– Хотя бы не горячим чаем! – рассмеялся Макгроу. – Вы очаровательны, мисс Райс, люблю женщин с характером!
После, видимо пресытившись разговором, Макгроу оттолкнулся от ограждения палубы и покинул нашу компанию. А проходя мимо моей дочери, вдруг наклонился и вручил ей засушенную фиалку, похищенную из кафе.
Так что никто кроме Софи его уходу не огорчился.
Но сразу стало тихо и немного скучно – да и мрачные скалы слева по борту (возможно с призраками) веселью не способствовали. Почуяв это, мадам Гроссо, немедленно расстроилась:
– Ева, своими выходками ты выгнала единственного мужчину из нашей компании! Ты же знаешь, когда рядом нет мужчин, я становлюсь несносной и впадаю в меланхолию!
– Было бы о ком сокрушаться, – фыркнула Ева. – Интересных мужчин на этом пароходе все равно нет.
– Даже месье Муратов? – наивно заметила я.
Но Ева только рассеянно пожала плечами, оглядывая пароход с нашей высокой палубы.
– Вон тот господин у борта, с папиросою и в песочной тройке – мы с ним, кажется, еще не знакомы, – наконец, заметила она кого-то. И улыбнулась: – Жанна, он на вас смотрит. Как и все прочие, пал ниц перед вашим очарованием. Похож на итальянца, по-моему.
Мадам Гроссо царственно повернула голову, смерив господина холодным взглядом. Тот немедленно приподнял шляпу и изобразил поклон – а Жанна хмыкнула и отвернулась:
– С чего ты взяла, что он итальянец?
– Похож. Я люблю итальянцев, они горячи и щедры на комплименты. А еще у них шикарные профили: брови, нос, подбородок – ммм…
– Ева, держи себя в руках, – мягко упрекнула мадам Гроссо, – здесь ребенок. И ты смущаешь нашу гостью.
Но та отмахнулась:
– Ребенок высматривает призраков на острове – малышке не до нас. А Лили не какая-нибудь деревенская простушка, ее так просто не смутишь. – И подмигнула мне. – Представьте себе, Жанна, Лили приглянулся наш обер-лейтенант.
– Тот самый красавчик?
– Тот самый красавчик.
– Мадам Дюбуа, у вас прекрасный вкус, – похвалила актриса.
Если насчет Софи Ева была права: дочка наш разговор и правда не слушала, то насчет меня немного ошибалась. Я чувствовала себя неловко – самую малость. Ибо женщин, любящих посплетничать, в моем окружении давненько уже не бывало. Тем более что сплетничали они на темы весьма фривольные.
– Ничего подобного… – отозвалась я, стараясь не казаться деревенской простушкой. Но потом вздохнула и признала – исключительно, чтобы порадовать этих сплетниц. – Но конечно обер-лейтенант Вальц весьма хорош собой – с этим не поспоришь.
– С этим даже фрау Кох не поспорит! – поддержала мадам Гроссо.
– Нет-нет, фрау Кох с этим тем более не поспорит! – рассмеялась Ева. И снова обратила наше внимание на курящего поодаль господина. – Этот итальянец похож на mafiusi откуда-нибудь из Сицилии – я их именно так себе и представляла!
– На кого похож? – не поняла я.
– Мафиози – те, кто входит в мафию, – охотно пояснила Ева. – Так на Сицилии называют жестоких бандитов. Говорят, сейчас они массово перебираются в Новый свет.
– А в Санкт-Петербург ему зачем? – со скепсисом поинтересовалась я.
Ева уже набрала в легкие воздуха, чтобы высказать смелое предположение – но мадам Гроссо смирила ее пыл:
– Какая чушь, Ева. Тебе бы романы писать на пару с твоим русским другом. Кстати, где месье Муратов? Неужто тоже мучается морской болезнью?
Пожав плечами, Ева принялась крутить головой, и вскоре действительно увидела потомка русских графов, которого, не сомневаясь ни секунды, звучно окликнула.
Тот не замедлил явиться. Господин Нойман, стюард, попытался было не позволить ему подняться на палубу первого класса, но, повинуясь жесту мадам Гроссо, конечно впустил.
– Ну что ж, месье Муратов, – актриса охотно позволила ему поцеловать свою ручку. – Раз вы один нам попались, то вам нас и развлекать. Расскажите что-нибудь занятное, милый, вы наверняка знаете тысячу историй.
– О чем же вам рассказать?
– Да хотя бы об острове, который все никак не закончится. Вы нам обещали! Что за деревушка на нем стоит? И ответьте уже, наконец, есть там призраки или нет?!
Мадам Гроссо говорила со смехом, наверное увидев, что Софи снова подошла ко мне и на русского господина взирает с большим любопытством.
– Что касается призраков – не имею ни малейшего понятия… – предсказуемо отозвался Муратов. – Зато кое-что читал о нем – в переводах у русского писателя.
– У кого же? – удивилась я.
– У Николя Карамзина, – со страшным акцентом выговорил Муратов, – он очень, очень популярен в России.
– Хм, занятно, – молвила мадам Гроссо, – не думала, что Карамзин писал что-то, кроме очерков об истории государства Российского да сентиментальной повести о бедной Лизе. Помнишь, Ева, как мы ставили «Бедную Лизу» в позапрошлом сезоне?
– Помню, – поморщилась Ева, – скучная и предсказуемая ерунда, в которой главная героиня еще и умирает. Полный провал.
– Жизнь вообще скучна, предсказуема и заканчивается смертью, моя маленькая глупая Ева. А повесть весьма поучительна. Так что еще написал господин Карамзин?
Жанна пристроила новую папироску в свой мундштук, а месье Муратов поторопился поднести спичку.
Принялся рассказывать:
– Вы правы, мадам Гроссо, но кроме сентиментальных повестей Карамзин писал самую настоящую готику. В начале века, замечу, эпистолярный готический роман был на пике моды: мисс Мэри Шелли и ее «Франкенштейн», лорд Байрон со своим прославленным типажом героя… Вот и господин Карамзин написал подобное. Роман о юноше, который долго путешествовал по миру и, наконец, возвращается на родину – в Россию. По пути он слышит печальную песню о девушке по имени, к слову сказать – Лила, – Муратов поклонился мне, – которая, по всей вероятности, сгинула где-то на загадочном острове Борнхольм…
Малышка Софи ахнула и в ужасе оглянулась на серые скалы.
– Да-да, юная мадемуазель, – подтвердил ее догадку Муратов, – на этом самом острове.
– И юноша отправился на остров, чтобы найти Лилу? – страшным шепотом уточнила Софи.
– Не совсем. Он ненамеренно оказался близ острова, однако никак не мог забыть печальной песни, а позже судьба заставила его пароход, как и нашу «Ундину», плыть мимо острова Борнхольм. Капитан позволил ему сойти, и юноша провел целую ночь в мрачном и загадочном замке на острове, а мудрый старик, хозяин замка, рассказывал историю острова и среди прочего упомянул, что древние жителя Борнхольма – славяне.
– Это правда? – со скепсисом спросила Ева.
– Сомнительно… однако все может быть: Карамзин – историк, как вы знаете. Он мог и правда найти какие-то сведения в древних книгах.5
Мадам Гроссо Муратову благосклонно улыбнулась и даже как будто посмотрела на него по-новому. В равнодушном до того взгляде мелькнула хитринка, как у юной флиртующей девушки.
– Не думала, будто вы и правда меня развлечете, – сказала она обманчиво мягким голосом. – Но история оказалась занятной. Так что же Лила? Наш герой отыскал ее?
– Отыскал. В темнице за замком, слабую и умирающую, – Муратов, извиняясь за Лилу, развел руками.
– Какой ужас! – мадам Гроссо выпустила струю дыма и развернулась на шезлонге, чтобы принять соблазнительную позу.
Вряд ли она видела, как мрачнеет при этом и без того вечно мрачная Ева…
– За что же ее осудили? – снова спросила актриса.
– О, это интереснейший момент всей повести! Дело в том…
Я бы тоже с удовольствием послушала, чем кончилась повесть, но в этот момент голос стюарда Коля невольно перебил рассказ:
– Мадам Дюбуа! Вам письмо – только что просили передать.
– От папы? – обрадовалась малышка Софи.
– Нет… – не стала лгать я.
Не стала – но лучше б солгала. Потому что Ева, которую я так опрометчиво пожалела, с обычным своим сарказмом поинтересовалась:
– Не уж-то от бравого обер-лейтенанта цур зее?!
Чем смутила меня невероятно.
– Ева! – шикнула мадам Гроссо и многозначительно скосила глаза на лицо стюарда.
Благо, тот оставался невозмутим.
– Мне нужно идти, простите… – В записке меня просили о срочной встрече, и, боюсь, это действительно было важно. – Софи, тебе придется вернуться в каюту.
– Нет-нет, мы присмотрим за девочкой, мадам Дюбуа! – воспротивилась актриса. – В такой хороший день сидеть взаперти – ужасно!
И Софи глядела на меня огромными синими глазами, умоляя прислушаться.
Я поколебалась недолго. Вряд ли дочь могла выдать нас больше, чем уже выдала: всей правды Софи просто не знала. И все же нельзя оставлять ребенка с этими сплетницами. Ева совсем не следила за языком, а мадам Гроссо мертвого разговорит, не то что пятилетнюю наивную девочку.
Актрисе я любезно улыбнулась:
– Благодарю, мадам Гроссо, но все же не хочу обременять вас. Из каюты есть выход на прекрасную отдельную хоть и небольшую палубу – наверняка у вас такой же. Софи прекрасно проведет время, уверяю вас.
Та не особенно настаивала.
Через минуту я поручила дочку заботам Бланш, которая прогуливалась с Андре на одной из нижних палуб. Девушка выглядела задумчивой и печальной, но хотя бы не принималась плакать то и дело. О том, что более мы не пленницы, я, разумеется, в общих чертах ей рассказала – и все же лишним было ждать, что она немедленно станет веселой.
– У вас все хорошо, Бланш? – искренне спросила я. – Вам удобно во втором классе?
– Все прекрасно, мадам, – покорно отозвалась та и присела, чтобы поправить курточку у Андре.
Я вздохнула. Наша няня определенно догадывалась, что ничего еще не кончено. Бланш умная девушка. Как бы там ни было, я попрощалась с детьми, а напоследок строго посмотрела на дочь и предупредила: