— Думаете, у вас получится теперь жить здесь? — сказала она наконец. — Ведь подобные события накладывают свой отпечаток, могут изменить все до неузнаваемости.

Я медленно побрела по траве, раздумывая над ответом, которого я не могла ей дать. Анна Джонс остановилась возле оставшихся от ворот столбов в тени липы. Я спросила ее, довольна ли она своей поездкой. Должно быть, теперь она отправится домой в Англию.

— Домой? — переспросила она, любуясь мощью дерева, его корнями, которые причудливо изгибались, прежде чем исчезнуть под землей. — Я больше не уверена в смысле этого слова.





* * *


В ту ночь мне снова приснилась моя сестра. Она умерла младенцем, но во сне она подросла и стала старше. Мальчик тоже был там. Они оба были живыми. Границы между подвалом и царством мертвых стерлись. Туннели под домом расходились в разные стороны, я вела полицию ложной дорогой и пыталась объяснить, что это какое-то недоразумение, когда ночную тишину нарушил телефонный звонок. Мобильник Даниеля. Он крепко спал, я видела в его несессере таблетки снотворного.

Я перегнулась через него и, ухватив телефон, приняла звонок.

Звонивший был мужчиной, я не разобрала его имени. Он представился переводчиком, хотя по-английски говорил с ошибками, и велел нам через час прибыть в полицейский участок.

Сквозь щели жалюзи пробивался солнечный свет, времени было восемь ноль пять утра.

Я растолкала Даниеля, позавтракать мы уже не успевали. Мы припарковали автомобиль на площади ровно в тот момент, когда часы на ратуше пробили девять, отдаваясь гулким эхом под сводами аркады.

Переводчик ожидал нас в дежурной части. Он вручил каждому из нас свою визитную карточку и еще раз назвал свое имя — Антон Адамек. Крепкое дружелюбное рукопожатие, красивый мужчина. Густые волосы, бездонные глаза — я понимаю, что не должна обращать внимание на такие вещи, но все равно не могла ничего с собой поделать.

Нас пригласили в комнату. Дубовый стол, голые стены, все те же серовато-бежевые обои. Пожилой комиссар оказался тем самым, что приезжал к нам в усадьбу, а вот его напарницу-женщину мы видели впервые.

Йозеф Кралл. Элина Кавалека. У нее были распущенные вьющиеся волосы и декольте, которое смотрелось не слишком подходящим для службы в полиции.

Они сели за стол, мы устроились напротив, переводчик слегка небрежно прислонился к торцу рядом со мной. Женщина-полицейская открыла ноутбук, разложила на столе папки, приготовила ручку, чтобы писать. Комиссар говорил короткими фразами с преувеличенно долгими паузами, чтобы дать время переводчику.

— Я понимаю ваше желание узнать, что произошло. Боюсь, мне придется вас разочаровать. Потребуется время. Это случилось давно. Сложное расследование. Всех ответов мы все равно никогда не получим.

Даниель сгорал от нетерпения:

— Вы узнали, кем был этот ребенок? Можно ли назвать причину его смерти?

Перевод был коротким, должно быть переводчик перевел только один из вопросов. А вдруг он вообще многое упускает?

— Что касается возраста, то скелет сохранился на удивление хорошо, — глядя на экран ноутбука, слово взяла женщина. — Тело долгое время пролежало совершенно нетронутым, в подвальном помещении не оказалось ни насекомых, ни животных, которые могли бы причинить ему вред, за исключением… — тут она слегка наклонила голову к экрану, — костяшек пальцев. Повреждения так и не зажили, должно быть, покойный получил их, когда пытался прорыть выход или привлечь внимание. Форма черепа подтверждает, что это мальчик.

Антон Адамек поднял руку, призывая ее к тишине, пока он переводит. Я зажмурилась и снова открыла глаза, но картинка никуда не делась. Похороненный заживо. Тонкие детские пальчики лихорадочно скребут землю в отчаянной попытке выбраться наружу.

— После смерти, — тем же ровным тоном продолжила женщина, — условия данного места способствовали довольно быстрой мумификации трупа. Сухой воздух наравне с сильным истощением…

— Простите?

— На полу было замечено несколько пустых бутылок, предположительно от вина. Если ребенок употребил перед смертью алкоголь, это могло ускорить процесс.

— Мумификация? — Воображение мгновенно перенесло меня в старые фильмы ужасов. Спеленатые тела в египетских пирамидах. Виденное мною тело совсем не походило на мумию в привычном представлении этого слова. Кожа, такая тонкая и хрупкая, ощущение, что она натянута на скелет. — Как такое возможно?

Элина Кавалека оторвала взгляд от экрана:

— Как я уже сказала, этому благоприятствовали условия внешней среды. Сухое помещение, отсутствие насекомых. Наравне с внутренними причинами. Вполне вероятно, он голодал, что наряду с приемом алкоголя создает благоприятные условия для создания так называемой спонтанной мумии.

— Создания чего?

— Спонтанной мумии, — озадаченно повторил переводчик. На всякий случай он еще раз уточнил у полицейских, после чего подтвердил, что они имели в виду именно это.

— Это происходит довольно быстро, — заметил комиссар. — Мне самому однажды довелось найти труп старика, который упился до смерти. Жена умерла, еду ему никто не готовил, все окна в квартире были закрыты. Он просто лежал там два года.

— А ребенок?

Повисла тишина. Антон Адамек переводил. Слова на какое-то время повисали в воздухе, один и тот же смысл, но на двух языках. Даниель нащупал мою руку под столом и сжал ее.

— Вам что-нибудь известно о том, сколько лет ему было на тот момент, когда он?..

Женщина вновь склонилась над экраном, принялась монотонно бубнить что-то о сочленении тазобедренных костей и средней части предплечья — в общем, я очень быстро запуталась. Переводчик попросил ее повторить и пустился с Даниелем в небольшую дискуссию по поводу анатомических терминов. В итоге все сводилось к тому, что возраст мальчика мог варьироваться от десяти до пятнадцати лет, именно в этом возрасте некоторые кости в теле растут наравне с другими, более точный ответ дало исследование челюсти — двенадцать лет. Не младше одиннадцати, вероятно, двенадцать.

Вот оно и прозвучало. Стало реальностью.

— А время? — Даниель повернулся к переводчику. — Они могут сказать, когда он умер, сколько времени он там пролежал?

Женщина покосилась на комиссара, который погладил себя по плеши на голове. Классическая такая плешь, с волосами по бокам и лысиной на затылке. Вполне вероятно, что он уже несколько лет откладывает свой выход на пенсию.


— Это требует обширного анализа, — объяснил комиссар. — На данной стадии криминалисты еще не могут предоставить точных сведений.

— Ну, тогда хотя бы примерно, а? О каком хоть десятилетии идет речь?

Их взгляды пересеклись. Комиссар придвинул к себе одну из папок и достал из нагрудного кармана очки.

— Они сумели идентифицировать башмаки. На них стоит штемпель, который свидетельствует о том, что они были произведены сапожником в Дечине. Возможно, в 1920-е годы. Это мало о чем говорит. Он мог получить их от отца, а тот — от деда. Если, конечно, этот молодой человек их не украл.

Казалось, комиссар колеблется, переворачивая страницу. Старательно изучив, он положил ее на стол, так что даже мы смогли ее увидеть.

— Тут нет ничего такого, о чем можно было бы написать в газете. Прессу подобные вещи не интересуют. Поэтому просто чтобы вы знали.

— Само собой, — кивнул Даниель.

Казалось, все замерли, перестав дышать. Антон Адамек наклонился вперед. Было нелегко разобрать, что изображено на снимке. То ли рука, то ли нога, какие-то лохмотья?

— Из одежды уцелело совсем немного, но вы видите перед собой остатки материи. Семьдесят процентов уверенности. Ткань выглядит серой. Но когда-то она могла быть белой. Похоже на нарукавную повязку.

— Что это значит?

— Вы бы поняли, если бы были родом из этих мест.

Комиссар аккуратно убрал распечатку обратно в папку. Переводчик ответил самостоятельно:

— Немец. Погибший был из судетских немцев.

Медленно, очень медленно Йозеф Кралл вытащил вторую бумагу.

— Это то, что они нашли, когда заглянули поглубже в карманы мальчика. Точнее, в то, что от них осталось.

Перед нами с Даниелем легли два снимка. Две монеты или же две стороны одной и той же. Потемневшие от времени, так что текст на них едва читался, серые, в пятнах, почерневшие.

Большая единица с двумя маленькими листочками под ней. Дубовые листья. Буквы вдоль нижнего края. 1 Reichspfennig[7].

Даниель наклонился, заслонив собой свет от люминесцентных ламп — на бумаги упала его тень.

Обратная сторона монеты вызвала содрогание, холод, чувство глубокого застарелого омерзения: орел, держащий в своих когтях свастику.

Deutsches Reich[8].

— В то время их изготавливали из цинка, — сообщила женщина, которая какое-то время просидела молча. — Во время войны так было проще и дешевле.

Мне удалось различить цифры на почерневшем металле в тот момент, когда она озвучила год, и тут же незамедлительно последовал перевод.

1943.

— Так что если кого и винить в смерти этого мальчика, то, пожалуй, только самого Гитлера. — И комиссар аккуратно закрыл папку. Толстая рука легла на нее, словно давая понять, что больше ее не откроет.

— Я понимаю, все это очень неприятно, — добавил он. — Но если мы начнем разыскивать всех детей, которые пропали в эти годы…

— Погодите-ка, — перебил его Даниель, — но если его обувь отсюда, то он вполне может оказаться местным, могли остаться родственники…

— Не думаю, — произнес Йозеф Кралл и, откинувшись на спинку стула, заговорил без всяких пауз, так что переводчик едва успевал за ним переводить.

С большой долей вероятности мальчик мог быть судетским немцем. Об этом свидетельствует место, где его нашли, обувь, повязка на рукаве. Отсюда вывод: никаких родственников здесь нет и быть не может, потому что в этих краях больше не осталось судетских немцев, слава тебе господи.

Сотни лет они жили бок о бок в этом краю, в мире и согласии, имели свои собственные школы и церкви, но потом к власти пришел Гитлер, и первыми, кто заявился на площадь, ликуя и хлопая в ладоши, когда нацисты, маршируя, входили в город, были судетские немцы.

Как только мир смог допустить это! Комиссар вперил в нас тяжелый взгляд, словно мы лично были ответственны за то, что западные державы бросили эти земли на растерзание Гитлеру. Мюнхен, 1938-й, — не сказал — выплюнул он.

— Вы ведь, наверное, знаете, что произошло в Мюнхене? Когда Гитлер уверял, что если он получит Судетскую область, то у него больше не будет никаких территориальных претензий в Европе. В противном же случае начнется война.

Англия и Франция пошли на эту уступку и забыли свои обещания поддерживать маленькую демократическую нацию. Они бросили Судеты прямо в пасть немецкому рейху, и Чемберлен отправился домой в Лондон, хвастаясь, что он «гарантировал мир в наше неспокойное время».

На следующий день, 1 октября 1938 года, Гитлер вошел в Судетскую область, после чего монстр поглотил остальную часть страны.

— Мой отец, — продолжал комиссар, — застал первые годы после войны. И он видел, как все судетские немцы в этом городе паковали свои вещи и садились на поезд, если им, конечно, удавалось туда влезть, с тем чтобы больше никогда здесь не появляться. Гибли чешские дети, гибли еврейские дети. Бог простит меня, если я не стану проливать слез над немецким мальчишкой.

Воздух в комнате стал еще более спертым. Повисла тишина, и следом раздался грохот отодвигаемых стульев, когда пожилой комиссар встал и за ним последовали все остальные. Папки исчезли в сумке его напарницы.

— Я рекомендую вам в самое ближайшее время заложить проход в этот туннель. Туда может забрести чей-нибудь ребенок. Может произойти несчастный случай.

— Но там же винный погреб, — возразил Даниель, — он принадлежит усадьбе.