– Ты совсем какая-то не такая стала!
Она помолчала и ответила:
– Да, не такая. А ты меня здесь обними! – и показала, где.
Он обнял.
– Слышишь? – спросила Степанида.
У капитана застучало сердце.
– Что? – спросил он. – Неужели?
Она промолчала. Тогда он спросил:
– Когда?
– Ты ещё не уезжал, – ответила она. – Но я побоялась тебе говорить, а то вдруг передумаешь ехать, скажешься больным…
– Да как это можно?! – сказал капитан. И опять обнял её в том месте. Степанида радостно заплакала. Потом успокоилась, долго молчала и, наконец, решилась и сказала:
– Боюсь я теперь всякого. Стали мне недобрые сны сниться. Как бы нашему дитю какой беды не вышло! Отпусти Валтю! Ты же обещал им, что его отпустишь.
– Валтю? – переспросил капитан. – Аманата? Илэлэкова сынка? Никак нельзя! Это закон!
– Но ты же говорил: отпустишь. Хоть до Рождества!
Капитан долго молчал, сопел, потом сказал:
– Ну, ладно! Но только до Рождества.
И назавтра утром в самом деле отпустил, дал ему Синельникова в провожатые. В тот же день уехал и адъюнкт, и на прощание поцеловал Степаниде ручки, Степанида покраснела. И это очень хорошо, что адъюнкт уезжает, радостно подумал капитан, у него же там важные дела, а тут что, тут всё почти что сделано – и сразу после адъюнктова отъезда, капитан не ушёл с пристани, а подошёл к артельным и вначале долго смотрел, как они работают, а после подозвал к себе их старосту, Игната Киселя, и на всякий случай всё-таки спросил, успеют ли они закончить своё дело к сроку. На что Кисель ответил, что как это не успеть, если до ими оговорённого срока, то есть до Успенья, ещё почти целый месяц времени, потому что Успенье это ещё вон когда, а всей работы здесь осталось не больше чем на неделю, ну, на две. И посему Кисель ещё прибавил:
– Так что чего нам не успеть? А вот успеет ли Лаптев?
– А что Лаптев? – спросил капитан.
– А Лаптева в этом году не будет, – ответил Кисель. – Пока вас тут не было, тунгусы проезжали. На Индигирке лёд стоит, сказали, в этом году он так и не тронулся. И, говорили ещё, две наши большие лодки там застряли, одну раздавило.
– Ты думаешь, что это Лаптев? – спросил капитан.
– Я ничего не думаю, – сказал Кисель. – Я только верю тунгусам. А они говорят, что в этом году по морю хода нет. И, как ты сам знаешь, его и в следующем году может не быть. И в позаследующем тоже. Такие уж к нас места! Край света! Поэтому куда спешить? Будет зима – будет служба. А пока что отпустите, ваше благородие, деток кормить надо, а тут время же сейчас какое! Сейчас по реке рыбка пойдёт, кто не ленивый, наберёт её на целый год. Потом олешки дикие на зимние луга поскачут, и мы олешек поколем. А там уже и речка встанет, лёд окрепнет, и мы и тут всё достроим, а после сразу побежим на Устье, на собачках, и срубим маяк и казарму!
Кисель замолчал. Капитан подумал и ответил:
– Ладно. До Успенья стройте дупель-шлюпки, а там будет видно.
Но видно ещё долго не было. Как Кисель и говорил, Лаптев в том году так и не появился в Нижнеколымске. И в следующем году тоже, и в позаследующем. Так что, забегая вперёд, скажем, что господин лейтенант Лаптев явился к ним уже только при другой государыне, при Анне Леопольдовне, то бишь через два лета на третье, и казармы ему пригодились, потому что пройти дальше Баранова камня господин Лаптев не смог и перезимовал при маяке, а весной пошёл сухим путём на Анадырск, а потом обратно на Иркутск и в Петербург, с отчётом.
Но это случится нескоро, а только в 1742-м году, уже при третьей государыне, Елисавете Петровне, и к нашему рассказу имеет малое касательство. Нас же более касалось вот что: дня через два после того, как капитан сговорился с Игнатом, и город стоял почти пустой, как это обычно бывает в путину, капитан сидел за столом и читал настольный календарь, как вдруг вошёл Шалауров. Под мышкой он держал что-то, завёрнутое в холстину. Сказал, что эту вещицу его люди нашли ещё на Малом Анюе, на привале, у берега, когда они обратно от Серебряной горы возвращались. Сказал – и положил тряпицу на стол, развернул её…
И капитан увидел большое серебряное блюдо – гнутое, местами сильно почерневшее, и ещё на нём были рисунки. Капитану стало жарко.
– Узнаёте, ваше благородие? – заговорщицким тоном спросил Шалауров.
Ну, ещё бы, подумал капитан, это ведь те самые рисунки с брёвен, на которых пытали адъюнкта. Капитан смотрел то на них, то на Шалаурова, и молчал. Шалауров подождал немного и сказал:
– Мне теперь одни и те же сны снятся.
Капитан ещё раз посмотрел на блюдо. В нём, как в воде, отражался костёр, на костре стояла здоровенная сковорода, а по ту сторону костра сидел остроголовый старик и пристально смотрел на капитана. Капитан не выдержал, резко поднялся, толкнул блюдо, то упало на пол, Шалауров подхватил его и снова поставил на стол. Теперь блюдо ничего не отражало. Шалауров негромко спросил:
– Не хотите, ваше благородие?
– Нет, не хочу, – ответил капитан.
– А вот и зря! – усмехаясь, сказал Шалауров. – У меня таких тарелок скоро знаете сколько будет?!
Капитан молчал. Шалауров забрал блюдо, поклонился и ушёл. И в тот же день, как сказали, куда-то уехал.
И больше его никто там не видел. Только уже после, лет, может, через пятьдесят, наверное, далеко за Барановым камнем, на Шелагском мысу, нашли обломки корабля да кое-какие вещицы, барахлишко всякое, да почерневшее серебряное блюдо, вот и всё.
А что Серебряная гора, или, правильней, Пильгурти-нейка? Так её до сих пор не нашли, потому что как её найдёшь, если она сегодня здесь, а в другой раз в совсем другом месте?
* * *
Литературно-художественное издание
Сибирский приключенческий роман
Булыга Сергей Алексеевич
ТЕНЬ СЕРЕБРЯНОЙ ГОРЫ
ООО «Издательство «Вече»
http://www.veche.ru
Она помолчала и ответила:
– Да, не такая. А ты меня здесь обними! – и показала, где.
Он обнял.
– Слышишь? – спросила Степанида.
У капитана застучало сердце.
– Что? – спросил он. – Неужели?
Она промолчала. Тогда он спросил:
– Когда?
– Ты ещё не уезжал, – ответила она. – Но я побоялась тебе говорить, а то вдруг передумаешь ехать, скажешься больным…
– Да как это можно?! – сказал капитан. И опять обнял её в том месте. Степанида радостно заплакала. Потом успокоилась, долго молчала и, наконец, решилась и сказала:
– Боюсь я теперь всякого. Стали мне недобрые сны сниться. Как бы нашему дитю какой беды не вышло! Отпусти Валтю! Ты же обещал им, что его отпустишь.
– Валтю? – переспросил капитан. – Аманата? Илэлэкова сынка? Никак нельзя! Это закон!
– Но ты же говорил: отпустишь. Хоть до Рождества!
Капитан долго молчал, сопел, потом сказал:
– Ну, ладно! Но только до Рождества.
И назавтра утром в самом деле отпустил, дал ему Синельникова в провожатые. В тот же день уехал и адъюнкт, и на прощание поцеловал Степаниде ручки, Степанида покраснела. И это очень хорошо, что адъюнкт уезжает, радостно подумал капитан, у него же там важные дела, а тут что, тут всё почти что сделано – и сразу после адъюнктова отъезда, капитан не ушёл с пристани, а подошёл к артельным и вначале долго смотрел, как они работают, а после подозвал к себе их старосту, Игната Киселя, и на всякий случай всё-таки спросил, успеют ли они закончить своё дело к сроку. На что Кисель ответил, что как это не успеть, если до ими оговорённого срока, то есть до Успенья, ещё почти целый месяц времени, потому что Успенье это ещё вон когда, а всей работы здесь осталось не больше чем на неделю, ну, на две. И посему Кисель ещё прибавил:
– Так что чего нам не успеть? А вот успеет ли Лаптев?
– А что Лаптев? – спросил капитан.
– А Лаптева в этом году не будет, – ответил Кисель. – Пока вас тут не было, тунгусы проезжали. На Индигирке лёд стоит, сказали, в этом году он так и не тронулся. И, говорили ещё, две наши большие лодки там застряли, одну раздавило.
– Ты думаешь, что это Лаптев? – спросил капитан.
– Я ничего не думаю, – сказал Кисель. – Я только верю тунгусам. А они говорят, что в этом году по морю хода нет. И, как ты сам знаешь, его и в следующем году может не быть. И в позаследующем тоже. Такие уж к нас места! Край света! Поэтому куда спешить? Будет зима – будет служба. А пока что отпустите, ваше благородие, деток кормить надо, а тут время же сейчас какое! Сейчас по реке рыбка пойдёт, кто не ленивый, наберёт её на целый год. Потом олешки дикие на зимние луга поскачут, и мы олешек поколем. А там уже и речка встанет, лёд окрепнет, и мы и тут всё достроим, а после сразу побежим на Устье, на собачках, и срубим маяк и казарму!
Кисель замолчал. Капитан подумал и ответил:
– Ладно. До Успенья стройте дупель-шлюпки, а там будет видно.
Но видно ещё долго не было. Как Кисель и говорил, Лаптев в том году так и не появился в Нижнеколымске. И в следующем году тоже, и в позаследующем. Так что, забегая вперёд, скажем, что господин лейтенант Лаптев явился к ним уже только при другой государыне, при Анне Леопольдовне, то бишь через два лета на третье, и казармы ему пригодились, потому что пройти дальше Баранова камня господин Лаптев не смог и перезимовал при маяке, а весной пошёл сухим путём на Анадырск, а потом обратно на Иркутск и в Петербург, с отчётом.
Но это случится нескоро, а только в 1742-м году, уже при третьей государыне, Елисавете Петровне, и к нашему рассказу имеет малое касательство. Нас же более касалось вот что: дня через два после того, как капитан сговорился с Игнатом, и город стоял почти пустой, как это обычно бывает в путину, капитан сидел за столом и читал настольный календарь, как вдруг вошёл Шалауров. Под мышкой он держал что-то, завёрнутое в холстину. Сказал, что эту вещицу его люди нашли ещё на Малом Анюе, на привале, у берега, когда они обратно от Серебряной горы возвращались. Сказал – и положил тряпицу на стол, развернул её…
И капитан увидел большое серебряное блюдо – гнутое, местами сильно почерневшее, и ещё на нём были рисунки. Капитану стало жарко.
– Узнаёте, ваше благородие? – заговорщицким тоном спросил Шалауров.
Ну, ещё бы, подумал капитан, это ведь те самые рисунки с брёвен, на которых пытали адъюнкта. Капитан смотрел то на них, то на Шалаурова, и молчал. Шалауров подождал немного и сказал:
– Мне теперь одни и те же сны снятся.
Капитан ещё раз посмотрел на блюдо. В нём, как в воде, отражался костёр, на костре стояла здоровенная сковорода, а по ту сторону костра сидел остроголовый старик и пристально смотрел на капитана. Капитан не выдержал, резко поднялся, толкнул блюдо, то упало на пол, Шалауров подхватил его и снова поставил на стол. Теперь блюдо ничего не отражало. Шалауров негромко спросил:
– Не хотите, ваше благородие?
– Нет, не хочу, – ответил капитан.
– А вот и зря! – усмехаясь, сказал Шалауров. – У меня таких тарелок скоро знаете сколько будет?!
Капитан молчал. Шалауров забрал блюдо, поклонился и ушёл. И в тот же день, как сказали, куда-то уехал.
И больше его никто там не видел. Только уже после, лет, может, через пятьдесят, наверное, далеко за Барановым камнем, на Шелагском мысу, нашли обломки корабля да кое-какие вещицы, барахлишко всякое, да почерневшее серебряное блюдо, вот и всё.
А что Серебряная гора, или, правильней, Пильгурти-нейка? Так её до сих пор не нашли, потому что как её найдёшь, если она сегодня здесь, а в другой раз в совсем другом месте?
* * *
Литературно-художественное издание
Сибирский приключенческий роман
Булыга Сергей Алексеевич
ТЕНЬ СЕРЕБРЯНОЙ ГОРЫ
ООО «Издательство «Вече»
http://www.veche.ru
Перейти к странице: