- Ваша правда э-э-э.., - усач не нашёл, как меня поименовать, стрельнув по моим плечам с отсутствующими погонами, затем перевёл взгляд на Вяземского и, понизив голос до шёпота, сообщил ему: "Говорят, ожидают самого! Его сиятельство, верховного начальника санитарной и эвакуационной части генерал-адъютанта принца Ольденбургского!"
- Понятно, - почти успокоившись, пробормотал Вяземский, - засуетились, кувшинные рыла...надо же, сам Александр Петрович, генерал-адъютант и член Государственного совета. Видать, не обошлось и без самого Государя императора, всё-таки член фамилии...
- Вашбродь, у вокзального выхода телеги. Велено ваш лазарет в полном составе доставить. Обсервацию решено организовать у фруктовых пакгаузов, что вон у тех складов - прапорщик махнул куда-то в сторону хвоста нашего эшелона и скрывающихся за пристройками железнодорожных путей. Туда и вчерашний поезд пригнали. Тот, что с пленными. Наш-то госпиталь переполнен, да и благотворительные лазареты тоже. Не к солдатикам же бусурман класть...
- Так они что, до сих пор в вагонах? - опешил коллежский асессор.
- Не было никаких распоряжений выводить. Ни от полицмейстера, ни от жандармов, ни от тылового начальства, - поднял брови фельдфебель.
- Ты понял, Гаврила? "Не было распоряжений"! Я даже представить себе не могу, что твориться внутри вагонов. Их же из самого Тифлиса везут, небось, как сельдей в бочках!
- Иван Ильич, - наклонился я к уху Вяземского, - просите у фельдфебеля дополнительно полчаса на сборы. Очень нужно! Отговоритесь, что не всё необходимое взяли. Нужно оперативное совещание. Необходимо во что бы то ни стало сохранить жизни личного состава лазарета. Не то так и до фронта людей хоронить начнёте.
- Типун тебе, Гаврила... - рыкнул Вяземский, - и тут же повернулся к вестовому, - господин прапорщик, мне нужно четверть часа для корректировки планов и пополнения медикаментов. Ждите здесь!
- Так точно!
Едва все наши начали подниматься в тамбур, я попросил Вяземского скомандовать, чтобы все собрались в санитарном вагоне. Места там по более будет, хоть и обстановочка не комильфо. Надеюсь, моего авторитета в последующем инструктаже и поддержки князя хватит. Вляпались, похоже, мы по полной. Губернатор, городские власти и военные тыловики будут жопу рвать, исполняя высочайшее указание: не надо быть сыщиком с Бейкер-стрит, чтобы сделать вывод от полученной информации. Просвещённый монарх Российской Империи, ознаменовав значимую победу на Кавказском фронте, пожелал показать всему миру цивилизованный подход к военнопленным. Только вот нахрена тащить через всю страну чумные эшелоны? Мало ему своих раненых, что тащат с фронта всякую дрянь? Ну, Николай Александрович, бл@дь, я о вас и о вашем окружении был лучшего мнения! Правда, здесь принц Ольденбургский. А о нём я читал довольно хорошие отзывы. Соображающий вроде был дядька и с головой дружил. Боевой генерал и просвещённый аристократ, не самодур. Хватило ума свалить по-быстрому сразу после февраля 1917, пока не прибили. Но оставил о себе добрую память: Институт экспериментальной медицины и город-курорт Гагры. Вот такие вполне рукотворные памятники. А что уж потомки потом с этим наследием сделали, то уже дело десятое.
Ладно, это всё лирика. Вписался я в этот блудняк зачем? Сидел бы уже на призывном пункте со своей справкой и ждал отправки на фронт. Ан нет, прикипел Гаврила Никитич за эти недели к своим сослуживцам. Вон они собрались. Чёртова дюжина сестричек милосердия, да почти два десятка санитаров с выздоравливающими под командой младшего унтера Демьяна Стычки. Смотрят внимательно, без тени страха. Всё-таки я кой-какой авторитет за это время заработал, пусть они толком и не знают моего прошлого. Вяземский своей эскападой про опального студента запутал и без того темноватое прошлое.
- Господа, э-э-э...коллеги, сестрички, - я запнулся: трудно было с ходу придумать объединяющее всех именование, да и выступать я не планировал, но инструктаж перед предстоящим делом всё же решил провести, - вы все прекрасно слышали, в каком деле придётся участвовать личному составу нашего лазарета. Поэтому господин Вяземский поручил мне провести короткий инструктаж перед исполнением приказа. Многое из сказанного мной вам давно известно, но считаю нелишним будет напомнить. Кто-то уже знает, а для других хочу сообщить, что мы с Иваном Ильичом в дороге много раз обсуждали вопросы эпидемической ситуации на фронте и состояния личной защиты, а также профилактики инфекций, - я немного отступил в сторону и кивнул Вяземскому, тот с готовностью подхватил:
- Господа и дамы, прошу выслушать Гаврилу Никитича очень внимательно. Поверьте, всё, что он предложит для работы будет только во благо вашего здоровья и безопасности.
- Итак, - продолжил я, - в первую очередь все должны понять, что мы столкнёмся, скорее всего, с чудовищной антисанитарией и почти тотальной заболеваемостью пленных. Турок везли в товарных вагонах в той одежде, в какой они попали в плен, наверняка многие из них имеют боевые ранения, большей частью осложнённые. В основном это малограмотные крестьяне, среди которых есть люди разного возраста, некоторых из них в России посчитали бы просто детьми. Наберитесь мужества и терпения, увиденное может серьёзно сказаться на вашем душевном равновесии. Полураздетые, разутые, завшивленные, истощённые и грязные. Их много, очень много. Нам пока сообщили об одном эшелоне, но в течение дня прибудут ещё два. Полагаю, в итоге это будут тысячи пленных. Уверен, городские медики, общественные и благотворительные организации помогут. Но их всё равно будет недостаточно. В таком деле нужно очень много ресурсов. Конечно, будут помогать и солдаты, и полиция не останется в стороне. Возможно, захотят помочь и сердобольные горожане. Русские никогда не были равнодушны к чужим страданиям. Наша первоочередная задача: не допустить расползания заразы по городу и в то же время не заразиться самим. Иначе грош цена всем стараниям. Для чего предлагаю следующее. Первое: господин младший унтер-офицер Стычка, вам следует силами санитаров по прибытии быстро развернуть три полевые палатки. Две для переодевания мужчин и женщин из сотрудников лазарета, а третью для отдыха и принятия пищи. Первые две должны иметь разнесённые по противоположным сторонам вход и выход, а также внутренний полог-занавес из простыней, разделяющий грязную зону входа от чистого выхода. У входа внутри следует расположить пустые жестяные бочки для заражённой верхней одежды и ёмкости с горячей водой и дегтярным мылом, для умывания. По мере наполнения бочек заливать их водой и ставить на огонь для нагрева и кипячения, лучше с щёлоком. Хорошо бы в грязной зоне поставить мешки, в которые будут сбрасываться марлевые маски и те тканевые элементы одежды, что пришли в негодность, - для сжигания. Взять с собой весь запас резиновых перчаток и отдельных ёмкостей для раствора карболки. После каждой смены менять перчатки сёстрам милосердия! И это при том что работать придётся в них постоянно! - гулкий ропот раздался со стороны женской половины лазарета, - понимаю, нелегко, но это позволит серьёзно обезопасить не только вас. Обработка перчаток после перехода от инфекционных больных к неинфекционным и обратно позволит снизить риск внутрибольничных заражений. Да, доктор Вяземский, износ перчаток приведёт к полной их негодности. Да и на всех их не хватит. Поэтому вот, - я достал из кармана почти все свои наличные деньги и положил на один из ящиков, - господин младший унтер-офицер, распорядитесь послать кого-нибудь из санитаров в лавку. Нужно закупить для тех, кому не хватит резиновых обычные перчатки из грубой кожи. Сойдут для сортировки и переноса больных и умерших. Потом сожжём. Повторяю, главное, защитить персонал! Да, если будет возможность, закупите ещё обычных дешёвых наволочек, нательных рубах и портков, средних и больших размеров. Далее. В третью палатку заходить только после смены одежды на чистую. Кстати, Иван Ильич, нужно будет похлопотать перед местным начальством, чтобы дали распоряжение сколотить отдельный нужник для персонала. И лучше бы для мужчин и женщин раздельно. В нужник ходить тоже только в чистом! Рекомендую также пока мы здесь и не приступили к работе воспользоваться случаем и сходить по малой и большой нужде. И нечего скалиться, Семён! Припрёт - в штаны будешь класть, а раздеваться я очень не советую. Если хотите жить, а не лечь через сутки рядом с турками. Вошь лазейку всегда найдёт. А что такое тиф вам ли мне рассказывать? Второе: на переноску, раздевание, стрижку, помывку и обработку пленных идут только мужчины санитары вместе со мной. За сёстрами милосердия остаётся уход, раздача пищи и питья, а также лекарств. Как бы вам ни хотелось помочь, упаси Господь лезть в эту кашу! Поверьте, особо грязной работой будет кому заниматься. Помните, что вы высококвалифицированные специалисты в лечебном деле и утрата каждой из вас серьёзно скажется на фронте. Семён, носилки наши все просохли? Сильно воняют?
- Все по два раза пропитал! Проветрились, едва чую. Можно хоть болото, хоть в грязь.
- Отлично, вот и испытаем. Обрабатывать карболовым раствором после каждого перенесённого больного! Иван Ильич, вы, наверное, как и другие врачи будете на сортировке. Определять тяжесть состояния пациентов. Носить больных дело нехитрое, может, попросите нам в помощь нижних чинов?
- Безусловно, Гаврила Никитич, не может же наш лазарет всё взвалить на себя.
- Золотые слова. И ещё, нужно взять с собой максимальное количество ватно-марлевых повязок. Себе потом ещё нашьём, а марлей да ватой, надеюсь, городские службы обеспечат. Нужно обязательно убедить с полицейским начальством, чтобы все, кто будут формировать карантинный кордон носили маски. Хотя бы первый день. И были в перчатках, которые потом следует сжечь. Надеюсь на вашу способность убеждать. И чтобы не лезли к заразным! Идиоты умирают первыми. Их первейшая задача никого не впускать в зону карантина и не выпускать без разрешения медицинского начальства или, хотя бы без должного одобрения кого-то из врачей. Далее, Ольга Евгеньевна, всем сёстрам милосердия поверх повседневной формы одеть по два хирургических халата. Причём, учитывая, что они с завязками на спине, один, что надеваете первым, завязать спереди, а второй - как обычно. Ваши головные уборы очень хорошо подходят для нашей цели. Скажите, мадемуазель, у вас есть запасные?
- Конечно, герр Пронькин, - Вревская была сама невозмутимость.
- Отлично. Попрошу выдать их мне и нашим санитарам, которые будут на первичной сортировке больных. А также по паре головных косынок, что мы используем для подвязки раненых конечностей. Да, господа! - я поднял ладони, призывая к порядку загудевших мужиков, - вы оденете чепцы и повяжете косынки так, чтобы оставить открытым лишь переднюю часть лица, низ которого прикроете ватно-марлевыми повязками, оставив свободными лишь глаза. Кто не хочет, Иван Ильич согласится, того будем считать дезертиром! Для успокоения вашего мужского самолюбия могу предложить надеть поверх чепцов и косынок фуражки. Повязки с красным крестом, полагаю пока следует снять, так как потом их придётся сжечь. А это нерационально. Жаль, что нет возможности защитить вам глаза... - последнюю фразу я произнёс почти вполголоса, но Вяземский услышал.
- Позвольте, Гаврила Никитич, - князь достал свой бумажник и положил рядом с моими купюрами две "катеньки", то бишь кредитные билеты в сто рублей каждый, - Демьян, к тем покупкам, что указал Гавр, пусть посетят аптеки. Там продают очки без диоптрий, сойдут и новомодные от солнца. Только пусть с сильно тёмными стёклами не берут.
- Демьян, - вмешался я, - Самара - как-никак город губернский. Пусть поспрашивают насчёт очков для самокатчиков, мотоциклистов, лётчиков. Знаешь, такие с резиновыми или кожаными насадками. Такие лучше защитят. Но и идея Ивана Ильича просто замечательная!
- Сообразим, вашбродь, - кивнул унтер, бережно складывая деньги в тряпицу.
- Все остальные вводные в процессе работы. Ещё надо будет решить, как взаимодействовать с остальными медиками, но это уже дело начальства, - я недвусмысленно шагнул в строй к своим санитарам, полностью уступая место военному врачу РОКК.
- Надеюсь, всем всё понятно? - строго взглянул на нас Вяземский, - надеюсь, нас ждут всего лишь тиф, холера и дизентерия. Потому, как ежели чума...всё же турки... - он нервно потёр подбородок, - но не будем раньше времени панихиду справлять! Если кто почувствует себя плохо или сознание помутится, сообщать старшему по команде немедленно. Санитары - младшему унтер-офицеру Стычке, сёстры милосердия - мадемуазель Вревской! Да хранит нас Господь и вдохновляет Святой Георгий! Через четверть часа построение на перроне!
Народ споро, без суеты рассосался по вагонам. Я последовал за Вяземским, но в коридоре, увидев замешкавшуюся Вревскую, остановил её:
- Ольга Евгеньевна, два слова.
- Слушаю, герр Пронькин.
- Хочу дать дельный совет вашим сотрудницам. При всех не стал, совет деликатного свойства.
- Я внимательно слушаю.
- Рационально было бы переодеть сестёр милосердия в солдатское бельё. И переодеваться легче и пот впитывает не в пример лучше. А что будет очень жарко, не мне вам говорить. Ваши серые форменные платья из плотной шерсти и...
- Я поняла, герр Пронькин. Постараюсь довести до сестёр.
- Обяжете, Ольга Евгеньевна. И наверное нужно, чтобы кто-то из сестёр ассистировал Ивану Ильичу и вёл краткий реестр по пациентам. Это в дальнейшем поможет избежать путаницы.
- Согласна. Что-нибудь ещё?
- Да, последнее. Елизавету Семёновну попросите прихватить все запасы эфирных масел: гвоздичного, эвкалиптового - любых, что есть в наличии. Вошь - насекомое капризное, к подобным запахам чувствительное. Особенно, если обрабатывать незащищённые участки тела, обшлага и вороты.
- Обязательно прослежу.
- Удачи вам, Ольга Евгеньевна!
- И вам, герр Пронькин...
Глава 12
Тиф был главной темой разговора у всех - богатых и бедных: бедные гадали, когда от него умрут, а богатые - как от него защититься и где достать вакцину.
В. Шпильман.
- Ур-р-рядник! Пошевеливайся, твою мать! - зычный бас самарского обер-полицмейстера заставил меня вздрогнуть. Уж кто-кто, а губернская полиция оказалась в гуще предстоящих событий первой. И, похоже, у местных блюстителей закона было либо девять жизней, как у кошки, либо они никогда не сталкивались с массовыми эпидемиями, что для большого города среднего Поволжья было несколько странно.
Мы прибыли к месту назначения больше часа назад. Место, куда доставил на телегах наш лазарет фельдфебель в сопровождении двух полицейских, располагалось на самых задворках запасных железнодорожных путей и представляло собой транспортный тупик, застроенный складами и пакгаузами, один из которых напоминал длинный двухэтажный ангар. Именно его фельдфебель именовал "фруктовым пакгаузом", видимо, из-за специфического предназначения.
Оказалось, что вагоны с пленными, что ещё вчера поздно вечером прибыли в Самару, были загнаны в тупик, а вся территория оцеплена совместным армейски-полицейским кордоном. Солдаты в шинелях при винтовках с примкнутыми штыками, видимо, давно находились на своих постах и без бдительного начальственного ока расслабились: многие курили, переговаривались и кучковались небольшими группами по два-три человека. В среде полицейских дисциплины было заметно больше, возможно потому, что по их жиденькой цепи, состоящей из урядников и городовых, то и дело проводил обход обер-полицмейстер с двумя серьёзными чиновниками в партикулярном платье. Сей чин выделялся издалека свирепым красным лицом и зычным басом. Выражался этот выдающийся офицер полиции исключительно смесью из междометий и русского многоэтажного высокохудожественного общеупотребительного языка, что, как известно, и мёртвого заставит работать. На наше предложение раздать полицейским повязки и обязать их надеть перчатки он лишь молча дёрнул щекой и сделал движение кистью руки, будто отмахиваясь от мух. Хотел было что-то сказать, но заметив сестёр милосердия, сдержался и зашагал дальше по цепи полицейских, где уже через минуту послышалось раскатистое эхо: "...анные с-суки! ...мать! ...мать! ...мать!"
Площадка перед раскрытыми воротами фруктового пакгауза, пути и прилежащая к вагонам территория отнюдь не пустовала. У стены склада, обращённой к вагонам с периодически подъезжающих телег, велась разгрузка досок, каких-то мешков, бочек, соломы и прочей рухляди.
Редкий стук топоров и скрип пилы со стороны путей привлекли наше внимание, едва мы подъехали к импровизированному пропускному пункту, состоящему по первости из троих солдат во главе с унтером и наскоро сколоченного из горбыля шлагбаума. Приглядевшись, я отметил, что бригада армейских плотников сколачивает из привозного горбыля простенькие нары, тут же складывая их друг на друга кургузыми штабелями. Ещё два солдата сбивали гвоздями узкий дощатый настил, что вёл от вагонов через пути к кирпичным ступеням подъёма на складской уровень. Мера, не лишённая логики, ибо почти везде, куда ни кинь взгляд, к этому времени оттаявшая земля и лужи превратили большую часть пространства в грязевое месиво с множеством следов от ног и тележных колёс. Несмотря на яркое солнце, было довольно холодно из-за пронизывающего ветра, гулявшего вдоль путей и складских стен, задиравшего полы полицейских и солдатских шинелей, заставлявшего караульных поднимать воротники и прятать ладони в карманах.
У телег, что разгружались перед складскими воротами, мелькали редкие белые чепцы сестёр милосердия. Какой-то человек, скорее всего, врач, из гражданских с непокрытой головой, на которой смешно развевался куцый клочок седых волос, в поблескивающем на солнце пенсне, чёрном драповом пальто, надетом поверх халата, замызганных брюках и калошах, облепленных грязью, увидев нашу кавалькаду, всплеснул руками и поспешил навстречу.
Нужно сказать, что личный состав лазарета отнёсся очень серьёзно к нашему с Иваном Ильичом инструктажу. Фельдфебель удивлённо посматривал на санитаров и сестёр, у которых незащищёнными оставались лишь верхняя треть лица, в остальном все распоряжения были выполнены скрупулёзно и в точности. Лишь шинели, пока мы находились в дороге, были накинуты для тепла прямо поверх халатов. Вяземский, также облачённый в халат и с ватно-марлевой повязкой на лице (косынку он всё же проигнорировал), соскочил с телеги навстречу спешившему человеку в пенсне.
- Военный врач РОКК Вяземский Иван Ильич, с передвижным полковым лазаретом! - глухо из-под повязки отрекомендовался он запыхавшемуся медику, бросая правую руку к козырьку, - с кем имею честь?
- Месяцев Иван Григорьевич, думский врач. Вы к нам на подмогу? Как же хорошо...положение прескверное! Со мной ещё два врача, господин Тимонтаев и мадам Лесигард, фельдшеры, община сестёр милосердия Самары прислала своих воспитанниц. Немного, к сожалению. Идёт подготовка обсервационного пункта. Вы же в курсе, что прибудут ещё два эшелона? - всё это доктор произнёс на одном дыхании, которое у него так и не восстановилось. Речь его изобиловала всей палитрой эмоций: от отчаянной паники до истерического веселья.
- Обсервационный пункт - это вот этот пакгауз? - перебил его Вяземский.
- Да, именно. По распоряжению вице-губернатора с позволения принца Ольденбургского!
- Александр Петрович уже был здесь?
- Нет, Его Императорское Высочество сейчас в губернском присутствии. Экстренное совещание городской думы по финансированию содержания пленных, организации и предоставления городских помещений под лазареты для больных. Проект принца предполагал создание целой группы пунктов фильтрации на линии Сызрань - Самара - Златоуст...
- Понятно. Изыскивают средства. Нам что приказано? И кто здесь сейчас главный, к кому следует обращаться за размещением и дополнительными мерами по организации медицинских пунктов? - я впервые видел Вяземского в деле и мне очень импонировала его манера отсекать досужие разговоры. Всё обговорено заранее и для нашей безопасной работы следовало добиться необходимых преференций.
- Так, по медицинской части - я, ваш покорный слуга, а по обустройству и строительству - вон Пафнутьев Аркадий Степанович, заместитель вице-губернатора, - к нам от пакгауза уже шёл, размашисто перешагивая лужи и подбирая полы лисьей шубы, грузный бледный мужчина с глазами навыкате. На его гладковыбритом лице застыла гримаса досады и омерзения. За ним поспешал какой-то немалый полицейский чин, судя по висюлькам на шинели и качеству сукна, сапог и прочего.
- Титулярный советник Пафнутьев! Полицмейстер Варнаков!
- Коллежский асессор, военный врач РОКК, князь Вяземский Иван Ильич, начальник передвижного лазарета 7-го Сибирского полка! - на этот раз представление моего шефа было столь полным. Оно и понятно: необходимо было расставить сразу все приоритеты, не то засунут в самую жопу и заставят плясать под дудку ни хрена не смыслящих в нашем деле людей. А так, глядишь, десять раз подумают, да и к пожеланиям с просьбами отнесутся с большим вниманием.
Дальше, как и полагается, начальство наше свалило в стоящую у шлагбаума крытую коляску. Мы же, в сопровождении всё того же фельдфебеля продолжили передвижение к пункту обсервации, где и началась выгрузка уже нашего лазарета. Внутри и перед входом в пакгауз также велись работы: я с удивлением отметил, что голые кирпичные стены обивают двойным слоем фанеры, а перед воротами сколачивают навесы с лавками неизвестного предназначения.
Оставив Ольгу Евгеньевну обустраиваться с временным складом (телеги требовалось освободить, транспорта остро не хватало), я прихватил Семёна, и мы решили рассмотреть вагоны с пленными поближе. Так сказать, определить фронт работ.
С каждым шагом, несмотря на наличие масок и пронизывающего ветра, тошнотворная смесь запахов, идущих от раскрытых дверей вагонов, становилась всё тяжелее.
- Матерь Божья... - послышался рядом охрипший голос Семёна. Рыжий санитар перекрестился. Я тоже сначала не поверил своим глазам.
Часть пленных выбралась из вагонов и сидела прямо на раскисшей земле, подоткнув под себя полы обветшалых одежд. В их одеяниях ещё угадывалась военная форма: у кого при наличии пуговиц, некоторые же сохранили причудливые головные уборы, напоминающие пилотки. Большинство турок были босиком и их красные исцарапанные лодыжки у были покрыты запёкшимися гноем язвами. Лица большей частью были угрюмы, движения скупы и вялы, во взглядах читалась пустота, безысходность и тягучая тоска. Трудно было другой раз разобрать, офицер перед тобой или нижний чин. Нательное бельё, если и наличествовало, то большею частью поистрепалось и потеряло свой белый цвет, старые повязки из посеревших и порыжевших бинтов буквально срослись с кожей.
У одного из вагонов, прямо под раздвинутыми дверьми, прислонившись к колёсной паре, лежали два скрюченных тела со сведёнными конечностями и страшным выражением открытых омертвевших глаз. Соседи не обращали на них никакого внимания, некоторые турки, выглядывающие из тёмного нутра вагона худые шеи, проявили к нам с Семёном лишь вялый интерес, протягивая руки с почерневшими ногтями.
Много было лежащих молча с закрытыми глазами, словно мертвецы, но по едва вздымающейся грудью можно было понять, что они ещё живы. Были и мечущиеся в бреду, повторяя что-то бессвязное, из чего можно было разобрать лишь: "Алла...!"
Рыжий санитар не выдержал и, поспешно сорвав маску, бурно освободился от содержимого желудка, опершись на стену вагона.
- Как ты, Сёма? - похлопал я его по плечу.
- Ох, Гавр, адово племя... ничё...полегчало.
- На-ка хлебни, только один глоток! - я достал выпрошенный у Елизаветы на такой случай НЗ - фляжку со спиртом.
Булькнуло, ухнуло, крякнуло. Фляжка вернулась на место. Семён поправил повязку.
- Понятно, - почти успокоившись, пробормотал Вяземский, - засуетились, кувшинные рыла...надо же, сам Александр Петрович, генерал-адъютант и член Государственного совета. Видать, не обошлось и без самого Государя императора, всё-таки член фамилии...
- Вашбродь, у вокзального выхода телеги. Велено ваш лазарет в полном составе доставить. Обсервацию решено организовать у фруктовых пакгаузов, что вон у тех складов - прапорщик махнул куда-то в сторону хвоста нашего эшелона и скрывающихся за пристройками железнодорожных путей. Туда и вчерашний поезд пригнали. Тот, что с пленными. Наш-то госпиталь переполнен, да и благотворительные лазареты тоже. Не к солдатикам же бусурман класть...
- Так они что, до сих пор в вагонах? - опешил коллежский асессор.
- Не было никаких распоряжений выводить. Ни от полицмейстера, ни от жандармов, ни от тылового начальства, - поднял брови фельдфебель.
- Ты понял, Гаврила? "Не было распоряжений"! Я даже представить себе не могу, что твориться внутри вагонов. Их же из самого Тифлиса везут, небось, как сельдей в бочках!
- Иван Ильич, - наклонился я к уху Вяземского, - просите у фельдфебеля дополнительно полчаса на сборы. Очень нужно! Отговоритесь, что не всё необходимое взяли. Нужно оперативное совещание. Необходимо во что бы то ни стало сохранить жизни личного состава лазарета. Не то так и до фронта людей хоронить начнёте.
- Типун тебе, Гаврила... - рыкнул Вяземский, - и тут же повернулся к вестовому, - господин прапорщик, мне нужно четверть часа для корректировки планов и пополнения медикаментов. Ждите здесь!
- Так точно!
Едва все наши начали подниматься в тамбур, я попросил Вяземского скомандовать, чтобы все собрались в санитарном вагоне. Места там по более будет, хоть и обстановочка не комильфо. Надеюсь, моего авторитета в последующем инструктаже и поддержки князя хватит. Вляпались, похоже, мы по полной. Губернатор, городские власти и военные тыловики будут жопу рвать, исполняя высочайшее указание: не надо быть сыщиком с Бейкер-стрит, чтобы сделать вывод от полученной информации. Просвещённый монарх Российской Империи, ознаменовав значимую победу на Кавказском фронте, пожелал показать всему миру цивилизованный подход к военнопленным. Только вот нахрена тащить через всю страну чумные эшелоны? Мало ему своих раненых, что тащат с фронта всякую дрянь? Ну, Николай Александрович, бл@дь, я о вас и о вашем окружении был лучшего мнения! Правда, здесь принц Ольденбургский. А о нём я читал довольно хорошие отзывы. Соображающий вроде был дядька и с головой дружил. Боевой генерал и просвещённый аристократ, не самодур. Хватило ума свалить по-быстрому сразу после февраля 1917, пока не прибили. Но оставил о себе добрую память: Институт экспериментальной медицины и город-курорт Гагры. Вот такие вполне рукотворные памятники. А что уж потомки потом с этим наследием сделали, то уже дело десятое.
Ладно, это всё лирика. Вписался я в этот блудняк зачем? Сидел бы уже на призывном пункте со своей справкой и ждал отправки на фронт. Ан нет, прикипел Гаврила Никитич за эти недели к своим сослуживцам. Вон они собрались. Чёртова дюжина сестричек милосердия, да почти два десятка санитаров с выздоравливающими под командой младшего унтера Демьяна Стычки. Смотрят внимательно, без тени страха. Всё-таки я кой-какой авторитет за это время заработал, пусть они толком и не знают моего прошлого. Вяземский своей эскападой про опального студента запутал и без того темноватое прошлое.
- Господа, э-э-э...коллеги, сестрички, - я запнулся: трудно было с ходу придумать объединяющее всех именование, да и выступать я не планировал, но инструктаж перед предстоящим делом всё же решил провести, - вы все прекрасно слышали, в каком деле придётся участвовать личному составу нашего лазарета. Поэтому господин Вяземский поручил мне провести короткий инструктаж перед исполнением приказа. Многое из сказанного мной вам давно известно, но считаю нелишним будет напомнить. Кто-то уже знает, а для других хочу сообщить, что мы с Иваном Ильичом в дороге много раз обсуждали вопросы эпидемической ситуации на фронте и состояния личной защиты, а также профилактики инфекций, - я немного отступил в сторону и кивнул Вяземскому, тот с готовностью подхватил:
- Господа и дамы, прошу выслушать Гаврилу Никитича очень внимательно. Поверьте, всё, что он предложит для работы будет только во благо вашего здоровья и безопасности.
- Итак, - продолжил я, - в первую очередь все должны понять, что мы столкнёмся, скорее всего, с чудовищной антисанитарией и почти тотальной заболеваемостью пленных. Турок везли в товарных вагонах в той одежде, в какой они попали в плен, наверняка многие из них имеют боевые ранения, большей частью осложнённые. В основном это малограмотные крестьяне, среди которых есть люди разного возраста, некоторых из них в России посчитали бы просто детьми. Наберитесь мужества и терпения, увиденное может серьёзно сказаться на вашем душевном равновесии. Полураздетые, разутые, завшивленные, истощённые и грязные. Их много, очень много. Нам пока сообщили об одном эшелоне, но в течение дня прибудут ещё два. Полагаю, в итоге это будут тысячи пленных. Уверен, городские медики, общественные и благотворительные организации помогут. Но их всё равно будет недостаточно. В таком деле нужно очень много ресурсов. Конечно, будут помогать и солдаты, и полиция не останется в стороне. Возможно, захотят помочь и сердобольные горожане. Русские никогда не были равнодушны к чужим страданиям. Наша первоочередная задача: не допустить расползания заразы по городу и в то же время не заразиться самим. Иначе грош цена всем стараниям. Для чего предлагаю следующее. Первое: господин младший унтер-офицер Стычка, вам следует силами санитаров по прибытии быстро развернуть три полевые палатки. Две для переодевания мужчин и женщин из сотрудников лазарета, а третью для отдыха и принятия пищи. Первые две должны иметь разнесённые по противоположным сторонам вход и выход, а также внутренний полог-занавес из простыней, разделяющий грязную зону входа от чистого выхода. У входа внутри следует расположить пустые жестяные бочки для заражённой верхней одежды и ёмкости с горячей водой и дегтярным мылом, для умывания. По мере наполнения бочек заливать их водой и ставить на огонь для нагрева и кипячения, лучше с щёлоком. Хорошо бы в грязной зоне поставить мешки, в которые будут сбрасываться марлевые маски и те тканевые элементы одежды, что пришли в негодность, - для сжигания. Взять с собой весь запас резиновых перчаток и отдельных ёмкостей для раствора карболки. После каждой смены менять перчатки сёстрам милосердия! И это при том что работать придётся в них постоянно! - гулкий ропот раздался со стороны женской половины лазарета, - понимаю, нелегко, но это позволит серьёзно обезопасить не только вас. Обработка перчаток после перехода от инфекционных больных к неинфекционным и обратно позволит снизить риск внутрибольничных заражений. Да, доктор Вяземский, износ перчаток приведёт к полной их негодности. Да и на всех их не хватит. Поэтому вот, - я достал из кармана почти все свои наличные деньги и положил на один из ящиков, - господин младший унтер-офицер, распорядитесь послать кого-нибудь из санитаров в лавку. Нужно закупить для тех, кому не хватит резиновых обычные перчатки из грубой кожи. Сойдут для сортировки и переноса больных и умерших. Потом сожжём. Повторяю, главное, защитить персонал! Да, если будет возможность, закупите ещё обычных дешёвых наволочек, нательных рубах и портков, средних и больших размеров. Далее. В третью палатку заходить только после смены одежды на чистую. Кстати, Иван Ильич, нужно будет похлопотать перед местным начальством, чтобы дали распоряжение сколотить отдельный нужник для персонала. И лучше бы для мужчин и женщин раздельно. В нужник ходить тоже только в чистом! Рекомендую также пока мы здесь и не приступили к работе воспользоваться случаем и сходить по малой и большой нужде. И нечего скалиться, Семён! Припрёт - в штаны будешь класть, а раздеваться я очень не советую. Если хотите жить, а не лечь через сутки рядом с турками. Вошь лазейку всегда найдёт. А что такое тиф вам ли мне рассказывать? Второе: на переноску, раздевание, стрижку, помывку и обработку пленных идут только мужчины санитары вместе со мной. За сёстрами милосердия остаётся уход, раздача пищи и питья, а также лекарств. Как бы вам ни хотелось помочь, упаси Господь лезть в эту кашу! Поверьте, особо грязной работой будет кому заниматься. Помните, что вы высококвалифицированные специалисты в лечебном деле и утрата каждой из вас серьёзно скажется на фронте. Семён, носилки наши все просохли? Сильно воняют?
- Все по два раза пропитал! Проветрились, едва чую. Можно хоть болото, хоть в грязь.
- Отлично, вот и испытаем. Обрабатывать карболовым раствором после каждого перенесённого больного! Иван Ильич, вы, наверное, как и другие врачи будете на сортировке. Определять тяжесть состояния пациентов. Носить больных дело нехитрое, может, попросите нам в помощь нижних чинов?
- Безусловно, Гаврила Никитич, не может же наш лазарет всё взвалить на себя.
- Золотые слова. И ещё, нужно взять с собой максимальное количество ватно-марлевых повязок. Себе потом ещё нашьём, а марлей да ватой, надеюсь, городские службы обеспечат. Нужно обязательно убедить с полицейским начальством, чтобы все, кто будут формировать карантинный кордон носили маски. Хотя бы первый день. И были в перчатках, которые потом следует сжечь. Надеюсь на вашу способность убеждать. И чтобы не лезли к заразным! Идиоты умирают первыми. Их первейшая задача никого не впускать в зону карантина и не выпускать без разрешения медицинского начальства или, хотя бы без должного одобрения кого-то из врачей. Далее, Ольга Евгеньевна, всем сёстрам милосердия поверх повседневной формы одеть по два хирургических халата. Причём, учитывая, что они с завязками на спине, один, что надеваете первым, завязать спереди, а второй - как обычно. Ваши головные уборы очень хорошо подходят для нашей цели. Скажите, мадемуазель, у вас есть запасные?
- Конечно, герр Пронькин, - Вревская была сама невозмутимость.
- Отлично. Попрошу выдать их мне и нашим санитарам, которые будут на первичной сортировке больных. А также по паре головных косынок, что мы используем для подвязки раненых конечностей. Да, господа! - я поднял ладони, призывая к порядку загудевших мужиков, - вы оденете чепцы и повяжете косынки так, чтобы оставить открытым лишь переднюю часть лица, низ которого прикроете ватно-марлевыми повязками, оставив свободными лишь глаза. Кто не хочет, Иван Ильич согласится, того будем считать дезертиром! Для успокоения вашего мужского самолюбия могу предложить надеть поверх чепцов и косынок фуражки. Повязки с красным крестом, полагаю пока следует снять, так как потом их придётся сжечь. А это нерационально. Жаль, что нет возможности защитить вам глаза... - последнюю фразу я произнёс почти вполголоса, но Вяземский услышал.
- Позвольте, Гаврила Никитич, - князь достал свой бумажник и положил рядом с моими купюрами две "катеньки", то бишь кредитные билеты в сто рублей каждый, - Демьян, к тем покупкам, что указал Гавр, пусть посетят аптеки. Там продают очки без диоптрий, сойдут и новомодные от солнца. Только пусть с сильно тёмными стёклами не берут.
- Демьян, - вмешался я, - Самара - как-никак город губернский. Пусть поспрашивают насчёт очков для самокатчиков, мотоциклистов, лётчиков. Знаешь, такие с резиновыми или кожаными насадками. Такие лучше защитят. Но и идея Ивана Ильича просто замечательная!
- Сообразим, вашбродь, - кивнул унтер, бережно складывая деньги в тряпицу.
- Все остальные вводные в процессе работы. Ещё надо будет решить, как взаимодействовать с остальными медиками, но это уже дело начальства, - я недвусмысленно шагнул в строй к своим санитарам, полностью уступая место военному врачу РОКК.
- Надеюсь, всем всё понятно? - строго взглянул на нас Вяземский, - надеюсь, нас ждут всего лишь тиф, холера и дизентерия. Потому, как ежели чума...всё же турки... - он нервно потёр подбородок, - но не будем раньше времени панихиду справлять! Если кто почувствует себя плохо или сознание помутится, сообщать старшему по команде немедленно. Санитары - младшему унтер-офицеру Стычке, сёстры милосердия - мадемуазель Вревской! Да хранит нас Господь и вдохновляет Святой Георгий! Через четверть часа построение на перроне!
Народ споро, без суеты рассосался по вагонам. Я последовал за Вяземским, но в коридоре, увидев замешкавшуюся Вревскую, остановил её:
- Ольга Евгеньевна, два слова.
- Слушаю, герр Пронькин.
- Хочу дать дельный совет вашим сотрудницам. При всех не стал, совет деликатного свойства.
- Я внимательно слушаю.
- Рационально было бы переодеть сестёр милосердия в солдатское бельё. И переодеваться легче и пот впитывает не в пример лучше. А что будет очень жарко, не мне вам говорить. Ваши серые форменные платья из плотной шерсти и...
- Я поняла, герр Пронькин. Постараюсь довести до сестёр.
- Обяжете, Ольга Евгеньевна. И наверное нужно, чтобы кто-то из сестёр ассистировал Ивану Ильичу и вёл краткий реестр по пациентам. Это в дальнейшем поможет избежать путаницы.
- Согласна. Что-нибудь ещё?
- Да, последнее. Елизавету Семёновну попросите прихватить все запасы эфирных масел: гвоздичного, эвкалиптового - любых, что есть в наличии. Вошь - насекомое капризное, к подобным запахам чувствительное. Особенно, если обрабатывать незащищённые участки тела, обшлага и вороты.
- Обязательно прослежу.
- Удачи вам, Ольга Евгеньевна!
- И вам, герр Пронькин...
Глава 12
Тиф был главной темой разговора у всех - богатых и бедных: бедные гадали, когда от него умрут, а богатые - как от него защититься и где достать вакцину.
В. Шпильман.
- Ур-р-рядник! Пошевеливайся, твою мать! - зычный бас самарского обер-полицмейстера заставил меня вздрогнуть. Уж кто-кто, а губернская полиция оказалась в гуще предстоящих событий первой. И, похоже, у местных блюстителей закона было либо девять жизней, как у кошки, либо они никогда не сталкивались с массовыми эпидемиями, что для большого города среднего Поволжья было несколько странно.
Мы прибыли к месту назначения больше часа назад. Место, куда доставил на телегах наш лазарет фельдфебель в сопровождении двух полицейских, располагалось на самых задворках запасных железнодорожных путей и представляло собой транспортный тупик, застроенный складами и пакгаузами, один из которых напоминал длинный двухэтажный ангар. Именно его фельдфебель именовал "фруктовым пакгаузом", видимо, из-за специфического предназначения.
Оказалось, что вагоны с пленными, что ещё вчера поздно вечером прибыли в Самару, были загнаны в тупик, а вся территория оцеплена совместным армейски-полицейским кордоном. Солдаты в шинелях при винтовках с примкнутыми штыками, видимо, давно находились на своих постах и без бдительного начальственного ока расслабились: многие курили, переговаривались и кучковались небольшими группами по два-три человека. В среде полицейских дисциплины было заметно больше, возможно потому, что по их жиденькой цепи, состоящей из урядников и городовых, то и дело проводил обход обер-полицмейстер с двумя серьёзными чиновниками в партикулярном платье. Сей чин выделялся издалека свирепым красным лицом и зычным басом. Выражался этот выдающийся офицер полиции исключительно смесью из междометий и русского многоэтажного высокохудожественного общеупотребительного языка, что, как известно, и мёртвого заставит работать. На наше предложение раздать полицейским повязки и обязать их надеть перчатки он лишь молча дёрнул щекой и сделал движение кистью руки, будто отмахиваясь от мух. Хотел было что-то сказать, но заметив сестёр милосердия, сдержался и зашагал дальше по цепи полицейских, где уже через минуту послышалось раскатистое эхо: "...анные с-суки! ...мать! ...мать! ...мать!"
Площадка перед раскрытыми воротами фруктового пакгауза, пути и прилежащая к вагонам территория отнюдь не пустовала. У стены склада, обращённой к вагонам с периодически подъезжающих телег, велась разгрузка досок, каких-то мешков, бочек, соломы и прочей рухляди.
Редкий стук топоров и скрип пилы со стороны путей привлекли наше внимание, едва мы подъехали к импровизированному пропускному пункту, состоящему по первости из троих солдат во главе с унтером и наскоро сколоченного из горбыля шлагбаума. Приглядевшись, я отметил, что бригада армейских плотников сколачивает из привозного горбыля простенькие нары, тут же складывая их друг на друга кургузыми штабелями. Ещё два солдата сбивали гвоздями узкий дощатый настил, что вёл от вагонов через пути к кирпичным ступеням подъёма на складской уровень. Мера, не лишённая логики, ибо почти везде, куда ни кинь взгляд, к этому времени оттаявшая земля и лужи превратили большую часть пространства в грязевое месиво с множеством следов от ног и тележных колёс. Несмотря на яркое солнце, было довольно холодно из-за пронизывающего ветра, гулявшего вдоль путей и складских стен, задиравшего полы полицейских и солдатских шинелей, заставлявшего караульных поднимать воротники и прятать ладони в карманах.
У телег, что разгружались перед складскими воротами, мелькали редкие белые чепцы сестёр милосердия. Какой-то человек, скорее всего, врач, из гражданских с непокрытой головой, на которой смешно развевался куцый клочок седых волос, в поблескивающем на солнце пенсне, чёрном драповом пальто, надетом поверх халата, замызганных брюках и калошах, облепленных грязью, увидев нашу кавалькаду, всплеснул руками и поспешил навстречу.
Нужно сказать, что личный состав лазарета отнёсся очень серьёзно к нашему с Иваном Ильичом инструктажу. Фельдфебель удивлённо посматривал на санитаров и сестёр, у которых незащищёнными оставались лишь верхняя треть лица, в остальном все распоряжения были выполнены скрупулёзно и в точности. Лишь шинели, пока мы находились в дороге, были накинуты для тепла прямо поверх халатов. Вяземский, также облачённый в халат и с ватно-марлевой повязкой на лице (косынку он всё же проигнорировал), соскочил с телеги навстречу спешившему человеку в пенсне.
- Военный врач РОКК Вяземский Иван Ильич, с передвижным полковым лазаретом! - глухо из-под повязки отрекомендовался он запыхавшемуся медику, бросая правую руку к козырьку, - с кем имею честь?
- Месяцев Иван Григорьевич, думский врач. Вы к нам на подмогу? Как же хорошо...положение прескверное! Со мной ещё два врача, господин Тимонтаев и мадам Лесигард, фельдшеры, община сестёр милосердия Самары прислала своих воспитанниц. Немного, к сожалению. Идёт подготовка обсервационного пункта. Вы же в курсе, что прибудут ещё два эшелона? - всё это доктор произнёс на одном дыхании, которое у него так и не восстановилось. Речь его изобиловала всей палитрой эмоций: от отчаянной паники до истерического веселья.
- Обсервационный пункт - это вот этот пакгауз? - перебил его Вяземский.
- Да, именно. По распоряжению вице-губернатора с позволения принца Ольденбургского!
- Александр Петрович уже был здесь?
- Нет, Его Императорское Высочество сейчас в губернском присутствии. Экстренное совещание городской думы по финансированию содержания пленных, организации и предоставления городских помещений под лазареты для больных. Проект принца предполагал создание целой группы пунктов фильтрации на линии Сызрань - Самара - Златоуст...
- Понятно. Изыскивают средства. Нам что приказано? И кто здесь сейчас главный, к кому следует обращаться за размещением и дополнительными мерами по организации медицинских пунктов? - я впервые видел Вяземского в деле и мне очень импонировала его манера отсекать досужие разговоры. Всё обговорено заранее и для нашей безопасной работы следовало добиться необходимых преференций.
- Так, по медицинской части - я, ваш покорный слуга, а по обустройству и строительству - вон Пафнутьев Аркадий Степанович, заместитель вице-губернатора, - к нам от пакгауза уже шёл, размашисто перешагивая лужи и подбирая полы лисьей шубы, грузный бледный мужчина с глазами навыкате. На его гладковыбритом лице застыла гримаса досады и омерзения. За ним поспешал какой-то немалый полицейский чин, судя по висюлькам на шинели и качеству сукна, сапог и прочего.
- Титулярный советник Пафнутьев! Полицмейстер Варнаков!
- Коллежский асессор, военный врач РОКК, князь Вяземский Иван Ильич, начальник передвижного лазарета 7-го Сибирского полка! - на этот раз представление моего шефа было столь полным. Оно и понятно: необходимо было расставить сразу все приоритеты, не то засунут в самую жопу и заставят плясать под дудку ни хрена не смыслящих в нашем деле людей. А так, глядишь, десять раз подумают, да и к пожеланиям с просьбами отнесутся с большим вниманием.
Дальше, как и полагается, начальство наше свалило в стоящую у шлагбаума крытую коляску. Мы же, в сопровождении всё того же фельдфебеля продолжили передвижение к пункту обсервации, где и началась выгрузка уже нашего лазарета. Внутри и перед входом в пакгауз также велись работы: я с удивлением отметил, что голые кирпичные стены обивают двойным слоем фанеры, а перед воротами сколачивают навесы с лавками неизвестного предназначения.
Оставив Ольгу Евгеньевну обустраиваться с временным складом (телеги требовалось освободить, транспорта остро не хватало), я прихватил Семёна, и мы решили рассмотреть вагоны с пленными поближе. Так сказать, определить фронт работ.
С каждым шагом, несмотря на наличие масок и пронизывающего ветра, тошнотворная смесь запахов, идущих от раскрытых дверей вагонов, становилась всё тяжелее.
- Матерь Божья... - послышался рядом охрипший голос Семёна. Рыжий санитар перекрестился. Я тоже сначала не поверил своим глазам.
Часть пленных выбралась из вагонов и сидела прямо на раскисшей земле, подоткнув под себя полы обветшалых одежд. В их одеяниях ещё угадывалась военная форма: у кого при наличии пуговиц, некоторые же сохранили причудливые головные уборы, напоминающие пилотки. Большинство турок были босиком и их красные исцарапанные лодыжки у были покрыты запёкшимися гноем язвами. Лица большей частью были угрюмы, движения скупы и вялы, во взглядах читалась пустота, безысходность и тягучая тоска. Трудно было другой раз разобрать, офицер перед тобой или нижний чин. Нательное бельё, если и наличествовало, то большею частью поистрепалось и потеряло свой белый цвет, старые повязки из посеревших и порыжевших бинтов буквально срослись с кожей.
У одного из вагонов, прямо под раздвинутыми дверьми, прислонившись к колёсной паре, лежали два скрюченных тела со сведёнными конечностями и страшным выражением открытых омертвевших глаз. Соседи не обращали на них никакого внимания, некоторые турки, выглядывающие из тёмного нутра вагона худые шеи, проявили к нам с Семёном лишь вялый интерес, протягивая руки с почерневшими ногтями.
Много было лежащих молча с закрытыми глазами, словно мертвецы, но по едва вздымающейся грудью можно было понять, что они ещё живы. Были и мечущиеся в бреду, повторяя что-то бессвязное, из чего можно было разобрать лишь: "Алла...!"
Рыжий санитар не выдержал и, поспешно сорвав маску, бурно освободился от содержимого желудка, опершись на стену вагона.
- Как ты, Сёма? - похлопал я его по плечу.
- Ох, Гавр, адово племя... ничё...полегчало.
- На-ка хлебни, только один глоток! - я достал выпрошенный у Елизаветы на такой случай НЗ - фляжку со спиртом.
Булькнуло, ухнуло, крякнуло. Фляжка вернулась на место. Семён поправил повязку.