Осознав время, я подскочила как ужаленная. Сбросила голые ступни вниз, в два скрипнувших половицами прыжка настигла замершего Ловчего и безапелляционно схватила его за правую руку.

– Санация! – хрипло взвыла я в стиле припадочной пифии с Рокочущих рядов. – Что? Как? ВСЕ?! – И я начала сдирать с предплечья куратора броню из кожаных и серебряных браслетов.

Под ними все было как прежде, то есть имелось скопище дурацких татуировок – наколок обыкновенных: феи, кентавры, розы и шестеренки. А глубже – едва просвечивала багровая Глазница.

Полынь с интересом наблюдал за моим на него нападением.

– Почему она на месте? – Я взволнованно потрясла рукой Ловчего. Зазвенели колокольчики.

Полынь издевательски поднял бровь:

– А почему бы ей там не быть? Но если ты про мою руку в целом, то еще немного усилий – и оторвешь.

Я отпустила его. Порозовела. Поплелась обратно к диванчику.

Полынь открыл форточку – и в библиотеку, как перекати-поле, вкатился теплый шар июньского пряного ветра. Мелодичные переливы птиц, разбавленные нудным стуком дятла, треск деревянных крустовых ножниц в далекой роще ошши («время сделать дереву прическу!»), легкий, волнующий аромат вербены – все это догнало меня и, дурачась, ласково стукнуло по макушке. Привет.

– Не понимаю, – пожаловалась я Полыни и с ногами забралась на топчан, где начала активно вить вокруг себя гнездо из одеяла. – Тебя же вызвали на санацию – очистку от магических татуировок – сегодня в полдень. Знаю, я не должна была читать ту записку, но прочитала. И что? Как получилось, что Глазница при тебе? Или они имели в виду не ее, а…

Я судорожно вздохнула и снова спрыгнула на пол.

Наученный горьким опытом, Полынь резво шмыгнул за книжный стеллаж. Да еще и левую руку за спину спрятал – на всякий случай.

– Хей, полегче! – Он остудил мой пыл, задрав рукав хламиды и сквозь ряды полок показав татуировку Ловчего. Целехонькую. Все такую же волшебную, все так же мерцающую.

– Тогда что они удалили? – Я не собиралась сдаваться, хищно обходя стеллаж по кругу.

Полынь всерьез забеспокоился.

Утренняя охота, в которой он был на роли жертвы, явно не входила в его планы. Куратор отступил еще на шажок и миролюбиво предложил:

– Давай ты престанешь вынуждать меня к обнаженке, и тогда я все расскажу?

– Ну хорошо, – после некоторого раздумья согласилась я. – Но ведь все в порядке, да?..

– Все в порядке, малек.

Я перевела дух и впервые за полтора суток улыбнулась. Полынь улыбнулся в ответ. Потом Ловчий покосился на пакет с пирогом. Тот источал призывные ароматы с дивана.

– И давай его съедим. Раз уж в «Кузине» не вышло, то хотя бы у тебя. Все-таки мой выигрыш.

– Все бы так покорно себе выигрыши выплачивали! – похвалила я, подцепила пакет и пошлепала в сторону кухни. – …Полтора часа ждал, серьезно?

– Полтора часа.

– Ужас. Обалдеть. Да вы просто Король Терпения, господин Ловчий!

– Сочту за комплимент.





* * *


Полыни пришлось еще немного подождать меня. Будем надеяться, на фоне одинокого дозора в кондитерской это десятиминутное томление оказалось вполне терпимым.

Я же галопом скакала вверх и вниз по двухэтажному коттеджу. Говорят, женский пол многозадачен – и мне предстояло доказать это на собственном примере. Прямо сейчас.

Ибо на повестке дня стояла куча срочных дел.

Срочная кормежка оголодавшего, озлобленного Мараха.

Срочный пинок все того же филина в сторону Кадии, где бы та ни была – с запиской и просьбой о встрече.

Срочное изъятие у Полыни уже его совушки – маленького мохнатого Плюмика – и отправка наспех сочиненного письма Дахху (оно было пронизано восклицательными знаками, словами «Теннет», «дракон», «Пустота», «что за беспредел» и – тоже – просьбой о встрече).

Наконец, срочное приведение себя в порядок.

Что-то мне подсказывало, что день будет долгим, суматошным и непредсказуемым. Поэтому я распихала по карманам летяги едва ли не все содержимое дома: начиная с расчески и заканчивая миниатюрным словарем тролльего языка (в Шэрхенмисте я как бы тоже не планировала оказываться, если вы помните. Так что береженого мозг бережет).

В общем, на кухню к Полыни я спустилась, как тяжело груженый караванный верблюд, чей хозяин слишком серьезно воспринимает короткие пустынные переходы. Роль двух горбов играли висящая на спине цветочная шляпа и ведомственный рюкзак. В рюкзаке весело позвякивали, ударяясь о биту для тринапа, лекарства от всех болезней. Развороченная, до безобразия пустая аптечка гневно кривилась мне вслед.


– О? – удивился Полынь, когда я, погребенная под всем этим обмундированием, тяжело плюхнулась на кухонный стул. – Ты что, решила попутешествовать?

На столешнице перед Ловчим царил грушевый пирог.

Пирог этот, родом из «Стрекозиной кузины», никак не ожидал, что его мирное рождение в модном столичном кафе обернется поездкой через весь город в цепких пальцах Полыни. А потом – швырянием в нерасторопных девиц, проспавших все и вся.

Пирог смялся, осел и заметно грустил. Изобретательный кондитер поместил на него два сиротливых грушевых черенка – эдакие запятушки, напоминающие глаза. Глаза взирали на меня с невиданной доселе скорбью.

Я содрогнулась и решила ограничиться кофе на завтрак. Поедание пирога – с таким-то взглядом! – было слишком похоже на каннибализм.

– Нет, никаких путешествий. Просто становлюсь умнее.

– Умнее? Скорее становишься перестраховщицей. – Полынь подозрительно покосился на мой дребезжащий рюкзак.

Согласившись, что в словах Ловчего есть смысл, я сбросила с плеч тяжкую ношу и приготовилась внимать.

– Итак. Что у тебя происходит? Почему не было санации? И что это за прием, ради которого ты вчера пошел по магазинам под ручку с Кадией?

Полынь сцепил руки замком, вытянул их наверх, с удовольствием хрустнув пальцами. Покрутил туда-сюда головой. Тщательно поправил красную ленточку в пряди темных волос…

Я терпеливо ждала. Плавали, знаем. Оттягивание ответов – это у Внемлющего на уровне рефлекса. Может, на факультете Ходящих была такая дисциплина? «Игра на нервах собеседника для чайников»?

Наконец куратор соизволил ответить:

– Верно мыслишь, все связано. Собственно, вчерашний прием и отменил санацию. Вечером я… – он выдержал довольную паузу – эдакую десертную, – я был на аудиенции у Ее Величества Аутурни. И мы с ней чудесно поладили. Теперь я – ее личный Ходящий. На четверть ставки.

Я подавилась кофе, который так некстати глотнула. Еще немного осевший пирог, казалось, подмигнул мне, потешаясь.

– Это как? – поразилась я.

Полынь сиял, как медный грош.

– Ее Величество всегда присутствует на совещаниях короля и Совета. Была она в тронном зале и в тот день, когда мы вытащили принца Лиссая из некрополя. Ты этого не заметила, потому что загибалась от проклятия. Но я запомнил. Как и то, что Ее Величеству Аутурни очень не понравилась слишком вялая реакция Сайнора на то, что мы, бравые Ловчие, так героически вернули сыночка домой. Когда, казалось, уже нет надежды на спасенье. Ее Величество расстроило, что Сайнор выпихнул нас из зала, будто шавок, а Лиссая без лишних разговоров отправил в Лазарет, где принц сидит до сих пор, один-одинешенек, отрезанный от мира, семьи и друзей. «Восстанавливается». Ее Величество, – Полыни явно доставляло удовольствие снова и снова произносить это словосочетание на некий «придворный» манер – нараспев и жуть как подхалимски, – …Ее Величество сочла, что с нами обошлись несправедливо. Несоразмерно сотворенному добру. Поэтому, узнав о том, что меня вдобавок собираются лишить моих запредельных способностей, она потянула одеяло на себя. Решила, что, раз у муженька есть целых шесть Ходящих на побегушках, то и ей не помешает иметь одного. Эдакого тайного помощника для особых поручений. – И Полынь зажмурился, заулыбался, да так широко, что рот чуть не выполз за уши.

А потом куратор безжалостно оттяпал одну восьмую нашего грешного пирога, проглотил ее одним махом и выплюнул пугавший меня черенок в ладонь.

Ну все, пирог. Больше ты не будешь мне подмигивать.

– Поздравляю! – Я подперла подбородок кулаками. – А Сайнор не против?

– А Сайнор не в курсе… – Ловчий забрался на стул со скрещенными ногами. – Аутурни назначила мне аудиенцию в своей летней резиденции, на юге Шолоха. Короля и его свиты не было. Мы обсуждали условия контракта наедине. В конце, среди прочих, прозвучала просьба не светиться почем зря во дворце и передавать все послания, отчеты и так далее исключительно через Душицу. Так что, боюсь, Сайнор не при делах. Вероятно, Аутурни просто тихонько договорилась с мастером санатором и другими участниками несостоявшейся экзекуции, чтобы все было шито-крыто.

– Погоди, ты сказал, через Душицу? Твою сестру?

– Ну да. Кто, думаешь, навел Ее Величество на светлую мысль о ручном Ходящем? Душица уже несколько лет занимает позицию старшей фрейлины. С тех самых пор, как тетушка Монета устроила этот балаган… пардон, пансионат в нашем поместье. «Одаренным» сочли, среди прочих, внучатого племянника королевы (в девичестве она была из Дома Парящих). Редкий тугодум, он внезапно – благодаря тетушке – открыл в себе шикарного мага-технаря. Парень лепит такие имаграфы – залюбуешься! Королева была очень рада, что племянник нашел свое место в жизни, и в обмен взяла Душицу под крылышко. Ты видела мою сестрицу, – Полынь хмыкнул, – такая, получив теплое место, его уже не упустит.

Я подула на горячий кофе, тихонько отхлебнула и подивилась:

– Мне не показалось, что у вас с Душицей такие уж хорошие отношения… Чтобы она за тебя замолвила слово.

Полынь пожал плечами:

– Отношения и впрямь прохладные. Помогать мне при заключении в тюрьму она, как видишь, не стала. Но теперь, когда я «чистенький», она поведала королеве, какой у нее брат умница-разумница и как его особые навыки подходят для… М-м… Улаживания некоторых аспектов королевской жизни. Самой Душице это только на руку: чем больше у меня работы, тем меньше я околачиваюсь в поместье. Чем меньше я околачиваюсь в поместье, тем реже бешу ее напоминанием о том, что половина материальных благ в ее жизни появились оттого, что меня продали теневикам. Вот такие семейные истории! – И Полынь с энтузиазмом хлопнул ладонями по столу.

Потом куратор подскочил, азартно потер руки и стремительно стал убирать со скатерти: вырвал у меня из-под носа так и не дождавшийся пробы пирог, выдернул чашку с недопитым кофе, метнулся с полотенцем к серванту и обратно. Было видно, что Ловчего разрывает от ликования. Скакать до потолка и орать «ура-ура-ура, как все здорово!» ему не позволял Суровый Мужской Характер, но лихорадочные кухонные телодвижения говорили сами за себя.

Ведь есть такие люди, для которых нет ничего слаще, чем вывернуться из-под жернова судьбы в последний момент; найти решение, когда остальные уже завалились лапками кверху – и, победив, кайфовать, кайфовать по полной от того, что они все-таки обманули обстоятельства. Симпатичный народ: острый, лукавый, ртутно-текучий, холодновато-интеллектуальный. Притягательный, безумный, особенно сумасшедший народ…

– А ты сможешь совмещать эту должность с работой в ведомстве? – насупилась я, уже готовая расстроиться в случае отрицательного ответа.

И храбро, годами скрывать свою печаль.

– Да. Смогу. Официально только в ведомстве я и буду работать. Учти это и пока держи рот на замке, ладно?

– Может, тогда вообще не надо было мне рассказывать о королеве? – забеспокоилась я.

Не то чтобы я трепло, скорее наоборот, но вдруг меня поймают феи-щекотуньи и выбьют всю правду о назначении Полыни? Очередного витка противодействия Сайнору мы явно не выдержим! Зверь, Пустота и прочие ужасы иномирного происхождения – это еще куда ни шло. Но последовательно наживать врага в собственном короле – воистину дурацкая стратегия.

Полынь в ответ на мой вопрос заулыбался так благодушно, что стал выглядеть лет на десять старше. Такие улыбки – удел раздобревших начальников типа Улиуса, а не человека-иголки вроде куратора.

– Ну как же я мог тебе не сказать… – проворковал Полынь и начал пальцем на столе рисовать какие-то загогулинки.

Амулеты его позвякивали в такт словам. Солнечные лучи-нелегалы с опаской вползали на кухню сквозь щеточку жалюзи.