Филипп стал высыпать содержимое мешочка себе на руку. Вспыхнули разноцветные огоньки: золото, бриллианты, сапфиры. Я шумно вздохнула. Но сокровищ в бархатном мешочке было больше: нитка жемчуга, несколько полумесяцев, инкрустированных опалами, и необычного вида золотой наконечник стрелы. Время затупило и сгладило остроту его краев.

– Зачем все это? – удивилась я.

– Надевать на себя – вот зачем, – посмеиваясь, ответил Филипп. – Цепочка была моей, но когда я увидел, какое платье сшила тебе Мари, то подумал, что желтые бриллианты и сапфиры будут там вполне уместны. Вещи это старинные. Кто-то назовет цепь слишком мужской и неподходящей для невесты, но она прекрасно ляжет на твои плечи. Изначально на ней висел крест, но я подумал, что тебе, быть может, захочется прицепить туда наконечник стрелы.

– А что это за цветы?

Изящные желтые бутоны напоминали фрезию. Они перемежались золотыми лилиями, окаймленными сапфирами.

– Planta genista. У англичан это растение называется дроком. Анжуйская династия сделала его своей эмблемой.

Филипп говорил о Плантагенетах – самой могущественной королевской династии в английской истории. Плантагенеты расширили Вестминстерское аббатство. Уступив требованиям баронов, они подписали Великую хартию вольностей, учредили парламент и поддержали создание университетов в Оксфорде и Кембридже. Правители Плантагенеты воевали в Крестовых походах, вели Столетнюю войну с Францией. Один из них подарил свою цепь Филиппу в знак королевской милости. В сравнении с ней меркли все остальные украшения.

– Филипп, я даже не знаю…

Мои возражения закончились, когда Филипп передал остальные драгоценности Катрин и надел мне цепь. Женщина, глядящая на меня из темного зеркала, была похожа на современного историка не больше, чем Мэтью – на современного ученого.

Я не удержалась от изумленного возгласа.

– Потрясающе! – согласился Филипп. Его лицо слегка погрустнело. – Жаль, что Изабо здесь нет и она не видит, насколько ты великолепна и насколько счастлив Мэтью.

– Я потом ей все расскажу, – тихо пообещала я, глядя на его отражение в зеркале.

Катрин прикрепила к цепи золотой наконечник стрелы. Нитка жемчуга украсила мои волосы.

– Я прослежу, чтобы сегодня с драгоценностями ничего не случилось, а завтра утром верну их вам.

– Теперь они твои, Диана, и ты можешь делать с ними что пожелаешь. И с этим тоже. – Филипп снял с пояса другой мешочек, сделанный из прочной кожи, и протянул его мне.

Подарок оказался тяжелым. Очень тяжелым.

– Женщины в нашей семье имеют свои деньги. Таково требование Изабо. Все монеты, что лежат внутри, английские или французские. Конечно, они не так ценятся, как венецианские дукаты, но зато, когда ты будешь их тратить, вызовут меньше вопросов. Если тебе понадобится больше денег, достаточно попросить об этом Уолтера или других членов братства.

Приехав во Францию, я полностью зависела от Мэтью. Мы провели здесь немногим больше недели, но я успела научиться, как правильно держать себя, вести разговор, управлять домом и перегонять вино в спирт. Теперь у меня появились собственные деньги, а Филипп де Клермон публично назвал меня своей дочерью.

– Спасибо вам за все, – тихо сказала я. – Вряд ли вы хотели, чтобы я становилась вашей невесткой.

– Вначале, наверное, не хотел. Но даже старики способны поменять свое мнение. – Филипп широко улыбнулся. – А в конце я всегда получаю желаемое.

Женщины накинули на меня плащ. В самый последний момент Катрин и Жанна закрыли мне лицо шелковой вуалью, прикрепив ее к волосам опаловыми полумесяцами. Только теперь я поняла, что это заколки, на обратной стороне которых были цепкие зубчики.

Думаю, после истории с Шампье Тома и Этьен считали себя моими телохранителями. Сейчас мальчишки бежали впереди нас и во всю мощь легких провозглашали наше появление. Вскоре мы образовали процессию и в сумерках двинулись к церкви. Должно быть, с колокольни за нами следили и, увидев нас, ударили в колокола.

Когда мы подошли к церкви, у меня слегка подкашивались ноги. Возле церковных дверей собралась вся деревня вместе со священником. Поискав глазами Мэтью, я нашла его стоящим на невысоком крыльце. Даже сквозь вуаль я видела, как он внимательно смотрел на меня. Мы были с ним как солнце и луна. В этот момент мы не думали о времени, пространстве и различиях. Мы стремились поскорее оказаться рядом.

Приподняв подол, я пошла к нему. Короткая лестница показалась мне бесконечной. Интересно, время устраивает такой трюк всем невестам или только ведьмам?

Священник стоял у самой двери, но с внутренней стороны. Он улыбался, хотя почему-то не торопился приглашать нас внутрь. В руках он держал нераскрытую Библию. Поведение священника смутило меня, и я нахмурилась.

– Тебя что-то волнует, mon coeur? – спросил Мэтью.

– Почему нас не зовут внутрь?

– Бракосочетания совершаются возле церковных дверей, чтобы потом не было ожесточенных споров. Каждый рассказывает свою версию церемонии, и они могут не совпадать. Можно лишь благодарить Бога, что мы венчаемся не в метель.

– Commensez![50] – велел священник, кивнув Мэтью.

Мне было необходимо произнести одиннадцать слов, Мэтью – пятнадцать. Филипп сообщил священнику, что мы будем повторять свои клятвы еще и по-английски, поскольку невеста должна отчетливо понимать смысл даваемых ею обещаний. Таким образом, общее количество слов, необходимых для заключения нашего союза, возрастало до пятидесяти двух.

– Maintenant![51] – произнес дрожащий, явно проголодавшийся священник.

– Je, Matthew, donne mon corps à toi, Diana, en loyal mariage, – произнес Мэтью, беря меня за руку. – Я, Мэтью, отдаю тебе, Диана, свое тело в верное супружество.

– Et je le reçois, – ответила я. – И я принимаю его.

Мы одолели половину ритуала. Я набрала побольше воздуха и произнесла:

– Je, Diana, donne mon corps à toi, Matthew. – Разделавшись с длинной французской фразой, я повторила ее по-английски: – Я, Диана, отдаю свое тело тебе, Мэтью.

– Et je le reçois, avec joie. – Мэтью откинул мою вуаль и повторил: – И я его принимаю, с радостью.

– Это не те слова, – нахмурилась я.


Слова брачных клятв я помнила наизусть, и никакого «с радостью» там не было.

– Те, – упрямо повторил Мэтью, опуская голову.

Первый раз, когда Мэтью объявил меня своей истинной парой, мы женились по вампирскому обычаю. Второй – когда в Мэдисоне он надел мне на палец кольцо Изабо – отдали дань гражданскому законодательству. Теперь мы женились в третий раз.

Последующие события превратились в вереницу стремительно мелькающих эпизодов. Факельщики освещали нам путь. Подъем на вершину холма, где стоял замок, почему-то тоже занял больше времени. Вокруг все поздравляли нас и желали счастья. Столы в большом зале были уже накрыты. Гости поспешили к ним. Мы с Мэтью вдвоем уселись за семейный стол. Филипп кружил по залу, разнося вино и следя, чтобы все дети получили порцию жареной зайчатины и кусок пирога с сыром. Иногда он с гордостью поглядывал в нашу сторону, будто сегодня мы спасли мир от злых драконов.

– Вот уж не думал, что доживу до этого дня, – признался Филипп, подавая нам большой кусок пирога с заварным кремом.

Не знаю, долго ли продолжался субботний пир. Я заметила, что гости начали сдвигать столы к стенам. С галереи, где сидели музыканты, понеслись звуки свирелей и барабанов.

– По традиции первый танец принадлежит отцу невесты, – сказал Филипп, поклонившись мне.

Он повел меня на середину зала. Филипп был хорошим танцором, что не помешало мне сбиться с ритма и несколько раз наступить ему на ногу.

– А теперь ты позволишь мне потанцевать с женой? – спросил Мэтью, когда танец закончился.

– Не стану возражать. Твоя жена упорно пыталась сломать мне ногу.

Сказано это было серьезным тоном, но с озорным подмигиванием. Филипп отошел, оставив нас вдвоем.

Танцующие поспешили освободить нам середину зала. Музыка заиграла медленнее. Мелодию повел лютнист, которому негромко подыгрывал какой-то духовой инструмент. Я повторяла па танца, то отдаляясь от Мэтью, то приближаясь к нему. Я уже не замечала ни гостей, ни окружающего пространства.

– Что бы ни говорила твоя мать, а ты танцуешь гораздо лучше Филиппа, – заявила я, тяжело дыша после сравнительно медленного танца.

– Я тебя вел, и ты послушно следовала за мной, – усмехнулся Мэтью. – А Филиппу ты сопротивлялась на каждом шагу.

Когда танец опять свел нас вместе, Мэтью крепко прижал меня к себе и поцеловал.

– Ты будешь и впредь прощать мои грехи? – спросил он, продолжая двигаться в ритме танца.

– Смотря какие, – насторожилась я. – Что еще ты натворил?

– Я непоправимо смял твой кружевной воротник.

Я засмеялась. Мэтью поцеловал меня еще раз, коротко и страстно. Барабанщик счел это подсказкой. Музыка заиграла быстрее. Гостям тоже хотелось танцевать, и пространство вокруг нас начало заполняться вертящимися и скачущими парами. Боясь, как бы меня ненароком не сбили с ног, Мэтью увел меня к очагу. Вскоре туда подошел Филипп.

– Отведи жену в постель и закончи то, что оттягивал, – негромко сказал он сыну.

– Но гости… – попытался возразить Мэтью.

– Не упрямься, сын. Отведи жену в постель, – повторил Филипп. – Сделай это тихо, пока другие не захотели проводить вас до спальни и убедиться, что ты исполнил супружеский долг. С гостями я как-нибудь управлюсь.

Филипп поцеловал меня в обе щеки, пробормотал что-то по-гречески и спровадил нас в башню Мэтью.

Я бывала там в своем времени, но мне еще предстояло увидеть башню во всем великолепии конца XVI века. Интерьер покоев Мэтью изменился. Еще с площадки я ожидала увидеть книжные полки, но увидела массивную кровать под балдахином. Мои новые драгоценности Катрин и Жанна убрали в резную шкатулку. Они приготовили таз для умывания и полотенца. Мэтью уселся перед огнем, снял сапоги, затем стал неторопливо пить вино.

– Мадам, вам помочь расплести волосы? – спросила Жанна, опасливо поглядывая на моего мужа.

– Сам расплету, – угрюмо ответил ей Мэтью, продолжая смотреть на игру пламени.

– Подожди, – сказала я служанке.

Я быстро вытащила из волос полумесяцы с опалами. Жанна проворно убрала их в шкатулку. Затем они с Катрин помогли мне открепить вуаль и ушли. Я осталась стоять возле кровати. Мэтью по-прежнему сидел у огня, закинув ноги на один из сундуков с одеждой.

Убедившись, что рядом никого, Мэтью отставил бокал, запустил пальцы мне в волосы и мгновенно проделал все, с чем девицы провозились бы не менее получаса. Он снял нитку жемчуга. Мои волосы разметались по плечам. Мэтью поймал мой запах, и у него раздулись ноздри. Он притянул меня к себе и поцеловал в губы.

Но оставались вопросы, которые я должна была задать и получить ответы прежде, чем мы окажемся в постели.

– Мэтью, ты уверен?..

Холодные пальцы скользнули под мой кружевной воротник, отыскивая завязки, которые скрепляли воротник с корсажем.

Щелк. Щелк. Щелк.

Накрахмаленные кружева упали на пол. Мэтью расстегнул пуговицы моего высокого воротника. Он наклонился, поцеловав мне шею. Я схватилась за его дублет:

– Мэтью… Я хотела спросить…

Он зажал мне рот новым поцелуем, а сам тем временем снял с меня тяжелую цепь Филиппа. Я немного отстранилась, что облегчило Мэтью задачу. Его руки уже прорвались сквозь зубчатку пикадилей, где рукава скреплялись с корсажем. Как лазутчик, Мэтью искал уязвимые места в обороне моего наряда.

– Вот они где, – пробормотал он, поддев указательными пальцами края и решительно дернув.

Сначала один рукав, а потом и второй сползли по рукам и упали на пол. Мэтью ничуть не волновало, что он может порвать мое свадебное платье, существовавшее в единственном экземпляре.