Даже странно. Там, за стенами, бурлит ведомственная жизнь: шуршат ташени, шелестят бумаги, ноют иноземцы, шипит фонтан… А здесь я совсем одна. И это одиночество не умиротворяет, а, скорее, вглядывается в тебя: ну, что ты будешь делать? Тебе напомнили: не стой на месте, не врастай в землю, так куда ты теперь пойдешь?
От входа на меня таращилась пробковая доска. На приступочке под ней лежала пухлая пачка бумажек и булавки.
Я не привыкла видеть такие доски пустыми. У Полыни она была фигурно увешана догадками в семь слоев, выпирая от стены на добрый десяток сантиметров. Иногда, когда мы принимали горожан в кабинете, они даже хвалили «необычное произведение искусства».
Я взяла ярко-желтую бумажку и наклеила в самый центр доски. Перехватила поудобнее новенькое перо.
Так. Что же написать. Каким будет краеугольный камень моего приключения?
Ведь это очень важно — первый шаг. Да, с любой дороги можно свернуть (пусть даже в канаву). Но именно первый шаг задаёт настроение, которое может стать твоим верным другом, или наоборот, чинить тебе препятствия. Первый шаг — это линза, сквозь которую на тебя будут смотреть окружающие. Поди уговори их потом сменить окуляр… И пусть у меня из зрителей только муха, старательно взламывающая ящик печенья, для меня всегда важно было внутреннее состояние. Знание глубоко внутри: ты всё делаешь правильно.
Мне хотелось начать заполнение доски с какой-то особой бумажки.
«Мы все…» — написала я. И задумалась. Перо "Пиши Мной Только Правду" сильно обязывало.
В дверь постучались.
И сразу же открыли её.
— Тинави, мои поздравления! — прогрохотал мастер Улиус и, повернувшись боком, втиснулся в кабинет. — Не тот молодец, у кого бравый вид, а тот, кто победу творит!
— Здравствуйте, мастер! — улыбнулась я.
Меж тем, кустистая рыжая борода и огненные баки начальника не смогли скрыть то, как у него вытянулось лицо.
— Это точно твой кабинет? — удивился шеф и снова вышел в коридор — проверил номер и наличие таблички, гласящей «Тинави из Дома Страждущих, Младшая Ловчая».
— Мой. Друзья… э-э-э… навели уют.
— Не успела кошка умыться, а гости наехали? Понятно. А что за желтая бумажка? Гипотеза? Уже новое дело получила?
— Нет, я так… Для себя. Хотела написать некое напоминание. Некую правду, — искренне призналась я.
Потому что шеф у нас вещает на «поговоркоязе», и есть шанс, что он рефлекторно выдаст мне мудрое наставление. Подходящее.
Но нет.
— Правда редко включает в себя обобщения. Либо убирай слово «все», либо смирись с первой в твоём кабинете ложью, — глава Ловчих подмигнул.
Я пожала плечами.
— А дело вот, возьми. Я для тебя прихватил из сегодняшней стопки. Наугад, чтобы, значит, твою удачу проверить. С почином! — и глава департамента через весь кабинет метнул в меня папкой.
Я поймала её в двух сантиметрах от собственного носа. Улиус знает, что я играю в тринап, и очень любит наблюдать мою хватательную реакцию. Сам тоже спортсмен. Бывший, правда. Хотя, насколько мне известно, шарообразность Улиуса почему-то не повлияла ни на его силу, ни на скорость. Не хотела бы я столкнуться с ним на поле для игры.
Я посмотрела на папку. С папки на меня посмотрел ястреб — символ Ловчих.
«Дело пятого уровня» — то есть простое.
Наклейка голубая — то есть несрочное.
Улиус с любопытством протопал к телескопу от Дахху и начал, уважительно причмокивая, его изучать.
Я открыла дело.
Девочка Ринда Милкис… Пятнадцать лет… Дочь юристов из Республики Острого Пика. Пропала. «Боюсь, её уже не спасти», — цитата матери на присланной ташени. Текст расплывается от слез. И пестрит угрозами: что будет, если мы не поторопимся прийти на помощь.
Обалдеть! Ничего себе не срочное дело!
Да эти архивариусы совсем сдурели со своим преферансом, классификацию абы как ляпают!
Решив всё же не «сдавать» халатных коллег начальству, я молча метнулась к выходу.
— Поспешишь — людей насмешишь! — крикнул Улиус мне вслед. Потом он резко дёрнул за какой-то винтик, и труба телескопа с громким стуком грохнулась об пол.
Ох… Ладно. Если телескоп пережил путь из Тилирии, то и любопытство шефа, наверное, переживёт.
* * *
Согласно документам, резиденция Милкисов располагалась в квартале Предболотья. Как и следует из названия, это был район, примыкающий к длинной полосе Рычащих болот, что на западе Шолоха. Чтобы добраться туда, я вызвала на помощь Патрициуса Цокета — кентавра, перевозчика и любителя плести венки из ромашек.
Патрициус бойко пригарцевал к ступеням Ведомства. Крупногабаритная улыбка сияла на моложавом лице каурого кентавра:
— Мадам! — Патрициус нетерпеливо крутил головой, пока я забиралась в седло, разгребая себе местечко между объемными курьерскими мешками. — Как ваши дела сегодня?
— Как всегда, Патрициус! Недосып пополам с эйфорией. Погнали в Предболотье. Там девчушка пропала, так что поднажмём.
— Спасение девчушки! Отличный сюжет для нового выпуска «Езжай и Стражди»! — Патрициус вдохновился. — А то мы с дочками все рисуем, рисуем, а историй-то как-то не прибавляется… Вы уж давайте, обеспечьте нас приключениями. Поклонники ждут.
— Заметано, — я фыркнула. — Назовешь комикс «Ринда Милкис исчезает». Как тебе?
— Ринда Ми-и-илкис? — Патрициус игогокнул. — Тогда комикса не получится, мадам.
— Это еще почему?
— Мамаша Милкис меня засудит… Я вас сегодня ждать не буду, хорошо?
Ого!
Это насколько же Патрициусу не нравится госпожа Милкис, чтобы он меня на границе с болотами решил бросить?
* * *
Мы с Патрициусом остановились перед белоснежным особняком, у которого башенок было больше, чем зубов у волкодлака. Особняк стоял последним на улице. И то, улица — одно название. Всего несколько домов в густом сосновом подлеске.
Я спешилась и прошла в сад. Патрициус провожал меня таким жалобно-бархатным взглядом, будто в последний путь.
На подъездной аллее особняка дома журчала искусственная речушка. Меня встретил чопорный дворецкий, который и глазом не моргнул в ответ на то, что я пришла расследовать дело пропавшей Ринды.
Я подождала, пока меня пустят в гостиную — с лёгким удивлением, ибо… Где же спешка?
Салон оказался выполнен в светло-розовых тонах, перетекающих в беж. Тут и там на каменных подиумах стояли скучные юридические награды четы Милкис.
Сами Милкисы сидели на диване, как голубочки, сложив руки на коленях. У окна, ведущего в сад, замерла хрупкая девушка с крашеными голубыми волосами. Пробор — темный. У девицы были карие глаза, недобрая ухмылка, широкий свитер и драные брюки. Руки сплетены на груди, взгляд исподлобья. Тогда как взрослые выглядели образцом благополучия, девочка, казалось, живёт в Чреве Шолоха.
— Здрасте, — улыбнулась я. — Я Ловчая, Тинави из Дома Страждущих. Пришла искать Ринду Милкис.
— Поздно, — женщина скорбно поджала губы. — Вот она. Вернулась, — и палец на девицу.
— О, — сказала я. — Распишитесь тогда.
Какое… негероическое у меня дело.
Женщина расписалась. Девочка буравила меня взглядом.
— А вы не могли бы, — женщина побарабанила пальцами по лакированному подлокотнику кресла, — Наконец-то сделать что-то с Терновым замком?
— Что такое Терновый замок? — удивилась я.
Женщина презрительно хмыкнула:
— Детский дом. Оплот скудоумия.
— Мама! — рявкнула от окна Ринда. Неожиданно басовито.
— Она вечно туда убегает, — продолжала ябедничать госпожа Милкис, — Нашла себе друзей, видишь ли! Со шпаной якшается!
— МАМА!
— Иногда и вовсе на ночь сбегает! Мы уже устали вас вызывать! Всё равно вовремя не приезжаете! Каждый раз одно и то же — пока припрётесь, она уже возвращается! Прикройте этот детский дом, хранителей ради!
— Так отлично же, что возвращается, — я растерялась. — И не думаю, что детские дома имеют отношение к департаменту Ловчих…
Но леди Милкис уже прорвало:
— Это безобразие, что впритык к жилому кварталу располагается приют! Эти дети — пропащие души! Живут на болотах, как дикари! Их надо оградить! Или всё это — политическая провокация?! Вы специально построили Терновый замок рядом с нашим участком?! Вам не нравится наша республика?! Что вы хотите этим доказать, а, Тинави из Дома Страждущих? У вас к нам какие-то личные претензии?! Может, встретимся в суде?!
Подозреваю, давненько у меня не было такого глупого и растерянного лица. И впрямь, что, интересно, я хочу доказать тем фактом, что подвернулась под руку расстроенной даме?
От входа на меня таращилась пробковая доска. На приступочке под ней лежала пухлая пачка бумажек и булавки.
Я не привыкла видеть такие доски пустыми. У Полыни она была фигурно увешана догадками в семь слоев, выпирая от стены на добрый десяток сантиметров. Иногда, когда мы принимали горожан в кабинете, они даже хвалили «необычное произведение искусства».
Я взяла ярко-желтую бумажку и наклеила в самый центр доски. Перехватила поудобнее новенькое перо.
Так. Что же написать. Каким будет краеугольный камень моего приключения?
Ведь это очень важно — первый шаг. Да, с любой дороги можно свернуть (пусть даже в канаву). Но именно первый шаг задаёт настроение, которое может стать твоим верным другом, или наоборот, чинить тебе препятствия. Первый шаг — это линза, сквозь которую на тебя будут смотреть окружающие. Поди уговори их потом сменить окуляр… И пусть у меня из зрителей только муха, старательно взламывающая ящик печенья, для меня всегда важно было внутреннее состояние. Знание глубоко внутри: ты всё делаешь правильно.
Мне хотелось начать заполнение доски с какой-то особой бумажки.
«Мы все…» — написала я. И задумалась. Перо "Пиши Мной Только Правду" сильно обязывало.
В дверь постучались.
И сразу же открыли её.
— Тинави, мои поздравления! — прогрохотал мастер Улиус и, повернувшись боком, втиснулся в кабинет. — Не тот молодец, у кого бравый вид, а тот, кто победу творит!
— Здравствуйте, мастер! — улыбнулась я.
Меж тем, кустистая рыжая борода и огненные баки начальника не смогли скрыть то, как у него вытянулось лицо.
— Это точно твой кабинет? — удивился шеф и снова вышел в коридор — проверил номер и наличие таблички, гласящей «Тинави из Дома Страждущих, Младшая Ловчая».
— Мой. Друзья… э-э-э… навели уют.
— Не успела кошка умыться, а гости наехали? Понятно. А что за желтая бумажка? Гипотеза? Уже новое дело получила?
— Нет, я так… Для себя. Хотела написать некое напоминание. Некую правду, — искренне призналась я.
Потому что шеф у нас вещает на «поговоркоязе», и есть шанс, что он рефлекторно выдаст мне мудрое наставление. Подходящее.
Но нет.
— Правда редко включает в себя обобщения. Либо убирай слово «все», либо смирись с первой в твоём кабинете ложью, — глава Ловчих подмигнул.
Я пожала плечами.
— А дело вот, возьми. Я для тебя прихватил из сегодняшней стопки. Наугад, чтобы, значит, твою удачу проверить. С почином! — и глава департамента через весь кабинет метнул в меня папкой.
Я поймала её в двух сантиметрах от собственного носа. Улиус знает, что я играю в тринап, и очень любит наблюдать мою хватательную реакцию. Сам тоже спортсмен. Бывший, правда. Хотя, насколько мне известно, шарообразность Улиуса почему-то не повлияла ни на его силу, ни на скорость. Не хотела бы я столкнуться с ним на поле для игры.
Я посмотрела на папку. С папки на меня посмотрел ястреб — символ Ловчих.
«Дело пятого уровня» — то есть простое.
Наклейка голубая — то есть несрочное.
Улиус с любопытством протопал к телескопу от Дахху и начал, уважительно причмокивая, его изучать.
Я открыла дело.
Девочка Ринда Милкис… Пятнадцать лет… Дочь юристов из Республики Острого Пика. Пропала. «Боюсь, её уже не спасти», — цитата матери на присланной ташени. Текст расплывается от слез. И пестрит угрозами: что будет, если мы не поторопимся прийти на помощь.
Обалдеть! Ничего себе не срочное дело!
Да эти архивариусы совсем сдурели со своим преферансом, классификацию абы как ляпают!
Решив всё же не «сдавать» халатных коллег начальству, я молча метнулась к выходу.
— Поспешишь — людей насмешишь! — крикнул Улиус мне вслед. Потом он резко дёрнул за какой-то винтик, и труба телескопа с громким стуком грохнулась об пол.
Ох… Ладно. Если телескоп пережил путь из Тилирии, то и любопытство шефа, наверное, переживёт.
* * *
Согласно документам, резиденция Милкисов располагалась в квартале Предболотья. Как и следует из названия, это был район, примыкающий к длинной полосе Рычащих болот, что на западе Шолоха. Чтобы добраться туда, я вызвала на помощь Патрициуса Цокета — кентавра, перевозчика и любителя плести венки из ромашек.
Патрициус бойко пригарцевал к ступеням Ведомства. Крупногабаритная улыбка сияла на моложавом лице каурого кентавра:
— Мадам! — Патрициус нетерпеливо крутил головой, пока я забиралась в седло, разгребая себе местечко между объемными курьерскими мешками. — Как ваши дела сегодня?
— Как всегда, Патрициус! Недосып пополам с эйфорией. Погнали в Предболотье. Там девчушка пропала, так что поднажмём.
— Спасение девчушки! Отличный сюжет для нового выпуска «Езжай и Стражди»! — Патрициус вдохновился. — А то мы с дочками все рисуем, рисуем, а историй-то как-то не прибавляется… Вы уж давайте, обеспечьте нас приключениями. Поклонники ждут.
— Заметано, — я фыркнула. — Назовешь комикс «Ринда Милкис исчезает». Как тебе?
— Ринда Ми-и-илкис? — Патрициус игогокнул. — Тогда комикса не получится, мадам.
— Это еще почему?
— Мамаша Милкис меня засудит… Я вас сегодня ждать не буду, хорошо?
Ого!
Это насколько же Патрициусу не нравится госпожа Милкис, чтобы он меня на границе с болотами решил бросить?
* * *
Мы с Патрициусом остановились перед белоснежным особняком, у которого башенок было больше, чем зубов у волкодлака. Особняк стоял последним на улице. И то, улица — одно название. Всего несколько домов в густом сосновом подлеске.
Я спешилась и прошла в сад. Патрициус провожал меня таким жалобно-бархатным взглядом, будто в последний путь.
На подъездной аллее особняка дома журчала искусственная речушка. Меня встретил чопорный дворецкий, который и глазом не моргнул в ответ на то, что я пришла расследовать дело пропавшей Ринды.
Я подождала, пока меня пустят в гостиную — с лёгким удивлением, ибо… Где же спешка?
Салон оказался выполнен в светло-розовых тонах, перетекающих в беж. Тут и там на каменных подиумах стояли скучные юридические награды четы Милкис.
Сами Милкисы сидели на диване, как голубочки, сложив руки на коленях. У окна, ведущего в сад, замерла хрупкая девушка с крашеными голубыми волосами. Пробор — темный. У девицы были карие глаза, недобрая ухмылка, широкий свитер и драные брюки. Руки сплетены на груди, взгляд исподлобья. Тогда как взрослые выглядели образцом благополучия, девочка, казалось, живёт в Чреве Шолоха.
— Здрасте, — улыбнулась я. — Я Ловчая, Тинави из Дома Страждущих. Пришла искать Ринду Милкис.
— Поздно, — женщина скорбно поджала губы. — Вот она. Вернулась, — и палец на девицу.
— О, — сказала я. — Распишитесь тогда.
Какое… негероическое у меня дело.
Женщина расписалась. Девочка буравила меня взглядом.
— А вы не могли бы, — женщина побарабанила пальцами по лакированному подлокотнику кресла, — Наконец-то сделать что-то с Терновым замком?
— Что такое Терновый замок? — удивилась я.
Женщина презрительно хмыкнула:
— Детский дом. Оплот скудоумия.
— Мама! — рявкнула от окна Ринда. Неожиданно басовито.
— Она вечно туда убегает, — продолжала ябедничать госпожа Милкис, — Нашла себе друзей, видишь ли! Со шпаной якшается!
— МАМА!
— Иногда и вовсе на ночь сбегает! Мы уже устали вас вызывать! Всё равно вовремя не приезжаете! Каждый раз одно и то же — пока припрётесь, она уже возвращается! Прикройте этот детский дом, хранителей ради!
— Так отлично же, что возвращается, — я растерялась. — И не думаю, что детские дома имеют отношение к департаменту Ловчих…
Но леди Милкис уже прорвало:
— Это безобразие, что впритык к жилому кварталу располагается приют! Эти дети — пропащие души! Живут на болотах, как дикари! Их надо оградить! Или всё это — политическая провокация?! Вы специально построили Терновый замок рядом с нашим участком?! Вам не нравится наша республика?! Что вы хотите этим доказать, а, Тинави из Дома Страждущих? У вас к нам какие-то личные претензии?! Может, встретимся в суде?!
Подозреваю, давненько у меня не было такого глупого и растерянного лица. И впрямь, что, интересно, я хочу доказать тем фактом, что подвернулась под руку расстроенной даме?