Опять слова моей матери. Я потер страницы между пальцами, отчаянно желая продержаться еще немного.

– Это ты о чем?

Но, несмотря на все мои усилия, все вокруг уже начинало быстро тускнеть. Более реальным становилось ощущение, что я лежу на кровати в гостиничном номере, а не сижу на той скамейке, и я вот-вот мог проснуться. И пусть даже Дженни и не могла знать ответа на мой вопрос, мне все равно срочно требовалось хоть что-то от нее услышать.

– Что одинаковое? – выкрикнул я. – Чего он не найдет?

Пока я пристально всматривался в то, что осталось от нее, в голове у меня вдруг молнией промелькнуло некое озарение, и на миг показалось, будто я понял, что она могла иметь в виду. И хотя сновидение безнадежно ускользало от меня, а комната в реальном мире на глазах приобретала четкие очертания, я все-таки успел в самый последний раз увидеть ее улыбку – прямо перед тем, как окончательно проснуться. На ее тающих перед моими глазами губах возникли слова, которые я скорее почувствовал, чем услышал.

«Прощай, Пол».





33




К дому матери я ехал словно в отключке – просто стремился поскорее попасть туда, – так что подробности поездки едва ли отложились в памяти.

И причина была не только в некоторой сонливости, которую неизбежно ощущаешь после осознанного сновидения. Теперь, когда некое предположение пришло мне в голову, требовалось как можно быстрей оказаться в доме и проверить, насколько оно соответствует действительности. На первый взгляд то, о чем я думал, было полным безумием, и все же что-то со щелчком стало на место, и теперь мне нужно было во всем окончательно убедиться. И пока сам я мчался по шоссе, мой разум будто обогнал меня и уже дожидался в доме, взывая побыстрей присоединиться к нему.

«Они все одинаковые».

«Вот почему он его никогда не найдет».

Когда я остановил машину и выбрался из нее, на улице было пусто. Может, это была лишь игра моего воображения, но атмосфера вокруг показалась столь же странноватой, как и в день убийства.

Войдя в дом, я остановился в прихожей. Над верхней площадкой лестницы медленно закручивалась пыль, поднятая резко распахнутой дверью. В доме стояла обычная гнетущая тишина, но ощущалась она теперь как-то по-другому. Казалась она печальной и пустой, словно дом уже откуда-то знал, что человеческого существа, так долго прожившего в нем, теперь больше нет, и тихо горевал о своей утрате.

Я все еще нервничал из-за истории с куклой, но стремление наконец все выяснить оказалось сильнее. Поднявшись в свою старую комнату, я разложил содержимое коробки на столе.

Журнал.

Книжка с именем Дженни на обложке.

Тетради.

Теперь я смотрел на них. Всего их было восемь, и до сих пор я практически не уделял им внимания. Мой дневник сновидений оказался на самом верху стопки – его я в тот раз открыл и быстро просмотрел, а остальные не стал даже трогать, ничуть не расположенный перечитывать свои жалкие литературные опыты юных лет, тем более что это занятие я давно забросил.

Но теперь я взял одну из этих тетрадей и раскрыл ее.

Ничего.

Еще одну.

Ничего.

А раскрыв третью, вдруг увидел перед собой не свой собственный почерк, а плотную паутинную вязь Чарли.

Я машинально захлопнул тетрадь, сердце забилось чаще.

Мыслями я вернулся в тот день, когда мы вчетвером впервые сравнили результаты своих опытов – когда во время большой перемены Чарли ошарашил нас совершенно невероятным на первый взгляд фокусом: наглядно продемонстрировал, что видел с Джеймсом один и тот же сон на двоих. Именно в тот день я и заметил, что тетради у нас с Чарли абсолютно одинаковые.

«Это прямо в доме, Пол!»

«Они все одинаковые».

«Вот почему он никогда его не найдет».

Но ведь дневник сновидений Чарли якобы исчез вместе с ним! У них с Билли у обоих были с собой дневники в день убийства – предположительно как часть ритуала, разработанного Чарли. А значит, сейчас я держал в руках нечто тоже исчезнувшее из этого мира. И этот фокус я тоже никак не мог объяснить.

Фокус.

Я пробежал глазами несколько записей ближе к концу тетради. Все они оказались вариациями на одну и ту же тему: Красные Руки, лес, Билли и Джеймс. Большинство описаний были довольно расплывчатыми, но две записи выделялись, будучи гораздо более конкретными, чем остальные. Первым на глаза мне попался длинный пассаж с описанием сна, в котором Чарли убивает собаку Гудболда, а потом, ближе к началу, – столь же насыщенная подробностями запись о том, как он ночью стучится в дверь дома Джеймса. В обоих случаях, естественно, Чарли прекрасно знал, что он делал в реальной жизни, и мог быть более точным.

Я продолжал отлистывать к началу, пока не нашел запись, которая заинтересовала меня больше всего.

Я сижу вместе с ним в лесу.

Тут очень темно, но сквозь деревья тускло просвечивает луна, и мне понятно, что на нем старая армейская куртка – та, что с потрепанной тканью на плечах, похожей на перья, словно он ангел, который срезал свои крылья под корень.




Это было в точности то, что, как я помню, Чарли зачитывал тогда на большой перемене. Он велел Джеймсу передать мне свой дневник сновидений, чтобы я сам мог убедиться: все это правда. Тогда я смотрел на этот плотный черный почерк и на дату, указанную вверху, и сон был настолько близок к тому, что уже описал Джеймс, что это никак не могло быть простым совпадением. И все же тогда я не смог объяснить, как у Чарли это вышло.

Как он провернул подобный фокус.

Я перевернул еще одну страницу и начал читать.

Я сижу вместе с ним в лесу.



Потом еще одну.

Я сижу вместе с ним в лесу.



Я продолжал отлистывать к началу. Записи за всю неделю оказались абсолютно идентичными. Пусть Чарли и изменил некоторые слова, основное содержание совершенно не менялось. В каждой из записей мальчик и монстр выходят из леса и видят Джеймса на его заднем дворе, смотрящего на них в ответ.

И после всех этих лет я наконец понял.

Инкубация.

Чарли неделями засеивал наши мозги историями про то, что этот лес заколдован. Каждые выходные вел нас туда, всякий раз настаивая на том, чтобы мы проникали в лес через задний двор Джеймса. Так что практически неизбежно всем из нас, в том числе и Джеймсу, нечто подобное и должно было наконец присниться.

Я подумал про Дженни – как она тогда дала мне журнал. В то время я счел простым совпадением, что она захватила его с собой именно в тот самый день, когда я решил разыскать ее и поговорить с ней. Но все было не так, конечно же: я все неправильно понял, начал не с того конца. Дженни таскала его с собой каждый день и дала мне его просто потому, что я заговорил с ней. Подойди я к ней в любой другой день, и это показалось бы точно таким же совпадением.

И Чарли делал нечто подобное. Он каждое утро заносил в дневник запись с одним и тем же сюжетом, и всегда имел таковую наготове, когда бы Джеймс наконец ни описал нечто близкое, чтобы ей соответствовать.

«Это произошло гораздо раньше, чем я ожидал».

На меня накатила волна тоскливого раздражения. Как легко я мог бы тогда все остановить, если б вовремя догадался! В ту большую перемену все трое наблюдали за мной, ожидая моей реакции на запись в дневнике, и помню беспомощность, которую при этом чувствовал. А все-то, что от меня требовалось, – это просто перевернуть единственную страницу!

И если б я так и поступил, ничего из остального никогда бы не произошло.

Я закрыл дневник.

– Откуда он у тебя, ма? – негромко произнес я.

Дом, естественно, хранил молчание.

Я прошел в материнскую спальню. Раздернул занавески и выглянул на улицу. Солнце жарило с такой силой, что над крышей моей машины трепетало мутное марево. Никого по-прежнему не было видно – поселок оставался мертвым и молчаливым.

Дневник тяжко повис в руке.

«Откуда он у тебя?»

Этот вопрос вызвал у меня дурноту. Поскольку существовало множество возможных объяснений его появления в доме, и все они в конечном итоге сводились к одному и тому же.

Моя мать знала про исчезновение Чарли гораздо больше, чем успела мне рассказать.

Я поднял взгляд к потолку, представляя себе красные руки на потолке и коробки с газетами, которые она много лет собирала. Когда я впервые обнаружил их, то вообразил, будто мать прятала их все эти годы, пытаясь защитить меня от этого знания и чувства вины.

Но теперь я гадал, не было ли это чувство вины на самом деле ее собственным. Если она знала, что в действительности произошло с Чарли, тогда хотя бы часть вины за убийства, совершенные имитаторами, лежала на ней. Она могла бы сделать что-то, чтобы остановить их.

Опустив взгляд, я опять посмотрел за окно.

И улица уже больше не была пуста.

Сразу за моим автомобилем маячила какая-то фигура – скорее некий темный силуэт на фоне солнечного света. Черты лица поглощали клубы нагретого воздуха над крышей машины, но я мог сказать, что человек этот смотрит прямо на меня. Я сразу узнал его, и за какой-то миг – сердце успело стукнуть всего лишь раз – двадцати пяти лет как ни бывало.

Фигура нерешительно подняла руку.

После секундного колебания я сделал то же самое.

Оставив дневник сновидений на кровати, спустился вниз. Сразу за дверью на меня резко навалились тепло и яркий солнечный свет. Фигура теперь удалялась, неспешно уходя от меня по улице. Но у меня не было нужды догонять ее. Я и так знал, куда она направляется.

Отвернувшись от нее, я запер дверь.

А потом, тоже особо не спеша, двинулся следом.