Завершив вызов, я открыла через телефон Фейсбук и нашла аккаунт актера театра «GRIM» Тома Харта. Аватарка на его личной страничке отсутствовала, фотографий в альбомах не было. В графе «работа» значился «GRIM».
«Добрый день, мистер Харт. Меня зовут Сара Гринвуд, я журналист интернет-издания «Таймс», хочу взять у вас интервью. Вы не против?»
Написав сообщение, я прочитала его около десяти раз и, тяжело вздохнув, отправила. Я решила представиться журналистом редакции, чтобы избежать лишних вопросов.
А потом начала переживать. Том Харт мог проигнорировать сообщение, вовсе его не прочесть или просто отказаться от интервью. Молодой актер на флаере не внушал доверия. Он казался отстраненным.
Но я нуждалась в Томе. Очень. Только с ним я не нашла ни одного интервью, и это говорило об эксклюзиве. На работу «Таймс» дал месяц – уйма времени. После интервью еще оставались дни, чтобы разобраться в происхождении театра и написать сенсацию.
В ожидании ответа я начала стучать ногтями по поверхности стола. Предвкушение интересной работы добавляло нервозности. Телефон завибрировал. Мое сердце подпрыгнуло и со свистом упало в пятки. Я открыла сообщение.
«Да, конечно. Вы в Лондоне? Когда вам будет удобно встретиться?» – написал Том Харт.
9
Мы договорились встретиться с Томом в его обеденный перерыв. Я работала с восьми утра. Моя смена как раз заканчивалась в час, а дойти до «GRIM» можно было за пять минут.
«Пятнадцать минут на знакомство и еще двадцать на интервью. Отлично», – прикинула я, записывая в большой темно-синий ежедневник вопросы. Информация, которую я нашла в Интернете, сильно помогла – я знала не только настоящее, но прошлое театра. Интервью обещало получиться очень интересным. Я планировала спрашивать то, о чем еще не писали другие СМИ.
«Театр-загадка», – написала я над вопросами и захлопнула ежедневник, довольная собой. У меня был месяц на написание шедевра. Конкурс статей заканчивался 28 марта. Я была переполнена разнообразными чувствами – от волнения и восторга до щемящего страха, который только закалял мой боевой дух.
Но недолго длилось счастье. Вечером мне написала Джейн, что «Таймс» сократил конкурсные сроки. Статью нужно было прислать не позже 10 марта. На работу оставалась пара несчастных дней. Не поверив этому, я открыла сайт, где публиковали новости, и убедилась в этом сама. Из-за ажиотажа редакция была вынуждена сократить сроки, иначе бы их почта взорвалась от материалов молодых писак.
«Ты справишься», – я поджала губы и открыла календарь, хотя прекрасно помнила день недели и дату. Суббота. 2 марта.
Утром я собиралась на работу дольше обычного: полчаса провела в душе, высушила волосы, сделала легкий, но выразительный макияж. Десять минут вертелась перед зеркалом, думая, что бы надеть – классическую юбку с любимой голубой блузкой или джинсы с черной водолазкой. И то и другое отлично смотрелось с конским хвостом, в который я убрала волосы.
Раньше я всегда готовилась к интервью или репортажу по нескольку часов, а то и дней. И не только изучая информацию. Я критично относилась к своему внешнему виду. Люди – существа предсказуемые. Они открываются тебе намного охотнее, если видят красивую обертку. Им не важно, что ты за человек, какие у тебя цели и планы, если твоя одежда дешево выглядит. Их интересуют только бренды. И хотя одеждой из известных французских бутиков я не располагала, старалась одеваться так, чтобы нравиться самой себе. Это производило должный эффект – уверенно входя куда-то, я чувствовала, что мир принадлежит мне одной. Работать, когда ощущаешь себя подобным образом, намного легче – даже обычные люди не отказывают в маленьких комментариях для событийного репортажа[8]. Про интервью и вовсе нечего говорить. Ты сразу даешь понять герою, кто тут босс, и вытягиваешь всю необходимую информацию, не натыкаясь на Китайскую стену.
Самое важное – внешне производить впечатление скалы. Никто ведь не знает, что внутри ты тростниковый прутик, который дрожит даже от слабого дуновения ветра.
10
– Сара, клиент за столиком уже пять минут ждет заказ, – сказал мистер Дартл и укоризненно смерил меня взглядом. Я стояла у кофемашины и готовила латте со скоростью реактивного двигателя – еще немного, и разлетелась бы на атомы.
– Да, сейчас будет готово, – выпалила я, не отрываясь от приготовления кофе.
Утро выдалось скверным. Именно в день, когда я должна была предстать перед героем интервью в лучшем виде, управляющий решил устроить проверку моему профессионализму. Мистер Дартл то и дело норовил меня поддеть: то я долго готовлю заказ, то не так смотрю на клиента. Сделай лицо проще, жесты мягче, улыбайся. Не стой, как свеча. Не горбись. Почему ты не пожелала этой девушке хорошего дня. Такими темпами мы никогда не наберем постоянную клиентуру.
Мой мозг горел из-за пустой болтовни мистера Дартла. Глядя на его недовольное лицо, я спрашивала себя: «Неужели он не видит, что своими замечаниями делает только хуже?» Наверное, он хотел поднять мой боевой дух, но на деле отбивал всякое желание работать. Единственное, что хотелось сделать, – снять рабочий фартук и выбросить его в мусорное ведро.
Я готовила напитки, а мой утренний легкий макияж медленно превращался в месиво. Находясь под постоянным прицелом ястребиных глаз управляющего, я не могла расслабиться и делать свою работу с любовью. Из-за напряжения лоб покрылся испариной, пряди волос, собранные в хвост, топорщились, как если бы меня случайно ударило током во время приготовления кофе.
Еще и телефон разрывался от сообщений, которые я никак не могла прочитать. Стоило мне потянуться к мобильнику, и управляющий одним взглядом давал понять, что сейчас проверять почту не стоит.
И ведь клиентов было не так много, но нет, надо постоянно держать осанку и улыбаться людям. Даже если эти люди просто проходят по улице и случайно заглядывают в окна кофейни. Цирк, не иначе. А цель у всего этого одна и самая банальная – повысить конкурентоспособность нашего маленького заведения.
За несколько минут до прихода моей сменщицы Анны, мистер Дартл провожал очередную посетительницу – он открыл ей дверь и крикнул вдогонку:
– Хорошего дня!
Моя голова в этот момент была почти квадратной.
– Ты прошла проверку, Сара, – проходя мимо меня, сухо сказал он и скрылся в комнате персонала.
Пока я думала, как исправить внешний вид, телефон снова завибрировал. Пришло очередное сообщение. Достав смартфон из кармана фартука, я пришла в ужас – три сообщения от Тома Харта. В одном из них он предлагал встретиться пораньше, а в двух других извинялся, что из-за неотложных дел не может сегодня дать интервью.
Трясущимися руками я начала набирать сообщение:
«Когда мы сможем встретиться?»
Ответ пришел спустя несколько секунд:
«10 марта».
– Твою мать! – воскликнула я. То ли из-за усталости, то ли из-за страха провалить задание «Таймс», я почувствовала себя восковой куклой на прилавке в детском магазине – такой же несчастной и потерянной. 10 марта – крайний срок сдачи материала.
«Прошу прощения, а нельзя раньше? Хотя бы 9‐го числа», – написала я в отчаянии. В этот момент звякнул колокольчик – пришел очередной посетитель.
Я встала со стула, поправила волосы и приготовилась встречать клиента, делая вид, что ни капельки не паникую. Я настолько срослась с мыслью, что возьму интервью у Тома, что не видела других выходов. Даже предложение Джейн перестало казаться важным и грандиозным. Я хотела писать про театр «GRIM» и точка.
Том ответил, когда я уже приготовила посетителю его напиток.
«К сожалению, нет. Сейчас мы с труппой уезжаем на пару дней в Рединг, нужно отыграть несколько спектаклей. Если это срочно, можно созвониться часов в девять или десять вечера. В это время я как раз буду уже в гостинице», – написал Том.
«Да, замечательно, тогда созвонимся сегодня вечером», – вздохнула я. Страх начал постепенно рассасываться. А когда через пять минут из комнаты персонала вышел мистер Дартл и пристально посмотрел на меня, я даже не разозлилась. Мне было все равно. Главное – Том, милейший парень, согласился дать интервью по телефону.
11
– Здравствуйте, – сказала я, сидя на диване и держа в одной руке ручку, а в другой – сотовый телефон. Перед звонком я включила запись разговора.
На моих коленях лежал ежедневник, на его листах в хаотичном порядке были написаны разные фразы: одни карандашом, другие ручкой. Некоторые я выделила, когда собирала информацию о театре «GRIM» – обвела в кружок или по контуру.
– Здравствуйте, – послышался на другом конце телефона бодрый голос Тома Харта. Он явно пребывал в хорошем расположении духа. Я не заметила в его голосе ни намека на усталость, хотя, если мне не изменяла память, он только что вернулся в гостиницу после спектакля.
– Спасибо еще раз, что согласились на интервью, вы даже не представляете…
– Давайте сразу перейдем на неформальный тон, так будет удобнее общаться. Можно называть вас просто Сарой? – перебил Том. Его голос звучал мягко, по-доброму. Я вспомнила суровое выражение его лица на флаере и подумала, что этот мягкий голос никак не соответствует актеру с флаера.
– Да, мне тоже будет удобнее называть вас Томом, а не мистером Хартом.
– Вот и отлично.
– Тогда начнем? Я не займу много времени.
– Это не важно, – кажется, Том улыбнулся. На долю секунды вибрация в его голосе изменилась. Она стала еще теплее, чем прежде. Голос завораживал, обволакивал, вводил в транс. – Я никуда не тороплюсь, поэтому полностью в твоем распоряжении.
– О’кей. – Я подвернула под себя ноги и села в любимую позу.
Пока я принимала это положение, в темном окне на долю секунды мелькнуло мое отражение: волосы собраны в неряшливый пучок, растянутая бежевая футболка с рисунком кофейной чашки. В комнате стоял полумрак, горел только ночник у дивана. Его слабый свет касался страниц ежедневника, давая возможность читать вопросы, которые я записала, чтобы не забыть их задать.
Окно я оставила чуть приоткрытым, поэтому время от времени с улицы доносились сигналы машин и шум ветра.
Интервью я начала с классических вопросов. Каверзные оставила на десерт.
– Том, как ты стал актером? С чего все началось?
– Моя мама была известной актрисой в Шотландии, – начал рассказывать Том. Он смаковал каждое слово, как ложку с медом. По чуть-чуть, с чувством и толком. – Все детство я провел в гримерке Королевского театра. Пока мама репетировала, наблюдал за ней и другими актерами, пытался копировать их жесты, мимику. Сначала это смешило меня, в четыре года я не понимал, зачем взрослые люди притворяются теми, кем не являются. Только через два года понял истинный смысл профессии. Понял, что хочу делать то же, что и мама, – выходить на сцену к зрителям, чтобы раз за разом рассказывать им удивительные истории. Добрые, злые, поучительные или наоборот – разрушающие. Но я был маленьким, поэтому воспринимал театр все-таки как развлечение, а не как серьезную профессию.
– Ты не из Лондона?
– Нет, родился, жил и вырос в Эдинбурге.
– Но работаешь здесь. Почему именно «GRIM», а не Королевский театр?
– Театр, которому я служу, – камерный. С возрастом я понял, что мне интереснее работать в маленьком помещении, где чувствуешь зрителя каждой клеточкой тела. Большая сцена не дает того заряда, как наша маленькая. Тем более «GRIM» сложно назвать театром Лондона. Мы не остаемся тут больше чем на три месяца. Иногда не бываем годами. Я, например, последний раз был в Лондоне с мамой, в детстве. А когда нашел свой театр, стал кочевать вместе с ним.
– А что на это говорит твоя мама? Она, наверное, хочет работать с тобой на одной сцене. Или родственные связи в одном театре не приветствуются?
– Почему не приветствуются? Очень даже приветствуются. Я могу назвать несколько театров Великобритании, где в труппе минимум трое актеров – родственники. Но даже если бы я захотел играть с мамой, то не смог.
– Почему?
– Она умерла, когда я еще был ребенком.
– Прости, я не знала. – Я неловко прикусила нижнюю губу.
«Добрый день, мистер Харт. Меня зовут Сара Гринвуд, я журналист интернет-издания «Таймс», хочу взять у вас интервью. Вы не против?»
Написав сообщение, я прочитала его около десяти раз и, тяжело вздохнув, отправила. Я решила представиться журналистом редакции, чтобы избежать лишних вопросов.
А потом начала переживать. Том Харт мог проигнорировать сообщение, вовсе его не прочесть или просто отказаться от интервью. Молодой актер на флаере не внушал доверия. Он казался отстраненным.
Но я нуждалась в Томе. Очень. Только с ним я не нашла ни одного интервью, и это говорило об эксклюзиве. На работу «Таймс» дал месяц – уйма времени. После интервью еще оставались дни, чтобы разобраться в происхождении театра и написать сенсацию.
В ожидании ответа я начала стучать ногтями по поверхности стола. Предвкушение интересной работы добавляло нервозности. Телефон завибрировал. Мое сердце подпрыгнуло и со свистом упало в пятки. Я открыла сообщение.
«Да, конечно. Вы в Лондоне? Когда вам будет удобно встретиться?» – написал Том Харт.
9
Мы договорились встретиться с Томом в его обеденный перерыв. Я работала с восьми утра. Моя смена как раз заканчивалась в час, а дойти до «GRIM» можно было за пять минут.
«Пятнадцать минут на знакомство и еще двадцать на интервью. Отлично», – прикинула я, записывая в большой темно-синий ежедневник вопросы. Информация, которую я нашла в Интернете, сильно помогла – я знала не только настоящее, но прошлое театра. Интервью обещало получиться очень интересным. Я планировала спрашивать то, о чем еще не писали другие СМИ.
«Театр-загадка», – написала я над вопросами и захлопнула ежедневник, довольная собой. У меня был месяц на написание шедевра. Конкурс статей заканчивался 28 марта. Я была переполнена разнообразными чувствами – от волнения и восторга до щемящего страха, который только закалял мой боевой дух.
Но недолго длилось счастье. Вечером мне написала Джейн, что «Таймс» сократил конкурсные сроки. Статью нужно было прислать не позже 10 марта. На работу оставалась пара несчастных дней. Не поверив этому, я открыла сайт, где публиковали новости, и убедилась в этом сама. Из-за ажиотажа редакция была вынуждена сократить сроки, иначе бы их почта взорвалась от материалов молодых писак.
«Ты справишься», – я поджала губы и открыла календарь, хотя прекрасно помнила день недели и дату. Суббота. 2 марта.
Утром я собиралась на работу дольше обычного: полчаса провела в душе, высушила волосы, сделала легкий, но выразительный макияж. Десять минут вертелась перед зеркалом, думая, что бы надеть – классическую юбку с любимой голубой блузкой или джинсы с черной водолазкой. И то и другое отлично смотрелось с конским хвостом, в который я убрала волосы.
Раньше я всегда готовилась к интервью или репортажу по нескольку часов, а то и дней. И не только изучая информацию. Я критично относилась к своему внешнему виду. Люди – существа предсказуемые. Они открываются тебе намного охотнее, если видят красивую обертку. Им не важно, что ты за человек, какие у тебя цели и планы, если твоя одежда дешево выглядит. Их интересуют только бренды. И хотя одеждой из известных французских бутиков я не располагала, старалась одеваться так, чтобы нравиться самой себе. Это производило должный эффект – уверенно входя куда-то, я чувствовала, что мир принадлежит мне одной. Работать, когда ощущаешь себя подобным образом, намного легче – даже обычные люди не отказывают в маленьких комментариях для событийного репортажа[8]. Про интервью и вовсе нечего говорить. Ты сразу даешь понять герою, кто тут босс, и вытягиваешь всю необходимую информацию, не натыкаясь на Китайскую стену.
Самое важное – внешне производить впечатление скалы. Никто ведь не знает, что внутри ты тростниковый прутик, который дрожит даже от слабого дуновения ветра.
10
– Сара, клиент за столиком уже пять минут ждет заказ, – сказал мистер Дартл и укоризненно смерил меня взглядом. Я стояла у кофемашины и готовила латте со скоростью реактивного двигателя – еще немного, и разлетелась бы на атомы.
– Да, сейчас будет готово, – выпалила я, не отрываясь от приготовления кофе.
Утро выдалось скверным. Именно в день, когда я должна была предстать перед героем интервью в лучшем виде, управляющий решил устроить проверку моему профессионализму. Мистер Дартл то и дело норовил меня поддеть: то я долго готовлю заказ, то не так смотрю на клиента. Сделай лицо проще, жесты мягче, улыбайся. Не стой, как свеча. Не горбись. Почему ты не пожелала этой девушке хорошего дня. Такими темпами мы никогда не наберем постоянную клиентуру.
Мой мозг горел из-за пустой болтовни мистера Дартла. Глядя на его недовольное лицо, я спрашивала себя: «Неужели он не видит, что своими замечаниями делает только хуже?» Наверное, он хотел поднять мой боевой дух, но на деле отбивал всякое желание работать. Единственное, что хотелось сделать, – снять рабочий фартук и выбросить его в мусорное ведро.
Я готовила напитки, а мой утренний легкий макияж медленно превращался в месиво. Находясь под постоянным прицелом ястребиных глаз управляющего, я не могла расслабиться и делать свою работу с любовью. Из-за напряжения лоб покрылся испариной, пряди волос, собранные в хвост, топорщились, как если бы меня случайно ударило током во время приготовления кофе.
Еще и телефон разрывался от сообщений, которые я никак не могла прочитать. Стоило мне потянуться к мобильнику, и управляющий одним взглядом давал понять, что сейчас проверять почту не стоит.
И ведь клиентов было не так много, но нет, надо постоянно держать осанку и улыбаться людям. Даже если эти люди просто проходят по улице и случайно заглядывают в окна кофейни. Цирк, не иначе. А цель у всего этого одна и самая банальная – повысить конкурентоспособность нашего маленького заведения.
За несколько минут до прихода моей сменщицы Анны, мистер Дартл провожал очередную посетительницу – он открыл ей дверь и крикнул вдогонку:
– Хорошего дня!
Моя голова в этот момент была почти квадратной.
– Ты прошла проверку, Сара, – проходя мимо меня, сухо сказал он и скрылся в комнате персонала.
Пока я думала, как исправить внешний вид, телефон снова завибрировал. Пришло очередное сообщение. Достав смартфон из кармана фартука, я пришла в ужас – три сообщения от Тома Харта. В одном из них он предлагал встретиться пораньше, а в двух других извинялся, что из-за неотложных дел не может сегодня дать интервью.
Трясущимися руками я начала набирать сообщение:
«Когда мы сможем встретиться?»
Ответ пришел спустя несколько секунд:
«10 марта».
– Твою мать! – воскликнула я. То ли из-за усталости, то ли из-за страха провалить задание «Таймс», я почувствовала себя восковой куклой на прилавке в детском магазине – такой же несчастной и потерянной. 10 марта – крайний срок сдачи материала.
«Прошу прощения, а нельзя раньше? Хотя бы 9‐го числа», – написала я в отчаянии. В этот момент звякнул колокольчик – пришел очередной посетитель.
Я встала со стула, поправила волосы и приготовилась встречать клиента, делая вид, что ни капельки не паникую. Я настолько срослась с мыслью, что возьму интервью у Тома, что не видела других выходов. Даже предложение Джейн перестало казаться важным и грандиозным. Я хотела писать про театр «GRIM» и точка.
Том ответил, когда я уже приготовила посетителю его напиток.
«К сожалению, нет. Сейчас мы с труппой уезжаем на пару дней в Рединг, нужно отыграть несколько спектаклей. Если это срочно, можно созвониться часов в девять или десять вечера. В это время я как раз буду уже в гостинице», – написал Том.
«Да, замечательно, тогда созвонимся сегодня вечером», – вздохнула я. Страх начал постепенно рассасываться. А когда через пять минут из комнаты персонала вышел мистер Дартл и пристально посмотрел на меня, я даже не разозлилась. Мне было все равно. Главное – Том, милейший парень, согласился дать интервью по телефону.
11
– Здравствуйте, – сказала я, сидя на диване и держа в одной руке ручку, а в другой – сотовый телефон. Перед звонком я включила запись разговора.
На моих коленях лежал ежедневник, на его листах в хаотичном порядке были написаны разные фразы: одни карандашом, другие ручкой. Некоторые я выделила, когда собирала информацию о театре «GRIM» – обвела в кружок или по контуру.
– Здравствуйте, – послышался на другом конце телефона бодрый голос Тома Харта. Он явно пребывал в хорошем расположении духа. Я не заметила в его голосе ни намека на усталость, хотя, если мне не изменяла память, он только что вернулся в гостиницу после спектакля.
– Спасибо еще раз, что согласились на интервью, вы даже не представляете…
– Давайте сразу перейдем на неформальный тон, так будет удобнее общаться. Можно называть вас просто Сарой? – перебил Том. Его голос звучал мягко, по-доброму. Я вспомнила суровое выражение его лица на флаере и подумала, что этот мягкий голос никак не соответствует актеру с флаера.
– Да, мне тоже будет удобнее называть вас Томом, а не мистером Хартом.
– Вот и отлично.
– Тогда начнем? Я не займу много времени.
– Это не важно, – кажется, Том улыбнулся. На долю секунды вибрация в его голосе изменилась. Она стала еще теплее, чем прежде. Голос завораживал, обволакивал, вводил в транс. – Я никуда не тороплюсь, поэтому полностью в твоем распоряжении.
– О’кей. – Я подвернула под себя ноги и села в любимую позу.
Пока я принимала это положение, в темном окне на долю секунды мелькнуло мое отражение: волосы собраны в неряшливый пучок, растянутая бежевая футболка с рисунком кофейной чашки. В комнате стоял полумрак, горел только ночник у дивана. Его слабый свет касался страниц ежедневника, давая возможность читать вопросы, которые я записала, чтобы не забыть их задать.
Окно я оставила чуть приоткрытым, поэтому время от времени с улицы доносились сигналы машин и шум ветра.
Интервью я начала с классических вопросов. Каверзные оставила на десерт.
– Том, как ты стал актером? С чего все началось?
– Моя мама была известной актрисой в Шотландии, – начал рассказывать Том. Он смаковал каждое слово, как ложку с медом. По чуть-чуть, с чувством и толком. – Все детство я провел в гримерке Королевского театра. Пока мама репетировала, наблюдал за ней и другими актерами, пытался копировать их жесты, мимику. Сначала это смешило меня, в четыре года я не понимал, зачем взрослые люди притворяются теми, кем не являются. Только через два года понял истинный смысл профессии. Понял, что хочу делать то же, что и мама, – выходить на сцену к зрителям, чтобы раз за разом рассказывать им удивительные истории. Добрые, злые, поучительные или наоборот – разрушающие. Но я был маленьким, поэтому воспринимал театр все-таки как развлечение, а не как серьезную профессию.
– Ты не из Лондона?
– Нет, родился, жил и вырос в Эдинбурге.
– Но работаешь здесь. Почему именно «GRIM», а не Королевский театр?
– Театр, которому я служу, – камерный. С возрастом я понял, что мне интереснее работать в маленьком помещении, где чувствуешь зрителя каждой клеточкой тела. Большая сцена не дает того заряда, как наша маленькая. Тем более «GRIM» сложно назвать театром Лондона. Мы не остаемся тут больше чем на три месяца. Иногда не бываем годами. Я, например, последний раз был в Лондоне с мамой, в детстве. А когда нашел свой театр, стал кочевать вместе с ним.
– А что на это говорит твоя мама? Она, наверное, хочет работать с тобой на одной сцене. Или родственные связи в одном театре не приветствуются?
– Почему не приветствуются? Очень даже приветствуются. Я могу назвать несколько театров Великобритании, где в труппе минимум трое актеров – родственники. Но даже если бы я захотел играть с мамой, то не смог.
– Почему?
– Она умерла, когда я еще был ребенком.
– Прости, я не знала. – Я неловко прикусила нижнюю губу.