— Довольно, мне нет до этого дела. Извини, но с меня хватит, Лора. И знать не хочу, что у тебя случилось на этот раз…
— Майя, мне очень жаль…
— Ты знаешь, что было вчера? Знаешь? Вчера моему внуку исполнилось пять лет, и его мама по этому случаю повела его в зоопарк. И я должна была пойти с ними и все такое, но только я не пошла. И знаешь почему? Потому что я была здесь и заменяла тебя, а ты даже не соизволила позвонить и предупредить, хотя бы ради приличия.
— Я не могла, Майя. Мне ужасно жаль, честно, что так тебя подвела…
— Не могла просто позвонить? И почему? Опять оказалась за решеткой?
Лора опустила голову.
— Господи, да какого черта, прошу прощения за выражение! Тебя что — опять арестовали? — Майя в отчаянии всплеснула руками. — Извини, милая, но я больше не могу. Просто не могу. Хорошего понемножку. Я достаточно наслушалась твоих россказней. И я тебя предупреждала, верно? Не раз и не два. Твои вечные опоздания, грубость по отношению к клиентам…
— Но, Майя, это не было…
— Я знаю! Знаю, что ты хочешь сказать. Что ты не виновата. Ты никогда не бываешь виноватой. Может, так оно и есть. Может, это и не твоя вина, но, черт возьми, и не моя тоже! Или не так?
Лору вырвало на тротуар возле прачечной. Рыбными палочками и пиццей.
— Я не нарочно! — крикнула она Майе, в ужасе взиравшей на происходящее в окно.
Она не делала этого специально. Она же не могла вызвать рвоту по своей прихоти. Просто, сунув карту в банкомат рядом с прачечной, она убедилась, что на ее банковском счете было семь фунтов пятьдесят семь пенсов, что вместе с четырьмя фунтами сдачи в сумочке составляло все ее богатство. А теперь ее еще и уволили. Это было как удар под дых, потому что увольнение влекло за собой санкции. Ей могли отказать в жилищном пособии, причем на несколько месяцев, как уже случалось с людьми, которых она знала. Она представила, как ее выбросят на улицу и она станет бездомной, если, конечно, не попадет в тюрьму за убийство. И вот тогда ее вырвало. Вытерев рот, она побрела прочь, прикусив нижнюю губу и пытаясь подавить нарастающую панику, поднимавшуюся из глубин только что опустошенного желудка.
Добравшись до дома, она позвонила матери. Несмотря на то что мать так часто подводила и разочаровывала Лору, она продолжала ее любить и каждый раз надеялась, что вот теперь все пойдет по-другому.
— Мама? Ты меня слышишь? — На линии слышался какой-то треск и шум на заднем плане. — Мама?
— Лора! Как ты, дорогая?
— Мама… Со мной не все в порядке. Ты не могла бы ко мне приехать? — Последовало долгое молчание.
— Мама?
— Извини, дорогая?
— Я сказала, не могла бы ты ко мне приехать?
— Мы сейчас в Испании, так что сделать это будет непросто! — Мать засмеялась низким гортанным смехом, от которого у Лоры закололо сердце. — Но мы вернемся через несколько недель, так что, может быть, тогда.
— Понятно. Несколько недель? Я… а где вы?
— В Севилье. Знаешь, где растут апельсины.
— Да, я слышала о Севилье. — Лора с трудом сглотнула. — Мам, понимаешь, тут случилась одна хренотень, и у меня возникли кое-какие проблемы…
— Господи, Лора! Что — опять?!
Лора закусила губу.
— Да, опять! Прости… Я тут подумала… ты не можешь одолжить мне немного денег, чтобы перекантоваться? Мне просто немного не повезло, я правда не виновата.
— Лора… — На линии снова послышался треск.
— Мам, я не слышала, что ты сказала.
— Я говорю, что сейчас мы и сами на мели и вынуждены экономить.
— В Севилье?
— Да, в Севилье. Ричард выставил несколько картин на художественной ярмарке, и, по условиям, мы должны сами платить организаторам за место, так что…
— Выходит, ему так и не удалось ничего продать?
— Пока нет.
— Понятно.
После долгой паузы снова раздался треск. Лора услышала вздох матери, и в этот момент в ней что-то надорвалось. Она почувствовала, как разочарование сдавило ей сердце, словно кулак.
— Лора, ты плачешь? Ради бога, прекрати! Прошу тебя. Ты же знаешь, как я ненавижу, когда мною пытаются манипулировать с помощью эмоций.
— Нет, — сказала Лора, теперь уже действительно всхлипывая. — Я не плачу.
— Послушай, — деловито произнесла мать. — Ступай и поплачь, а потом перезвони мне, ладно? Я поговорю с Ричардом о деньгах, хорошо? Лора? Береги себя.
Лора еще немного поплакала, а когда закончила, чувствуя внутреннюю опустошенность, позвонила отцу, но он не взял трубку. Она оставила ему сообщение: «Пап, привет. Вчера меня задержали по обвинению в убийстве, но потом отпустили, так и не предъявив обвинения. Меня уволили с работы, потому что, находясь в полиции, я пропустила свою смену, еда у меня кончилась, а денег ни черта осталось, так что не мог бы ты мне перезвонить? Пока. И на всякий случай: это звонила Лора».
Сумевшая спастись
Проснувшись в то утро, он еще не знал, как проведет день и как этот день закончится, не знал, что в нем будет плохого и хорошего. Сполоснув лицо ржавой водой, он побрился перед грязным зеркалом в ванной комнате со стойким запахом дерьма, не представляя, что встретит такую симпатичную девушку.
Да и как он мог представить, что все так сложится? Что она будет дразнить его, флиртовать с ним и ранит его чувства, а потом вернется, подняв лапки кверху, и попросит о помощи и будет рада его обществу и его прикосновением к ее мягкому бедру, пока они едут в машине.
Проснувшись в то утро, он не имел представления об ожидавших его передрягах, приятном возбуждении и предвкушении.
9
Четыре дня в неделю Мириам работала в «Книгах на воде» — плавучем книжном магазине на канале, сразу за Бродвейским рынком. Магазин торговал новыми и подержанными книгами и годами балансировал на грани банкротства. По словам его владельца Николаса, в последнее время он был вынужден полагаться на пожертвования хипстеров (краудфандинг), чтобы удержаться на плаву, причем в буквальном смысле слова: недавно они собрали средства, чтобы заделать течь в корпусе судна.
В магазине Мириам занималась по большей части административной работой: отвечала за бухгалтерию, переписку, расстановку книг на полках и поддержание чистоты и порядка. Ей больше не разрешалось обслуживать клиентов (слишком груба) и составлять шелфтокеры — небольшие аннотации, в которых сотрудники книжного магазина высказывали свое мнение о новинках (слишком безаппеляционна). К тому же она внушала неприязнь. Николас никогда ничего такого не говорил, но в этом и не было необходимости. Мириам отлично знала, что не относится к тем, на кого приятно смотреть, что люди ее сторонятся, что если и существует качество, противоположное обаянию, то она наделена им в избытке. Мириам все это осознавала и принимала. А почему нет? Какая у нее альтернатива? Какой смысл притворяться, будто все не так, как есть на самом деле, и она не такая, какой является в действительности?
По средам Николас посещал своего врача, поэтому магазин открывала Мириам. Она была очень пунктуальна и не могла себе позволить опоздать даже на минуту. Этим утром она нырнула под мост Кэт-энд-Маттон ровно без четверти девять и удивилась, увидев у магазина покупателя, который пытался заглянуть в окно, поднеся к глазам ладони, чтобы лучше видеть. Мириам решила, что это турист, но, стоило ему отступить и посмотреть в ее сторону, как она застыла, почувствовав выброс адреналина. Тео Майерсон!
Очнувшись, она напомнила себе: ни в коем случае не показывать слабость! Сделав глубокий вдох, выпрямилась во все свои пять футов два дюйма и уверенно зашагала к нему.
— Вы что-то хотели? — поинтересовалась она.
Тео повернулся и с потемневшим лицом подошел к ней.
— Вообще-то да, — ответил он.
Как назло, все пешеходы куда-то подевались, и они оказались на тропинке одни. Сзади был мост, впереди баржа, и Тео Майерсон стоял у нее на пути.
— Мы еще не открылись, — сказала она и шагнула к воде, пытаясь его обойти. — Мы открываемся в девять. Вам придется прийти позже.
Майерсон тоже сделал шаг к воде, снова преграждая ей путь.
— Я здесь не для того, чтобы посмотреть книги, — сказал он. — Я здесь, чтобы предупредить вас: не вмешивайтесь в мои дела. И оставьте мою семью в покое.
Мириам сунула дрожащие руки в карманы.
— Я не имею к вашей семье никакого отношения, — возразила она. — Если, конечно… вы не имеете в виду своего племянника. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Ужасная трагедия. — Вытащив из сумки ключ от книжного магазина, Мириам отодвинула его локтем и прошла. — Я являюсь свидетелем, вам это говорили? Ко мне приезжала полиция, задали мне много вопросов, и я на них ответила.
Она повернулась, чтобы посмотреть на Тео, и растянула губы в улыбке.
— А вам бы хотелось, чтобы я поступила иначе? Знаете что, — она полезла в сумочку и вытащила мобильный телефон, — может, мне им позвонить? У меня в телефоне есть номер детектива, который просил сообщить ему, если я что-нибудь вспомню или замечу нечто необычное. Позвонить ему? Сказать, что вы пришли сюда, чтобы встретиться со мной? — Мириам увидела, что по его лицу пробежала тень испуга, отчего вдруг ощутила прилив огромного удовольствия. — Мистер Майерсон?
Так вот, подумала Мириам, каков он, вкус власти.
Вернувшись в тот вечер с работы, Мириам, даже не вымыв руки и не заварив себе чая, достала с полки над камином деревянную шкатулку, в которой хранила разные безделушки, и поставила ее на кухонный стол. Открыв ее, она принялась перебирать содержимое. Это был ритуал, к которому она время от времени прибегала, чтобы успокоить нервы, упорядочить мысли и сосредоточиться на действительно важных для нее вещах.
Она была со странностями и знала это, знала, какой ее видят люди. Окружающие видели в Мириам толстую женщину средних лет, без денег, без мужа, без влияния. Она была чужой, жила в плавучем доме, одевалась в благотворительном магазине и стриглась сама. Одни не замечали ее вовсе, другие считали, что с ней можно не церемониться, поскольку она ничего собой не представляет и не способна себя защитить.
Мириам достала из шкатулки сложенный вчетверо лист бумаги формата А4, развернула его и, разложив перед собой, разгладила. Она снова прочитала то, что было на нем написано, хотя делала это так часто, что практически выучила текст наизусть и могла его процитировать, по крайней мере наиболее оскорбительные его части.
Уважаемая миссис Льюис!
Я пишу как юрисконсульт Харриса Маккея, издателя Тео Майерсона, в ответ на Ваше письмо от 4 февраля. Я пишу от имени издательства и самого мистера Майерсона, который одобрил содержание этого письма. Мы хотим с самого начала четко заявить, что мистер Майерсон полностью отрицает обвинения в нарушении им авторских прав, содержащиеся в Вашем письме; Ваше требование совершенно необоснованно.
Ваше утверждение о том, что роман «Сумевшая спастись», написанный мистером Майерсоном и опубликованный под псевдонимом Кэролайн Макфарлейн, заимствует «темы и значительную часть сюжета» Ваших мемуаров, не выдерживает критики по ряду причин.
— Майя, мне очень жаль…
— Ты знаешь, что было вчера? Знаешь? Вчера моему внуку исполнилось пять лет, и его мама по этому случаю повела его в зоопарк. И я должна была пойти с ними и все такое, но только я не пошла. И знаешь почему? Потому что я была здесь и заменяла тебя, а ты даже не соизволила позвонить и предупредить, хотя бы ради приличия.
— Я не могла, Майя. Мне ужасно жаль, честно, что так тебя подвела…
— Не могла просто позвонить? И почему? Опять оказалась за решеткой?
Лора опустила голову.
— Господи, да какого черта, прошу прощения за выражение! Тебя что — опять арестовали? — Майя в отчаянии всплеснула руками. — Извини, милая, но я больше не могу. Просто не могу. Хорошего понемножку. Я достаточно наслушалась твоих россказней. И я тебя предупреждала, верно? Не раз и не два. Твои вечные опоздания, грубость по отношению к клиентам…
— Но, Майя, это не было…
— Я знаю! Знаю, что ты хочешь сказать. Что ты не виновата. Ты никогда не бываешь виноватой. Может, так оно и есть. Может, это и не твоя вина, но, черт возьми, и не моя тоже! Или не так?
Лору вырвало на тротуар возле прачечной. Рыбными палочками и пиццей.
— Я не нарочно! — крикнула она Майе, в ужасе взиравшей на происходящее в окно.
Она не делала этого специально. Она же не могла вызвать рвоту по своей прихоти. Просто, сунув карту в банкомат рядом с прачечной, она убедилась, что на ее банковском счете было семь фунтов пятьдесят семь пенсов, что вместе с четырьмя фунтами сдачи в сумочке составляло все ее богатство. А теперь ее еще и уволили. Это было как удар под дых, потому что увольнение влекло за собой санкции. Ей могли отказать в жилищном пособии, причем на несколько месяцев, как уже случалось с людьми, которых она знала. Она представила, как ее выбросят на улицу и она станет бездомной, если, конечно, не попадет в тюрьму за убийство. И вот тогда ее вырвало. Вытерев рот, она побрела прочь, прикусив нижнюю губу и пытаясь подавить нарастающую панику, поднимавшуюся из глубин только что опустошенного желудка.
Добравшись до дома, она позвонила матери. Несмотря на то что мать так часто подводила и разочаровывала Лору, она продолжала ее любить и каждый раз надеялась, что вот теперь все пойдет по-другому.
— Мама? Ты меня слышишь? — На линии слышался какой-то треск и шум на заднем плане. — Мама?
— Лора! Как ты, дорогая?
— Мама… Со мной не все в порядке. Ты не могла бы ко мне приехать? — Последовало долгое молчание.
— Мама?
— Извини, дорогая?
— Я сказала, не могла бы ты ко мне приехать?
— Мы сейчас в Испании, так что сделать это будет непросто! — Мать засмеялась низким гортанным смехом, от которого у Лоры закололо сердце. — Но мы вернемся через несколько недель, так что, может быть, тогда.
— Понятно. Несколько недель? Я… а где вы?
— В Севилье. Знаешь, где растут апельсины.
— Да, я слышала о Севилье. — Лора с трудом сглотнула. — Мам, понимаешь, тут случилась одна хренотень, и у меня возникли кое-какие проблемы…
— Господи, Лора! Что — опять?!
Лора закусила губу.
— Да, опять! Прости… Я тут подумала… ты не можешь одолжить мне немного денег, чтобы перекантоваться? Мне просто немного не повезло, я правда не виновата.
— Лора… — На линии снова послышался треск.
— Мам, я не слышала, что ты сказала.
— Я говорю, что сейчас мы и сами на мели и вынуждены экономить.
— В Севилье?
— Да, в Севилье. Ричард выставил несколько картин на художественной ярмарке, и, по условиям, мы должны сами платить организаторам за место, так что…
— Выходит, ему так и не удалось ничего продать?
— Пока нет.
— Понятно.
После долгой паузы снова раздался треск. Лора услышала вздох матери, и в этот момент в ней что-то надорвалось. Она почувствовала, как разочарование сдавило ей сердце, словно кулак.
— Лора, ты плачешь? Ради бога, прекрати! Прошу тебя. Ты же знаешь, как я ненавижу, когда мною пытаются манипулировать с помощью эмоций.
— Нет, — сказала Лора, теперь уже действительно всхлипывая. — Я не плачу.
— Послушай, — деловито произнесла мать. — Ступай и поплачь, а потом перезвони мне, ладно? Я поговорю с Ричардом о деньгах, хорошо? Лора? Береги себя.
Лора еще немного поплакала, а когда закончила, чувствуя внутреннюю опустошенность, позвонила отцу, но он не взял трубку. Она оставила ему сообщение: «Пап, привет. Вчера меня задержали по обвинению в убийстве, но потом отпустили, так и не предъявив обвинения. Меня уволили с работы, потому что, находясь в полиции, я пропустила свою смену, еда у меня кончилась, а денег ни черта осталось, так что не мог бы ты мне перезвонить? Пока. И на всякий случай: это звонила Лора».
Сумевшая спастись
Проснувшись в то утро, он еще не знал, как проведет день и как этот день закончится, не знал, что в нем будет плохого и хорошего. Сполоснув лицо ржавой водой, он побрился перед грязным зеркалом в ванной комнате со стойким запахом дерьма, не представляя, что встретит такую симпатичную девушку.
Да и как он мог представить, что все так сложится? Что она будет дразнить его, флиртовать с ним и ранит его чувства, а потом вернется, подняв лапки кверху, и попросит о помощи и будет рада его обществу и его прикосновением к ее мягкому бедру, пока они едут в машине.
Проснувшись в то утро, он не имел представления об ожидавших его передрягах, приятном возбуждении и предвкушении.
9
Четыре дня в неделю Мириам работала в «Книгах на воде» — плавучем книжном магазине на канале, сразу за Бродвейским рынком. Магазин торговал новыми и подержанными книгами и годами балансировал на грани банкротства. По словам его владельца Николаса, в последнее время он был вынужден полагаться на пожертвования хипстеров (краудфандинг), чтобы удержаться на плаву, причем в буквальном смысле слова: недавно они собрали средства, чтобы заделать течь в корпусе судна.
В магазине Мириам занималась по большей части административной работой: отвечала за бухгалтерию, переписку, расстановку книг на полках и поддержание чистоты и порядка. Ей больше не разрешалось обслуживать клиентов (слишком груба) и составлять шелфтокеры — небольшие аннотации, в которых сотрудники книжного магазина высказывали свое мнение о новинках (слишком безаппеляционна). К тому же она внушала неприязнь. Николас никогда ничего такого не говорил, но в этом и не было необходимости. Мириам отлично знала, что не относится к тем, на кого приятно смотреть, что люди ее сторонятся, что если и существует качество, противоположное обаянию, то она наделена им в избытке. Мириам все это осознавала и принимала. А почему нет? Какая у нее альтернатива? Какой смысл притворяться, будто все не так, как есть на самом деле, и она не такая, какой является в действительности?
По средам Николас посещал своего врача, поэтому магазин открывала Мириам. Она была очень пунктуальна и не могла себе позволить опоздать даже на минуту. Этим утром она нырнула под мост Кэт-энд-Маттон ровно без четверти девять и удивилась, увидев у магазина покупателя, который пытался заглянуть в окно, поднеся к глазам ладони, чтобы лучше видеть. Мириам решила, что это турист, но, стоило ему отступить и посмотреть в ее сторону, как она застыла, почувствовав выброс адреналина. Тео Майерсон!
Очнувшись, она напомнила себе: ни в коем случае не показывать слабость! Сделав глубокий вдох, выпрямилась во все свои пять футов два дюйма и уверенно зашагала к нему.
— Вы что-то хотели? — поинтересовалась она.
Тео повернулся и с потемневшим лицом подошел к ней.
— Вообще-то да, — ответил он.
Как назло, все пешеходы куда-то подевались, и они оказались на тропинке одни. Сзади был мост, впереди баржа, и Тео Майерсон стоял у нее на пути.
— Мы еще не открылись, — сказала она и шагнула к воде, пытаясь его обойти. — Мы открываемся в девять. Вам придется прийти позже.
Майерсон тоже сделал шаг к воде, снова преграждая ей путь.
— Я здесь не для того, чтобы посмотреть книги, — сказал он. — Я здесь, чтобы предупредить вас: не вмешивайтесь в мои дела. И оставьте мою семью в покое.
Мириам сунула дрожащие руки в карманы.
— Я не имею к вашей семье никакого отношения, — возразила она. — Если, конечно… вы не имеете в виду своего племянника. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Ужасная трагедия. — Вытащив из сумки ключ от книжного магазина, Мириам отодвинула его локтем и прошла. — Я являюсь свидетелем, вам это говорили? Ко мне приезжала полиция, задали мне много вопросов, и я на них ответила.
Она повернулась, чтобы посмотреть на Тео, и растянула губы в улыбке.
— А вам бы хотелось, чтобы я поступила иначе? Знаете что, — она полезла в сумочку и вытащила мобильный телефон, — может, мне им позвонить? У меня в телефоне есть номер детектива, который просил сообщить ему, если я что-нибудь вспомню или замечу нечто необычное. Позвонить ему? Сказать, что вы пришли сюда, чтобы встретиться со мной? — Мириам увидела, что по его лицу пробежала тень испуга, отчего вдруг ощутила прилив огромного удовольствия. — Мистер Майерсон?
Так вот, подумала Мириам, каков он, вкус власти.
Вернувшись в тот вечер с работы, Мириам, даже не вымыв руки и не заварив себе чая, достала с полки над камином деревянную шкатулку, в которой хранила разные безделушки, и поставила ее на кухонный стол. Открыв ее, она принялась перебирать содержимое. Это был ритуал, к которому она время от времени прибегала, чтобы успокоить нервы, упорядочить мысли и сосредоточиться на действительно важных для нее вещах.
Она была со странностями и знала это, знала, какой ее видят люди. Окружающие видели в Мириам толстую женщину средних лет, без денег, без мужа, без влияния. Она была чужой, жила в плавучем доме, одевалась в благотворительном магазине и стриглась сама. Одни не замечали ее вовсе, другие считали, что с ней можно не церемониться, поскольку она ничего собой не представляет и не способна себя защитить.
Мириам достала из шкатулки сложенный вчетверо лист бумаги формата А4, развернула его и, разложив перед собой, разгладила. Она снова прочитала то, что было на нем написано, хотя делала это так часто, что практически выучила текст наизусть и могла его процитировать, по крайней мере наиболее оскорбительные его части.
Уважаемая миссис Льюис!
Я пишу как юрисконсульт Харриса Маккея, издателя Тео Майерсона, в ответ на Ваше письмо от 4 февраля. Я пишу от имени издательства и самого мистера Майерсона, который одобрил содержание этого письма. Мы хотим с самого начала четко заявить, что мистер Майерсон полностью отрицает обвинения в нарушении им авторских прав, содержащиеся в Вашем письме; Ваше требование совершенно необоснованно.
Ваше утверждение о том, что роман «Сумевшая спастись», написанный мистером Майерсоном и опубликованный под псевдонимом Кэролайн Макфарлейн, заимствует «темы и значительную часть сюжета» Ваших мемуаров, не выдерживает критики по ряду причин.