Попытки сближения с Иудой предпринимались неоднократно. Надо сказать, все, к сожалению, без положительного результата. И, я думаю, совсем не звериное чутьё и недюжинный ум клиента стали тому порукой. Как, собственно, и по всей предыдущей жизни, ему просто тупо везло! Если, конечно, можно назвать «везунчиком» человека, имеющего наследственные либо благоприобретённые черты характера, именуемые цинизмом, наглостью, хамством, лицемерием и другими столь же официально осуждаемыми, сколь и необходимыми для существования подобных индивидуумов качествами.
Несколько лет назад я участвовал в одной из таких операций. После долгих обсуждений и споров из нескольких типовых сценариев была выбрана сцена спасения. Образ жизни объекта позволял разыграть именно этот вариант: когда он после трудов праведных на благо страны и народа восстанавливал силы, то есть тусовался с элитными дамами полусвета в престижных злачных местах Москвы, то охранника оставлял в машине с водителем – иное считалось дурным тоном в его кругах. А поскольку хамское поведение оставить в машине он не мог, хотя бы уже потому, что хамом себя не считал, то нередко давал повод для конфликтов, которые обычно сглаживала его широко известная благодаря телевизионному ящику харя и депутатский значок – символ безнаказанности и вседозволенности.
Сценарий был прост и ясен: трое-четверо отморозков находят повод придраться к Иуде (или делают это без повода), начинают жесткий прессинг, пытаясь увести его в машину и «вывезти в лес» для разговора… Но тут неожиданно вмешивается благородный защитник в моем лице, который обращает агрессоров в бегство и на волне благодарности спасенной жертвы становится его другом, а потом, может быть, и доверенным лицом! Препятствием к развитию событий именно таким образом могло стать полное отсутствие у Иуды чувства благодарности, тогда он мог ограничиться купюрой в сто долларов или просто небрежным взмахом руки: мол, иди, халдей, свободен! Это, конечно, учитывалось, но привить ему чувство благодарности возможности не было, так же как и более подходящих вариантов, оставалось надеяться, что благодарность все же проявится сама по себе, если спасение принесет большое и наглядное облегчение. Я предположил, что наглядность могла бы быть достигнута несколькими предварительными, но достаточно сильными ударами по толстой роже и хорошо осознаваемой реальной перспективой продолжения этого процесса, так удачно оборванного спасителем.
Начальники-организаторы акции были только довольны некоторым усложнением задачи. Исполнители получили соответствующие инструкции, а со мной были проработаны варианты развития диалога после избавления объекта от «злодеев». Но судьба внесла свои коррективы, добавив совершенно неожиданное препятствие.
Действие развивалось в ресторане пятизвездочного отеля «Арарат». Иуда поил двух моделей-эскортниц шампанским «Кристалл», когда вдруг, за полчаса до начала операции, к нему подошли три наглых парня с явно бандитскими физиономиями и соответствующими манерами и потребовали освободить излюбленное место своего хозяина, который стоял в двух шагах и смотрел на Иуду с таким выражением, с каким смотрит курица на зернышко, которое собралась склевать. Ни физиономия, ни значок не произвели на них ни малейшего впечатления, так и должно было быть, я даже удивился великолепному подбору участников. Правда, непонятно было, почему они начали раньше времени.
Тут я бы хотел внести небольшую ясность: участники операции с нашей стороны не были представлены друг другу, то есть я не знал в лицо «отморозков», они, естественно, никогда не видели меня. Кроме того, я изменил внешность – наклеил бороду, усы и вставил контактные линзы, изменив цвет глаз. И ещё два обстоятельства – было бы странно нашим сотрудникам предположить, что кто-то другой, кроме меня, в добром здравии и рассудке полезет спасать Иуду, а мне бы и в голову никогда не пришло, что нападение на Иуду станет трендом вечера.
Дальше все закрутилось по сценарию, только он оказался слишком натуралистичным, или актеры переигрывали: Иуде бутылкой разбили голову, а вдруг вскочившего гражданина с огнем справедливого негодования в глазах, то есть меня, тяжело осмотрели, будто прикидывая величину гроба, а потом достали ножи и бросились со всех сторон, пытаясь заглянуть мне даже не в бессмертную душу, что стремились сделать достаточно часто, а прямо в бренное тело – что, надо признаться, случалось гораздо реже. И тут я понял, что это не спектакль, а реальное нападение! И мне пришлось вести очень жесткую схватку по теме № 12 курса рукопашного боя: «один против четверых с использованием подручных предметов»… Двоих я уложил рядом с Иудой, третий не без моей помощи напоролся на собственный нож, а их главный успел вытащить пистолет, но тут же был отправлен мной в глубокий нокаут. Мне удалось уйти через заднюю дверь, так как Иуда слабо осознавал действительность и ему вызвали «скорую помощь». Нападавших – группу разбойников из Грузии во главе с известным вором в законе, задержали подоспевшие в установленное время мнимые нападающие и передали милиции. Все «залётные» получили длительные сроки за особо дерзкое хулиганство, ношение оружия и наркотиков, а также за целый ряд ранее нераскрытых, а теперь раскрученных преступлений. Ни Иуда, ни тем более я – в деле не фигурировали. Так мы с Иудой и не познакомились, он даже не знал, что должен быть мне благодарен.
Ну, и как тут опять не вспомнить Воннегута?
«Все настоящие солдаты погибли, – сказала она. И это была правда. Такие дела».
* * *
Как я проводил инструктаж и собирал свою напарницу в ресторанный вояж с Иудой – это отдельная горькая и душераздирающая песня с обильными мужскими слезами. Наивно было бы с моей стороны предполагать, что у этого подонка возникло желание бескорыстно накормить Эльвиру ужином в дорогом ресторане: Бульдозер если за что и платил, то всегда добивался возмещения расходов. Своими соображениями я откровенно поделился с Эльвирой, она обречённо покивала и развела руками: мол, что поделаешь – работа есть работа! Потом нервно закурила, несколько раз чиркнув колёсиком «Zippo», которую по-свойски вытащила из моего кармана.
Этого делать не следовало: «Zippo» была не обычной зажигалкой, а специзделием, найденным у убитого американского разведчика, работавшего под легендой офицера сил специальных операций в Сирии… Мне ее вручил Иван – соученик по разведшколе, а ныне генерал и мой начальник. Точнее, не вручил, а всучил: на прощанье широким жестом с размаху хлопнул по ладони, а когда убрал руку, то зажигалка осталась у меня в машинально сжатом кулаке.
«Вот, на всякий случай – может, пригодится», – туманно сказал он. Как «Zippo» может мне пригодиться: для прикуривания или по своему специальному назначению, Иван не уточнил. Правда, перед этим мы обговаривали задание: я должен был задокументировать измену Иуды и привезти его обратно для предания суду. Как человек догадливый, я понял, что «пригодится» мне она, если Иуда заупрямится и возвращаться не захочет. Но слова к делу не пришьешь, а непроизнесенные слова – тем более! Официально я задания на крайнюю меру не получал, значит, все можно списать на эксцесс исполнителя… Такие дела!
Я деликатно отобрал зажигалку и вернул на место, а потом внимательно заглянул в глаза той, которая, вопреки инструкциям, была не только моим партнером и спутницей. Она действительно выглядела расстроенной. Истинный профессионализм плюс высокое актёрское мастерство всегда отличало сотрудников нашей конторы… Эльвира, конечно же, не дура и прекрасно понимала, куда и зачем идёт, но её временами зависающий, мечтательно затуманенный взгляд и чрезмерное употребление сигарет «Данхил» говорили о многом. Я слишком хорошо знал свою партнёршу, чтобы не заметить этот тщательно скрываемый предстартовый энтузиазм, который, без оглядки на мои чувства, всё-таки слегка смущал старого разведчика. Да, конечно, это наша работа, мы профессионалы… ну, лимон бы, что ли, съела!
Ресторан был расположен в двух минутах ходьбы от площади Сан-Марко. Эльвира с удовольствием прогулялась по свежему воздуху, заодно и лёгкий мандраж пригасила, непонятно откуда взявшийся. Она много раз бывала с Полянским в ресторанах и покруче этого, так что шикарность заведения с мишленовской звездой не могла быть причиной волнения, да и сама акция внедрения в близкий круг Иуды для такого профессионала, как капитан Горина, была делом несложным, по крайней мере не объясняющим внезапные приливы и потливость. А вот замутить интимный хоровод на четверых с Кулебякиным и модельками – это кровь может разогнать неслабо. И в своих будоражащих видениях Эльвира почему-то чаще представляла себе ласки моделек, в своей безгрудости больше напоминающих мальчиков, чем свиноподобного Иуды. Странно, конечно, но, вполне возможно, это бессознательное желание объяснялось годами работы в мужских коллективах, где между делом о женщинах говорили гораздо чаще, чем о разрабатываемых мужчинах.
Эльвира шла по кварталу Риальто, цокая каблучками купленных утром специально для сегодняшнего выхода лодочках от Valentino Garavani. Увидев их в магазине на точёных ножках моей напарницы, я тут же плюнул на несчастные восемьсот евро, только бы она их не снимала! А ей вслед с тротуаров тоже звучало цоканье, только восхищённое, мужчин разных возрастов, провожающих взглядами эффектную красотку.
Как сказала в викторианскую эпоху английская поэтесса Элизабет Браунинг: «Душа Риальто – это торговля…» Эльвира проходила мимо многочисленных магазинчиков овощей, фруктов, ароматических трав, заполненных туристами барчиков, тратторий, остерий и прочего средиземноморского общепита, мимо закрытого уже рыбного рынка, своим амбре не дающего ни малейшего шанса воображению даже представить себе нечто другое на этом месте.
Порывшись вчерашним вечером в Интернете в поисках места нахождения нужного ресторана, капитан Горина между делом узнала, что во времена Венецианской республики Риальто был кварталом оживлённой торговли золотом, пряностями, шелками, здесь размещались розничные и оптовые рынки, магазины, торгующие предметами роскоши, конторы банков и страховых агентств, а также налоговая служба Венеции. Скотобойня города также располагалась в Риальто.
«Потому-то Иуда и выбрал ресторан в этом районе», – подумала Эльвира, но тут же справедливо одёрнула себя, заметив, что до таких тонкостей этот мордатый кабан вряд ли дошёл бы своим умом.
Веранда ресторана звёздного отеля с видом на мост Риальто будто медленно дрейфовала по Гранд каналу. Практически незаметный сетчатый купол накрывал её, защищая от надоедливых и опасных «попрошаек» – речных и морских чаек. После того как в Венеции убрали с улиц и площадей мусорные баки, тем самым лишив местный птичий бомонд пропитания, пернатые стали всё чаще атаковать людей и отбирать у них пищу. И если речные чайки немногим крупнее местных раскормленных голубей, то морские – настоящие монстры, с клювами, напоминающими средневековые кинжалы. Они способны вмиг опустошить тарелку с изысканным блюдом, либо, клюнув не туда, отправить человека на лечение. Кружа над верандой и не имея возможности хоть что-то стибрить с тарелок, птицы время от времени истошно орали, видимо, проклиная идиотов, натянувших сетку над шикарным харчем.
Покой респектабельной публики, наслаждающейся изысканной кухней от известного повара со звездой Мишлен, казалось, ничто не может нарушить, тем более крики каких-то птичек. Однако…
Хмельной Кулебякин со своими «вешалками» был уже на месте. Эльвиру проводил к столику пожилой представительный метрдотель с тщательно уложенной седой шевелюрой, очень напоминающий актёров старой русской театральной школы. Придвинув стул и положив перед ней меню в кожаном переплёте с оттиснутым логотипом отеля, «небожитель» с достоинством унёс свою импозантность.
– Опаздываешь, – не вставая, с дурашливой улыбкой попенял Иуда.
Эльвира, сморщив носик, кротко улыбнулась, будто извиняясь. Видимо, борову понравилась такая покорность, и он потрепал девушку по коленке.
Пренебрежительно кивнув на папку с меню, что Эльвира поняла как позволение выбрать то, что захочет, Кулебякин, тем не менее, сказал:
– Но я рекомендую присоединиться к нам. Там внутри, на красной страничке. Я здесь не впервые – плохого не посоветую!
Она открыла папку и прочитала текст, отпечатанный золотыми буквами на пурпурном глянцевом листе вкладыша:
МЕНЮ от ШЕФ-ПОВАРА
– Комплимент от шефа – вафля с перцем чили, устрица.
– Луковый бисквит со свекольной меренгой, анчоусом и пудрой из цветной капусты.
– Копчёная креветка, консоме с крабом, песто из морских водорослей и бельгийский салатный цикорий.
– Баулетти с треской, оливками, щавелем и горьким миндалём.
– Рыба «Джон Дори», подаётся с кремом из артишоков, картофельными чипсами, лобстером и кофейной пеной.
– Кокосовый мусс, красная шоколадная глазурь, малиновое печенье и мороженое из розы.
– А что из себя представляют эти «баулетти»? – спросила Эльвира, будто бы по другим названиям вопросов у неё не было.
– Да это такие конвертики из теста для лазаньи с разной начинкой. Так себе, – с готовностью продемонстрировала осведомлённость то ли Мика, то ли Лика. Кто есть кто, Эльвира так и не запомнила, хотя девиц теперь можно было различать по цвету волос: одна стала блондинкой, другая осталась брюнеткой. Не исключено, что у Кулебякина на них так «замылился» глаз, что он, дабы не путаться, повелел произвести покраску одного из объектов. Или берёзки вспомнились, или зебры. С него станется!
Запивали эти фантастические блюда шампанским и какой-то коллекционной граппой, без которой, по словам Кулебякина, вкус в полной мере не откроется и деньги будут пущены на ветер.
Под десерт Эльвира подняла восхищённый взгляд на Иуду:
– Потрясающе! Я бы такое никогда в жизни не выбрала. А как вы во всём этом разбираетесь? Ну и ну!
– По цене, – снисходительно ответил он, – самое дорогое плохим быть не может! Я всегда придерживаюсь этого принципа.
– Самый дорогой бриллиантовый ошейник всё равно останется ошейником!
Эльвира, в соответствии с моим инструктажем, не очень должна была сдерживать свой острый язычок, чтобы ещё контрастней выделиться на фоне вечно поддакивающих или молчащих моделек. Но это касалось только вербального общения, хотя тщетность такого ограничения я хорошо понимал.
Эскортницы с недоумением переглянулись: «При чем здесь какие-то ошейники? Ну, бриллианты – понятно, хотя сразу требовать их – это наглость!»
А Кулебякин, как всегда и везде, слышал только то, что хотел услышать:
– Будет и ошейник, будет и свисток! – похотливо осклабившись, он уже по-хозяйски двинул влажную липкую ладонь вверх по ноге Эльвиры, даже не подозревая, что она может этой ногой сделать с его мошонкой. – Ты со мной, киска, если подружишься, жалеть не будешь. Весь шоубиз – и артисточки наши козырные, и телеведущие, и всякие львицы светские, и балеринки из Большого – у меня с руки слизывают. И не только с руки. А уж про певичек и говорить нечего, добрая половина «Золотого граммофона» через меня прошла… Пока никто не жаловался!
Эльвира попыталась мягко убрать его руку, но Иуда, громко засмеявшись, попытался продвинуть пальцы по линии бедра под юбку дальше, к самому вожделенному. Он уже завёлся, а останавливать свои прихоти на полпути было не в его правилах, он и не замечал, как на него удивлённо оглядываются не только клиенты ресторана, но и его эскортное сопровождение. Длинная белая скатерть не давала рассмотреть в деталях происходящее ниже линии стола действо, но наряду с возмущёнными взглядами были и явно одобрительные – этот жирный русский кобель явно не промах: три барышни на любой цвет (блондинка, брюнетка и рыженькая) и вкус (модельки и классика) – по большому счёту есть чему позавидовать как не слишком разборчивым женщинам, так и многим разбирающимся мужчинам. Традиционной, естественно, ориентации.
Вдруг Эльвира, слегка наклонившись к Кулебякину, схватила его за руку, сдавила, как положено по инструкции в районе пульса, и положила обездвиженную кисть на стол, приводя непристойное положение в состояние приличия.
– Ой, кажется, я перебрал, рука затекла, – пожаловался Иуда и, растерев кисть, хрипло скомандовал:
– Всё, мочалки! «Пилотки» в ручки и быстренько в номер!
Зал проводил их взглядами разной степени зависти и брезгливости. Только «мхатовский» метрдотель, глядя поверх голов клиентов куда-то в венецианскую вечность, казалось, ничего не замечал, ничего не слышал, никем не интересовался и никого не осуждал. Только вздохнул с облегчением. Видимо, предыдущие посещения пьяных кобелей заканчивались не так мирно.
* * *
В интернете всё было описано красочно, честно и картинки впечатляющие, но «живьём» у Эльвиры всё равно дух захватило: антикварная мебель, обивка, обои и шторы фирмы Rubelli, бесшовный мозаичный пол – венецианский терраццо, резные лепные потолки и люстры из муранского стекла. Она и представить себе не могла, что эти качественные и поразительно красивые вещи способны, даже на короткое время, отвлечь её от любимой работы, но, войдя в номер, на мгновение забыла и о задании, и об Иуде, и даже обо мне, полковнике Дмитрии Артёмовиче Полянском, что понять, конечно, можно, но всё равно – довольно обидно!
То, что Кулебякин мало в чём себе родному отказывал, Эльвира уже знала, теперь она понимала, что и про женщин он вряд ли врал: импотент сразу трёх «мочалок» в постель не потащит. А постель в этом шикарном номере была по-венециански дожеской. Громадный квадрат, судя по всему, предназначался или для «шведской» семьи, или для супругов, которые не горят желанием соприкасаться друг с другом во время сна.
Тут-то и наступил второй за такой короткий промежуток времени момент, когда Эльвира забыла и о задании, и обо мне. Пока она приходила в себя от потрясения, Мика с Ликой привычно, на ходу сбросив с себя коктейльные платьица и лабутены, принялись за неё и Кулебякина. Ласковые, ухоженные руки профессионалок быстро раздели уже «поплывшую» Эльвиру и сопящего, с покрасневшими глазами, как у быка на корриде, Бульдозера. Перед тем как безоглядно сигануть в омут вынужденного разврата, Эльвира, наверное, успела подумать: «Как же я люблю свою работу!»
– Бр-р-р-р! – меня эти мысли привели в ярость, и я их безжалостно прогнал. – Нет, конечно нет, все-таки этот кабан не Ален Делон!
Хотя какая разница! На смену первой отвратительной мыслишке пришла другая, мстительная, подсказанная Воннегутом: «В телефонной будке рядом с номером написано: “Шейла Тэйлор дает всем!” Думаю, так оно и есть. Такие дела!»
И я не стал прогонять эту мысль писателя.
* * *
Все-таки правильно говорит начальство, правильно твердят приказы и инструкции: нельзя путать личное и служебное! Потому что, пока Эльвира выполняла задание, я думал о ее душе, чувствах, мыслях, – то есть категориях, совершенно чуждых нашей работе… Ревновал? Завидовал? Но кому?! Хотел бы я быть в это время на месте Эльвиры? Бред какой-то! А на месте Иуды? Категорически нет! Я русский офицер, а не похотливый разложившийся самец! Но тогда почему я думаю о том, о чем думать не должен?! Да потому, что я нарушил железное правило, что нередко приводит не только к провалу задания, но и к более печальным результатам…
Все эти мысли кипели у меня в голове, когда ножки напарницы ещё только цокали каблучками дорогих туфелек по мощёной многовековой мостовой квартала Риальто, а я уже как пару часов прочёсывал места возможного пребывания Рыбака. Согласно далекому от чертежного совершенства, но информативному рисунку синьора Луки Манфреди, мой друг Джузеппе плавал сейчас в венецианском треугольнике винопития, между улицами Гондольерной, Морской и Корабельной. А из досье Рыбака я знал, что он особо выделяет два типа питейных заведений, в зависимости от состояния кошелька на данный момент: бакари и траттории. В бакари, например, исключительно венецианском заведении, есть и пить, как правило, предполагается стоя, и кроме вина и легких закусок в этих маленьких барах ничего нет. Зато это чуть ли не единственное место в городе, где можно очень недорого выпить и перекусить. Траттория же для Брандолини, да и вообще для итальянцев, – это ресторан домашней кухни, то есть там подают то, что готовили мама и бабушка, а это значит, что в меню должен быть полный перечень национальных яств с обязательными закусками и, естественно, домашнее вино с не менее домашней граппой. Конечно, по сравнению с бакари траттория удовольствие более дорогостоящее, но классом несравненно выше, как, например, в ещё советской Москве уличная пивная и бар «Жигули» на Калининском.
В досье Брандолини регулярные недолгие запои и чистоплотность отмечались отдельно. За прошедшее время изменений тут не произошло: по словам синьора Манфреди, Рыбак не спал у себя уже несколько дней, но регулярно заходил переодеться и, насколько возможно, привести себя в порядок. Я включил логику и предположил, что он зависает не просто в треугольнике своего обычного плавания, а где-то в пешей доступности от дома. Поэтому поиски я начал с обхода дешёвых питейных точек, которые в районе адреса Рыбака были понатыканы, как кусочки свиного сала в местной мортаделле, и какое-то время мне казалось, что вот-вот, в следующей бакари или крохотной кафешке я его встречу.
Иногда приходилось пропускать по стаканчику, чтобы разговорить персонал, выдавая себя за его старинного приятеля, а непьющего приятеля у Рыбака быть не могло. Ведь показывать его фотографию – путь в никуда: ментов нигде не любят. Да, его видели то тут, то там, да, вот недавно был здесь, выпейте стаканчик, подождите, может, скоро заглянет, куда ему деваться… Но выйти на чистоплотного алкоголика никак не удавалось.
Ноги гудели, желудок требовал еды, а вино наоборот – просило выхода, но воля римского императора Веспессиана и любопытная деталь местного коммунального хозяйства исключали обычную в таких случаях процедуру, которую можно исполнить где угодно…
«При чем тут Веспессиан?» – спросит меня пытливый читатель. Да при том, что именно он насаждал во всех владениях Рима платные общественные туалеты (ему и принадлежит знаменитая фраза «деньги не пахнут»), а неизвестный изобретатель придумал наклонные доски, закрывающие углы на уровне коленей: чтобы не справляли нужду где ни попадя – теперь не примостишься, да еще обязательно забрызгаешься… Называли эту придумку не очень изящно, но точно: «антиссыкун»! Вдобавок к основному назначению она играет и антикриминальную роль: злоумышленники не спрячутся в углу темным вечером, поджидая припозднившуюся жертву. Может, поэтому я и не слышал про ограбления в Венеции?
Я зашёл в очередную симпатичную уютную тратторию и, посетив чистенький санузел, устроился в углу небольшого зала. Миловидная пожилая хозяйка с улыбкой выслушала просьбу принести пиццу, пасту, какую-нибудь закуску, вино и рюмку граппы. И неспешно сообщила: