Потом уже и не слышал, и не видел работающий телек.

Что там Петин отец в ответ ему на Нину?

– А ты передай ему, что я не его собственность! – уже не сдерживался Хазин. – И не подчиненный! Я вашей Ксении предложения не делал! А что она там себе в голову вбила, это ее дело!

– Петя, ты знаешь, я-то всегда на твоей стороне. Но он и слышать ничего не хочет.

– Да что он может-то?! Уволит меня?!

– Не говори глупостей. Но он сказал, чтобы ты больше эту девочку к нам в дом не приводил.

– Отлично! Приехали!

Несколько дней после этого эфир пустовал. Мама срывалась первой – спрашивала, как дела; Петя отвечал не сразу, нехотя и небрежно. Зато еще неделю спустя писал сам.

– Мать! Ты в курсе вообще, что он мне тут заявляет?

– Что ты имеешь в виду? Кого? – тут же отзывалась мама.

– Сама знаешь, кого! Твоего Юрия Андреевича! Отказывается помогать мне! Мне тут с человеком позарез нужно познакомиться, чтобы он представил, а он весь говном изошел!

– Петя. Как ты так можешь про него.

– Он вредительствует! Назло мне делает! Воспитнуть меня решил, да?! Поздновато спохватился!

– Может быть, он просто не знает этого человека?

– Все он знает! У меня сейчас без этого контакта все остановится! Ему надо всего один звонок сделать!

– Хорошо, я поговорю с ним. Как у тебя дела? Как твоя девочка?

– Не дождетесь!

Остальным летом, пока на сцене Нина ждала Петиного отпуска, закулисье существовало своим путем.

– Ты это со своей белорусской девочкой вчера приезжал? Видела у тебя ее в машине из окна, – любопытствовала мать.

– Нет! С совсем другой девочкой. А что, он тоже подглядывал из-за шторок?

– Какой ты ветреный, Петя.

– Ни хрена себе! Теперь ветреный! Вы скоординируйтесь с ним хотя бы! Потому что он мне все уши проел, сколько хороших девок, и какой он был ходок, и какой я дурак, что залип на одной посредственной бабенке. К тому же не местной. Типа он сам москвич.

– Ну не ходок, конечно, но в него все наше общежитие было влюблено.

– Почему я вообще про это должен слушать?!

– Ты бы поднялся с ней к нам. В машине человека тоже держать не очень прилично.

– Ага, чтобы он ее тоже сожрал?! Не, спасибо!

К прошлой осени, когда Нина уже срывалась, когда Петя обещал ей Белек, мать строчила ему:

– Ну почему ты отказываешься с ним хотя бы поговорить об этом? Ты же знаешь, как у нас испортились отношения с Коржавиными. Почему мы просто не можем позвать их в гости?

– Зовите! Только без меня!

– Ксюша в Москве. Спрашивала про тебя.

– Что это за детсад! Не надо нас сводить обратно!

– Но извиниться же надо, Петя? Как-то по-человечески надо с ней. Наладить отношения.

– Да он просто свою пешку из меня делает, как всегда!

– Ты же знаешь, что неправильно с ней поступил.

– Мама! Если хочешь подружиться с Коржавиными, подложи им кого-нибудь другого! А я улетаю со своей девушкой отдыхать! Точка!

– С какой?

– С вашей любимой!


– Ты разве с ней опять?

С отдыха Хазин слал матери фотографии шаров в Каппадокии. И одну – себя с Ниной. Та, на которой оба смеялись.

Мать сообщение видела, но ничего не отвечала.

Тогда – через час – Петя писал вдогонку:

– Можешь ему показать. Пусть подавится, – и ржал до слез смайлами.

После возвращения из Турции, наверное, заезжал в гости к родителям – после которых мать делилась:

– Не хотела тебе говорить, пока ты был у нас. Ты какой-то нервный был, как будто и не отдыхал совсем.

– Я отлично отдыхал! Нервный совсем из-за другого!

– Из-за чего? – удивлялась мать.

– Из-за кого! Что он от меня нос воротит, как от говна?

– Петя!

Дальше дни становились короче, еще меркло, еще сгущалось, гнело хлеще. Важное что-то оставалось в невидимых Илье разговорах, подклевывать за которыми можно было только там, где засохшими буквами было накрошено.

– Прекращайте капать мне на мозг, ясно?!

– Мы просто хотим, чтобы тебе было хорошо. Ты превратно все понимаешь.

– Мне уже хорошо! Мне каждый раз после наших с вами посиделок херово!

– Я ничего такого тебе не говорила, Петя.

– Зато он все сказал! Вот это все – что она просто мечтает зацепиться в Москве любой ценой, что ей все равно, за кого выскочить, что я мудак, что втюрился! Про родителей ее! Инженеры, и что! Думаешь, все такие прям мечтают с вами породниться?!

– Я ненавижу, когда ты ругаешься матом.

– А я вот ненавижу, когда меня пытаются зомбировать!

– Я даже не уверена, что это значит.

– А когда он спрашивает меня, уверен ли я, что она мне не изменяет? Когда предлагает ее биллинг поднять, чтобы проверить? Это как?! Думаешь, мне самому ее телефон проверить не проще?!

– Петя, я тут ни при чем.

– Он ничего этим не добьется, ясно?!

– Успокойся, пожалуйста. Можно, я наберу тебе?

– Нет! Я на совещании!

К декабрю, перед лихим Новым годом, от светового дня оставался совсем огрызок. Нагнаивалось, нарывало.

– Почему ты сразу говоришь «нет»? Мы можем тебя устроить анонимно, у папы есть знакомые специалисты. Можно на Ипатовку лечь, можно в частную клинику.

– Нет – значит, «нет»! Все со мной нормально!

– Это она так на тебя влияет, Петя? Скажи правду, она?

– Это вы так на меня влияете!

Год назад без малого. Ближе к поверхности – темнее. Приближались зимние каникулы, которые Пете кончились больницей.

– Ты ведь на Новый год заскочишь к нам? Хотя бы проездом. Мама.

– Да. Что захватить?

И в новогоднюю ночь – в два часа – рвался гнойник.

– Это что было?! Это что за речь такая сейчас была?! Это, бля, новогоднее поздравление такое сейчас было?!

– Прости его. Он же нетрезв был, ты сам видел.

– Нетрезв! Мне на Новый год рассказывать, чтобы я обязательно предохранялся и презервативы только лично покупал, потому что такие, как Нина, могут потихоньку их портить? Что она только и мечтает, чтобы от меня залететь и вас перед фактом поставить?! На Новый год! За столом! Под шампанское! Это нормально?!

– Это ненормально, конечно. Давай поговорим?