Действительно, вскоре телефон зазвонил. Номер был скрыт, и Еву опять кольнула ревность: с чего бы Одинцову от неё прятаться? Она включила громкую связь, чтобы не касаться телефоном копны мокрых волос, и с наигранной ленцой протянула:
– Ну-у?
– Мисс Хугин? – Смутно знакомый бархатистый мужской голос явно принадлежал не Одинцову и произнёс её фамилию на европейский, а не американский лад. – С вами будет говорить мистер Вейнтрауб.
Сердце Евы бешено заколотилось; она села на диване и плотнее запахнула халат, как будто её могли увидеть, а в голове вихрем пронеслись события минувшей весны. Тогда Хельмут Вейнтрауб ждал, что Ева с Одинцовым и Муниным найдут для него Ковчег Завета. С риском для жизни Ковчег они нашли, но бесценная святыня не досталась миллиардеру. Величайшая тайна человечества перестала быть тайной, и, хотя грандиозные планы Вейнтрауба рухнули, Ева не чувствовала за собой вины. Она и её компаньоны были честны со стариком до тех пор, пока верили, что и он играет по правилам. Именно Вейнтрауб нарушил соглашение первым, а после того, как о найденном Ковчеге узнали все, старик больше не давал о себе знать. И вот…
– Добрый день, дорогая Ева, – проскрипел Вейнтрауб; не узнать его характерный немецкий акцент было невозможно. – Я очень взволнован. Говорят, Салтаханова убили в твоём доме. Ты в порядке?
Трудную фамилию Sal-ta-kha-noff старик выговорил по слогам, но без запинки. Ошеломлённая Ева без особого успеха старалась, чтобы её слова прозвучали так же уверенно:
– Я в абсолютном порядке. Не понимаю, при чём тут Салтаханов. Кто его убил? В каком доме? И кто сказал, что его убили?
– Ева, дорогая Ева… – Невидимый Вейнтрауб наверняка укоризненно покачал головой. – Зачем обманывать старого знакомого, который за столько лет не сделал тебе ничего плохого? К тому же ты много раз могла убедиться, что я обычно знаю, о чём говорю. Салтаханов убит.
Ева терялась в догадках, а старик не давал ей ни секунды передышки и продолжал:
– Одинцов жив?
– Да.
– Прекрасно. Это правда, я очень рад. Но, судя по всему, его нет с тобой рядом. Иначе со мной уже говорил бы он, а не ты. А если его нет – это значит, у тебя очень серьёзные проблемы. Скорее всего, ты уже не в России, но это ничего не меняет. Пожалуйста, назови точный адрес, откуда мои люди смогут тебя забрать.
– Меня не надо забирать, – твёрдо сказала Ева. – Я никуда не поеду.
– Ева, дорогая Ева, – снова произнёс старик, но уже со зловещими нотками в голосе, – ты ведь понимаешь, что мне не составит труда найти тебя, где бы ты ни была. Но я рассчитываю на твой здравый смысл. До сих пор только два мужчины давали тебе ощущение безопасности – я и Одинцов. Не стану тратить время и доказывать, что в отличие от него я гарантирую настоящую защиту, а не её видимость. Пока Одинцова нет, с твоего позволения, заботиться о тебе буду я.
– Зачем? – спросила Ева, и Вейнтрауб с готовностью ответил:
– Это в моих интересах. И в наших общих интересах. При встрече охотно расскажу детали. Я не прощаюсь. Назови Штерну свой адрес.
– Я внимательно слушаю, мисс Хугин, – раздался через мгновение бархатный голос Штерна, секретаря Вейнтрауба, который ей звонил.
Поколебавшись, Ева взяла с журнального столика рекламный буклет High Magic Thai и прочла вслух адрес салона.
– Бог мой, вот это удача! – снова проскрипел из динамика Вейнтрауб. – Так ты уже в Нью-Йорке?! Это всего три часа на самолёте от Майами. Жду тебя к ужину и буду очень рад видеть.
Когда старик закончил разговор, Ева тут же стала набирать номер Одинцова. «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – отвечал ей женский голос после каждой попытки. Ева забыла о ревности: лишь бы с Одинцовым ничего не случилось. В России ночь – может, поэтому он молчит? Надо звонить ещё и ещё, а до тех пор выкручиваться самой…
…и снова собираться в дорогу. Но, скинув халат на пороге душевой кабины, Ева сообразила, что собирать ей толком нечего, и у Вейнтрауба не в чем будет выйти к ужину. Все её пожитки умещались в чемоданчике, который разрешают брать в салон самолёта. С этим чемоданчиком Ева улетела на два дня в Амстердам, позавчера вернулась в Петербург – и тут же, не успев переложить вещи, укатила в Хельсинки, а оттуда полетела в Нью-Йорк. Что ж, пока придётся натянуть на себя то, что есть, но перед вылетом в Майами она заедет в магазин за приличной одеждой, чтобы появиться перед Вейнтраубом во всей красе.
За этими мыслями Ева окончательно взяла себя в руки и под колючими струями душа продолжала обдумывать ситуацию. Она назвала Вейнтраубу адрес салона, потому что воевать со стариком сейчас было совершенно ни к чему. Он скромно напомнил о своих безграничных возможностях, хотя Ева и без того прекрасно понимала: лишившись Ковчега Завета, миллиардер уже не станет ей другом, но какой смысл превращать его в явного врага?
Вдобавок Вейнтрауб упомянул о своём интересе к происходящему. Ева зачем-то ему нужна, и это шанс! Она знала: когда на весах оказываются эмоции и выгода, старик неизменно выбирает выгоду. Подогревая его интерес, Ева сможет выиграть время, чтобы дождаться помощи от Одинцова.
К тому же Вейнтрауб подозрительно много знает. От кого? К флешке он отношения не имел. Если бы Салтаханова убили его люди, он не разыгрывал бы комедию с телефонным звонком и действовал совершенно иначе. Но из тех, кто мог ему что-то рассказать, про убийство знали только Ева и Одинцов…
…и Борис! Ну конечно! Её бывший муж работал с базой данных и оставался на видеосвязи с Салтахановым, когда она вышла из дому. Значит, его жизнь тоже под угрозой, но не из-за документов, как считает Одинцов, а потому, что Борис мог видеть убийц! Очевидно, он тоже понял, какая опасность ему угрожает… Но почему Борис обратился именно к Вейнтраубу? Как он догадался, что известие об убийстве чем-то важно для старика? Как ему удалось достучаться до неприступного миллиардера? И где он сейчас?
Борис прилетел в аэропорт Майами «Форт-Лодердейл» точно по расписанию и поселился в уютном отеле с тремя звёздами на фасаде и видом на бескрайнюю водную гладь Флоридского пролива. Оставив багаж в номере, он сел за столик на открытой террасе гостиничного ресторанчика.
Дуновения бриза навевали благостные мысли. Кофе американо в большой кружке уютно пахнул корицей. Борис пролистал в смартфоне местные новости и узнал, что двадцать третье июля – Всемирный день китов и дельфинов, а ещё день рождения Вуди Харрельсона и гитариста по кличке Слэш. Вот, значит, почему вчера вечером по радио гремели Guns’n’Roses, а в самолёте показывали «Прирождённых убийц»… Борис полюбовался на сияющую лысину актёра и паклю рокерской шевелюры, увенчанной фирменным цилиндром, а в десятом часу сделал первый звонок Вейнтраубу.
По старому мобильному номеру бархатистым голосом ответил секретарь миллиардера. Борис назвал своё имя.
– Прошу вас передать мистеру Вейнтраубу, что я в Майами и хотел бы срочно с ним встретиться. У меня есть информация, которая представляет исключительную важность.
– Не будете ли вы любезны уточнить, о какой информации идёт речь? – осведомился секретарь.
– Это информация сугубо деликатного свойства. Боюсь, я могу сообщить её только лично мистеру Вейнтраубу.
Обладатель бархатистого голоса отреагировал сухо.
– Боюсь, в таком случае мне будет нечего передать мистеру Вейнтраубу, – сказал он, слегка передразнивая Бориса. – Всего доброго.
Борис предполагал такое развитие событий и подготовил небольшую речь для повторного звонка. На террасе было ещё пусто, поэтому можно было говорить, не таясь.
– О’кей, – сказал Борис, опять набрав номер через несколько минут, – передайте вашему боссу, что речь идёт про его знакомую по имени Ева и контракт, по которому она работала в России. Её коллегу с Кавказа убили за несанкционированный доступ к архиву КГБ. Скорее всего, Евы тоже нет в живых. Я готов сообщить мистеру Вейнтраубу дополнительные подробности, предоставить видеозапись убийства и передать упомянутые документы на условиях, которые мы обсудим при личной встрече.
На этот раз собеседник оказался более любезным, просил подождать некоторое время и пообещал:
– Как только мистер Вейнтрауб вызовет меня, чтобы заняться делами, я первым делом доложу ему про ваш звонок. О результате сообщу вам. Пожалуйста, не выключайте телефон и оставайтесь на связи.
Борис был доволен собой: всё произошло так, как было задумано. В обмен на уникальную информацию Вейнтрауб обеспечит его защитой. А поскольку общение с бизнесменом такого уровня не может пройти бесследно, Борис предполагал дальнейшее сотрудничество с миллиардером или его партнёрами: о широчайшем круге интересов старика знали далеко за пределами страны.
Секретарь просил подождать, и Борис решил, что свободен самое меньшее часа два. Он отправился в номер, неторопливо принял душ, переоделся и опять занял место за столиком на террасе ресторана. Голод напомнил, что подошло время ланча…
– «…ну, а ужинать я буду со старым Хельмутом,» – сказал себе Борис.
После развода с Евой он какое-то время ходил к психоаналитику, и тот научил его визуализировать желания. Надо представлять их себе в подробностях, – тогда велика вероятность, что события сложатся именно так, как хочется. Едешь туда, где сложно припарковать машину? Визуализируй свободное место. Готовишься к дискуссии? Визуализируй сокрушительную победу над оппонентом. Сейчас Борису хотелось есть, и он представил себе застолье с Вейнтраубом. Дряхлого миллиардера наверняка кормят жидкими вегетарианскими кашами, но для гостя у него, конечно же, найдётся хороший стейк.
Сеанс визуализации фунта нежнейшего мяса на косточке и бутылки коллекционного бургундского не помешал Борису с аппетитом умять вполне рядовой ланч. От десертного чизкейка его отвлекло пиликанье смартфона. Похоже, психоаналитик не зря получал деньги, – визуализированный звонок случился даже раньше, чем ожидал Борис…
…но вместо секретаря Вейнтрауба он услышал Еву. Голос бывшей жены дрожал от едва сдерживаемой ярости, а в ярость она впадала редко.
– Ты что наплёл Вейнтраубу, придурок? Кого убили? Где убили? И что со мной стряслось? Давай, придурок, выкладывай!
На первых же словах Борис шарахнулся и смахнул со столика тарелку с десертом. То, что Ева жива, его не столько обрадовало, сколько напугало. Воскресшая бывшая жена, да ещё в таком взвинченном состоянии, грозила испортить замечательный план Бориса. Вдобавок чизкейк жирно шмякнулся ему на брюки, а ложка и осколки тарелки со звоном брызнули по каменному полу террасы. Посетителей в ресторане к этому времени собралось уже достаточно; все они разом повернули головы на звук. Борис пожимал плечами, жалко улыбался и кланялся по сторонам – мол, что поделать, я такой неловкий! При этом одной рукой он пытался собрать с брюк десерт в салфетку, а другой прижимал к уху смартфон и мямлил:
– Прости, дорогая… Давай, я тебе перезвоню чуть позже…
Борис умирал со стыда, представляя себя со стороны: точь-в-точь придурок-муж, которого жена застукала на жареном… и ведь люди на террасе решат, что у него любовница в номере…
– Соберись, тряпка! – прикрикнула Ева. – Даю тебе три минуты. Через три минуты сам звонишь и подробно всё рассказываешь. Иначе пеняй на себя. Три минуты! Я засекла время.
Всё же Одинцов, сам того не желая, успел кое-чему научить Еву. Борис про её нового жёсткого мужчину не знал, но угроза до него дошла: он достаточно хорошо был знаком со своей бывшей женой…
…поэтому вскочил из-за стола, бросил официантке коронную фразу Терминатора: «Я вернусь!» – и помчался в свой номер, на ходу продолжая размазывать по брюкам остатки чизкейка. Из номера Борис перезвонил Еве и как на духу выложил ей всё, что знал, – и про убийство, и про базу данных, и про перелёт в Майами к Вейнтраубу в поисках спасения.
– Конечно, я решил, что тебя тоже… прости… тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить… А что я должен был подумать? – оправдывался он, чувствуя, как вчерашний страх снова сжимает сердце. – И что мне было делать?
Ева послушала объяснения Бориса, задала несколько вопросов, сменила гнев на милость и сказала:
– Что делать – это ты теперь у Хельмута спрашивай. А я бы очень хотела выяснить, за что меня убили. Увидимся!
Борис не успел переспросить – где увидимся? – и замер перед стеклянной стеной номера. За нею переливался на солнце изумрудный океан и лениво покачивали ветвями прибрежные пальмы. От контраста этого райского вида со всем происходящим несчастный компьютерный гений едва не расплакался…
…и тут в дверь номера постучали. Шмыгая носом, Борис опасливо спросил:
– Кто там?
– От мистера Вейнтрауба, – раздался из коридора бархатистый голос.
Борис отпер дверь. За порогом стоял представительный мужчина лет пятидесяти в безукоризненном тёмном костюме.
– Я Штерн, – представился он.
– Но как вы меня… – начал было Борис, и Штерн перебил:
– Вы хотели встретиться с мистером Вейнтраубом как можно скорее. Он решил пойти вам навстречу и уже ждёт.
– Да-да, конечно, спасибо… я сейчас…
Борис засуетился: он не мог сообразить, куда девать испачканную салфетку, которую всё это время крутил в руках.
– Я буду ждать у машины, – сказал Штерн. – Настоятельно рекомендовал бы вам переменить брюки. Мистер Вейнтрауб не любит неряшливой одежды.
9. Про сестёр и братьев
За пару месяцев публичных выступлений Мунин уже навострился повторять в интервью одно и то же с небольшими вариациями. Если поначалу его угловатые фразы могли поцарапать сознание слушателей, то теперь они походили на обкатанную морем гальку – гладкие, блестящие… К тому же интервьюеры не столько тянули из Мунина что-то неожиданное, сколько старались помаячить в кадре со знаменитостью, поэтому задавали по большей части одни и те же вопросы. А для слишком въедливых собеседников были у историка инструкции, полученные в комиссии ООН по Ковчегу, – и в придачу к ним несколько дельных советов от Одинцова, которые позволяли чувствовать себя уверенно в разговоре.
Вчерашнее интервью телеканалу ВВС поначалу не отличалось от множества других. Мунин сидел в просторной студии на странном дизайнерском стуле, а против него на таком же стуле расположилась ухоженная блондинка в тёмном брючном костюме мужского покроя и туфлях на тонких высоких каблуках. Её скульптурное лицо украшала профессиональная белозубая улыбка – и несколько портили оттопыренные уши, которые гримёры задекорировали распущенными волосами. Мунин замечал, что среди интервьюеров необычно много лопоухих, и как-то повеселил Еву вопросом, не знакома ли она с какими-нибудь исследованиями на этот счёт.
Мало-помалу разговор предсказуемо пришёл к тому, что нынешняя молодёжь интересуется только гаджетами, ни во что глубоко не вникает и слабо ориентируется в какой-либо профессиональной области. Как могло получиться, что мальчик из России ещё в школьные годы настолько увлёкся историей, что в молодом возрасте стал знаменитым учёным?
На этот дежурный вопрос Мунин обычно давал дежурный ответ – о рано понятом призвании, о любви к науке, в которой видит смысл своей жизни; о словах Ломоносова: «Народ, который не знает собственной истории, не имеет будущего»…
– Лесть должна быть грубой, – как-то сказал ему Одинцов. Мунин скоро к этому привык и не возражал, когда про его заслуги упоминали в превосходных степенях, но тут неожиданно пустился в откровения.
– Я знаменит не как учёный, а как тот, кому повезло оказаться в нужное время в нужном месте, да ещё в нужной компании, – начал он. – Это знаменитость эстрадной звезды; спасибо вашим коллегам из масс-медиа. Пожалуй, мне действительно удалось кое-что сделать в науке, но вряд ли получится увлекательно про это рассказать. Сейчас я пишу диссертацию; после её защиты можно будет вернуться к разговору о научной, а не об эстрадной славе. Что же касается того, как я пришёл к занятиям историей…