– У вас в Штатах ещё недавно негров линчевали, – огрызнулся Одинцов. – Ну хорошо, афроамериканцев, какая разница?.. И законы у вас дурацкие. Потому что негр – это чёрный человек, и ничего обидного в слове нет. И кожу твою я люблю больше всех на свете. А разговоры медицинские терпеть не могу.
Мунин подлил себе вина и сказал миролюбиво:
– Про медицину я для примера. Мы, пока искали Ковчег, вели себя, как тот мужик с афазией. Что-то местами переставляли, чему-то замену искали… тыкались, пыкали-мыкали… С грехом пополам нащупали что-то похожее на то, что должно было быть. Повезло. Теперь надо вглубь копать.
– Ты прав! – снова поддержала его Ева, переходя на английский. – Мне биологи на одном проекте рассказывали про интересный эксперимент. Смотри`те. Человек хранит в памяти сотню тысяч слов. Большой словарь, да? Вот такой! – Она растопырила длинные тонкие пальцы, показывая толщину словаря. – А нужное слово мы в нём находим за миллисекунды. Почему так быстро? Неужели успеваем каждый раз перебрать весь словарь? Так вот, учёные выяснили, что за смыслы слов отвечают те же зоны мозга, что и за действия…
Ева грациозно выскользнула из шезлонга; пересела к столу, за которым устроился Мунин, и продолжала, глядя на Одинцова:
– Смыслы заранее рассортированы в голове, чтобы искать было удобнее. Ты уже знаешь, где лежит то, что тебе нужно… О’кей, какого цвета трава?
– Зелёного, – глянув на лужайку и пытаясь уловить подвох, осторожно сказал Одинцов.
– Зелёного, конечно! Ты ответил быстро, потому что смысл слова «зелёный» хранится в той же части мозга, благодаря которой ты видишь цвет. А смысл глагола бежать хранится в зоне, которая управляет работой ног.
– И я о том же, – встрял довольный Мунин. – Что касается Ковчега, некоторые смыслы мы нашли. Теперь осталось понять, с какими действиями они связаны. Чтобы не случайно угадывать, а точно знать.
Хитроумные Мунин и Ева прекрасно понимали друг друга. Одинцов по-прежнему изумлялся полёту мысли своих компаньонов, но тогда, несколько дней назад, он не придал значения случайному разговору. Мало ли о чём болтают приятели за бутылочкой красного вина и сочным шашлыком! А теперь выяснялось, что у событий недавнего прошлого действительно есть скрытые смыслы, которые связаны с действиями…
…и ещё как связаны! Салтаханов убит, Ева перепугана и вынуждена бежать на другой край земли, а сам Одинцов стремительно наживает себе проблемы с российской полицией и ещё много с кем. Потому что манёвры неизвестного противника заставляют его действовать не только в ответ, но и на упреждение.
Наволочка, которую выдал Сергеич, пахла свежевыглаженным бельём. Одинцов глубоко вдохнул запах, напоминающий детство, намотал чётки Вараксы на запястье, как браслет, и вскоре крепко заснул.
6. Про привет из прошлого
Для того, чтобы скучать в Лондоне, надо быть по меньшей мере Оскаром Уайльдом из Ирландии…
…а Мунин был Муниным из России, и Лондон стал первым заграничным городом, куда молодой историк прилетел по приглашению Фонда кросс-культурных связей на целую неделю. Организаторы не оставили ему времени на скуку и втиснули в программу всё, что смогли.
Мунин мечтал побродить по городу и без спешки своими глазами увидеть Тауэр, здание Парламента, Вестминстерское аббатство, Трафальгарскую площадь с колонной Нельсона и прочие достопримечательности, которые известны любому российскому школьнику из курса английского языка. Но красотам британской столицы отводилась только часть последнего, седьмого дня, – на вечер которого были назначены прощальный ужин в компании руководителей Фонда и вылет обратно в Петербург. А до тех пор историку предстояло разрываться между выступлением в Лондонском Королевском обществе, лекциями, пресс-конференциями, большим интервью телеканалу ВВС и участием в популярном шоу. В программу входили закрытые мероприятия для деловой и культурной элиты. Наконец, директор-распорядитель Фонда доверительно сообщил:
– Летом Её Величество с супругом, как всегда, отдыхают в Шотландии. Есть вероятность, что вас пригласят для неофициальной встречи. Тогда мы с вами, конечно, слетаем на денёк в королевское имение Балморал. Это всего шестьсот миль к северу от Лондона.
Правда, приглашения не последовало, и перекраивать программу не пришлось, но когда из Петербурга позвонил Одинцов, у Мунина уже голова шла крýгом.
– Сегодня только двадцать второе, а я не знаю, как ещё три дня протянуть, – пожаловался он. – Всё галопом, до сих пор города толком не видел и язык стёр. С утра до ночи бла-бла-бла…
– А что ты хотел? Ты теперь звезда, привыкай! – посоветовал Одинцов и просил обязательно сообщить, если планы Мунина изменятся. – Я тут… хм… сюрприз кое-какой готовлю, и дело у меня к тебе есть… пока не срочное… Короче говоря, звони, когда назад соберёшься. И будь здоров, самое главное!
Историк в самом деле постепенно привыкал к роли звезды. Когда был найден Ковчег Завета, именно Мунину выпала честь сообщить об этом всему человечеству – Urbi et Orbi. Он превратился в знаменитость и на бесчисленных публичных выступлениях рассказывал, как удалось проникнуть вглубь истории современной цивилизации чуть ли не на три тысячи лет, раскрыть тайну трёх российских государей и найти Ковчег. С коллегами-учёными, конечно, разговор был особый, но у обывателей вскоре сложилось впечатление, что это Мунин лично проник в историю, раскрыл тайну и нашёл святыню.
Компаньонов такое положение дел вполне устраивало. Ева благоразумно держалась в тени, а о заслугах Одинцова и вовсе знали только члены международной комиссии, которая расследовала события, связанные с Ковчегом. Причём знали далеко не всё, и расследование продолжалось.
Мунин не кривил душой, уверяя Одинцова, что тайна Ковчега Завета до конца не раскрыта. Конечно, ему хотелось выглядеть всезнайкой – к удовольствию публики, но чем больше узнавал историк, тем больше становилось того, что ещё только предстояло узнать. Хорошо сказал то ли Сократ, то ли Демокрит: «Чем больше я знаю, тем лучше я понимаю, что ничего не знаю». И вспомнить слова древних мудрецов Мунину пришлось уже на следующий день после звонка Одинцова.
Двадцать третьего июля Мунин выступал с лекцией в Британской библиотеке. Тысячи любопытных желали взглянуть на того, кто сумел найти Ковчег Завета и даже прикасался к нему. Ради такого случая огромный центральный двор знаменитого здания возле вокзала Сент-Панкрас превратили в подобие концертной площадки. Мунин стоял за кафедрой с микрофонами на небольшой сцене и вещал с дружелюбной улыбкой:
– Я знаю, что в Британскую библиотеку может зайти кто угодно, даже иностранец, и даже гость из России вроде меня. Однако, по всей видимости, сегодня здесь собрались большей частью местные жители, и обращаться я буду в первую очередь к англичанам.
Перед Муниным пестрела огромная толпа; он говорил по-русски, а виртуозный синхронист из Министерства иностранных дел тут же переводил сказанное на английский, и мощные акустические системы доносили речь до слушателей в самых дальних уголках площадки.
– За время поисков Ковчега Завета для меня и моих коллег стала особенно очевидной близость между нашими странами, – говорил Мунин. – Близость не столько географическая, сколько духовная и историческая. Судите сами. Название «Англия» впервые письменно упомянуто в девятом веке. Оно происходит от имени народа, который переселился сюда с полуострова Ангельн, с востока Ютландии. Русь – это старое название России. Оно происходит от имени народа русь, который в том же девятом веке начал осваивать северо-запад моей страны. А откуда пришёл этот народ?
Видеокамеры транслировали изображение историка на экраны, укреплённые по красному кирпичу высоких стен вокруг двора. Мунин оглядел толпу и продолжал:
– Предводителем руси был Рюрик Ютландский. А Ютландия, как вы наверняка знаете, лежит между двумя морями: Северным и Балтийским. То есть первыми англичанами стали земляки и кровные родственники Рюрика. Они двигались из Ютландии на запад, через Северное море, и добрались до Британских островов. А Рюрик тем временем совершил переход на восток, через Балтику. Могу добавить, что Ангельн сегодня – это федеральная земля Шлезвиг-Гольштейн в Германии. В тысяча семьсот шестьдесят втором году герцог Гольштейна воцарился в России под именем Петра Третьего. Он был женат на германской принцессе, будущей императрице Екатерине Второй. Их сын стал императором Павлом, дети Павла – императорами Александром Первым и Николаем Первым, и так далее. Поэтому многие специалисты полагают, что российскую императорскую династию Романовых правильнее называть Гольштейн-Готторп-Романовыми.
Дальше Мунин говорил о том, что уже в десятом веке Этельстан Славный принял титул первого короля англичан. А на Руси ещё шестьсот лет не было единого монарха, и только великий князь Иван Четвёртый Васильевич по прозванию Иван Грозный стал первым русским царём.
– В этом качестве, как всем нам хорошо известно, царь Иван сватался к английской королеве Елизавете Тюдор, – говорил Мунин. – И если вспомнить, что Иван Грозный происходил из рода Рюрика Ютландского, его желание породниться с владычицей Англии выглядит вполне логичным.
Историк упомянул, что в то же время Иван был родственником последних императоров Византии. Его помазали на царство по древнему византийскому обычаю, который происходил от намного более древнего иудейского ритуала: в Ветхом Завете помазание означало волю Всевышнего.
– Царь Иван считал себя в полном смысле слова помазанником Божьим, – говорил Мунин. – Этим он принципиально отличался от других европейских монархов. Русский царь имел право написать польскому королю Стефану Баторию… – Мунин по обыкновению прикрыл глаза, вытаскивая из феноменальной памяти дословный текст. – «Мы государствуем от великого Рюрика семьсот семнадцать лет, а ты со вчерашнего дня на таком великом государстве, тебя первого из твоего рода по Божьей милости избрали народы и сословия королевства Польского, и посадили тебя на эти государства управлять ими, а не владеть ими».
Мунин открыл глаза и снова обвёл взглядом многотысячную толпу слушателей.
– Попробуйте почувствовать то, что чувствовал царь Иван, – сказал он. – Попробуйте почувствовать разницу между управляющим и владельцем. Разницу между выборным королём и тем, кому власть дана свыше. Понятно ведь, что между ними непреодолимая дистанция!..
После выступления для Мунина устроили экскурсию по закоулкам библиотечного здания, куда не допускали простых смертных. Компанию гостю из России в путешествии к сокровищам составили глава Фонда кросс-культурных связей, переводчик и несколько сопровождающих.
Они посмотрели на самую древнюю в мире печатную книгу-свиток «Алмазная сутра», где почти тысячу двести лет назад китайские мудрецы описали чувства и мысли Будды. Мунина привела в восторг ровесница «Сутры» – единственная сохранившаяся рукопись древнего англосаксонского эпоса «Беовульф». Великий воин, заглавный герой поэмы, навёл историка на мысль о подарке для Одинцова. Мунин спросил у милой седовласой директрисы библиотеки, есть ли возможность купить факсимильное издание «Беовульфа».
– Мы вам его подарим от Британской библиотеки, – с любезным кивком ответила директриса и призналась: – А я думала, что вас уже ничем не удивишь. Ведь вы держали в руках Ковчег Завета со скрижалями…
Она вздохнула с профессиональной завистью, но насчёт диковинок очевидно слукавила, поскольку вслед за «Беовульфом» в особом хранилище гостям был показан древний пергамент, испещрённый письменами.
– Это Синайский кодекс, – торжественно объявила директриса, – старейший в мире перевод Библии на греческий язык, ему тысяча шестьсот лет. Здесь Новый Завет целиком и Ветхий Завет почти полностью. Текст прекрасно сохранился, он ещё не искажён переводчиками и переписчиками последующих веков. С его помощью учёные восстанавливают библейские стихи в исходном виде… За это сокровище мы не устаём благодарить вашу страну.
Коротко стриженная седая голова директрисы снова склонилась в сторону Мунина. Женщина рассказала, как император Александр Второй после долгих переговоров за девять тысяч рублей золотом выкупил кодекс у монахов мужского монастыря святой Екатерины на Синае.
– А в тысяча девятьсот тридцать третьем году советское правительство продало его Британскому музею. – Улыбка директрисы сделалась несколько саркастической, и в голосе продолжала звенеть гордость: – Русские запросили за Синайский кодекс сто тысяч фунтов, сегодня это больше пяти миллионов. Наши музейщики собрали всю сумму за один день.
Теперь уже пришёл черёд Мунина вздыхать, и директор Фонда примирительно сказал ему:
– Вы сами упомянули многовековые связи между Россией и Англией. Отношения наших стран всегда были сложными, но в какой большой семье родственники живут просто?.. Я не знаю, какие ещё сюрпризы приготовила уважаемая хозяйка, но полагаю, она обязательно покажет вам ещё один раритет. Это библия интереснейшего человека, известного в России под фамилией Ульянов.
– В России он скорее известен под псевдонимом Ленин, и для меня действительно сюрприз, что у него была Библия, – ответил Мунин.
Он представил себе знаменитого большевика, который сейчас лежит в Мавзолее на Красной площади в Москве, а в начале двадцатого века действительно жил в Лондоне и устраивал съезды своих единомышленников. С образом гонителя попов и безбожника Библия никак не сочеталась.
Директор Фонда кашлянул в кулак и переглянулся с библиотечной директрисой, которая сказала:
– Прошу прощения, мистер Мунин. Мой коллега недостаточно корректно выразился. Речь о другом Ульянове. Вы так увлечённо рассказывали об Иване Грозном, и он сыграл такую важную роль в ваших поисках Ковчега Завета, что я действительно хотела показать вам Библию, которую царь Иван подарил Джерому Горсею…
Кровь бросилась в голову Мунина, и он покраснел, как школьник. Вот они, Сократ с Демокритом! Чем больше я знаю, тем меньше я знаю… Вот он, Соломон-Екклесиаст, который предупреждал, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание, умножает скорбь!
Мунин перемудрил – и стоял с пунцовыми щеками: ему пришло время скорбеть. Позор, позор! После разговора про советскую власть и Россию фамилия Ульянов самым естественным образом напомнила историку про Ленина. Хотя в разговоре об Иване Грозном единственной ассоциацией был бы именно Джером Горсей. Молодой историк хлопнул себя по лбу и попытался улыбнуться:
– Чёрт возьми, ну конечно!
Заглаживая промах, он вывалил своим спутникам всё, что знал про англичанина. Джером на русский лад – это Ерёма; имя его отца Уильяма Горсея москвичи тоже упростили – он стал Ульяном, и гость из Англии в результате оказался Еремеем Ульяновым.
Горсей-Ульянов провёл в Москве семнадцать лет. Сперва он занимался торговлей, но позже был отправлен Иваном Грозным с тайной дипломатической миссией в Лондон к Елизавете Тюдор. От королевы посланец вернулся в статусе придворного дипломата, провёл у московитов несколько лет – и опять поехал в Лондон, с поручением уже от следующего русского царя, Фёдора Ивановича. В следующий раз Горсей-Ульянов проник из Англии в Россию нелегально, чудом избежал казни, был выслан, а потом снова прибыл в Москву законным путём – как британский посол – и в конце концов удостоился посвящения в рыцари…
– Ваш соотечественник оказал моей стране неоценимую услугу, – восторженно говорил Мунин. – Его записки о России феноменальны… Да что там, они гениальны! Это же настоящий подвиг – двадцать лет писать книгу! Это уму непостижимо… И какую книгу! Любой, поверьте моему слову, – любой, кому нужны сведения об Иване Грозном, его сыне царе Фёдоре и о Борисе Годунове, обязательно пользуется записками Горсея. И я пользовался. Хоть про государственное устройство, хоть про политическую борьбу, хоть про взаимоотношения с Англией – всё оттуда. Другого такого источника просто нет.
Директор Фонда покивал:
– Да-да… Если хотите, на рукопись «Путешествия сэра Джерома Горсея» тоже можно взглянуть, она хранится у наших друзей в Британском музее.
За разговором компания во главе с директрисой библиотеки перешла в очередной зал: здесь Мунин увидел Библию, которую царь Иван подарил Горсею-Ульянову. Толстенный фолиант внушительных размеров был переплетён в богато тиснёную красную кожу с чеканными застёжками. Прежде чем прикоснуться к книге на специальном столе, сотрудница библиотеки надела белые перчатки и манипулировала потемневшими от времени страницами с великой осторожностью.
– Эта Библия отпечатана в городе Острог, поэтому её называют Острожской Библией. Здесь больше шестисот страниц, которые содержат больше трёх миллионов знаков. Издание закончено двенадцатого августа тысяча пятьсот восемьдесят первого года, – говорила она, едва касаясь бумаги.
Музейщица рассказала, что по меркам шестнадцатого века Иван Фёдоров отпечатал в Остроге огромный тираж Библии – почти полторы тысячи экземпляров. Из них до нашего времени полностью или частично сохранились около трёхсот пятидесяти. Это много, но экземпляр, хранящийся в Британской библиотеке, оказался уникальным.
– Он происходит из легендарной и до сих пор не обнаруженной библиотеки Ивана Грозного, – говорила женщина. – Вот свидетельство, взгляните… Владелец оставил на титульном листе памятную надпись: «Эта Библия на славянском языке из царской библиотеки. Джером Горсей, 1581». Царь подарил ему книгу за выполнение секретной миссии при английском королевском дворе. Библия отпечатана с досок, над которыми трудились выдающиеся художники того времени. Да, это именно ксилография, формы вырезаны на дереве, а не отлиты в металле…
Мунин залюбовался тончайшими линиями картин: библейские сюжеты создавали живописную рамку для текста на каждой странице.
– Острожскую Библию исключительно высоко ценили современники, – продолжала музейщица. – Писатель Андрелла, который жил через сто лет после её издания, заявлял, что даже один листок этой книги он ценит дороже, чем всю Прагу, Англию и немецкую веру… Насчёт Англии он, конечно, погорячился, но в остальном его можно понять.
Женщина добавила, что ещё больше ста пятидесяти лет Острожское издание считалось в России образцом для священных текстов: в соответствии с ним печатали все новые Библии. Но потом тексты отредактировали, Русская православная церковь стала пользоваться новой Библией – её назвали Елизаветинской по имени дочери Петра Первого, а Острожская Библия осталась главной книгой старообрядцев.
– Интересно, что здесь содержится «Послание Иеремии», – сказала музейщица. – Только не так, как это принято в православном каноне, а на католический лад…
Мунина странным образом задело упоминание Иеремии. Этот библейский пророк предупреждал Израиль о скором уничтожении Первого Храма. Он тайком вынес Ковчег Завета и успел спрятать его раньше, чем пророчество сбылось. Храм был разрушен, только ни Ковчег, ни скрижали завоевателям не достались. Благодаря Иеремии величайшая святыня человечества начала многовековой путь в Россию. Путь, который пришлось восстанавливать Мунину с Одинцовым и Евой, чтобы раскрыть тайну трёх российских государей.
Иеремия… Пророк Иеремия… Еремей Ульянов… Джером Горсей… Связной между Англией и Россией… Подсознание Мунина заработало, хотя сам историк этого не замечал: его голова была занята насыщенной программой. Мунин выступал в этот день ещё в двух местах, а вечером дал большое интервью телеканалу ВВС – и неожиданно для себя говорил намного более откровенно, чем собирался.
К ночи, лёжа без сил в гостиничном номере, историк ещё некоторое время балансировал на грани сна и вспоминал, как Джером Горсей под именем Еремея Ульянова сделал карьеру при дворе Ивана Грозного. Англичанин пользовался расположением всесильного министра Бориса Годунова, был обласкан самим царём и после смерти Ивана Грозного оказывал дипломатические услуги его сыну, царю Фёдору Ивановичу.
Что заставило Горсея-Ульянова после очередной поездки на родину пробираться в Россию тайком? Что мешало въехать официально, как прежде? Он тогда сильно рисковал и едва не поплатился жизнью, был выслан – и всё же снова приехал в Москву… Откуда такая настойчивость? Зачем это было нужно?
Весной, во время поисков Ковчега Завета, такое же нелогичное путешествие апостола Андрея Первозванного помогло найти разгадку тайны трёх российских государей – одним из которых был Иван Грозный. Действия апостола тогда сумел объяснить Одинцов. Но звонить ему ночью замученный историк не стал. Да и сказать особенно было нечего, разве что поделиться невнятными сомнениями.
Глаза слипались. Мунин решил, что завтра на свежую голову соберётся с мыслями, улучит момент и расскажет Одинцову про Еремея Ульянова. Товарищ майор всё равно отдыхает, вот и пусть развлекается на досуге, и отрабатывает роскошное издание «Беовульфа», которое Мунин привезёт ему в подарок от Британской библиотеки…
Историк улыбнулся и заснул, не зная о вчерашней гибели Салтаханова – и не догадываясь, какие сюрпризы приготовил ему наступающий день.
Мунин подлил себе вина и сказал миролюбиво:
– Про медицину я для примера. Мы, пока искали Ковчег, вели себя, как тот мужик с афазией. Что-то местами переставляли, чему-то замену искали… тыкались, пыкали-мыкали… С грехом пополам нащупали что-то похожее на то, что должно было быть. Повезло. Теперь надо вглубь копать.
– Ты прав! – снова поддержала его Ева, переходя на английский. – Мне биологи на одном проекте рассказывали про интересный эксперимент. Смотри`те. Человек хранит в памяти сотню тысяч слов. Большой словарь, да? Вот такой! – Она растопырила длинные тонкие пальцы, показывая толщину словаря. – А нужное слово мы в нём находим за миллисекунды. Почему так быстро? Неужели успеваем каждый раз перебрать весь словарь? Так вот, учёные выяснили, что за смыслы слов отвечают те же зоны мозга, что и за действия…
Ева грациозно выскользнула из шезлонга; пересела к столу, за которым устроился Мунин, и продолжала, глядя на Одинцова:
– Смыслы заранее рассортированы в голове, чтобы искать было удобнее. Ты уже знаешь, где лежит то, что тебе нужно… О’кей, какого цвета трава?
– Зелёного, – глянув на лужайку и пытаясь уловить подвох, осторожно сказал Одинцов.
– Зелёного, конечно! Ты ответил быстро, потому что смысл слова «зелёный» хранится в той же части мозга, благодаря которой ты видишь цвет. А смысл глагола бежать хранится в зоне, которая управляет работой ног.
– И я о том же, – встрял довольный Мунин. – Что касается Ковчега, некоторые смыслы мы нашли. Теперь осталось понять, с какими действиями они связаны. Чтобы не случайно угадывать, а точно знать.
Хитроумные Мунин и Ева прекрасно понимали друг друга. Одинцов по-прежнему изумлялся полёту мысли своих компаньонов, но тогда, несколько дней назад, он не придал значения случайному разговору. Мало ли о чём болтают приятели за бутылочкой красного вина и сочным шашлыком! А теперь выяснялось, что у событий недавнего прошлого действительно есть скрытые смыслы, которые связаны с действиями…
…и ещё как связаны! Салтаханов убит, Ева перепугана и вынуждена бежать на другой край земли, а сам Одинцов стремительно наживает себе проблемы с российской полицией и ещё много с кем. Потому что манёвры неизвестного противника заставляют его действовать не только в ответ, но и на упреждение.
Наволочка, которую выдал Сергеич, пахла свежевыглаженным бельём. Одинцов глубоко вдохнул запах, напоминающий детство, намотал чётки Вараксы на запястье, как браслет, и вскоре крепко заснул.
6. Про привет из прошлого
Для того, чтобы скучать в Лондоне, надо быть по меньшей мере Оскаром Уайльдом из Ирландии…
…а Мунин был Муниным из России, и Лондон стал первым заграничным городом, куда молодой историк прилетел по приглашению Фонда кросс-культурных связей на целую неделю. Организаторы не оставили ему времени на скуку и втиснули в программу всё, что смогли.
Мунин мечтал побродить по городу и без спешки своими глазами увидеть Тауэр, здание Парламента, Вестминстерское аббатство, Трафальгарскую площадь с колонной Нельсона и прочие достопримечательности, которые известны любому российскому школьнику из курса английского языка. Но красотам британской столицы отводилась только часть последнего, седьмого дня, – на вечер которого были назначены прощальный ужин в компании руководителей Фонда и вылет обратно в Петербург. А до тех пор историку предстояло разрываться между выступлением в Лондонском Королевском обществе, лекциями, пресс-конференциями, большим интервью телеканалу ВВС и участием в популярном шоу. В программу входили закрытые мероприятия для деловой и культурной элиты. Наконец, директор-распорядитель Фонда доверительно сообщил:
– Летом Её Величество с супругом, как всегда, отдыхают в Шотландии. Есть вероятность, что вас пригласят для неофициальной встречи. Тогда мы с вами, конечно, слетаем на денёк в королевское имение Балморал. Это всего шестьсот миль к северу от Лондона.
Правда, приглашения не последовало, и перекраивать программу не пришлось, но когда из Петербурга позвонил Одинцов, у Мунина уже голова шла крýгом.
– Сегодня только двадцать второе, а я не знаю, как ещё три дня протянуть, – пожаловался он. – Всё галопом, до сих пор города толком не видел и язык стёр. С утра до ночи бла-бла-бла…
– А что ты хотел? Ты теперь звезда, привыкай! – посоветовал Одинцов и просил обязательно сообщить, если планы Мунина изменятся. – Я тут… хм… сюрприз кое-какой готовлю, и дело у меня к тебе есть… пока не срочное… Короче говоря, звони, когда назад соберёшься. И будь здоров, самое главное!
Историк в самом деле постепенно привыкал к роли звезды. Когда был найден Ковчег Завета, именно Мунину выпала честь сообщить об этом всему человечеству – Urbi et Orbi. Он превратился в знаменитость и на бесчисленных публичных выступлениях рассказывал, как удалось проникнуть вглубь истории современной цивилизации чуть ли не на три тысячи лет, раскрыть тайну трёх российских государей и найти Ковчег. С коллегами-учёными, конечно, разговор был особый, но у обывателей вскоре сложилось впечатление, что это Мунин лично проник в историю, раскрыл тайну и нашёл святыню.
Компаньонов такое положение дел вполне устраивало. Ева благоразумно держалась в тени, а о заслугах Одинцова и вовсе знали только члены международной комиссии, которая расследовала события, связанные с Ковчегом. Причём знали далеко не всё, и расследование продолжалось.
Мунин не кривил душой, уверяя Одинцова, что тайна Ковчега Завета до конца не раскрыта. Конечно, ему хотелось выглядеть всезнайкой – к удовольствию публики, но чем больше узнавал историк, тем больше становилось того, что ещё только предстояло узнать. Хорошо сказал то ли Сократ, то ли Демокрит: «Чем больше я знаю, тем лучше я понимаю, что ничего не знаю». И вспомнить слова древних мудрецов Мунину пришлось уже на следующий день после звонка Одинцова.
Двадцать третьего июля Мунин выступал с лекцией в Британской библиотеке. Тысячи любопытных желали взглянуть на того, кто сумел найти Ковчег Завета и даже прикасался к нему. Ради такого случая огромный центральный двор знаменитого здания возле вокзала Сент-Панкрас превратили в подобие концертной площадки. Мунин стоял за кафедрой с микрофонами на небольшой сцене и вещал с дружелюбной улыбкой:
– Я знаю, что в Британскую библиотеку может зайти кто угодно, даже иностранец, и даже гость из России вроде меня. Однако, по всей видимости, сегодня здесь собрались большей частью местные жители, и обращаться я буду в первую очередь к англичанам.
Перед Муниным пестрела огромная толпа; он говорил по-русски, а виртуозный синхронист из Министерства иностранных дел тут же переводил сказанное на английский, и мощные акустические системы доносили речь до слушателей в самых дальних уголках площадки.
– За время поисков Ковчега Завета для меня и моих коллег стала особенно очевидной близость между нашими странами, – говорил Мунин. – Близость не столько географическая, сколько духовная и историческая. Судите сами. Название «Англия» впервые письменно упомянуто в девятом веке. Оно происходит от имени народа, который переселился сюда с полуострова Ангельн, с востока Ютландии. Русь – это старое название России. Оно происходит от имени народа русь, который в том же девятом веке начал осваивать северо-запад моей страны. А откуда пришёл этот народ?
Видеокамеры транслировали изображение историка на экраны, укреплённые по красному кирпичу высоких стен вокруг двора. Мунин оглядел толпу и продолжал:
– Предводителем руси был Рюрик Ютландский. А Ютландия, как вы наверняка знаете, лежит между двумя морями: Северным и Балтийским. То есть первыми англичанами стали земляки и кровные родственники Рюрика. Они двигались из Ютландии на запад, через Северное море, и добрались до Британских островов. А Рюрик тем временем совершил переход на восток, через Балтику. Могу добавить, что Ангельн сегодня – это федеральная земля Шлезвиг-Гольштейн в Германии. В тысяча семьсот шестьдесят втором году герцог Гольштейна воцарился в России под именем Петра Третьего. Он был женат на германской принцессе, будущей императрице Екатерине Второй. Их сын стал императором Павлом, дети Павла – императорами Александром Первым и Николаем Первым, и так далее. Поэтому многие специалисты полагают, что российскую императорскую династию Романовых правильнее называть Гольштейн-Готторп-Романовыми.
Дальше Мунин говорил о том, что уже в десятом веке Этельстан Славный принял титул первого короля англичан. А на Руси ещё шестьсот лет не было единого монарха, и только великий князь Иван Четвёртый Васильевич по прозванию Иван Грозный стал первым русским царём.
– В этом качестве, как всем нам хорошо известно, царь Иван сватался к английской королеве Елизавете Тюдор, – говорил Мунин. – И если вспомнить, что Иван Грозный происходил из рода Рюрика Ютландского, его желание породниться с владычицей Англии выглядит вполне логичным.
Историк упомянул, что в то же время Иван был родственником последних императоров Византии. Его помазали на царство по древнему византийскому обычаю, который происходил от намного более древнего иудейского ритуала: в Ветхом Завете помазание означало волю Всевышнего.
– Царь Иван считал себя в полном смысле слова помазанником Божьим, – говорил Мунин. – Этим он принципиально отличался от других европейских монархов. Русский царь имел право написать польскому королю Стефану Баторию… – Мунин по обыкновению прикрыл глаза, вытаскивая из феноменальной памяти дословный текст. – «Мы государствуем от великого Рюрика семьсот семнадцать лет, а ты со вчерашнего дня на таком великом государстве, тебя первого из твоего рода по Божьей милости избрали народы и сословия королевства Польского, и посадили тебя на эти государства управлять ими, а не владеть ими».
Мунин открыл глаза и снова обвёл взглядом многотысячную толпу слушателей.
– Попробуйте почувствовать то, что чувствовал царь Иван, – сказал он. – Попробуйте почувствовать разницу между управляющим и владельцем. Разницу между выборным королём и тем, кому власть дана свыше. Понятно ведь, что между ними непреодолимая дистанция!..
После выступления для Мунина устроили экскурсию по закоулкам библиотечного здания, куда не допускали простых смертных. Компанию гостю из России в путешествии к сокровищам составили глава Фонда кросс-культурных связей, переводчик и несколько сопровождающих.
Они посмотрели на самую древнюю в мире печатную книгу-свиток «Алмазная сутра», где почти тысячу двести лет назад китайские мудрецы описали чувства и мысли Будды. Мунина привела в восторг ровесница «Сутры» – единственная сохранившаяся рукопись древнего англосаксонского эпоса «Беовульф». Великий воин, заглавный герой поэмы, навёл историка на мысль о подарке для Одинцова. Мунин спросил у милой седовласой директрисы библиотеки, есть ли возможность купить факсимильное издание «Беовульфа».
– Мы вам его подарим от Британской библиотеки, – с любезным кивком ответила директриса и призналась: – А я думала, что вас уже ничем не удивишь. Ведь вы держали в руках Ковчег Завета со скрижалями…
Она вздохнула с профессиональной завистью, но насчёт диковинок очевидно слукавила, поскольку вслед за «Беовульфом» в особом хранилище гостям был показан древний пергамент, испещрённый письменами.
– Это Синайский кодекс, – торжественно объявила директриса, – старейший в мире перевод Библии на греческий язык, ему тысяча шестьсот лет. Здесь Новый Завет целиком и Ветхий Завет почти полностью. Текст прекрасно сохранился, он ещё не искажён переводчиками и переписчиками последующих веков. С его помощью учёные восстанавливают библейские стихи в исходном виде… За это сокровище мы не устаём благодарить вашу страну.
Коротко стриженная седая голова директрисы снова склонилась в сторону Мунина. Женщина рассказала, как император Александр Второй после долгих переговоров за девять тысяч рублей золотом выкупил кодекс у монахов мужского монастыря святой Екатерины на Синае.
– А в тысяча девятьсот тридцать третьем году советское правительство продало его Британскому музею. – Улыбка директрисы сделалась несколько саркастической, и в голосе продолжала звенеть гордость: – Русские запросили за Синайский кодекс сто тысяч фунтов, сегодня это больше пяти миллионов. Наши музейщики собрали всю сумму за один день.
Теперь уже пришёл черёд Мунина вздыхать, и директор Фонда примирительно сказал ему:
– Вы сами упомянули многовековые связи между Россией и Англией. Отношения наших стран всегда были сложными, но в какой большой семье родственники живут просто?.. Я не знаю, какие ещё сюрпризы приготовила уважаемая хозяйка, но полагаю, она обязательно покажет вам ещё один раритет. Это библия интереснейшего человека, известного в России под фамилией Ульянов.
– В России он скорее известен под псевдонимом Ленин, и для меня действительно сюрприз, что у него была Библия, – ответил Мунин.
Он представил себе знаменитого большевика, который сейчас лежит в Мавзолее на Красной площади в Москве, а в начале двадцатого века действительно жил в Лондоне и устраивал съезды своих единомышленников. С образом гонителя попов и безбожника Библия никак не сочеталась.
Директор Фонда кашлянул в кулак и переглянулся с библиотечной директрисой, которая сказала:
– Прошу прощения, мистер Мунин. Мой коллега недостаточно корректно выразился. Речь о другом Ульянове. Вы так увлечённо рассказывали об Иване Грозном, и он сыграл такую важную роль в ваших поисках Ковчега Завета, что я действительно хотела показать вам Библию, которую царь Иван подарил Джерому Горсею…
Кровь бросилась в голову Мунина, и он покраснел, как школьник. Вот они, Сократ с Демокритом! Чем больше я знаю, тем меньше я знаю… Вот он, Соломон-Екклесиаст, который предупреждал, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание, умножает скорбь!
Мунин перемудрил – и стоял с пунцовыми щеками: ему пришло время скорбеть. Позор, позор! После разговора про советскую власть и Россию фамилия Ульянов самым естественным образом напомнила историку про Ленина. Хотя в разговоре об Иване Грозном единственной ассоциацией был бы именно Джером Горсей. Молодой историк хлопнул себя по лбу и попытался улыбнуться:
– Чёрт возьми, ну конечно!
Заглаживая промах, он вывалил своим спутникам всё, что знал про англичанина. Джером на русский лад – это Ерёма; имя его отца Уильяма Горсея москвичи тоже упростили – он стал Ульяном, и гость из Англии в результате оказался Еремеем Ульяновым.
Горсей-Ульянов провёл в Москве семнадцать лет. Сперва он занимался торговлей, но позже был отправлен Иваном Грозным с тайной дипломатической миссией в Лондон к Елизавете Тюдор. От королевы посланец вернулся в статусе придворного дипломата, провёл у московитов несколько лет – и опять поехал в Лондон, с поручением уже от следующего русского царя, Фёдора Ивановича. В следующий раз Горсей-Ульянов проник из Англии в Россию нелегально, чудом избежал казни, был выслан, а потом снова прибыл в Москву законным путём – как британский посол – и в конце концов удостоился посвящения в рыцари…
– Ваш соотечественник оказал моей стране неоценимую услугу, – восторженно говорил Мунин. – Его записки о России феноменальны… Да что там, они гениальны! Это же настоящий подвиг – двадцать лет писать книгу! Это уму непостижимо… И какую книгу! Любой, поверьте моему слову, – любой, кому нужны сведения об Иване Грозном, его сыне царе Фёдоре и о Борисе Годунове, обязательно пользуется записками Горсея. И я пользовался. Хоть про государственное устройство, хоть про политическую борьбу, хоть про взаимоотношения с Англией – всё оттуда. Другого такого источника просто нет.
Директор Фонда покивал:
– Да-да… Если хотите, на рукопись «Путешествия сэра Джерома Горсея» тоже можно взглянуть, она хранится у наших друзей в Британском музее.
За разговором компания во главе с директрисой библиотеки перешла в очередной зал: здесь Мунин увидел Библию, которую царь Иван подарил Горсею-Ульянову. Толстенный фолиант внушительных размеров был переплетён в богато тиснёную красную кожу с чеканными застёжками. Прежде чем прикоснуться к книге на специальном столе, сотрудница библиотеки надела белые перчатки и манипулировала потемневшими от времени страницами с великой осторожностью.
– Эта Библия отпечатана в городе Острог, поэтому её называют Острожской Библией. Здесь больше шестисот страниц, которые содержат больше трёх миллионов знаков. Издание закончено двенадцатого августа тысяча пятьсот восемьдесят первого года, – говорила она, едва касаясь бумаги.
Музейщица рассказала, что по меркам шестнадцатого века Иван Фёдоров отпечатал в Остроге огромный тираж Библии – почти полторы тысячи экземпляров. Из них до нашего времени полностью или частично сохранились около трёхсот пятидесяти. Это много, но экземпляр, хранящийся в Британской библиотеке, оказался уникальным.
– Он происходит из легендарной и до сих пор не обнаруженной библиотеки Ивана Грозного, – говорила женщина. – Вот свидетельство, взгляните… Владелец оставил на титульном листе памятную надпись: «Эта Библия на славянском языке из царской библиотеки. Джером Горсей, 1581». Царь подарил ему книгу за выполнение секретной миссии при английском королевском дворе. Библия отпечатана с досок, над которыми трудились выдающиеся художники того времени. Да, это именно ксилография, формы вырезаны на дереве, а не отлиты в металле…
Мунин залюбовался тончайшими линиями картин: библейские сюжеты создавали живописную рамку для текста на каждой странице.
– Острожскую Библию исключительно высоко ценили современники, – продолжала музейщица. – Писатель Андрелла, который жил через сто лет после её издания, заявлял, что даже один листок этой книги он ценит дороже, чем всю Прагу, Англию и немецкую веру… Насчёт Англии он, конечно, погорячился, но в остальном его можно понять.
Женщина добавила, что ещё больше ста пятидесяти лет Острожское издание считалось в России образцом для священных текстов: в соответствии с ним печатали все новые Библии. Но потом тексты отредактировали, Русская православная церковь стала пользоваться новой Библией – её назвали Елизаветинской по имени дочери Петра Первого, а Острожская Библия осталась главной книгой старообрядцев.
– Интересно, что здесь содержится «Послание Иеремии», – сказала музейщица. – Только не так, как это принято в православном каноне, а на католический лад…
Мунина странным образом задело упоминание Иеремии. Этот библейский пророк предупреждал Израиль о скором уничтожении Первого Храма. Он тайком вынес Ковчег Завета и успел спрятать его раньше, чем пророчество сбылось. Храм был разрушен, только ни Ковчег, ни скрижали завоевателям не достались. Благодаря Иеремии величайшая святыня человечества начала многовековой путь в Россию. Путь, который пришлось восстанавливать Мунину с Одинцовым и Евой, чтобы раскрыть тайну трёх российских государей.
Иеремия… Пророк Иеремия… Еремей Ульянов… Джером Горсей… Связной между Англией и Россией… Подсознание Мунина заработало, хотя сам историк этого не замечал: его голова была занята насыщенной программой. Мунин выступал в этот день ещё в двух местах, а вечером дал большое интервью телеканалу ВВС – и неожиданно для себя говорил намного более откровенно, чем собирался.
К ночи, лёжа без сил в гостиничном номере, историк ещё некоторое время балансировал на грани сна и вспоминал, как Джером Горсей под именем Еремея Ульянова сделал карьеру при дворе Ивана Грозного. Англичанин пользовался расположением всесильного министра Бориса Годунова, был обласкан самим царём и после смерти Ивана Грозного оказывал дипломатические услуги его сыну, царю Фёдору Ивановичу.
Что заставило Горсея-Ульянова после очередной поездки на родину пробираться в Россию тайком? Что мешало въехать официально, как прежде? Он тогда сильно рисковал и едва не поплатился жизнью, был выслан – и всё же снова приехал в Москву… Откуда такая настойчивость? Зачем это было нужно?
Весной, во время поисков Ковчега Завета, такое же нелогичное путешествие апостола Андрея Первозванного помогло найти разгадку тайны трёх российских государей – одним из которых был Иван Грозный. Действия апостола тогда сумел объяснить Одинцов. Но звонить ему ночью замученный историк не стал. Да и сказать особенно было нечего, разве что поделиться невнятными сомнениями.
Глаза слипались. Мунин решил, что завтра на свежую голову соберётся с мыслями, улучит момент и расскажет Одинцову про Еремея Ульянова. Товарищ майор всё равно отдыхает, вот и пусть развлекается на досуге, и отрабатывает роскошное издание «Беовульфа», которое Мунин привезёт ему в подарок от Британской библиотеки…
Историк улыбнулся и заснул, не зная о вчерашней гибели Салтаханова – и не догадываясь, какие сюрпризы приготовил ему наступающий день.