Я смотрю на него, думая, что ответить. Перед лицом уверенности Дрю я начинаю думать, что они оба правы. Что, если Алексу было хуже, чем думала Каро? Что, если тем отметинам на его лодыжках есть абсолютно безобидное объяснение?

– А что? – спрашивает он, хмурясь. – Ты не согласна?

– Нет, – говорю я слишком поспешно. – Я просто хочу убедиться, что мы ничего не пропустили, вот и все.

Дрю спокойно меня разглядывает.

– Если честно, я хотел поговорить, – говорит он мягко. – Я беспокоюсь за тебя. Ты в порядке, Кейт?

– Да, я в норме.

Дрю изучает мое лицо так, будто не верит мне.

– Не пойми меня неправильно, но ты кажешься немного… – он не заканчивает предложение.

– Немного что?

– Перегруженной, – мнется он. – Как будто у тебя на плечах весь мир.

Дрю прав, конечно же, и на мгновение у меня есть соблазн открыться и поделиться опасениями насчет того, что произошло с Алексом. Я отчаянно хочу поговорить с кем-то кроме Каро, выяснить, являются ли ее подозрения обоснованными или же она ошибается.

Он делает шаг вперед. На секунду, я уверена, что Дрю снова попытается меня поцеловать, но он просто смотрит мне в глаза.

– Послушай, ты можешь поговорить со мной в любое время. Помни об этом.

Он замолкает, потирая щетину на щеке, пока подыскивает слова.

– Я… я правда не хочу, чтобы случившееся между нами препятствовало нашей дружбе. Я не хочу заставлять тебя чувствовать, что нужно держать дистанцию. Я полностью понимаю, почему ты не хотела развивать это дальше. Ты была права. Отношения в этом месте, – он обводит рукой вокруг, – это действительно плохая идея. Я это понимаю, Кейт. Но нам всем нужны люди, которым можно довериться – это все, к чему я веду.

Он сжимает меня в объятиях. Я не отстраняюсь. Я благодарна за его слова, убедившие меня, что мы все еще друзья.

– Спасибо, Дрю, – мой голос немного надламывается, когда он отпускает меня. – Я действительно это ценю.

Широкая улыбка расцветает на его лице.

– Без проблем, детка, – говорит он, взъерошивая мои волосы. – В любое время.





Глава 24. 3 июля, 2021 года




– Есть какая-то конкретная причина, почему ты хочешь это увидеть?

Роб оглядывается, сидя перед экраном моего компьютера в клинике. Хоть он одет в обычную форму, обтягивающую черную футболку и джинсы, я замечаю, что он перестал заморачиваться с гелем и его волосы выглядят прямыми и прилизанными.

– Надлежащая осмотрительность, – говорю я неопределенно. – Мне нужно отправить АСН медицинский отчет о психическом состоянии Алекса в период перед смертью.

Это не совсем правда – я уже детально отчиталась психиатру в Брюсселе, Джоану Ганнеру. Это было мучительное интервью. Я не могла избавиться от ощущения, что провалилась, что если бы вмешалась раньше или была более настойчива, с Алексом ничего бы не случилось.

Если Ганнер и сделал какие-то выводы, он не поделился ими со мной. И я не получила ответа от медицинской команды насчет отправленных мной фотографий тех непонятных отметин на лодыжках Алекса.

– Ясно… – Роб кликает на то, что выглядит как какая-то карта… наборы точек, отображенные на фоне плоского плана базы. Точки простираются зигзагами туда и обратно по всей карте. Невозможно понять, что происходит.

– Здесь показаны все доступные данные о передвижениях Алекса за последние двадцать четыре часа, – обьясняет Роб. – Что ты хочешь знать?

Это не очевидно? Я сдерживаю раздражение.

– Ты можешь сузить промежуток времени до того вечера?

Роб постукивает по клавиатуре. Большинство точек исчезает. Я смотрю на экран, пытаясь разобраться в оставшихся.

– Это его передвижения?

Он кивает.

– Есть способ узнать, когда они произошли?

– Одну секунду. – Роб нажимает еще несколько клавиш и отметки со временем появляются над точками. – Здесь он был с 19.24 до 22.41, сначала в столовой, потом в гостиной.


– А затем?

Роб изучает данные.

– Похоже, он вернулся в спальню и остался там.

– Можешь проверить его пульс?

Роб открывает еще одно окно. Я разглядываю график. Пульс Алекса замедляется вскоре после возвращения в комнату, скорее всего, указывая на то, что он заснул. Потом неожиданно подскакивает несколько часов спустя, но только на пару минут.

Я растерянно хмурюсь.

– Во сколько записаны последние данные о нем?

– Два пятьдесят три.

– И ничего после этого?

– Это последняя запись на его браслете, – качает головой Роб. – По крайней мере, когда он в последний раз синхронизировался с основной системой.

– Как часто он это делает?

– Браслеты настроены так, что загружают данные каждые два часа или как только подключаются к местной сети.

– То есть если мы найдем его браслет, там могут быть несинхронизированные данные?

– Это точно возможно. – Роб поворачивается на стуле, взглянув на меня. – Я слышал, он был без него, когда его принесли.

– Да, – подтверждаю я. Нет смысла врать насчет этого.

– Как думаешь, что он с ним сделал?

Это хороший вопрос. Если честно, я не слишком много размышляла о потерянном браслете, чересчур увлекшись непосредственными последствиями смерти Алекса.

Так что с ним случилось, спрашиваю я себя сейчас? Если Сандрин права, и он покончил с собой, зачем Алекс заморачивался, чтобы его снять? Даже если кто-то бы и понял, что он пропал, было мало шансов, что они приложат столько усилий, чтобы отследить его.

Кроме того, спрашивает голос у меня в голове, кто засыпает незадолго до того, как совершить самоубийство? Наверняка он был бы в таком состоянии, что и глаз не сомкнул бы?

Каро права. Ничего не сходится, по крайней мере, в версии событий Сандрин.

Я смотрю на экран компьютера. Что, если кто-то снял браслет Алекса и уничтожил его как раз потому, что не хотел никаких доказательств случившегося в последние минуты его жизни? Я думаю о порванной рубашке Алекса, о следах связывания на его лодыжках – свидетельствах какой-то борьбы, которая могла бы отобразиться в данных.

О его неожиданно подскочившем сердцебиении, указывающем на то, что кто-то мог войти в комнату и разбудить его.

Cette pauvre fille.

Эта бедная девочка. Слова Жан-Люка заполняют мою голову. Что сказал Алекс, когда я поймала его в столовой? Что доктор был расстроен из-за женщины, погибшей на льду.

Три человека, которые там умерли. Трое, чьи смерти повисли знаком вопроса. Антарктика – это опасное место, несомненно. Но это, похоже, складывается во что-то намного большее, чем совпадение.

– Мне еще что-то нужно сделать? – голос Роба возвращает меня к реальности. Я вдыхаю, затем медленно выдыхаю, пытаясь спрятать нарастающее беспокойство.

– Что насчет той ночи… ты мог бы получить доступ к данным остальных, посмотреть, есть ли что-то необычное?

– В каком плане необычное? – хмурится Роб.

– Я не знаю. Просто хочу проверить.

Он вздыхает, явно понимая, к чему я веду.

– Ладно, но некоторые снимают браслеты ночью, так что ты вряд ли получишь много информации.

Роб прав. Несмотря на мои настояния не снимать браслеты ради данных сна, они практически меня не слушают. Я не могу их винить. Пластиковые ремешки могут раздражать кожу, и люди всегда жалуются, что от них потеют запястья.

– Конечно. Но ты можешь все равно проверить?

Роб открывает еще одно окно, внимательно его изучая. Я жду так терпеливо, как могу. После моей последней дозы прошло три часа, и желание добавки становится все сложнее игнорировать, как усиливающийся зуд.

– Что там? – интересуюсь я через минуту. Роб смотрит на экран в замешательстве.

Он нерешительно поворачивает его ко мне. Я узнаю такой же плоский план, как раньше, приближенный на спальные помещения.

– Это комната Алекса снова, в 2.15. Ты можешь видеть сигнал его трекера здесь.