Сандрин вдыхает и собирается ответить, когда ее рация издает сигнал. Она слушает несколько секунд, затем говорит в микрофон.
– Буду там через секунду.
Она смотрит на меня.
– Мне нужно идти. Мы еще обсудим это, Кейт, но пока держи свои домыслы при себе. Никакого разжигания слухов дальше, это ясно?
Она тянется в шкаф за столом и хватает связку ключей, затем проносится мимо.
Я стою, чувствуя себя ужаленной. Из ниоткуда прошлое врезается в меня: Бен и я, ссорящиеся в машине. Лес, дождь.
– Ты со мной расстаешься. – Утверждение, не вопрос. Которое он не опровергает.
Боль. Унижение. Как я этого не предвидела?
Не сейчас, Кейт, говорю я себе твердо, делая глубокий вдох.
Не сейчас.
Я поворачиваюсь, собираясь уйти. Потом колеблюсь. Взглянув на шкаф за столом Сандрин, я замечаю, что в спешке она оставила его открытым. Внутри него все оригиналы ключей к базе.
Я проверяю дверь, прислушиваясь. Никаких шагов или голосов.
Я обхожу стол и копаюсь в ключах. Нахожу нужный, с надписью «ЖЛ – Шкафчик 9» карандашом на этикетке. Я хватаю его с крючка и кладу в карман.
Сколько у меня времени? Я понятия не имею, кто связался с Сандрин или почему, но это явно достаточно срочно, чтобы требовать ее незамедлительного внимания. Надеюсь, это займет у нее некоторое время.
Я быстро формулирую план, торопясь к шкафчикам в «Бета». Нахожу девятый и открываю его. Оставив дверцу немного приоткрытой, я спешу обратно в офис Сандрин и негромко стучу.
Тишина.
Я вхожу, и возвращаю ключ в шкаф, сердце колотится от мысли, что она может войти и поймать меня с поличным.
Вернувшись в клинику, я запираю дверь и прислоняюсь к ней, пытаясь взять под контроль учащенное дыхание.
Дерьмо. Что я только что сделала?
Никогда за всю свою жизнь я не нарушала закон, если не считать выписывания себе всех тех рецептов после аварии.
И не то чтобы меня не могут поймать. Если кто-то заметит тот открытый шкафчик, они доложат об этом Сандрин, и она моментально догадается, что это была я. Я поглядываю на браслет у меня на запястье, думая о схеме передвижений Алекса по станции, которую мне показал Роб; то же самое можно с легкостью проделать со мной.
Как я смогу оправдаться?
Я даже не уверена, как объяснить это себе. Это был чистый импульс – я увидела возможность и воспользовалась ею.
Неожиданно меня поглощает парализующая атака тревоги. Какого черта я делаю в этом месте? Колени подгибаются, и я сползаю на пол.
Мир кружится. Деревья, дорога и промокшая земля. Хаос, сменившийся тишиной.
Я зажмуриваю глаза, заставляя все это отступить. Мне нужно взять себя в руки.
Тогда, как и сейчас, что сделано, то сделано.
Нет пути назад.
Глава 27. 6 июля, 2021 года
Я жду до трех утра, прежде чем покинуть комнату. Не то чтобы это что-то гарантировало. В эти дни можно встретить кого угодно посреди ночи, учитывая, что половина команды ведет странное, ночное существование.
Мне придется рискнуть; если я столкнусь с кем-то, по крайней мере, им не покажется странным, что я не сплю.
Достав крохотный фонарик из ящика тумбочки, я выпиваю достаточно таблеток, чтобы успокоить нервы, но остаться начеку, затем выхожу к «Бета», пробираясь по кроличьему лабиринту коридоров, ведущему к складу снаряжения. Рука автоматически тянется к выключателю, но я передумываю – зачем рисковать, ведь кто-нибудь может увидеть полоску света из-под двери?
Вместо этого я использую фонарик, освещая путь до шкафчика с вещами Жан-Люка. К моему облегчению, он все еще открыт.
Пока все хорошо.
Светя внутрь, я вижу несколько больших черных пластиковых пакетов, сваленных на дне. Я снова думаю, почему эти вещи не вернули после смерти Жан-Люка. Какая причина могла заставить Сандрин придержать их?
Та же, что сподвигла ее оставить то письмо, предполагаю я.
Я открываю ближайший пакет и вглядываюсь в содержимое, вещи внутри издают слабый аромат дорогого лосьона после бритья. Дискомфорт растет. Вторжение в личное пространство мертвого человека кажется неправильным. Видит Бог, Жан-Люк, подвешенный вниз головой во льдах, итак принял смерть без достоинства, и теперь вот она я, сующая нос в его вещи. Должна ли я это делать?
Я останавливаюсь, представляя лицо доктора в тех видео. Его напряженное, тревожное беспокойство за безопасность остальных.
Что бы Жан-Люк хотел от меня?
Именно этого, решаю я, заставляя себя продолжать. Проверяю содержимое другого пакета. Еще вещи, и две книги, обе на французском, один роман и тонкий томик поэзии. Расческа и разные туалетные принадлежности, но ни следа блокнота или чего-либо, что Жан-Люк мог использовать как дневник.
Я вглядываюсь в верхнюю полку. Нахожу путаницу личных вещей, включая несколько нетронутых упаковок мятных леденцов и ассортимент ручек. Замечаю рамку для фотографий и снимаю с полки, светя на нее фонариком. Фото доктора и симпатичной женщины с ореолом каштановых волос, его женой, по моим предположениям, в окружении двух маленьких мальчиков, улыбающихся камере. Судя по темным волосам и отсутствию морщин у Жан-Люка, этот снимок сделан некоторое время назад, но все равно он вызывает у меня тоскливую боль. Я думаю об этой семье во Франции, об овдовевшей женщине, о его лишившихся отца сыновьях. Наверное, все еще в неутихающих терзаниях скорби.
Я помню собственную боль от потери отца. То чувство, что ты как будто остался без управления, дрейфуешь. До его смерти я не ценила, как сильно он мне нужен – моя защита против несчастий. Стабильное присутствие в моей жизни.
Вид этих мальчиков освежает мою решимость. Что я делаю, может, и неправильно, но это не так неправильно, как не делать вообще ничего – что бы ни думала Сандрин. Если теория Алекса верна, если смерть Жан-Люка не была случайной, то я должна узнать правду ради его семьи.
Возвращая фотографию на полку, я обвожу все лучом фонарика в последний раз, убеждаясь, что ничего не пропустила. Ни ноутбука, ни блокнота.
Я закрываю дверцу шкафчика, молясь, чтобы никто не обнаружил, что она не заперта, прежде чем я смогу вновь добыть ключи и запереть его. Потом выхожу из кладовой, прокрадываясь назад к спальням.
Мгновение спустя я поворачиваю за угол и врезаюсь в мужчину. Я испуганно взвизгиваю, отпрыгивая назад.
Том смотрит на меня в свете приглушенных ламп, освещающих базу по ночам. Или же, скорее, он смотрит немного вбок от меня, отказываясь встречаться со мной взглядом, из-за чего кажется скрытным и дерганым.
– Извини, – бормочет он.
– Ты в порядке?
– Я шел в столовую. За травяным чаем. – Он наконец-то смотрит мне в глаза. – А ты куда идешь?
Жар поднимается по щекам.
– В ванной закончилось мыло, – импровизирую я. – Я ходила взять еще из запасов.
– И что случилось? – Том выглядит растерянным.
– Извини?
– Мыло, – он указывает на мои пустые руки. – Ты его не принесла.
Я таращусь на него в ответ, в мыслях пусто.
– Я вспомнила, что у меня есть еще в комнате.
– Ладно. – Не говоря больше ничего, Том направляется к столовой.
Я стою, чувствую себя тупой и напуганной, воображая реакцию Бена, если бы он был здесь. Представляю, как он закатывал глаза каждый раз, когда я делала что-то глупое или вообще что-то, с чем он был не согласен.
Глупая Кейт.
Я жду, чтобы убедиться, что Том не вернется, а затем спешу к спальням. Минуя мою комнату, я проскальзываю к Алексу, тихо закрывая за собой дверь, и включаю фонарик вместо ламп над головой. Я стою с колотящимся, несмотря на «Валиум», сердцем.
Чего я так боюсь? Не просто того, что Том или кто-то другой поймает меня на горячем.
Больше. Что-то здесь очень неправильно, понимаю я. Нет… хуже.
Кто-то здесь очень неправильный.
В одно мгновение сомнения и тревоги отпадают, и я наполнена уверенностью, что все, рассказанное Алексом, было правдой. Слишком много вещей начинают складываться. Пропавший блокнот и ноутбук. Исчезнувшие видеодневники Жан-Люка. Синяки на лодыжках Алекса.
Кто-то украл ноутбук и дневник Жан-Люка, и нет смысла в том, если это сделал кто-то из летней команды. Ноутбук, может быть, но зачем кому-то брать его блокнот? Есть только одно объяснение – вора не интересовала их ценность, но то, что они могут открыть.
И, кто бы это ни был, он на этой станции, среди нас, прямо сейчас.
Меня преследует еще один более пугающий вывод: если Сандрин знает, что я копаюсь в этом, задаю вопросы, изучаю данные с браслетов, то есть высокая вероятность, что этот человек… этот убийца… тоже знает.
Я подвергла себя смертельной опасности.
Я опускаюсь на стул у стола, охваченная паникой и нерешительностью, зная, что передо мной нелегкий выбор: либо заткнуться и сидеть спокойно, пока не прибудет первый самолет и не увезет меня домой, в безопасность, или идти дальше, надеясь, что смогу раскопать правду, прежде чем будет слишком поздно.
Прежде, чем кто-то еще пострадает.
О боже. Я чувствую себя пойманной в каком-то кошмаре наяву, все мое существование напоминает морок плохого сна.
– Буду там через секунду.
Она смотрит на меня.
– Мне нужно идти. Мы еще обсудим это, Кейт, но пока держи свои домыслы при себе. Никакого разжигания слухов дальше, это ясно?
Она тянется в шкаф за столом и хватает связку ключей, затем проносится мимо.
Я стою, чувствуя себя ужаленной. Из ниоткуда прошлое врезается в меня: Бен и я, ссорящиеся в машине. Лес, дождь.
– Ты со мной расстаешься. – Утверждение, не вопрос. Которое он не опровергает.
Боль. Унижение. Как я этого не предвидела?
Не сейчас, Кейт, говорю я себе твердо, делая глубокий вдох.
Не сейчас.
Я поворачиваюсь, собираясь уйти. Потом колеблюсь. Взглянув на шкаф за столом Сандрин, я замечаю, что в спешке она оставила его открытым. Внутри него все оригиналы ключей к базе.
Я проверяю дверь, прислушиваясь. Никаких шагов или голосов.
Я обхожу стол и копаюсь в ключах. Нахожу нужный, с надписью «ЖЛ – Шкафчик 9» карандашом на этикетке. Я хватаю его с крючка и кладу в карман.
Сколько у меня времени? Я понятия не имею, кто связался с Сандрин или почему, но это явно достаточно срочно, чтобы требовать ее незамедлительного внимания. Надеюсь, это займет у нее некоторое время.
Я быстро формулирую план, торопясь к шкафчикам в «Бета». Нахожу девятый и открываю его. Оставив дверцу немного приоткрытой, я спешу обратно в офис Сандрин и негромко стучу.
Тишина.
Я вхожу, и возвращаю ключ в шкаф, сердце колотится от мысли, что она может войти и поймать меня с поличным.
Вернувшись в клинику, я запираю дверь и прислоняюсь к ней, пытаясь взять под контроль учащенное дыхание.
Дерьмо. Что я только что сделала?
Никогда за всю свою жизнь я не нарушала закон, если не считать выписывания себе всех тех рецептов после аварии.
И не то чтобы меня не могут поймать. Если кто-то заметит тот открытый шкафчик, они доложат об этом Сандрин, и она моментально догадается, что это была я. Я поглядываю на браслет у меня на запястье, думая о схеме передвижений Алекса по станции, которую мне показал Роб; то же самое можно с легкостью проделать со мной.
Как я смогу оправдаться?
Я даже не уверена, как объяснить это себе. Это был чистый импульс – я увидела возможность и воспользовалась ею.
Неожиданно меня поглощает парализующая атака тревоги. Какого черта я делаю в этом месте? Колени подгибаются, и я сползаю на пол.
Мир кружится. Деревья, дорога и промокшая земля. Хаос, сменившийся тишиной.
Я зажмуриваю глаза, заставляя все это отступить. Мне нужно взять себя в руки.
Тогда, как и сейчас, что сделано, то сделано.
Нет пути назад.
Глава 27. 6 июля, 2021 года
Я жду до трех утра, прежде чем покинуть комнату. Не то чтобы это что-то гарантировало. В эти дни можно встретить кого угодно посреди ночи, учитывая, что половина команды ведет странное, ночное существование.
Мне придется рискнуть; если я столкнусь с кем-то, по крайней мере, им не покажется странным, что я не сплю.
Достав крохотный фонарик из ящика тумбочки, я выпиваю достаточно таблеток, чтобы успокоить нервы, но остаться начеку, затем выхожу к «Бета», пробираясь по кроличьему лабиринту коридоров, ведущему к складу снаряжения. Рука автоматически тянется к выключателю, но я передумываю – зачем рисковать, ведь кто-нибудь может увидеть полоску света из-под двери?
Вместо этого я использую фонарик, освещая путь до шкафчика с вещами Жан-Люка. К моему облегчению, он все еще открыт.
Пока все хорошо.
Светя внутрь, я вижу несколько больших черных пластиковых пакетов, сваленных на дне. Я снова думаю, почему эти вещи не вернули после смерти Жан-Люка. Какая причина могла заставить Сандрин придержать их?
Та же, что сподвигла ее оставить то письмо, предполагаю я.
Я открываю ближайший пакет и вглядываюсь в содержимое, вещи внутри издают слабый аромат дорогого лосьона после бритья. Дискомфорт растет. Вторжение в личное пространство мертвого человека кажется неправильным. Видит Бог, Жан-Люк, подвешенный вниз головой во льдах, итак принял смерть без достоинства, и теперь вот она я, сующая нос в его вещи. Должна ли я это делать?
Я останавливаюсь, представляя лицо доктора в тех видео. Его напряженное, тревожное беспокойство за безопасность остальных.
Что бы Жан-Люк хотел от меня?
Именно этого, решаю я, заставляя себя продолжать. Проверяю содержимое другого пакета. Еще вещи, и две книги, обе на французском, один роман и тонкий томик поэзии. Расческа и разные туалетные принадлежности, но ни следа блокнота или чего-либо, что Жан-Люк мог использовать как дневник.
Я вглядываюсь в верхнюю полку. Нахожу путаницу личных вещей, включая несколько нетронутых упаковок мятных леденцов и ассортимент ручек. Замечаю рамку для фотографий и снимаю с полки, светя на нее фонариком. Фото доктора и симпатичной женщины с ореолом каштановых волос, его женой, по моим предположениям, в окружении двух маленьких мальчиков, улыбающихся камере. Судя по темным волосам и отсутствию морщин у Жан-Люка, этот снимок сделан некоторое время назад, но все равно он вызывает у меня тоскливую боль. Я думаю об этой семье во Франции, об овдовевшей женщине, о его лишившихся отца сыновьях. Наверное, все еще в неутихающих терзаниях скорби.
Я помню собственную боль от потери отца. То чувство, что ты как будто остался без управления, дрейфуешь. До его смерти я не ценила, как сильно он мне нужен – моя защита против несчастий. Стабильное присутствие в моей жизни.
Вид этих мальчиков освежает мою решимость. Что я делаю, может, и неправильно, но это не так неправильно, как не делать вообще ничего – что бы ни думала Сандрин. Если теория Алекса верна, если смерть Жан-Люка не была случайной, то я должна узнать правду ради его семьи.
Возвращая фотографию на полку, я обвожу все лучом фонарика в последний раз, убеждаясь, что ничего не пропустила. Ни ноутбука, ни блокнота.
Я закрываю дверцу шкафчика, молясь, чтобы никто не обнаружил, что она не заперта, прежде чем я смогу вновь добыть ключи и запереть его. Потом выхожу из кладовой, прокрадываясь назад к спальням.
Мгновение спустя я поворачиваю за угол и врезаюсь в мужчину. Я испуганно взвизгиваю, отпрыгивая назад.
Том смотрит на меня в свете приглушенных ламп, освещающих базу по ночам. Или же, скорее, он смотрит немного вбок от меня, отказываясь встречаться со мной взглядом, из-за чего кажется скрытным и дерганым.
– Извини, – бормочет он.
– Ты в порядке?
– Я шел в столовую. За травяным чаем. – Он наконец-то смотрит мне в глаза. – А ты куда идешь?
Жар поднимается по щекам.
– В ванной закончилось мыло, – импровизирую я. – Я ходила взять еще из запасов.
– И что случилось? – Том выглядит растерянным.
– Извини?
– Мыло, – он указывает на мои пустые руки. – Ты его не принесла.
Я таращусь на него в ответ, в мыслях пусто.
– Я вспомнила, что у меня есть еще в комнате.
– Ладно. – Не говоря больше ничего, Том направляется к столовой.
Я стою, чувствую себя тупой и напуганной, воображая реакцию Бена, если бы он был здесь. Представляю, как он закатывал глаза каждый раз, когда я делала что-то глупое или вообще что-то, с чем он был не согласен.
Глупая Кейт.
Я жду, чтобы убедиться, что Том не вернется, а затем спешу к спальням. Минуя мою комнату, я проскальзываю к Алексу, тихо закрывая за собой дверь, и включаю фонарик вместо ламп над головой. Я стою с колотящимся, несмотря на «Валиум», сердцем.
Чего я так боюсь? Не просто того, что Том или кто-то другой поймает меня на горячем.
Больше. Что-то здесь очень неправильно, понимаю я. Нет… хуже.
Кто-то здесь очень неправильный.
В одно мгновение сомнения и тревоги отпадают, и я наполнена уверенностью, что все, рассказанное Алексом, было правдой. Слишком много вещей начинают складываться. Пропавший блокнот и ноутбук. Исчезнувшие видеодневники Жан-Люка. Синяки на лодыжках Алекса.
Кто-то украл ноутбук и дневник Жан-Люка, и нет смысла в том, если это сделал кто-то из летней команды. Ноутбук, может быть, но зачем кому-то брать его блокнот? Есть только одно объяснение – вора не интересовала их ценность, но то, что они могут открыть.
И, кто бы это ни был, он на этой станции, среди нас, прямо сейчас.
Меня преследует еще один более пугающий вывод: если Сандрин знает, что я копаюсь в этом, задаю вопросы, изучаю данные с браслетов, то есть высокая вероятность, что этот человек… этот убийца… тоже знает.
Я подвергла себя смертельной опасности.
Я опускаюсь на стул у стола, охваченная паникой и нерешительностью, зная, что передо мной нелегкий выбор: либо заткнуться и сидеть спокойно, пока не прибудет первый самолет и не увезет меня домой, в безопасность, или идти дальше, надеясь, что смогу раскопать правду, прежде чем будет слишком поздно.
Прежде, чем кто-то еще пострадает.
О боже. Я чувствую себя пойманной в каком-то кошмаре наяву, все мое существование напоминает морок плохого сна.