Глава 19
А утром они быстро собрались, отчалили, и начались те последние восемь дней пути, за которые, надо сразу сказать, ничего особенного не произошло. Капитаново войско просто плыло и плыло себе по Малому Анюю. Берега его были пустынные, а сам он становился всё уже и уже и всё время петлял. Вода в Анюе была бурная, течение быстрое, с перекатами и водоворотами, так что теперь они уже не столько плыли на вёслах, сколько шли с бечевой вдоль берега, тащили лодки против течения. А вечером, когда они останавливались на ночлег, Илэлэк посылал своего нового шамана, Имрына, вверх на утёсы, посмотреть, далеко ли ещё до той так называемой, так пока что называл её Илэлэк, Горы-Которую-Мы-Ищем. Имрын поднимался на утёсы, смотрел, возвращался и каждый раз говорил одно и то же: что Горы-Которую-Мы-Ищем пока что не видно, потому что её закрывают другие, более высокие горы. И прибавлял со всей возможной серьёзностью:
– Потому что это ещё рано.
И уходил к себе, ложился на землю и всю ночь слушал советы предков.
А утром они все вставали, собирались и плыли дальше. Река петляла. Хорошо Атч-ытагыну, думал капитан, его люди идут прямо, им ближе. Но зато им круче, потому что горы здесь высокие, и, получается, Атч-ытагын со своими идёт вверх-вниз, а капитан со своими то вправо, то влево. То есть, как говорил Шалауров, то на то и получается, поэтому капитан и Атч-ытагын, скорей всего, придут к Серебряной горе одновременно. А так как, продолжал Шалауров, у капитана сил всё же побольше, то мы, встретив Атч-ытагына, сразу же ударим по нему, и вот тогда если даже не всё серебро Серебряной горы станет нашим, то хотя бы все Атч-ытагыновы олени. И Илэлэковы тоже, конечно! И десять яранг добычи! И дурак адъюнкт. Вот примерно о чём все тогда думали и говорили, и оттого спешили как только могли. И на седьмой день, вечером, когда они пристали к берегу и начали, как обычно, учреждать лагерь…
Илэлэк подошёл к капитану и спросил, желает ли он подняться на утёсы и поискать оттуда Гору-Которую-Мы-Ищем.
– А где твой шаман? Что он сегодня будет делать? – спросил капитан.
– Он будет беседовать с предками. И открывать твои глаза, – ответил Илэлэк.
Капитан подумал и сказал, что он согласен. И они пошли. С ними было несколько илэлэковых воинов, которые шли впереди и железными капитанскими копьями расчищали тропу, а уже за ними поднимались капитан и Илэлэк. Так они шли довольно долго и видели перед собой обыкновенные серые горы с такими же серыми, покрытыми серым снегом вершинами. Потом они остановились, Илэлэк пропел какую-то недлинную инородческую молитву, после чего велел капитану смотреть со всей возможной внимательностью. Капитан начал смотреть и смотрел довольно долго, но ничего особенного не замечал. А потом вдруг далеко впереди, за однообразными серыми горами, капитан увидел совсем другую гору – светлую и блестящую.
– Вижу! – громко сказал капитан.
Все молчали. Видение не исчезало. Что это такое, думал капитан, это он действительно видит Серебряную гору, или ему просто очень захотелось её увидеть, вот она ему и представилась? Или это самая обыкновенная гора, просто закатное солнце так осветило её белую заснеженную вершину, а может…
Много чего капитан успел тогда передумать, может, за какую-то минуту…
А после гора вдруг исчезла!
– Что это? – спросил капитан. – Где она?
– Что случилось? – спросил Илэлэк. – Или упала? Или погасла?
Капитан подумал и сказал, что он, наверное, просто перестал её видеть.
– Это не очень добрый знак, – сказал Илэлэк, – но и не очень злой. А теперь нам надо возвращаться. Пойдём.
И они, развернувшись, пошли вниз. Колдовство, сердито думал капитан, вспоминая увиденное. Вот только дыма над вершиной не было, а почему? Он остановился и спросил про дым. На что Илэлэк покачал головой и ответил, что старик загасил свою трубку. Или кто-то другой загасил.
И они пошли дальше. Насмехается, подумал капитан и больше ни о чём уже не спрашивал. Всю обратную дорогу, до самого лагеря, они прошли молча. А там их поджидал Шалауров и сразу спросил, видели они на этот раз что-нибудь или опять не видели. На что капитан без особой охоты ответил, что он толком ничего не видел, а что видел, то могло привидеться.
И на этом их беседа кончилась, потому что капитан сказал, что уже завтра они могут встретить чукчей, так что надо к этому готовиться. И стал ходить между нашими кострами и проверять оружие и зелейные припасы, и кольчуги, если у кого такие имелись. А юкагиры, а впереди их, конечно, Имрын, их новый шаман, и Илэлэк, их тойон, вышли на берег и стали плясать, но уже без битья в бубен, чтобы, как сказал Имрын, их злые люди не услышали. И плясали они долго. Потом часа, может, на два, на три, стойбище затихло, все спали, а после опять начали понемногу шевелиться, просыпаться, готовить лодки, завтракать.
Потом они плыли. На первой лодке, как обычно, плыл Имрын, на второй капитан, и так далее. А если ещё учесть то, что река стала совсем узкая, а лодок было почти что под тридцать, то растянулись они очень далеко. То есть, думал капитан, из такого построения в атаку быстро не ударишь.
Но, правда, и никакого неприятеля пока что не наблюдались. Берега были высокие, по обеим сторонам теснились крутые утёсы, а Серебряной горы всё не было и не было. А время приближалось к полудню! Капитан вставал на лавке и смотрел вперёд. Имрын оглядывался на него с передней лодки, улыбался, потом поворачивался обратно и тоже смотрел вперёд. Но не вставал! То есть, думал капитан, шаман хорошо знает реку.
Так оно потом и оказалось. После очередного поворота реки Имрын приказал своей лодке причаливать к правому берегу, и, поворотившись к капитану, показал, чтобы он шёл за ними. Капитан так и сделал, и все остальные за ним повторили. Лодки стали ударяться в берег, их подхватывали и вытаскивали на сухое. Вокруг, насколько можно было рассмотреть, были одни утёсы, чёрно-серые.
А ещё была тропа вдоль берега. Они стащили лодки в одну кучу, оставили при них с десяток юкагиров для охраны, а сами пошли по той тропе. То есть Имрын их так повёл. Шли под почти что отвесной горой. Шли довольно долго, потом эта гора отступила, они вышли на большую пустошь…
И увидели Серебряную гору! Теперь она, снизу доверху, светилась ярким серебряным светом, а на верху над ней был виден дым. Дыму было немного. Да и откуда ему много взяться, подумал капитан и усмехнулся, курит же всего один старик из одной трубки. Капитан прикрыл глаза ладонью, чтобы не слепило солнце, и стал опять смотреть на вершину горы. Она сверкала всё ярче. Значит, чукчей на ней ещё не было и адъюнкта ещё не привозили и не резали, подумал капитан, значит, нужно срочно подниматься наверх и устраивать там засаду, но это один отряд, это свои солдаты, а остальных разделить надвое и пустить вокруг горы с обеих сторон, пока не поздно! И капитан только уже хотел скомандовать…
Как гора вдруг резко потемнела, то есть теперь светилась только её заснеженная вершина, а остальные камни стали просто серыми, как и на других горах, соседних. Вот и всё, подумал капитан, Гришку зарезали, и перекрестился, колдовство закончилось. Но почему это зарезали? Может, ещё только положили резать, может, только приготовились… и заробели! Потому что нас учуяли! И капитан скомандовал:
– Первый батальон, за мной! Вперёд! – И побежал к горе.
За ним, было слышно, побежали, топали. Бежать было тяжело, капитан же был в кольчуге, с ружьём и при сабле. Но до горы было не так и далеко, да и сама гора казалась не такой уже высокой. Капитан бежал, отплёвывался, шапка наползала на глаза, он поправлял её.
Добежав до горы, капитан остановился и оглянулся. Сзади бежали его солдаты, все четверо. А больше никто не бежал. Всё остальное капитаново войско стояло плотно сбившейся толпой, а впереди их стоял на коленях Имрын и бил в бубен. Бубна слышно не было. Ну и чёрт с ними, подумал капитан, крикнул своим не отставать и первым полез на гору. Гора была как гора, каменная, крепкая. По горе вилась тропа. Капитан шёл по ней, торопился. Его догоняли его люди. Капитан снял шапку, на ходу утёрся, пошёл дальше. Тропы уже почти не было видно, капитан продирался сквозь стланик, спешил. Потом, понемногу, стланик кончился, теперь под ногами был снег. И, хоть ярко светило солнце, снег уже не горел серебром как вчера, а был обычным грязным летним снегом. Капитан остановился. Дальше идти не хотелось, потому что, думал капитан, зачем? Они же явно опоздали, Атч-ытагын их обогнал, зарезал дурака адъюнкта и ушёл, никого и ничего здесь уже нет!
И вдруг капитан почуял табачный дым. Табак был дрянной, шалауровский, старик только что его курил, дым не успел ещё развеяться, скорей! И капитан снова побежал! Ну, или быстро пошёл, так будет правильней, потому что капитан сильно устал. Его догнали солдаты. Они все тоже скользили в снегу, но поднимались на гору всё выше и выше. На горе кто-то кричал как будто бы, они бежали…
И, наконец, взбежали! Первым взбежал, конечно, капитан, осмотрелся и увидел, что кто-то лежит на снегу, а вокруг него столько кровищи, что как будто барана зарезали. Капитан кинулся туда, а тот человек лежал ничком, капитан отбросил ружьё, наклонился к лежащему, перевернул его…
И отшатнулся! Это был никакой не адъюнкт, а это был старый чукча, в одной руке он держал трубку, а вторая была скрючена от холода. И всё его лицо было в снегу, глаза неживые, остекленевшие, рот приоткрыт, перекошен…
Но капитан его узнал! Это был старый Харгитит, Атч-ытагынов шаман. А, тотчас же подумал капитан, давно он не видел Харгитита, говорили, он крепко хворает, а вот он и дохворался! Капитан распрямился, осмотрелся. Его люди расступились. Капитан увидел вкопанное в снег бревно с рисунками. Бревно было расколото, порублено, вокруг него валялись щепы.
– Нехорошее бревно, – сказал Синельников. – Беду приносит.
Капитан посмотрел на Синельникова. Тот стоял с двумя ружьями – своим и капитановым. Капитан забрал своё ружьё и осмотрелся. Внизу, неподалёку от горы, были видны стоящие толпой казаки, юкагиры. Но они были видны не очень отчётливо, потому что с неба пошёл снег. Снег шёл густой, хлопьями, и вскоре внизу совсем ничего не стало видно. Капитан посмотрел вверх. Верха тоже видно не было, был только один снег. А после там ещё вдруг каркнул ворон. И ещё раз! И захлопал крыльями! А самого его видно не было. Потому что это же атч-ытагынов ворон, сразу понял капитан и крикнул:
– Пыжиков, стреляй!
Пыжиков, почти не целясь, стрельнул! Да и куда там тогда было целиться?! Ворона же видно не было, и он опять громко захлопал крыльями.
– Пли! – крикнул капитан, и стрельнул первым. – Пли! Пли!
И Синельников, Костюков и Меркулов тоже по разу стрельнули. А теперь все стояли и прислушивались. Было тихо, падал снег.
– Вот так! – злобно воскликнул капитан. – Сдохла птичка! Застрелили мы её! А теперь за мной! Левое плечо вперёд!
И, развернувшись, быстрым шагом пошёл вниз. Солдаты пошли за ним. Все молчали. Снег сыпал всё меньше и меньше, а после совсем перестал. Теперь всё вокруг было видно хорошо, разборчиво, то есть была видна река, а перед ней пустошь, белая от снега, а на пустоши стояло, выстроившись, наше войско: впереди юкагиры с луками и с копьями, а наши с ружьями стояли во втором ряду, то есть всё было сделано правильно, по уставу. Вот только против кого они так построились, видно пока что не было. Только было видно, как Шалауров, стоявший перед нашим войском, то и дело поглядывал куда-то вбок, за гору. Да кто ещё там может быть, в сердцах подумал капитан, чукчи конечно же, и чертыхнулся.
И почти сразу увидел, что он угадал. То есть они тогда как раз сошли с горы и почти сразу увидели чукчей, сотни примерно две, не больше. Они тоже были, как и юкагиры, с луками и копьями. Перед чукчами валом лежали нарты, с три десятка или даже больше. Вагенбург, подумал капитан и велел своим остановиться, перезарядить ружья и примкнуть штыки, а после опять скомандовал прибавить шагу. Ярко светило солнце, снег быстро таял.
Подойдя к войску, капитан велел солдатам пристраиваться к нашим, а сам сразу прошёл дальше, то есть туда, где впереди всех прохаживался вправо-влево Шалауров. Подойдя к нему, капитан снова глянул на чукчей и спросил, откуда они вдруг взялись.
– Да хрен их знает, ваше благородие, – в сердцах ответил Шалауров. – Никого тут поначалу нигде не было! А после вдруг снег повалил, а как после перестал валить, так эти будто из-под снега вылезли. Без колдовства не обошлось, ей-богу! – И тотчас же спросил: – А что там на горе?
– И там тоже не без этого, – нехотя ответил капитан, ещё раз посмотрел на чукчей и прибавил: – А чего эти хотят, не говорили? И где сам Атч-ытагын?
– Он к ним ещё не выходил, – ответил Шалауров.
– А их шаман?
– И его тоже не было. Выносили только его бубен. Я его бубен сразу узнал. Значит, и он здесь где-то рядом.
Капитан молчал, задумавшись, поглядывал на чукчей, а потом сказал:
– Да, он тут совсем рядом, на горе, лежит. Брюхо вспорото, везде кровища. А нашего адъюнкта нет нигде. И серебра, конечно, тоже.
Шалауров медленно снял шапку и перекрестился. Посмотрел на гору, помолчал, потом сказал:
– Что же это такое творится?
Солнце опять зашло за тучу, поднялся ветер, опять начало мести позёмку. Чукчи стояли как забор, не шевелились. Сзади подошёл Имрын, спросил, не случилось ли чего. Капитан сухо ответил:
– Мой названый брат исчез. Вместо него там лежит Харгитит, его там убили и распотрошили.
Имрын, обернувшись, помахал рукой. Подошёл Илэлэк. Имрын стал что-то быстро-быстро говорить по-юкагирски. Илэлэк сильно нахмурился и, повернувшись к капитану, сказал:
– Такое иногда бывает. И они не виноваты, а это твой названый брат слишком сильным оказался. Но его ещё можно спасти. Иди и скажи, что ты отдашь им Харгитита, если они отдадут твоего названого брата живым и невредимым.
Капитан посмотрел на Шалаурова. Тот покачал головой и сказал:
– Ох, я ни за что бы не поверил! Им человека убить – как раз плюнуть.
Капитан ещё подумал и сказал:
– Ладно, посмотрим, как оно будет на самом деле.
И обернувшись, велел позвать Костюкова, и чтобы тот взял с собой трубу. Пока Костюкова звали, пока он собрался и пришёл, капитан кивнул Синельникову и передал ему своё ружьё. Теперь капитан держал руку на сабле, как Дмитрий Иванович, и поглядывал по сторонам, примечая, всё ли у них в порядке. Подошёл Костюков, поднял трубу, утёр мундштук и приготовился играть. Капитан махнул рукой, Костюков заиграл чисто, громко, и они вдвоём пошли.
Глава 20
Идти нужно было всё время в гору. И чем дальше они шли, тем лучше видели чукчей. И тем этих чукчей становилось всё больше и больше! Потому что, как оказалось, за первыми чукчами, которые стояли за вагенбургом, шагов через сто стояли ещё одни чукчи, и ещё, тоже по сотни две, и тоже с копьями, просто их за бугром видно не было. Вот стервецы какие, думал капитан, полез бы сразу – порубили бы как Шестакова, земля ему пухом, и перекрестился.
Пошли дальше. И когда подошли к вагенбургу, то увидели, что дальше за горой стоит небольшая летняя яранга, а возле неё расхаживают люди, все вооружённые. Эту ярангу капитан сразу узнал – это была старая атч-ытагынова яранга, вся в заплатах, но Атч-ытагын её очень любил, говорил, что она приносит ему удачу, потому что когда он берёт её с собой, то ни от кого не бегает. И его покойный отец, прибавлял Атч-ытагын, не бегал, и дед, а шили деду эту ярангу пленные огненные таньги. И Атч-ытагын, улыбаясь, спросил:
– Знаешь, кто такие огненные таньги?
– Знаю, – ответил, также улыбаясь, капитан. – Это мои земляки. А самый главный мой земляк, и самый сильный, это Йакунин. Или, говоря по-нашему, Беспощадно Убивающий. Так или нет?!
И после того разговора Атч-ытагын никогда больше не спрашивал у капитана, кто такие таньги. И также и сегодня промолчит, если не отдаст адъюнкта! Подумав так, капитан хмыкнул, осмотрел стоящих за перевёрнутыми нартами воинов, сделал знак Костюкову молчать, повернулся к старшему из воинов, а это был умилык, то есть силач, Кэт-Аймак, и строго сказал:
– Сбегай к своему хозяину и передай ему, что сейчас к нему придёт Большой Каптана.