военная разведка, ЦРУ и Служба авиационной безопасности считают, что да. Разведка ВМФ, ФБР и Секретная служба – что нет. Кстати, не хотите ли пообщаться с коммандером Макдональдом? Глава местного отдела разведки ВМФ. Специалист по консам.
– Кэти, мы хотим посмотреть на специалиста по консам? – спросил я.
– Если у нас есть время, – ответила она.
– Если понадобится, я прикажу задержать самолет, – вставил «проводник», явно стремясь чем-то загладить фиаско с охраной.
Он провел нас через лабиринт строительных вагончиков и складов к административному зданию: здесь, пройдя семь охранных постов, мы наконец добрались до кабинета коммандера.
Макдональд был типичным военным: честный служака, сильный и надежный, один из тех, глядя на которых испытываешь гордость за Америку. По значкам и нашивкам на рукавах я понял, что он специалист-контрактник, специализируется на разведке, служит уже третий пятилетний срок в «Детективном агентстве Пинкертона». На руке у него я заметил сосновое кольцо с вырезанным на нем открытым глазом: простое и скромное, никакой вычурности. Знак выпускника Военно-детективной школы «Пинкертон» – знак качества, свидетельство того, что этот человек с детства готовился к своей работе.
– Хотите больше узнать о консах? – спросил он. – Что ж, тогда я тот, кто вам нужен. Всю жизнь за ними гоняюсь.
– У вас против них что-то личное, коммандер? – поинтересовался я.
– Да нет, пожалуй. Просто люблю свою работу. Мне нравятся схватки и погони, хотя за консами особенно гоняться не приходится. Эффективнее расставлять им ловушки. Вы слышали о взрыве бомбы в Топике? Не в моих правилах сомневаться в чужой компетентности, но тамошней службе безопасности сразу следовало бы догадаться, чем может кончиться такое мероприятие. Не удивлюсь, если сами консы его и организовали, чтобы показать свою силу.
– Почему вы так думаете, коммандер? – спросила Кэти.
– Просто ощущение, – скупо улыбнувшись, объяснил он. – Его трудно объяснить словами. Консы очень против гидравлических горных работ. Всегда были против. Ясно было, что они найдут способ выразить свое недовольство.
– Но почему они против гидравлических работ? – не отставала Кэти. – Нам ведь нужны и железо, и уголь, не так ли?
Коммандер скорчил выразительную гримасу и пожал плечами.
– Только не просите меня объяснять, как у консов работают мозги! Мне случалось их допрашивать по шесть часов без перерыва, но ни один так ничего внятного и не сказал. Если бы, допустим, мне случилось поймать того бомбиста из Топики, не сомневаюсь, он бы быстро раскололся – однако нес бы всякую чушь. Сказал бы, что гидравлические работы уничтожают верхний, плодородный слой почвы. Я ему: «Да, ну и что?» Он мне: «Неужели вы не понимаете?» Я: «Чего не понимаю?» Он: «Но ведь верхний слой почвы невозможно восстановить!» Я: «Не волнуйтесь, понадобится – восстановим. И вообще, куда проще выращивать еду на гидропонике». Он ответил бы, что на гидропонике нельзя пасти скот или еще что-нибудь в этом роде. Все эти разговоры сводятся к одному: консы считают, что мир на полной скорости катится к чертям и люди должны остановиться и задуматься, а я отвечаю: «До сих пор все как-то обходилось – обойдется и дальше!»
Кэти недоверчиво рассмеялась, а коммандер продолжал:
– Консы твердолобые фанатики, но ребята крутые, этого не отнять. Дисциплина у них железная. Организуют ячейки на местах. Взяв одного конса, вы получите еще двоих или троих из его ячейки – и, скорее всего, на этом все. Горизонтальных контактов между ячейками нет, а вертикальные контакты с руководством ведутся только через посредников. Да, смею надеяться, я неплохо знаю консов – и именно поэтому не опасаюсь ни диверсий, ни выступлений с их стороны. Здесь им просто нечего делать.
По дороге в Сан-Диего мы с Кэти, удобно устроившись в салоне первого класса, смотрели, как проплывают на уровне глаз рекламные ролики.
Вот «Страна игрушек» – старая добрая песенка: над ней я работал много лет назад, когда был еще стажером. Я подтолкнул Кэти локтем, сказал об этом, и мы вместе погрузились в нежные переливы мелодии, созданной Виктором Гербертом.
Вдруг реклама умолкла, экран погас, и из динамиков раздалось объявление:
– Согласно Федеральному закону, предупреждаем пассажиров, что самолет входит в зону разлома Сан-Андреас с повышенной опасностью землетрясений. Любые страховки от землетрясений здесь не действуют и не будут действовать, пока пассажиры не покинут зону повышенной опасности.
И снова перед нами поплыла реклама.
– А на страховке от встречи с яком, – заметила вполголоса Кэти, – наверняка есть примечание мелким шрифтом, что она не действует в Тибете.
– Страховка от встречи с яком? – удивленно спросил я. – Ради всего святого, зачем она тебе?
– Ну, никогда не знаешь, где попадется разъяренный як, верно?
– Да ты, похоже, смеешься надо мной! – с достоинством ответил я. – Через несколько минут приземляемся. У Хэма Харриса мне хотелось бы появиться без предупреждения. Он парень неплохой, только боюсь, как бы Ранстед не заразил его вирусом пораженчества. В нашей работе нет ничего хуже.
– Если можно, Митч, я бы поехала с тобой.
Самолет снизился и начал кружить над Сан-Диего, ожидая, когда диспетчер подаст сигнал на посадку. Словно туристы, мы прилипли к окнам. Кэти никогда раньше здесь не была. Я был один раз, но сейчас пейзаж выглядел по-новому – и неудивительно: ведь этот город постоянно рушится и отстраивается заново. На месте старых домов появляются новые – и какие!
Больше всего они похожи на палатки на хлипких пластиковых каркасах. Во время землетрясений, постоянно трясущих Южную Калифорнию, такие дома-палатки не рушатся, погребая людей под собой, а просто складываются. И даже если сильное землетрясение ломает пластмассовый каркас – что вы теряете? Дом-палатку просто и недорого восстановить.
С точки зрения экономики страны идея отличная. После того как испытания водородной бомбы привели к разлому в Сан-Андреасе, есть немалая вероятность, что в один прекрасный день – в любой день – весь этот регион просто тихо сползет в океан. Однако он все еще на месте, здесь кипит жизнь, – и, как и все вокруг, мы надеялись, что с городом ничего не случится и за время нашего визита.
В прошлом, бывало, люди паниковали, особенно когда землетрясения здесь происходили изо дня в день. Насколько я понимаю, пугали их не сами землетрясения, а старые дома, под обломками которых легко было погибнуть. Со временем люди к этому привыкли; более того – как и следовало ожидать от Южной Калифорнии, начали этим гордиться, как местной достопримечательностью. Местные жители с удовольствием приводят статистику, доказывающую, что шанс погибнуть от удара молнии или от падения метеорита куда выше, чем от их землетрясений.
Арендовав скоростной велолимузин с тремя водителями, мы помчались в местное отделение «Фаулер Шокен ассошиэйтед». Я не вполне доверял отделу маркетинга и не исключал, что в аэропорту дежурит человек Харриса, готовый предупредить его о моем появлении. Если Харрис будет предупрежден и успеет подготовиться, от моей инспекции никакого проку.
Первый недобрый знак получил я уже в приемной. Секретарша меня не узнала; хуже того – как выяснилось, не знала и моего имени.
– Подождите, мистер Конелли, – сказала она лениво, – я уточню, не занят ли мистер Харрис.
– Мистер Кортни, юная леди. И я – начальник мистера Харриса.
Мы с Кэти вошли – и глазам нашим предстала картина раздрая и морального разложения, от которой у меня волосы встали дыбом.
Харрис, скинув пиджак, дулся в карты с двумя молодыми сотрудниками. Еще двое замерли перед гипноэкраном: глаза остекленелые – парни явно в трансе. И только один сидел перед калькулятором и лениво в него тыкал. Одним пальцем.
– Харрис! – рявкнул я.
Все, кроме двоих перед телевизором, с открытыми ртами повернулись ко мне. Я подошел и выключил гипноэкран. Теперь, сонно моргая, на меня смотрели и эти двое.
– М-м-мистер Кортни… – пролепетал Харрис. – М-мы вас не ждали…
– Вижу, что не ждали. Вы все, за работу – а мы с вами, Харрис, пройдем в ваш кабинет.
Кэти последовала за нами; никто не возражал.
– Харрис, – заговорил я, – хорошая работа многое искупает. А вы чертовски хорошо работаете над нашим проектом. Не скрою, мне не понравилась – крайне не понравилась – та расхлябанная атмосфера, которую я здесь увидел. Но это можно исправить…
Тут на столе у него зазвонил телефон. Я снял трубку.
– Хэм! – раздался в трубке взволнованный голос. – Он уже здесь! Поторапливайся – он взял лимузин!
– Спасибо, – сказал я и повесил трубку. – Это ваш соглядатай в аэропорту, – объяснил я Харрису. Тот побелел. – Ну а теперь показывайте мне все. Бланки анкет. Результаты опросов с разбивкой по категориям. Перфокарты. График работ. Словом, все, о чем, как вы надеялись, я не стану спрашивать. Выкладывайте все карты на стол.
Наступило долгое, очень долгое молчание, а потом он ответил:
– У меня ничего нет.
– То есть как нет? А что же вы мне присылали?
– Только готовые отчеты.
– Иными словами, фальшивки? Все это время вы кормили нас данными, взятыми с потолка?
Он кивнул с несчастным видом.
– Харрис, как вы могли? – вскричал я. – Как вы могли?!
В ответ я услышал почти бессвязный поток слов. Он не хотел. Это его первая самостоятельная работа. Должно быть, он просто не справился. Не понимал, что делать самому, а что переложить на подчиненных. Не хотел быть с ними слишком жестким и в результате их распустил. Скоро нотки жалости к себе в его голосе сменились раздражением; он уже не защищался, а нападал. Да какая разница? В любом случае это просто предварительная бумажная работа. От нее ничего не зависит. В конце концов, кто сказал, что проект «Венера» вообще не вылетит в трубу? Да, он напортачил – и все же готов поспорить, что другие сотрудники на своих местах портачат не меньше. Все работают спустя рукава, но в конечном итоге все как-то устраивается!
– Ну нет, – ответил я. – Вы не правы, и я вам это докажу. Искусство рекламы строится на строгих научных принципах, на данных социологических опросов и маркетинговых исследований. Вы выбили почву у нас из-под ног! Тем не менее мы спасем все, что можно спасти, и начнем заново.
Он сделал слабую попытку защититься:
– Мистер Кортни, если вы действительно будете этим заниматься, то только зря потеряете время. Я долго и очень близко работал с мистером Ранстедом. Знаю, как он думает. А он ведь такая же большая шишка, как вы. Так вот: он считает, что все эти тесты и прочее – пустая трата денег.
Вот, значит, как? Мэтта Ранстеда я знал отлично – и прекрасно понимал, что на самом деле он так не думает. Он очень умный парень, этот Ранстед. Чертовски умный.
– Чем вы можете доказать свои слова? – резко спросил я. – У вас есть документы за подписью Ранстеда, где он пишет, что предварительная работа не нужна? Служебные записки? Может быть, аудиозаписи?
– Да, кажется, что-то такое было, – ответил Харрис и нырнул в недра своего стола.
Долго он рылся в бумагах, включал какие-то записи, прокручивал их туда-сюда – и лицо его все сильнее омрачалось волнением и страхом.
Наконец он проговорил в недоумении:
– Ничего не могу найти. Точно помню, что-то такое было!
Эта пустота действовала на нервы. Уже много лет мне не приходилось смотреть вперед дальше, чем на несколько ярдов.
– Как непривычно! – проговорила рядом со мной Кэти. – А можно нам туда выйти?
– Прошу прощения, доктор Нейвин, – ответил один из наших «проводников». – Там мертвая зона. У охранников на вышках инструкция стрелять в каждого, кто туда направится.
– Так отмените приказ, – потребовал я. – Мы с доктором Нейвин хотим прогуляться.
– Разумеется, мистер Кортни, – отвечал наш «проводник», явно обеспокоенный. – Сделаю все, что смогу, но это потребует времени. Нужно будет получить разрешение у военной разведки, разведки ВМФ, ЦРУ, ФБР, у Службы авиационной безопасности…
Я взглянул на Кэти. Та, беспомощно улыбнувшись, пожала плечами.
– Ладно, не стоит, – сказал я.
– Слава богу! – выдохнул наш «проводник». – Извините, мистер Кортни. Знаете, такого мы никогда раньше не делали, и я просто не представляю, через какие каналы обратиться, чтобы решить вопрос… ну, вы меня понимаете.
– Понимаю, конечно, – вздохнул я. – Скажите, все эти системы охраны себя окупают?
– Похоже, что да, мистер Кортни. Ни одной попытки диверсии или случая шпионажа, будь то со стороны иностранных разведок или консов, пока не было.
И он суеверно постучал костяшкой пальца правой руки по обручальному кольцу из мореного дуба, красующемуся на среднем пальце левой. Я мысленно сделал себе заметку проверить расходы нашего «проводника». Человек с его зарплатой едва ли может позволить себе такое украшение.
– А консов тоже интересуют полеты в космос?
– Кто их разберет! Военная разведка, ЦРУ и Служба авиационной безопасности считают, что да. Разведка ВМФ, ФБР и Секретная служба – что нет. Кстати, не хотите ли пообщаться с коммандером Макдональдом? Глава местного отдела разведки ВМФ. Специалист по консам.
– Кэти, мы хотим посмотреть на специалиста по консам? – спросил я.
– Если у нас есть время, – ответила она.
– Если понадобится, я прикажу задержать самолет, – вставил «проводник», явно стремясь чем-то загладить фиаско с охраной.
Он провел нас через лабиринт строительных вагончиков и складов к административному зданию: здесь, пройдя семь охранных постов, мы наконец добрались до кабинета коммандера.
Макдональд был типичным военным: честный служака, сильный и надежный, один из тех, глядя на которых испытываешь гордость за Америку. По значкам и нашивкам на рукавах я понял, что он специалист-контрактник, специализируется на разведке, служит уже третий пятилетний срок в «Детективном агентстве Пинкертона». На руке у него я заметил сосновое кольцо с вырезанным на нем открытым глазом: простое и скромное, никакой вычурности. Знак выпускника Военно-детективной школы «Пинкертон» – знак качества, свидетельство того, что этот человек с детства готовился к своей работе.
– Хотите больше узнать о консах? – спросил он. – Что ж, тогда я тот, кто вам нужен. Всю жизнь за ними гоняюсь.
– У вас против них что-то личное, коммандер? – поинтересовался я.
– Да нет, пожалуй. Просто люблю свою работу. Мне нравятся схватки и погони, хотя за консами особенно гоняться не приходится. Эффективнее расставлять им ловушки. Вы слышали о взрыве бомбы в Топике? Не в моих правилах сомневаться в чужой компетентности, но тамошней службе безопасности сразу следовало бы догадаться, чем может кончиться такое мероприятие. Не удивлюсь, если сами консы его и организовали, чтобы показать свою силу.
– Почему вы так думаете, коммандер? – спросила Кэти.
– Просто ощущение, – скупо улыбнувшись, объяснил он. – Его трудно объяснить словами. Консы очень против гидравлических горных работ. Всегда были против. Ясно было, что они найдут способ выразить свое недовольство.
– Но почему они против гидравлических работ? – не отставала Кэти. – Нам ведь нужны и железо, и уголь, не так ли?
Коммандер скорчил выразительную гримасу и пожал плечами.
– Только не просите меня объяснять, как у консов работают мозги! Мне случалось их допрашивать по шесть часов без перерыва, но ни один так ничего внятного и не сказал. Если бы, допустим, мне случилось поймать того бомбиста из Топики, не сомневаюсь, он бы быстро раскололся – однако нес бы всякую чушь. Сказал бы, что гидравлические работы уничтожают верхний, плодородный слой почвы. Я ему: «Да, ну и что?» Он мне: «Неужели вы не понимаете?» Я: «Чего не понимаю?» Он: «Но ведь верхний слой почвы невозможно восстановить!» Я: «Не волнуйтесь, понадобится – восстановим. И вообще, куда проще выращивать еду на гидропонике». Он ответил бы, что на гидропонике нельзя пасти скот или еще что-нибудь в этом роде. Все эти разговоры сводятся к одному: консы считают, что мир на полной скорости катится к чертям и люди должны остановиться и задуматься, а я отвечаю: «До сих пор все как-то обходилось – обойдется и дальше!»
Кэти недоверчиво рассмеялась, а коммандер продолжал:
– Консы твердолобые фанатики, но ребята крутые, этого не отнять. Дисциплина у них железная. Организуют ячейки на местах. Взяв одного конса, вы получите еще двоих или троих из его ячейки – и, скорее всего, на этом все. Горизонтальных контактов между ячейками нет, а вертикальные контакты с руководством ведутся только через посредников. Да, смею надеяться, я неплохо знаю консов – и именно поэтому не опасаюсь ни диверсий, ни выступлений с их стороны. Здесь им просто нечего делать.
По дороге в Сан-Диего мы с Кэти, удобно устроившись в салоне первого класса, смотрели, как проплывают на уровне глаз рекламные ролики.
Вот «Страна игрушек» – старая добрая песенка: над ней я работал много лет назад, когда был еще стажером. Я подтолкнул Кэти локтем, сказал об этом, и мы вместе погрузились в нежные переливы мелодии, созданной Виктором Гербертом.
Вдруг реклама умолкла, экран погас, и из динамиков раздалось объявление:
– Согласно Федеральному закону, предупреждаем пассажиров, что самолет входит в зону разлома Сан-Андреас с повышенной опасностью землетрясений. Любые страховки от землетрясений здесь не действуют и не будут действовать, пока пассажиры не покинут зону повышенной опасности.
И снова перед нами поплыла реклама.
– А на страховке от встречи с яком, – заметила вполголоса Кэти, – наверняка есть примечание мелким шрифтом, что она не действует в Тибете.
– Страховка от встречи с яком? – удивленно спросил я. – Ради всего святого, зачем она тебе?
– Ну, никогда не знаешь, где попадется разъяренный як, верно?
– Да ты, похоже, смеешься надо мной! – с достоинством ответил я. – Через несколько минут приземляемся. У Хэма Харриса мне хотелось бы появиться без предупреждения. Он парень неплохой, только боюсь, как бы Ранстед не заразил его вирусом пораженчества. В нашей работе нет ничего хуже.
– Если можно, Митч, я бы поехала с тобой.
Самолет снизился и начал кружить над Сан-Диего, ожидая, когда диспетчер подаст сигнал на посадку. Словно туристы, мы прилипли к окнам. Кэти никогда раньше здесь не была. Я был один раз, но сейчас пейзаж выглядел по-новому – и неудивительно: ведь этот город постоянно рушится и отстраивается заново. На месте старых домов появляются новые – и какие!
Больше всего они похожи на палатки на хлипких пластиковых каркасах. Во время землетрясений, постоянно трясущих Южную Калифорнию, такие дома-палатки не рушатся, погребая людей под собой, а просто складываются. И даже если сильное землетрясение ломает пластмассовый каркас – что вы теряете? Дом-палатку просто и недорого восстановить.
С точки зрения экономики страны идея отличная. После того как испытания водородной бомбы привели к разлому в Сан-Андреасе, есть немалая вероятность, что в один прекрасный день – в любой день – весь этот регион просто тихо сползет в океан. Однако он все еще на месте, здесь кипит жизнь, – и, как и все вокруг, мы надеялись, что с городом ничего не случится и за время нашего визита.
В прошлом, бывало, люди паниковали, особенно когда землетрясения здесь происходили изо дня в день. Насколько я понимаю, пугали их не сами землетрясения, а старые дома, под обломками которых легко было погибнуть. Со временем люди к этому привыкли; более того – как и следовало ожидать от Южной Калифорнии, начали этим гордиться, как местной достопримечательностью. Местные жители с удовольствием приводят статистику, доказывающую, что шанс погибнуть от удара молнии или от падения метеорита куда выше, чем от их землетрясений.
Арендовав скоростной велолимузин с тремя водителями, мы помчались в местное отделение «Фаулер Шокен ассошиэйтед». Я не вполне доверял отделу маркетинга и не исключал, что в аэропорту дежурит человек Харриса, готовый предупредить его о моем появлении. Если Харрис будет предупрежден и успеет подготовиться, от моей инспекции никакого проку.
Первый недобрый знак получил я уже в приемной. Секретарша меня не узнала; хуже того – как выяснилось, не знала и моего имени.
– Подождите, мистер Конелли, – сказала она лениво, – я уточню, не занят ли мистер Харрис.
– Мистер Кортни, юная леди. И я – начальник мистера Харриса.
Мы с Кэти вошли – и глазам нашим предстала картина раздрая и морального разложения, от которой у меня волосы встали дыбом.
Харрис, скинув пиджак, дулся в карты с двумя молодыми сотрудниками. Еще двое замерли перед гипноэкраном: глаза остекленелые – парни явно в трансе. И только один сидел перед калькулятором и лениво в него тыкал. Одним пальцем.
– Харрис! – рявкнул я.
Все, кроме двоих перед телевизором, с открытыми ртами повернулись ко мне. Я подошел и выключил гипноэкран. Теперь, сонно моргая, на меня смотрели и эти двое.
– М-м-мистер Кортни… – пролепетал Харрис. – М-мы вас не ждали…
– Вижу, что не ждали. Вы все, за работу – а мы с вами, Харрис, пройдем в ваш кабинет.
Кэти последовала за нами; никто не возражал.
– Харрис, – заговорил я, – хорошая работа многое искупает. А вы чертовски хорошо работаете над нашим проектом. Не скрою, мне не понравилась – крайне не понравилась – та расхлябанная атмосфера, которую я здесь увидел. Но это можно исправить…
Тут на столе у него зазвонил телефон. Я снял трубку.
– Хэм! – раздался в трубке взволнованный голос. – Он уже здесь! Поторапливайся – он взял лимузин!
– Спасибо, – сказал я и повесил трубку. – Это ваш соглядатай в аэропорту, – объяснил я Харрису. Тот побелел. – Ну а теперь показывайте мне все. Бланки анкет. Результаты опросов с разбивкой по категориям. Перфокарты. График работ. Словом, все, о чем, как вы надеялись, я не стану спрашивать. Выкладывайте все карты на стол.
Наступило долгое, очень долгое молчание, а потом он ответил:
– У меня ничего нет.
– То есть как нет? А что же вы мне присылали?
– Только готовые отчеты.
– Иными словами, фальшивки? Все это время вы кормили нас данными, взятыми с потолка?
Он кивнул с несчастным видом.
– Харрис, как вы могли? – вскричал я. – Как вы могли?!
В ответ я услышал почти бессвязный поток слов. Он не хотел. Это его первая самостоятельная работа. Должно быть, он просто не справился. Не понимал, что делать самому, а что переложить на подчиненных. Не хотел быть с ними слишком жестким и в результате их распустил. Скоро нотки жалости к себе в его голосе сменились раздражением; он уже не защищался, а нападал. Да какая разница? В любом случае это просто предварительная бумажная работа. От нее ничего не зависит. В конце концов, кто сказал, что проект «Венера» вообще не вылетит в трубу? Да, он напортачил – и все же готов поспорить, что другие сотрудники на своих местах портачат не меньше. Все работают спустя рукава, но в конечном итоге все как-то устраивается!
– Ну нет, – ответил я. – Вы не правы, и я вам это докажу. Искусство рекламы строится на строгих научных принципах, на данных социологических опросов и маркетинговых исследований. Вы выбили почву у нас из-под ног! Тем не менее мы спасем все, что можно спасти, и начнем заново.
Он сделал слабую попытку защититься:
– Мистер Кортни, если вы действительно будете этим заниматься, то только зря потеряете время. Я долго и очень близко работал с мистером Ранстедом. Знаю, как он думает. А он ведь такая же большая шишка, как вы. Так вот: он считает, что все эти тесты и прочее – пустая трата денег.
Вот, значит, как? Мэтта Ранстеда я знал отлично – и прекрасно понимал, что на самом деле он так не думает. Он очень умный парень, этот Ранстед. Чертовски умный.
– Чем вы можете доказать свои слова? – резко спросил я. – У вас есть документы за подписью Ранстеда, где он пишет, что предварительная работа не нужна? Служебные записки? Может быть, аудиозаписи?
– Да, кажется, что-то такое было, – ответил Харрис и нырнул в недра своего стола.
Долго он рылся в бумагах, включал какие-то записи, прокручивал их туда-сюда – и лицо его все сильнее омрачалось волнением и страхом.
Наконец он проговорил в недоумении:
– Ничего не могу найти. Точно помню, что-то такое было!