Лёшка виновато вздохнул, кивнул головой и начал свой долгий, долгий монолог. Всё это время, пока он рассказывал, полковник сидел молча, не перебивая его, и что-то там начёркивал толстым баварским карандашом на листочке бумаги.
– …А потом особая егерская команда, закончив строевые занятия на центральной площади, ушла под командой сержанта Дубкова в своё расположение. Ну а меня после первого же допроса в штабе отконвоировали в офицерскую камеру гарнизонной гауптвахты, – Лёшка, наконец, закончил свой долгий рассказ и приготовился к начальственному разносу. Но барон сидел с задумчивым видом и глубокомысленно молчал.
«Хоть бы наорал, что ли, – думал Егоров. – Ну или обозвал бы как-нибудь, чем вот так вот сидеть и молчать. Похоже, совсем всё у меня там плохо».
Время в казённой комнатке бежало очень медленно, но вот полковник провёл последнюю черту в какой-то своей тайной схеме на бумаге и поднял глаза на Алексея.
– Ну что же, мой друг, – наконец-то заговорил он. – Дело это весьма не простое, да ты и сам догадываешься обо всех его «особых моментах», в кои тебя уже немного посвятили. Но всё не безнадёжно! Самое главное, что под тебя и под всю твою команду никому и никак не удастся подогнать попытку к мятежу и к насилию по отношению к представителям власти. Все доводы, что два егеря кому-то там угрожали на улице, рассыпались при «правильном» допросе всех присутствовавших на месте случившегося. Даже офицеры Думашева не смогли соврать под присягой и поведали всю правду при «умелом» разговоре господина Баранова. Твоё же задержание в его полковом штабе и вовсе выглядит как сущее сумасбродство. Хотя и ты, конечно, хорош, зачем попёрся в Выборгский полк к этому идиоту, мне вот решительно непонятно. Ну, дождался бы окончания заседания у главного квартирмейстера, доложил бы ему всё по существу, а уже дальше бы действовал по уставу и по его прямой команде. Нет же, ох уж эта русская improvisation, – и он кинул карандаш на стол.
– Я боялся, что он их там просто пристрелит у себя, Ваше высокоблагородие, – Лёшка поник головой. – Мог бы ведь, сказал бы, что они попытались там на него напасть, или же при попытке к бегству, да ещё и видаков бы своих на то представил.
– Ну да, а хотя, может быть, ты и прав, с него бы сталось. Проигрался бы в карты, выпил, как обычно, в ресторации безо всякой меры и пошёл бы свою злобу в крови топить. Вполне реально, – немного подумав, кивнул барон головой. – Принимается! Но один козырь Думашева остаётся у нас пока не битым. Это обвинение твоих солдат в краже военного имущества. Да понимаю я, понимаю всё, что для дела вам этот новый английский огнепроводный шнур был нужен, – поднял он ладонь, увидев, что Лёшка пытается ему что-то возразить. – Но ты вот сам посуди, ни по каким интендантским или там по канцелярским бумагам ведь это всё не проходит. Официального прошения о его поставке к вам ранее не было. А вся эта ваша хитрая сделка с трофейным карабином, белой мукой и шнуром, – и барон усмехнулся, видя, как Лёшка краснеет, – всё это в глазах правосудия есть чистой воды преступление, Егоров. Хорошо хоть, что ни один из задержанных не признался, где они и как всё это проворачивали, не то втянули бы сюда ещё кучу народа, всех этих жадных интендантов и голодным минёров подтащили бы к расследованию. Все бы тогда на каторгу или на эшафот загремели. А как ты хотел, за ковш краденой муки у нас вздёргивают, а тут привезённый из-за моря самый новый огнепроводный шнур, за который чистым золотом из казны плачено! Тут нужно будет подумать. И самое главное, как обезопаситься от этого Думашева, ибо зная сего господина, с полной уверенностью тебе скажу, что второй раз спустить ваше дело на тормозах уж он-то точно теперь не даст. Так-так-так… – барон опять замолчал и надолго задумался, опять что-то чиркая на своей бумаге.
Так они просидели ещё где-то около получаса. Наконец Генрих Фридрихович хмыкнул и посмотрел с прищуром на Егорова. – Ну что, Алексей Петрович, пришло время совершить тебе и всем твоим людям великий подвиг! Только так, сделав невероятное, мы сможем убрать все, подчёркиваю, все вопросы к твоим людям, к тебе лично и вообще к этой теме особых егерей. Тут уже, как говорится, «или пан, или пропал». Готов рисковать, подпоручик?
– Так точно, Ваше высокоблагородие! Всегда готов! – прокричал, вскочив с места, Алексей.
– Тихо, тихо, Егоров, не то сейчас сюда вся комендатура сбежится, – притормозил этот поток кипучей энергии барон. – У тебя и так уже слава отмороженного на всю голову, а эти ведь разбираться не будут, начнут сразу же с ходу стрелять, меня ещё ненароком зацепят. Так, сейчас ты идёшь в расположение своей команды, приводишь себя в надлежащий вид, моешься, стрижёшься, пусть тебе мундир хорошо подправят, подошьют его и постирают. А завтра после утренней зари, опосля завтрака, являешься как чистый огурчик ко мне. Пойдём с тобой к одному о-очень интересному и важному человеку, Егоров. Которому я бы тебе о-очень настоятельно рекомендовал бы постараться понравится. А пока давай, получай у дежурного комендантского офицера всё своё изъятое оружие с амуницией и вперёд, двигай в своё расположение. Я тебя уже снял из-под ареста, и все бумаги, которые для того были нужны, мной там выправлены. – И видя, как переминается Лёшка с ноги на ногу, со вздохом спросил: – Ну что там у тебя ещё, Егоров?
– Генрих Фридрихович, а ребята как же? Я-то вот к себе пойду, а они там, – пробубнил, упрямо глядя в пол, егерь.
– Лёшенька, мило-ой, – с какой-то издёвкой ответил ему полковник. – А это уже от нашего завтрашнего утреннего разговора будет зависеть, выбьем мы тот последний козырь у Думашева или же на эшафот их обоих спровадим!
Глава 5. Высокая аудиенция
– …Ну вот, господа унтер-офицеры, так и сказал их высокоблагородие, пообещал только, что им двойную норму начнут давать, а то на арестантской там ноги протянешь, – рассказывал своим младшим командирам последние новости Егоров. – Так что завтра с утра всё у нас и решится, даже и не знаю, с кем там меня наш полковник сведёт. И какую такую невыполнимую задачу они мне там поставят. По большому счёту-то в верхах вообще ничем не рискуют, ну не получилось ничего у егерей, порубали их всех на дальнем выходе, ну и ладно, зато не будут более никого беспокоить и людей не станут будоражить.
– Кхе-кхе, – кашлянул самый старый унтер Карпыч. – Так-то оно так, вашбродь, есть, канешна, немного опаска, что не справимся мы с энтим заданием, что нам наверху задумали. Но опять же, с другой стороны как поглядеть, значит, доверяет нам высокое командование. Надеется оно только на нас, потому как нет никого более, кто бы с энтим вообще справиться смог. Ценят! А было бы по-другому, так давно бы уже по полкам разогнали, али после той площади всех бы под арест упекли. Чай, нашли бы штабные охфицеры, за что. Не-е, нужны мы им такие. Да и рисковать-то нам, поди, уже и не привыкать, а без того как вообще солдату быть, у него что не баталия или поход, то всегда какой риск. Ничё-ё, вашбродь, пробьё-ёмся!
– Пробьёмся! – загомонили остальные командиры. – Не волнуйся, Ляксей Петрович, нас просто так не возьмёшь! Даже беслы вон клыки обломали и нам свои волчьи хвосты оставили!
– А самое главное, это то, что мы своих ребятишек выручим. Не дело это – егерей под петлёй оставлять, – подвёл итог всему разговору Карпыч. – Так что вы, пожалуйста, кушайте, вашбродь, а опосля пожалуйте опочивать. Чтобы завтра, как их Высокоблагородие сказал, вам бы как огурчик с утреца быть. А мы тут пока всё по мундиру и по вашей амуниции сообразим. Встанете на заре, как на парад у нас вырядитесь!
– Вот это я понимаю офицер! Вот это я понимаю имперский егерь! – улыбнулся барон, оглядывая чистого, опрятного, розовощёкого подпоручика, стоявшего по стойке «смирно» в выглаженном мундире, в начищенных до зеркального блеска сапогах и с навитыми, напудренными буклями и косой.
– А шинелку всё же накинь, Алексей, – посоветовал барон. – Холодно нынче на дворе, заколеешь, пока до места дойдём, там её в доме-то и скинешь, да в своём доломане уже останешься.
Путь до нужного большого каменного дома оказался недалёким. Нужный человек жил от штаба недалеко, но конец декабря, начало января было самым холодным временем в Южной Валахии, и морозец пощипывал за щёки, пока они шли.
Прислужник, седой дядька, принял у посетителей верхнюю одежду, а молоденький прапорщик, представившийся адъютантом его превосходительства, пригласил офицеров наверх.
– Генерал-майор Григорий Александрович Потёмкин ожидает вас, – адъютант широко распахнул двери в ярко освещённую залу, и Лёшка «на автомате» шагнул вслед за бароном. Там, впереди, буквально в десяти шагах от него стояла живая легенда: будущий фельдмаршал, всесильный фаворит императрицы и будущий светлейший князь Таврический, основавший целый южный край с десятками городов, названный Екатеринославской и Таврической губерниями. Именно в них он и стал самым первым генерал-губернатором. Ему удалось реализовать свой проект присоединения к империи Крыма и основать Черноморский военный и торговые флота. А будучи назначенным президентом Военной коллегии, провести грандиозную военную реформу армии, модернизировав её и убрав многие косные, мешающие развитию порядки. Потёмкин, человек взрывной, кипучей творческой энергии и высочайших организаторских способностей, и вот Лёшка стоит перед ним!
Тело среагировало само, каблуки сапог щёлкнули о паркет пола, а сам он застыл в строевой стойке. Докладывал генералу о прибытии сам Генрих Фридрихович. Егоров лишь таращился на высоченного здоровяка с чёрной повязкой на голове. Лицо генерала с орлиным носом и с высоким выпуклым лбом было очень выразительным. Красиво выгнутые брови, прекрасный цвет кожи с лёгким румянцем на щеках, мягкие светло-русые вьющиеся волосы, ровные, ослепительной белизны зубы. Такие мужчины, да ещё и окружённые ореолом могущества, богатства и блеска, бывают неотразимы для женщин. Даже потеря зрения в одном глазу не портила его внешнего вида.
– Вот, Ваше превосходительство, сей юноша, о котором я только лишь вчера вам рассказывал. – Барон отступил чуть в сторону, и Потёмкин в упор посмотрел на Лёшку. У того аж мурашки побежали по всему телу.
– Ну здравствуй, голубчик, – глубоким грудным басом пророкотал генерал. – Как же, наслышан о твоих делах, и про Кагул, и про Бендеры, и про Журжи знаю, эка ловко вы того османского инженерного полковника из самой крепости скрали! Да и про последние ваши дела с турецким шпионом и про вызволение нашего важного человека с самой сербской земли Генрих Фридрихович мне тоже вчерась поведал. Отрадно, что такие храбрые и умелые молодые командиры в нашей армии на смену заматеревшим подрастают, – и он многозначительно поглядел на фон Оффенберга.
Тот при этом улыбнулся и покачал согласно головой.
– А что это у тебя за кожаные сумы такие по бокам торчат, и вот впереди тоже какие-то интересные чехлы, – и Потёмкин с живым интересом кивнул на Лёшкину амуницию.
– Это, Ваше превосходительство, кобуры под ношение пистолей. Чтобы в случае сшибки с неприятелем быстрее их выдернуть и привести к бою. – И Лешка, быстро открыв на клапанах застёжки, крутанул в руке пистолеты, подавая их рукоятками вперёд генералу.
Тот с интересом взял в руки оба, покачал и взглянул в одно дуло.
– Пистоли-то какие интересные, по замку и по рукояти похожи на наши драгунские, только вот тут стволы подлиннее да и потоньше вроде будут?
– Ваше превосходительство, это и есть наши, только вот переделанные драгунские, – пояснил ему Лёшка. – У меня оружейник их улучшил, уменьшив немного калибр и удлинив ствол, ну и немного в конце этих стволов нарезы добавил. Пистоль в зарядке и по весу тяжелее не стал, зато бьёт теперь смело за шагов пятьдесят-семьдесят.
– О как! – удивился Григорий Александрович. – Сам из пистолей по турке пулял, было дело и не раз. Знаю, что за три десятка шагов уже нет толку в этой стрельбе. Занятно! А это что за сумки на ремне?
– То спереди подсумок – патронташ для быстрой зарядки, в нём лежат четыре десятка фузейных патронов, ну а у штуцерников, значит, патроны для их винтовальных ружей, – продолжал «показ новинок» Егоров. – В скоротечном бою у егерей ведь зачастую тот, кто быстрей перезарядится и потом выстрелит во врага, тот и останется живым. Ну а здесь мы на каждой зарядке по четверти всего времени выигрываем. В наплечную сумку, что висит на перевязи, лезть не нужно, всё и так сразу же под рукой. Ты только боевой припас выдёргивай, порох в замок всыпай и загоняй пулю в ствол, да и бей тут же, хоть стоя, хоть сидя, а хоть бы и лёжа, в любом положении с таким патронташем удобно воевать будет. А это подсумок под гренады, мы каждый по две их с собой носим. Тяжеловаты они, конечно, и метать их не так удобно, как если бы они с ручками были, убойность раньше была слабая, но мы им начинку заменили, и они теперь разлёт осколков и начинки на шагов пятнадцать вокруг получили, карманной артиллерией мои егеря их прозвали. Очень хорошее средство для огневой поддержки в ближнем бою. Зря гренады с вооружения сняли. Их бы немного доработать и можно обученным войскам давать, – увлечённо рассказывал Алексей. – Это основной патронный подсумок на плечевой перевязи, это кинжал, он есть у каждого егеря, бывает такая схватка тесная, глаза в глаза, что только им и можно врага резать. Этот, – и Алексей достал свой дарственный гольбейн, – меня уже не раз в ближнем бою выручал. У всех моих солдат сейчас кинжалы или ножи при себе есть. Когда врага в том же карауле нужно втихую срезать, незаменимая бывает вещь, Ваше превосходительство. Ну и вот эти тоже, – и Лёшка продемонстрировал два своих швырковых ножа. – Места они занимают немного, сами махонькие, а за десять шагов бьют отменно. Правда, и навыка владения требуют они, конечно, от своего хозяина большого. Потому и пользуются ими в команде немногие.
– Так-так-так, – оглядел его внимательно генерал. – У тебя и кроме оружия я в твоём мундире изменения нахожу. Ну ладно, по этим волчьим хвостам мне всё и так понятно, про них в отдельном приказе прописано и как знак отличия да доблести вам разрешается иметь. А вот и второй погон у тебя на плече, и штаны не зауженные, сапожки коротенькие. Всё это тоже для удобства егерского боя перешито-переделано?
– Так точно, Ваше превосходительство, – подтвердил Алексей. – Я при приёме на службу в армию, в самом начале в мушкетёрском мундире воевал, под Кагулом на пехотных башмаках все ноги себе истоптал. Камзолы и штаны у солдат заужены, на голове неудобные шляпы, да ещё букли и косы эти, – с отвращением мотнул головой подпоручик. – То ли дело егерский мундир, хотя и здесь, конечно, есть что дорабатывать, вот тот же поясной ремень, вон как перегружен, чего на нём сейчас только не висит. И кое-что можно будет даже распределить на самом мундире. А вообще для солдата что важно, Ваше превосходительство? – и, увидев горящий любопытством глаз генерала, подвёл итог рассказа: – Для солдата важна простота: быстро вскочил по тревоге, влетел в штаны, затем в сапоги, накинул на себя куртку, на голову удобный картуз, нацепил сверху ремень, в руки схватил ружьё и всё, он уже готов к бою!
– Интересно, очень интересно, – пробасил Потёмкин. – А ну-ка, господа, пожалуйте к моему рабочему столу. Сейчас я Сашке скажу, и нам чаю с французским печеньем подадут.
Григорий Александрович оказался очень лёгок в общении. Сам, обладая живой харизмой, он мог внимательно выслушать собеседника, поддержать разговор и не ставил никаких рамок иерархии. Не зря австрийский фельдмаршал и писатель мемуарист де Линь, служивший под началом Потёмкина, оставил потомкам такое подробное описание этого незаурядного человека: «Трусливый за других, – пишет он о князе, – Потёмкин сам очень храбр: он останавливается под выстрелами и спокойно отдаёт приказания… Он очень озабочен в ожидании опасности, но веселится среди неё и скучает среди удовольствий. То глубокий философ, то искусный министр, великий политик, а то десятилетний ребёнок. Он вовсе не мстителен, он извиняется в причинённом горе, старается исправить несправедливость. Одной рукой он подаёт условные знаки женщинам, которые ему нравятся, а другой – набожно крестится. С генералами он говорит о богословии, с архиереями – о войне. Он то гордый сатрап Востока, то любезнейший из придворных Людовика XIV. Под личиной грубости он скрывает очень нежное сердце; он не знает часов, причудлив в пирах, в отдыхе и во вкусах: как ребёнок, всего желает и, как взрослый, умеет от всего отказаться… Легко переносит жару, вечно толкуя о прохладительных ваннах, и любит морозы, вечно кутаясь в шубы…» И вот с таким человеком, довелось беседовать Егорову.
– Да, интересное суждение у вас, голубчик, о военной тактике. Весьма и весьма необычное. Значит, вы полагаете, что нужно всемерно развивать егерские войска и прицельный стрелковый бой? Вводить его основы и в мушкетёрские роты пехотных полков? А ведь целый ряд авторитетных военачальников утверждает, что пуля есть лишь дополнение штыка, а все баталии всё равно решаются натиском сомкнутых колонн.
– Ну, какое-то время да, – согласился Лёшка. – Но огневой стрелковый бой будет всё время с годами только усиливаться, так же как и урон от артиллерии. И в итоге развёрнутые линейные шеренги будут просто выкашивать такие сомкнутые колонны, даже не допустив их до своих порядков.
– Ну, это ещё когда будет, – покачал головой Потёмкин. – Всё-таки сейчас время каре и ударных штурмовых колонн, а отборные стрелки лишь оказывают поддержку в их развёртывании и деморализуют противника, выбивая его командиров с прислугой орудий. Опять же при нашем таком неповоротливом ведомстве это когда ещё все эти оружейные новинки будут сделаны и пойдут в войска! У нас вон даже кавалерию хорошими клинками и укороченными карабинами до сих пор ещё всю оснастить не могут. Что уж и говорить-то о винтовальных ружьях – штуцерах? Но и ты тоже прав, Алексей, егерей, разумеется, как род войск нужно развивать. А кроме того что они могут быть на поле боя весьма полезными, им ещё и особые дела, как я знаю, тоже по плечу. Не зря ведь вашу команду отдельной, особой назвали. Вы уже в нескольких дальних выходах себя отменно проявили. Вот и новое дело, которое вам хотят поручить, подпоручик, пожалуй, что лишь одни вы и сможете только выполнить. Мы тут вчера вечером уже советовались с господином полковником и решили посвятить тебя в некоторые тайны, – и он посмотрел на фон Оффенберга. – Пожалуйста, продолжайте, полковник!
Тот кивнул и придвинулся поближе к столу, на котором лежала расстеленная карта.
– До тебя, Алексей, уже, наверное, дошли слухи, что по прошествии трёх лет этой войны началась подготовка к грядущему перемирию, и противоборствующие стороны пытаются выйти на них, усилив свои позиции. Российская империя однозначно выиграла эту войну, её войска разбили османские армии и заняли большие территории противника. Естественно, мы вправе рассчитывать на лучшие условия мира, иначе для чего было проливать столько крови и тратить море ресурсов? В Стамбуле это прекрасно понимают и пытаются сделать всё, чтобы украсть нашу победу или хотя бы уменьшить её итоги, привлекая для этого некоторые, скажем так, не очень дружественные нам европейские страны. Сейчас идёт тайная война, в которой ты уже и сам успел поучаствовать, помогая задержать турецкого шпиона и освободить, а потом и вывезти нашего человека с важными бумагами из-за Дуная. В марте месяце в Журжи и Фокшанах планируется начать переговоры о перемирии, а затем попытаться заключить уже и сам мир. И какой он будет, зависит не только от действий наших доблестных полков, но и от того, как поработают дипломаты и особые секретные службы военной коллегии. Нам позарез нужны тайные сведения, документы и доказательства сговора Блистательной Порты с Австрией и Францией. Все три этих страны ведут свою явную враждебную политику против Российской империи, и чем больше у нас будет на руках козырей против них, тем проще будет вести будущие переговоры. Тебе и твоим людям надлежит вернуться туда, где вы только что недавно были. Вся военная и боевая часть дела, его планирование и само исполнение ложится лично на тебя, подпоручик. Работа с нашей агентурой и противодействие вражеской – на уже известного тебе поручика Озерова. Вам же на месте будет помогать тот человек, которого вы освободили у турок, – это серб Богдан. После того как вы добудете нужное, он останется на чужой территории, а вы должны будете вернуться с добытыми бумагами домой. Дело это чрезвычайно сложное, и как уже сказал Его превосходительство ранее, выполнить его можешь только ты со своей командой, потому как именно она имеет наилучшую подготовку и опыт для всего этого. Самая большая сложность здесь в том, что выполнять это задание придётся даже не в прибрежной полосе Дуная, а в самом центре Балканских земель, а именно в Сербии, вот здесь, – и полковник показал на точку в глубине турецкой территории.
У Лёшки всё сжалось внутри – место, на которое указывал барон, лежало как минимум в трёх сотнях вёрст южнее того, откуда они вышли только месяц назад. Поражённый, он поглядел на Потёмкина и на фон Оффенберга.
– Вы ничего не путаете, господин барон? Здесь от Дуная по прямой три недели хода как минимум! А сама работа по захвату и потом отход по вражеской земле, когда на нас всех собак там спустят, после того как мы там нашумим? И это ещё как минимум три недели прибавить! Хорошо если мы к ближайшему дунайскому берегу на судах подойдём, а если вдруг река встанет от морозов, это ведь ещё самое малое две недели хода придётся прибавить по болгарскому участку! – Лёшка схватился за голову, вперив глаза в карту. Задание было невыполнимо, уж кто-кто, но он-то прекрасно отдавал себе в этом отчёт!
Потёмкин покачал головой, соглашаясь:
– Я Генриху Фридриховичу то же самое вчера сказал, но он мне ответил, что только на тебя есть одна надежда. Понимаешь, Алексей, если всё же это дело получится, польза для державы будет преогромная! Как знать, может быть, и множество жизней наших солдат и офицеров можно будет уберечь, и мы уже добытую в прежних боях победу «не расплескаем».
Егоров мельком взглянул на Григория Александровича и придвинулся вплотную к карте. Ниш, достаточно большой город в восточной Сербии, стоящий на перекрёстке больших дорог, ведущих из столицы Османской империи Стамбула, из Греции и Македонии, а далее через Софию и Скопье на Белград и ещё дальше уже в Австрию, в Венгрию, да и вообще в Европу. Да, хорошее тут место, чтобы перехватывать ценные сведенья и бумаги. Егоров посмотрел на барона:
– Нам необходимо прибыть в сам Ниш или куда-то рядом с ним?
Лицо у того буквально посветлело, он подсел рядом с егерем и указал на точку чуть севернее этого города.
– Вот тут есть небольшое село Горна-Топоница, оно лежит буквально в версте от большой дороги, по которой следует под охраной дипломатическая почта в Турцию из Европы и обратно. Перевозятся по ней также и ценности. У нас есть человек, – и он многозначительно кашлянул, – скажем, в определённых кругах, который может подсказать, когда конвой с особо важной почтой пойдёт из Стамбула в Вену. Важность этой почты можно определить по количеству состоящей при ней охраны. На дорогах в глубине османских земель относительно спокойно и, как правило, пару фельдъегерских карет до границы сопровождают только один, очень редко когда два десятка всадников. Но раза три было и такое, что в охране состояла целая полусотня. По нашему предположению, именно в это время и перевозились особо важные документы и ценности, касающиеся предстоящего сговора Австрии и Турции против России. По нашим сведениям, треть суммы для вступления в войну против нас австрийцы уже получили и сейчас готовятся к принятию второй трети и к началу провокаций.
– Нда-а, интересно, – задумался Алексей и начал мерить на карте своей пядью (древнерусской мерой длины, равной расстоянию между концами растянутых пальцев руки – большого и указательного) точки от Дуная до Ниша по нескольким вариантам пути.
– Признайтесь, Ваше высокоблагородие, у вас уже были какие-то планы насчёт этого дела, не зря же вы не разрешили уход Кунгурцеву из Журжи на зимнее докование? – Лёшка подозрительно посмотрел на барона.
– Нет, – тот покачал головой, – так далеко я ещё не мог заглянуть два месяца назад. Самое большое, это предполагалось отправить Богдана с парой человек обратно в Сербию. Но события развиваются слишком стремительно и не всегда по благоприятному для нас сценарию. Военной коллегии нужно позарез вывести из складывающейся против нас враждебной коалиции Австрийскую империю. Именно для получения особых инструкций я и убывал в Браилов. Теперь ты знаешь всё и должен понимать, какое важное дело, если ты согласишься, придётся вам исполнить. Мы с Григорием Александровичем приложим все усилия, чтобы решить ВСЕ, – барон особо выделил это слово, – абсолютно все ваши вопросы!
– Хорошо, – медленно покачал головой Егоров, – мне нужно три дня на подготовку и много денег, придётся покупать особый провиант и материалы, переделывать снаряжение, и да, нам нужен ещё новый английский огнепроводный шнур и пороховой припас от сапёров. Того, что они нам передали, для дела будет слишком мало, – и он нахально уставился на барона.
Тот только лишь усмехнулся:
– Всё что пожелаешь, подпоручик, для тебя абсолютно всё, ну разве что кроме штуцеров! Тут уж, извини, я бессилен.
– Тогда для начала мне нужно 200 наших рублей и столько же переведённых в австрийские кроненталлеры и в турецкое серебро, желательно, чтобы мелкой монетой. И ещё, Гусева с Афанасьевым, господин полковник, нужно бы побыстрее освободить, им ведь силы нужно восстанавливать после их карцерного пайка.
– Конечно, Алексей, – усмехнулся фон Оффенберг. – Не отказывай себе ни в чём, проси всё, сегодня ты именинник.
«Ну да, – подумал Лёшка, опять вглядываясь в карту. – По мне так я похож больше на идиота, которого назвали храбрецом, похлопали по спине и показали на верёвку натянутую над пропастью – иди, Егоров, ты же у нас опытный канатоходец!»
Глава 6. Сборы
– …Вот такое нам предстоит дело, братцы, – рассказывал Лешка, прихлёбывая травяной взвар из большой глиняной кружки. – И отказаться от него я никак не мог. Это с виду наш полковник душка разлюбезная, а внутри во-от такой у него волчище сидит, – и он сжал кулаки. – Во-от так он сейчас нас всех держит, попробуй только не согласиться, даже представить себе не хочу, что со всей нашей командой тогда станется. Да и дело действительно важное, не могу я вам про всё рассказывать, простите, военная тайна, но много жизней солдатских мы можем сберечь, если оно у нас выгорит.
– Ну что уж тогда говорить, – вздохнул Макарович. – Надо так надо, чай, сдюжим, вашбродь, не впервой ведь уж у судьбы да на мушке скакать. Спасибо, что рассказываете нам, у других как, ать-два, лево, право, сесть, встать! Мы-то служивые, люди подневольные, поди.
– Но, но, у нас тут особая команда, – покачал головой Лёшка. – Каждый должен знать, для чего и куда он идёт, иначе добра не будет. Болванчики нам тут не нужны!
– Всё верно, Ляксей Петрович, с разумом и с хотением оно куда как лучше любое дело ладить, – подтвердил Тимофей. – А мы уж постараемся. Вон и Сергуню с Васькой, почитай, что уже выручили, даже ещё его и не начав по сути. Хорошо!
– Это да-а, – одобрительно заговорили унтера. – Теперяча ужо вся команда у нас в сборе!
– Ну, тогда что, тогда мы опять идём к тебе в гости, – улыбнулся подпоручик Живану. – Давно что-то мы в Сербии не были! – И все егеря весело рассмеялись.
– …А потом особая егерская команда, закончив строевые занятия на центральной площади, ушла под командой сержанта Дубкова в своё расположение. Ну а меня после первого же допроса в штабе отконвоировали в офицерскую камеру гарнизонной гауптвахты, – Лёшка, наконец, закончил свой долгий рассказ и приготовился к начальственному разносу. Но барон сидел с задумчивым видом и глубокомысленно молчал.
«Хоть бы наорал, что ли, – думал Егоров. – Ну или обозвал бы как-нибудь, чем вот так вот сидеть и молчать. Похоже, совсем всё у меня там плохо».
Время в казённой комнатке бежало очень медленно, но вот полковник провёл последнюю черту в какой-то своей тайной схеме на бумаге и поднял глаза на Алексея.
– Ну что же, мой друг, – наконец-то заговорил он. – Дело это весьма не простое, да ты и сам догадываешься обо всех его «особых моментах», в кои тебя уже немного посвятили. Но всё не безнадёжно! Самое главное, что под тебя и под всю твою команду никому и никак не удастся подогнать попытку к мятежу и к насилию по отношению к представителям власти. Все доводы, что два егеря кому-то там угрожали на улице, рассыпались при «правильном» допросе всех присутствовавших на месте случившегося. Даже офицеры Думашева не смогли соврать под присягой и поведали всю правду при «умелом» разговоре господина Баранова. Твоё же задержание в его полковом штабе и вовсе выглядит как сущее сумасбродство. Хотя и ты, конечно, хорош, зачем попёрся в Выборгский полк к этому идиоту, мне вот решительно непонятно. Ну, дождался бы окончания заседания у главного квартирмейстера, доложил бы ему всё по существу, а уже дальше бы действовал по уставу и по его прямой команде. Нет же, ох уж эта русская improvisation, – и он кинул карандаш на стол.
– Я боялся, что он их там просто пристрелит у себя, Ваше высокоблагородие, – Лёшка поник головой. – Мог бы ведь, сказал бы, что они попытались там на него напасть, или же при попытке к бегству, да ещё и видаков бы своих на то представил.
– Ну да, а хотя, может быть, ты и прав, с него бы сталось. Проигрался бы в карты, выпил, как обычно, в ресторации безо всякой меры и пошёл бы свою злобу в крови топить. Вполне реально, – немного подумав, кивнул барон головой. – Принимается! Но один козырь Думашева остаётся у нас пока не битым. Это обвинение твоих солдат в краже военного имущества. Да понимаю я, понимаю всё, что для дела вам этот новый английский огнепроводный шнур был нужен, – поднял он ладонь, увидев, что Лёшка пытается ему что-то возразить. – Но ты вот сам посуди, ни по каким интендантским или там по канцелярским бумагам ведь это всё не проходит. Официального прошения о его поставке к вам ранее не было. А вся эта ваша хитрая сделка с трофейным карабином, белой мукой и шнуром, – и барон усмехнулся, видя, как Лёшка краснеет, – всё это в глазах правосудия есть чистой воды преступление, Егоров. Хорошо хоть, что ни один из задержанных не признался, где они и как всё это проворачивали, не то втянули бы сюда ещё кучу народа, всех этих жадных интендантов и голодным минёров подтащили бы к расследованию. Все бы тогда на каторгу или на эшафот загремели. А как ты хотел, за ковш краденой муки у нас вздёргивают, а тут привезённый из-за моря самый новый огнепроводный шнур, за который чистым золотом из казны плачено! Тут нужно будет подумать. И самое главное, как обезопаситься от этого Думашева, ибо зная сего господина, с полной уверенностью тебе скажу, что второй раз спустить ваше дело на тормозах уж он-то точно теперь не даст. Так-так-так… – барон опять замолчал и надолго задумался, опять что-то чиркая на своей бумаге.
Так они просидели ещё где-то около получаса. Наконец Генрих Фридрихович хмыкнул и посмотрел с прищуром на Егорова. – Ну что, Алексей Петрович, пришло время совершить тебе и всем твоим людям великий подвиг! Только так, сделав невероятное, мы сможем убрать все, подчёркиваю, все вопросы к твоим людям, к тебе лично и вообще к этой теме особых егерей. Тут уже, как говорится, «или пан, или пропал». Готов рисковать, подпоручик?
– Так точно, Ваше высокоблагородие! Всегда готов! – прокричал, вскочив с места, Алексей.
– Тихо, тихо, Егоров, не то сейчас сюда вся комендатура сбежится, – притормозил этот поток кипучей энергии барон. – У тебя и так уже слава отмороженного на всю голову, а эти ведь разбираться не будут, начнут сразу же с ходу стрелять, меня ещё ненароком зацепят. Так, сейчас ты идёшь в расположение своей команды, приводишь себя в надлежащий вид, моешься, стрижёшься, пусть тебе мундир хорошо подправят, подошьют его и постирают. А завтра после утренней зари, опосля завтрака, являешься как чистый огурчик ко мне. Пойдём с тобой к одному о-очень интересному и важному человеку, Егоров. Которому я бы тебе о-очень настоятельно рекомендовал бы постараться понравится. А пока давай, получай у дежурного комендантского офицера всё своё изъятое оружие с амуницией и вперёд, двигай в своё расположение. Я тебя уже снял из-под ареста, и все бумаги, которые для того были нужны, мной там выправлены. – И видя, как переминается Лёшка с ноги на ногу, со вздохом спросил: – Ну что там у тебя ещё, Егоров?
– Генрих Фридрихович, а ребята как же? Я-то вот к себе пойду, а они там, – пробубнил, упрямо глядя в пол, егерь.
– Лёшенька, мило-ой, – с какой-то издёвкой ответил ему полковник. – А это уже от нашего завтрашнего утреннего разговора будет зависеть, выбьем мы тот последний козырь у Думашева или же на эшафот их обоих спровадим!
Глава 5. Высокая аудиенция
– …Ну вот, господа унтер-офицеры, так и сказал их высокоблагородие, пообещал только, что им двойную норму начнут давать, а то на арестантской там ноги протянешь, – рассказывал своим младшим командирам последние новости Егоров. – Так что завтра с утра всё у нас и решится, даже и не знаю, с кем там меня наш полковник сведёт. И какую такую невыполнимую задачу они мне там поставят. По большому счёту-то в верхах вообще ничем не рискуют, ну не получилось ничего у егерей, порубали их всех на дальнем выходе, ну и ладно, зато не будут более никого беспокоить и людей не станут будоражить.
– Кхе-кхе, – кашлянул самый старый унтер Карпыч. – Так-то оно так, вашбродь, есть, канешна, немного опаска, что не справимся мы с энтим заданием, что нам наверху задумали. Но опять же, с другой стороны как поглядеть, значит, доверяет нам высокое командование. Надеется оно только на нас, потому как нет никого более, кто бы с энтим вообще справиться смог. Ценят! А было бы по-другому, так давно бы уже по полкам разогнали, али после той площади всех бы под арест упекли. Чай, нашли бы штабные охфицеры, за что. Не-е, нужны мы им такие. Да и рисковать-то нам, поди, уже и не привыкать, а без того как вообще солдату быть, у него что не баталия или поход, то всегда какой риск. Ничё-ё, вашбродь, пробьё-ёмся!
– Пробьёмся! – загомонили остальные командиры. – Не волнуйся, Ляксей Петрович, нас просто так не возьмёшь! Даже беслы вон клыки обломали и нам свои волчьи хвосты оставили!
– А самое главное, это то, что мы своих ребятишек выручим. Не дело это – егерей под петлёй оставлять, – подвёл итог всему разговору Карпыч. – Так что вы, пожалуйста, кушайте, вашбродь, а опосля пожалуйте опочивать. Чтобы завтра, как их Высокоблагородие сказал, вам бы как огурчик с утреца быть. А мы тут пока всё по мундиру и по вашей амуниции сообразим. Встанете на заре, как на парад у нас вырядитесь!
– Вот это я понимаю офицер! Вот это я понимаю имперский егерь! – улыбнулся барон, оглядывая чистого, опрятного, розовощёкого подпоручика, стоявшего по стойке «смирно» в выглаженном мундире, в начищенных до зеркального блеска сапогах и с навитыми, напудренными буклями и косой.
– А шинелку всё же накинь, Алексей, – посоветовал барон. – Холодно нынче на дворе, заколеешь, пока до места дойдём, там её в доме-то и скинешь, да в своём доломане уже останешься.
Путь до нужного большого каменного дома оказался недалёким. Нужный человек жил от штаба недалеко, но конец декабря, начало января было самым холодным временем в Южной Валахии, и морозец пощипывал за щёки, пока они шли.
Прислужник, седой дядька, принял у посетителей верхнюю одежду, а молоденький прапорщик, представившийся адъютантом его превосходительства, пригласил офицеров наверх.
– Генерал-майор Григорий Александрович Потёмкин ожидает вас, – адъютант широко распахнул двери в ярко освещённую залу, и Лёшка «на автомате» шагнул вслед за бароном. Там, впереди, буквально в десяти шагах от него стояла живая легенда: будущий фельдмаршал, всесильный фаворит императрицы и будущий светлейший князь Таврический, основавший целый южный край с десятками городов, названный Екатеринославской и Таврической губерниями. Именно в них он и стал самым первым генерал-губернатором. Ему удалось реализовать свой проект присоединения к империи Крыма и основать Черноморский военный и торговые флота. А будучи назначенным президентом Военной коллегии, провести грандиозную военную реформу армии, модернизировав её и убрав многие косные, мешающие развитию порядки. Потёмкин, человек взрывной, кипучей творческой энергии и высочайших организаторских способностей, и вот Лёшка стоит перед ним!
Тело среагировало само, каблуки сапог щёлкнули о паркет пола, а сам он застыл в строевой стойке. Докладывал генералу о прибытии сам Генрих Фридрихович. Егоров лишь таращился на высоченного здоровяка с чёрной повязкой на голове. Лицо генерала с орлиным носом и с высоким выпуклым лбом было очень выразительным. Красиво выгнутые брови, прекрасный цвет кожи с лёгким румянцем на щеках, мягкие светло-русые вьющиеся волосы, ровные, ослепительной белизны зубы. Такие мужчины, да ещё и окружённые ореолом могущества, богатства и блеска, бывают неотразимы для женщин. Даже потеря зрения в одном глазу не портила его внешнего вида.
– Вот, Ваше превосходительство, сей юноша, о котором я только лишь вчера вам рассказывал. – Барон отступил чуть в сторону, и Потёмкин в упор посмотрел на Лёшку. У того аж мурашки побежали по всему телу.
– Ну здравствуй, голубчик, – глубоким грудным басом пророкотал генерал. – Как же, наслышан о твоих делах, и про Кагул, и про Бендеры, и про Журжи знаю, эка ловко вы того османского инженерного полковника из самой крепости скрали! Да и про последние ваши дела с турецким шпионом и про вызволение нашего важного человека с самой сербской земли Генрих Фридрихович мне тоже вчерась поведал. Отрадно, что такие храбрые и умелые молодые командиры в нашей армии на смену заматеревшим подрастают, – и он многозначительно поглядел на фон Оффенберга.
Тот при этом улыбнулся и покачал согласно головой.
– А что это у тебя за кожаные сумы такие по бокам торчат, и вот впереди тоже какие-то интересные чехлы, – и Потёмкин с живым интересом кивнул на Лёшкину амуницию.
– Это, Ваше превосходительство, кобуры под ношение пистолей. Чтобы в случае сшибки с неприятелем быстрее их выдернуть и привести к бою. – И Лешка, быстро открыв на клапанах застёжки, крутанул в руке пистолеты, подавая их рукоятками вперёд генералу.
Тот с интересом взял в руки оба, покачал и взглянул в одно дуло.
– Пистоли-то какие интересные, по замку и по рукояти похожи на наши драгунские, только вот тут стволы подлиннее да и потоньше вроде будут?
– Ваше превосходительство, это и есть наши, только вот переделанные драгунские, – пояснил ему Лёшка. – У меня оружейник их улучшил, уменьшив немного калибр и удлинив ствол, ну и немного в конце этих стволов нарезы добавил. Пистоль в зарядке и по весу тяжелее не стал, зато бьёт теперь смело за шагов пятьдесят-семьдесят.
– О как! – удивился Григорий Александрович. – Сам из пистолей по турке пулял, было дело и не раз. Знаю, что за три десятка шагов уже нет толку в этой стрельбе. Занятно! А это что за сумки на ремне?
– То спереди подсумок – патронташ для быстрой зарядки, в нём лежат четыре десятка фузейных патронов, ну а у штуцерников, значит, патроны для их винтовальных ружей, – продолжал «показ новинок» Егоров. – В скоротечном бою у егерей ведь зачастую тот, кто быстрей перезарядится и потом выстрелит во врага, тот и останется живым. Ну а здесь мы на каждой зарядке по четверти всего времени выигрываем. В наплечную сумку, что висит на перевязи, лезть не нужно, всё и так сразу же под рукой. Ты только боевой припас выдёргивай, порох в замок всыпай и загоняй пулю в ствол, да и бей тут же, хоть стоя, хоть сидя, а хоть бы и лёжа, в любом положении с таким патронташем удобно воевать будет. А это подсумок под гренады, мы каждый по две их с собой носим. Тяжеловаты они, конечно, и метать их не так удобно, как если бы они с ручками были, убойность раньше была слабая, но мы им начинку заменили, и они теперь разлёт осколков и начинки на шагов пятнадцать вокруг получили, карманной артиллерией мои егеря их прозвали. Очень хорошее средство для огневой поддержки в ближнем бою. Зря гренады с вооружения сняли. Их бы немного доработать и можно обученным войскам давать, – увлечённо рассказывал Алексей. – Это основной патронный подсумок на плечевой перевязи, это кинжал, он есть у каждого егеря, бывает такая схватка тесная, глаза в глаза, что только им и можно врага резать. Этот, – и Алексей достал свой дарственный гольбейн, – меня уже не раз в ближнем бою выручал. У всех моих солдат сейчас кинжалы или ножи при себе есть. Когда врага в том же карауле нужно втихую срезать, незаменимая бывает вещь, Ваше превосходительство. Ну и вот эти тоже, – и Лёшка продемонстрировал два своих швырковых ножа. – Места они занимают немного, сами махонькие, а за десять шагов бьют отменно. Правда, и навыка владения требуют они, конечно, от своего хозяина большого. Потому и пользуются ими в команде немногие.
– Так-так-так, – оглядел его внимательно генерал. – У тебя и кроме оружия я в твоём мундире изменения нахожу. Ну ладно, по этим волчьим хвостам мне всё и так понятно, про них в отдельном приказе прописано и как знак отличия да доблести вам разрешается иметь. А вот и второй погон у тебя на плече, и штаны не зауженные, сапожки коротенькие. Всё это тоже для удобства егерского боя перешито-переделано?
– Так точно, Ваше превосходительство, – подтвердил Алексей. – Я при приёме на службу в армию, в самом начале в мушкетёрском мундире воевал, под Кагулом на пехотных башмаках все ноги себе истоптал. Камзолы и штаны у солдат заужены, на голове неудобные шляпы, да ещё букли и косы эти, – с отвращением мотнул головой подпоручик. – То ли дело егерский мундир, хотя и здесь, конечно, есть что дорабатывать, вот тот же поясной ремень, вон как перегружен, чего на нём сейчас только не висит. И кое-что можно будет даже распределить на самом мундире. А вообще для солдата что важно, Ваше превосходительство? – и, увидев горящий любопытством глаз генерала, подвёл итог рассказа: – Для солдата важна простота: быстро вскочил по тревоге, влетел в штаны, затем в сапоги, накинул на себя куртку, на голову удобный картуз, нацепил сверху ремень, в руки схватил ружьё и всё, он уже готов к бою!
– Интересно, очень интересно, – пробасил Потёмкин. – А ну-ка, господа, пожалуйте к моему рабочему столу. Сейчас я Сашке скажу, и нам чаю с французским печеньем подадут.
Григорий Александрович оказался очень лёгок в общении. Сам, обладая живой харизмой, он мог внимательно выслушать собеседника, поддержать разговор и не ставил никаких рамок иерархии. Не зря австрийский фельдмаршал и писатель мемуарист де Линь, служивший под началом Потёмкина, оставил потомкам такое подробное описание этого незаурядного человека: «Трусливый за других, – пишет он о князе, – Потёмкин сам очень храбр: он останавливается под выстрелами и спокойно отдаёт приказания… Он очень озабочен в ожидании опасности, но веселится среди неё и скучает среди удовольствий. То глубокий философ, то искусный министр, великий политик, а то десятилетний ребёнок. Он вовсе не мстителен, он извиняется в причинённом горе, старается исправить несправедливость. Одной рукой он подаёт условные знаки женщинам, которые ему нравятся, а другой – набожно крестится. С генералами он говорит о богословии, с архиереями – о войне. Он то гордый сатрап Востока, то любезнейший из придворных Людовика XIV. Под личиной грубости он скрывает очень нежное сердце; он не знает часов, причудлив в пирах, в отдыхе и во вкусах: как ребёнок, всего желает и, как взрослый, умеет от всего отказаться… Легко переносит жару, вечно толкуя о прохладительных ваннах, и любит морозы, вечно кутаясь в шубы…» И вот с таким человеком, довелось беседовать Егорову.
– Да, интересное суждение у вас, голубчик, о военной тактике. Весьма и весьма необычное. Значит, вы полагаете, что нужно всемерно развивать егерские войска и прицельный стрелковый бой? Вводить его основы и в мушкетёрские роты пехотных полков? А ведь целый ряд авторитетных военачальников утверждает, что пуля есть лишь дополнение штыка, а все баталии всё равно решаются натиском сомкнутых колонн.
– Ну, какое-то время да, – согласился Лёшка. – Но огневой стрелковый бой будет всё время с годами только усиливаться, так же как и урон от артиллерии. И в итоге развёрнутые линейные шеренги будут просто выкашивать такие сомкнутые колонны, даже не допустив их до своих порядков.
– Ну, это ещё когда будет, – покачал головой Потёмкин. – Всё-таки сейчас время каре и ударных штурмовых колонн, а отборные стрелки лишь оказывают поддержку в их развёртывании и деморализуют противника, выбивая его командиров с прислугой орудий. Опять же при нашем таком неповоротливом ведомстве это когда ещё все эти оружейные новинки будут сделаны и пойдут в войска! У нас вон даже кавалерию хорошими клинками и укороченными карабинами до сих пор ещё всю оснастить не могут. Что уж и говорить-то о винтовальных ружьях – штуцерах? Но и ты тоже прав, Алексей, егерей, разумеется, как род войск нужно развивать. А кроме того что они могут быть на поле боя весьма полезными, им ещё и особые дела, как я знаю, тоже по плечу. Не зря ведь вашу команду отдельной, особой назвали. Вы уже в нескольких дальних выходах себя отменно проявили. Вот и новое дело, которое вам хотят поручить, подпоручик, пожалуй, что лишь одни вы и сможете только выполнить. Мы тут вчера вечером уже советовались с господином полковником и решили посвятить тебя в некоторые тайны, – и он посмотрел на фон Оффенберга. – Пожалуйста, продолжайте, полковник!
Тот кивнул и придвинулся поближе к столу, на котором лежала расстеленная карта.
– До тебя, Алексей, уже, наверное, дошли слухи, что по прошествии трёх лет этой войны началась подготовка к грядущему перемирию, и противоборствующие стороны пытаются выйти на них, усилив свои позиции. Российская империя однозначно выиграла эту войну, её войска разбили османские армии и заняли большие территории противника. Естественно, мы вправе рассчитывать на лучшие условия мира, иначе для чего было проливать столько крови и тратить море ресурсов? В Стамбуле это прекрасно понимают и пытаются сделать всё, чтобы украсть нашу победу или хотя бы уменьшить её итоги, привлекая для этого некоторые, скажем так, не очень дружественные нам европейские страны. Сейчас идёт тайная война, в которой ты уже и сам успел поучаствовать, помогая задержать турецкого шпиона и освободить, а потом и вывезти нашего человека с важными бумагами из-за Дуная. В марте месяце в Журжи и Фокшанах планируется начать переговоры о перемирии, а затем попытаться заключить уже и сам мир. И какой он будет, зависит не только от действий наших доблестных полков, но и от того, как поработают дипломаты и особые секретные службы военной коллегии. Нам позарез нужны тайные сведения, документы и доказательства сговора Блистательной Порты с Австрией и Францией. Все три этих страны ведут свою явную враждебную политику против Российской империи, и чем больше у нас будет на руках козырей против них, тем проще будет вести будущие переговоры. Тебе и твоим людям надлежит вернуться туда, где вы только что недавно были. Вся военная и боевая часть дела, его планирование и само исполнение ложится лично на тебя, подпоручик. Работа с нашей агентурой и противодействие вражеской – на уже известного тебе поручика Озерова. Вам же на месте будет помогать тот человек, которого вы освободили у турок, – это серб Богдан. После того как вы добудете нужное, он останется на чужой территории, а вы должны будете вернуться с добытыми бумагами домой. Дело это чрезвычайно сложное, и как уже сказал Его превосходительство ранее, выполнить его можешь только ты со своей командой, потому как именно она имеет наилучшую подготовку и опыт для всего этого. Самая большая сложность здесь в том, что выполнять это задание придётся даже не в прибрежной полосе Дуная, а в самом центре Балканских земель, а именно в Сербии, вот здесь, – и полковник показал на точку в глубине турецкой территории.
У Лёшки всё сжалось внутри – место, на которое указывал барон, лежало как минимум в трёх сотнях вёрст южнее того, откуда они вышли только месяц назад. Поражённый, он поглядел на Потёмкина и на фон Оффенберга.
– Вы ничего не путаете, господин барон? Здесь от Дуная по прямой три недели хода как минимум! А сама работа по захвату и потом отход по вражеской земле, когда на нас всех собак там спустят, после того как мы там нашумим? И это ещё как минимум три недели прибавить! Хорошо если мы к ближайшему дунайскому берегу на судах подойдём, а если вдруг река встанет от морозов, это ведь ещё самое малое две недели хода придётся прибавить по болгарскому участку! – Лёшка схватился за голову, вперив глаза в карту. Задание было невыполнимо, уж кто-кто, но он-то прекрасно отдавал себе в этом отчёт!
Потёмкин покачал головой, соглашаясь:
– Я Генриху Фридриховичу то же самое вчера сказал, но он мне ответил, что только на тебя есть одна надежда. Понимаешь, Алексей, если всё же это дело получится, польза для державы будет преогромная! Как знать, может быть, и множество жизней наших солдат и офицеров можно будет уберечь, и мы уже добытую в прежних боях победу «не расплескаем».
Егоров мельком взглянул на Григория Александровича и придвинулся вплотную к карте. Ниш, достаточно большой город в восточной Сербии, стоящий на перекрёстке больших дорог, ведущих из столицы Османской империи Стамбула, из Греции и Македонии, а далее через Софию и Скопье на Белград и ещё дальше уже в Австрию, в Венгрию, да и вообще в Европу. Да, хорошее тут место, чтобы перехватывать ценные сведенья и бумаги. Егоров посмотрел на барона:
– Нам необходимо прибыть в сам Ниш или куда-то рядом с ним?
Лицо у того буквально посветлело, он подсел рядом с егерем и указал на точку чуть севернее этого города.
– Вот тут есть небольшое село Горна-Топоница, оно лежит буквально в версте от большой дороги, по которой следует под охраной дипломатическая почта в Турцию из Европы и обратно. Перевозятся по ней также и ценности. У нас есть человек, – и он многозначительно кашлянул, – скажем, в определённых кругах, который может подсказать, когда конвой с особо важной почтой пойдёт из Стамбула в Вену. Важность этой почты можно определить по количеству состоящей при ней охраны. На дорогах в глубине османских земель относительно спокойно и, как правило, пару фельдъегерских карет до границы сопровождают только один, очень редко когда два десятка всадников. Но раза три было и такое, что в охране состояла целая полусотня. По нашему предположению, именно в это время и перевозились особо важные документы и ценности, касающиеся предстоящего сговора Австрии и Турции против России. По нашим сведениям, треть суммы для вступления в войну против нас австрийцы уже получили и сейчас готовятся к принятию второй трети и к началу провокаций.
– Нда-а, интересно, – задумался Алексей и начал мерить на карте своей пядью (древнерусской мерой длины, равной расстоянию между концами растянутых пальцев руки – большого и указательного) точки от Дуная до Ниша по нескольким вариантам пути.
– Признайтесь, Ваше высокоблагородие, у вас уже были какие-то планы насчёт этого дела, не зря же вы не разрешили уход Кунгурцеву из Журжи на зимнее докование? – Лёшка подозрительно посмотрел на барона.
– Нет, – тот покачал головой, – так далеко я ещё не мог заглянуть два месяца назад. Самое большое, это предполагалось отправить Богдана с парой человек обратно в Сербию. Но события развиваются слишком стремительно и не всегда по благоприятному для нас сценарию. Военной коллегии нужно позарез вывести из складывающейся против нас враждебной коалиции Австрийскую империю. Именно для получения особых инструкций я и убывал в Браилов. Теперь ты знаешь всё и должен понимать, какое важное дело, если ты согласишься, придётся вам исполнить. Мы с Григорием Александровичем приложим все усилия, чтобы решить ВСЕ, – барон особо выделил это слово, – абсолютно все ваши вопросы!
– Хорошо, – медленно покачал головой Егоров, – мне нужно три дня на подготовку и много денег, придётся покупать особый провиант и материалы, переделывать снаряжение, и да, нам нужен ещё новый английский огнепроводный шнур и пороховой припас от сапёров. Того, что они нам передали, для дела будет слишком мало, – и он нахально уставился на барона.
Тот только лишь усмехнулся:
– Всё что пожелаешь, подпоручик, для тебя абсолютно всё, ну разве что кроме штуцеров! Тут уж, извини, я бессилен.
– Тогда для начала мне нужно 200 наших рублей и столько же переведённых в австрийские кроненталлеры и в турецкое серебро, желательно, чтобы мелкой монетой. И ещё, Гусева с Афанасьевым, господин полковник, нужно бы побыстрее освободить, им ведь силы нужно восстанавливать после их карцерного пайка.
– Конечно, Алексей, – усмехнулся фон Оффенберг. – Не отказывай себе ни в чём, проси всё, сегодня ты именинник.
«Ну да, – подумал Лёшка, опять вглядываясь в карту. – По мне так я похож больше на идиота, которого назвали храбрецом, похлопали по спине и показали на верёвку натянутую над пропастью – иди, Егоров, ты же у нас опытный канатоходец!»
Глава 6. Сборы
– …Вот такое нам предстоит дело, братцы, – рассказывал Лешка, прихлёбывая травяной взвар из большой глиняной кружки. – И отказаться от него я никак не мог. Это с виду наш полковник душка разлюбезная, а внутри во-от такой у него волчище сидит, – и он сжал кулаки. – Во-от так он сейчас нас всех держит, попробуй только не согласиться, даже представить себе не хочу, что со всей нашей командой тогда станется. Да и дело действительно важное, не могу я вам про всё рассказывать, простите, военная тайна, но много жизней солдатских мы можем сберечь, если оно у нас выгорит.
– Ну что уж тогда говорить, – вздохнул Макарович. – Надо так надо, чай, сдюжим, вашбродь, не впервой ведь уж у судьбы да на мушке скакать. Спасибо, что рассказываете нам, у других как, ать-два, лево, право, сесть, встать! Мы-то служивые, люди подневольные, поди.
– Но, но, у нас тут особая команда, – покачал головой Лёшка. – Каждый должен знать, для чего и куда он идёт, иначе добра не будет. Болванчики нам тут не нужны!
– Всё верно, Ляксей Петрович, с разумом и с хотением оно куда как лучше любое дело ладить, – подтвердил Тимофей. – А мы уж постараемся. Вон и Сергуню с Васькой, почитай, что уже выручили, даже ещё его и не начав по сути. Хорошо!
– Это да-а, – одобрительно заговорили унтера. – Теперяча ужо вся команда у нас в сборе!
– Ну, тогда что, тогда мы опять идём к тебе в гости, – улыбнулся подпоручик Живану. – Давно что-то мы в Сербии не были! – И все егеря весело рассмеялись.