Перед тем как отправиться в хранилище, Вейнтрауб отдал Штерну необходимые распоряжения и по возвращении объявил гостям на выходе из лифта:
– Через полчаса прошу вас быть в столовой. Нас ожидает скромный праздничный ужин. Мистер Одинцов прибыл налегке и может пока оставаться в том, что есть, а остальных я хотел бы видеть одетыми сообразно случаю.
Очевидно, старику было нужно, чтобы каждый побыл некоторое время наедине с собой и осмыслил увиденное, не обсуждая с другими. Так или нет, но этой цели он добился.
Вся компания не просто многое знала про Ковчег Завета – эти четверо даже держали его в руках. Вейнтрауб рассудил, что им не нужны подробные разъяснения про Урим и Туммим, но память освежить не мешает. Поэтому каждый, придя в свою комнату, нашёл там буклет с красочными картинками и небольшим текстом.
Урим и Туммим – предметы, многократно упомянутые в Библии, однако ни разу в точности не описанные. Общепринятый перевод названий – Свет и Совершенство. Происхождение и смысл названий неясны.
Предположительно, Урим и Туммим дополняли обязательную экипировку первосвященника, состоявшую из льняного облачения и нагрудника с двенадцатью драгоценными камнями по числу колен Израилевых:
Книга Исход (28:30). На наперсник судный возложи Урим и Туммим.
В Древнем Израиле за колдовство казнили. Тем не менее Урим и Туммим использовались для предсказания будущего, наряду со сновидениями и пророчествами. С их помощью первосвященник или правитель обращались к Ковчегу Завета с наиболее важными и сложными вопросами:
Первая Книга Царств (28:6). И вопросил Саул Господа; но Господь не отвечал ему ни во сне, ни чрез Урим, ни чрез пророков.
По способу использования Урим и Туммим представляли собой жребий, который давал либо положительный ответ, либо отрицательный, либо оставлял вопрос без ответа. Механизм взаимодействия с Ковчегом не описан:
Первая книга пророка Самуила (14:41). И сказал Саул: Господи, Боже Израилев! Почему не дашь Ты сегодня ответа своим слугам? Если вина на мне, дай Урим, а если вина на Твоем народе Израиля, дай Туммим.
Последний зафиксированный в Библии случай, когда были использованы Урим и Туммим, произошёл при царе Давиде около 3000 лет назад. В дальнейшем волю Господа сообщали только пророки. Со времени возвращения Израиля из Вавилонского плена принятие особенно важных решений откладывалось:
Книга Эзры (2:63). Правитель запретил им вкушать жертвы, что относились к великим святыням, доколе не появится первосвященник с Урим и Туммим, чтобы вопросить Господа.
Раввины не обладают достаточной квалификацией для использования Урим и Туммим и не являются священниками. Они – толкователи Библии, которые выполняют ритуальные функции. По библейским канонам священник может происходить только из мужской линии потомков Аарона, старшего брата Моисея.
– Не сомневаюсь, что у вас есть ко мне вопросы, – сказал Вейнтрауб, когда гости переоделись, и вся компания собралась за накрытым столом. – Готов по мере сил на них ответить.
Первой в атаку бросилась Жюстина.
– Правду сказать, я потрясена. Вы утверждаете, что у экспонатов коллекции не криминальное происхождение. Я проверю каждый, но откуда у вас Урим и Туммим?
– Вы ничего не проверите, пока не примете моё предложение, – сухо заметил старик. – Главе фонда Вейнтрауба я предоставлю для проверки самые подробные документы. Частному лицу могу лишь подтвердить то, что вы видели собственными глазами: Урим и Туммим находятся у меня.
– Это их вы называли коммуникатором? Вы считаете, что Урим и Туммим – это ключ к Ковчегу? – спросила Ева.
– Это единственное устройство, которое обеспечивало двустороннюю связь с Ковчегом, – сказал Вейнтрауб, останавливаясь на каждом слове. – Перечитай Библию, а пока поверь на слово. Обычно Ковчег либо управлял людьми, либо действовал сам. Урим и Туммим позволяли вести с Ковчегом диалог. Любой самый сложный вопрос можно разложить на множество простых и, получая ответ на каждый простой вопрос, постепенно собрать из них ответ на сложный. Древние евреи справлялись с этой задачей. Вы с коллегами пока что ломаете об неё зубы.
Одинцов хотел было заговорить, но его опередил Мунин:
– У историков и археологов есть правило. Мы очень сдержанно относимся к артефакту, если неизвестно его происхождение. Одно дело, если древнюю монету нашли во время раскопок. Известно, кто нашёл, когда нашёл, в каком слое, какие вещи были рядом… Монета может потом кочевать из рук в руки, из музея в музей, но учёные знают, откуда она взялась. И другое дело, если точно такую же монету вы просто вынули из кармана. В первом случае она представляет большую научную ценность, а во втором – в основном коммерческую…
– Провенáнс, – вставила Жюстина; Вейнтрауб её понял, и она пояснила для остальных: – С произведениями искусства то же самое. У каждого должен быть провенанс. У картины, у скульптуры, неважно. Должна быть информация обо всех владельцах с самого начала, с момента создания.
– Вы показали нам камни, – продолжал Мунин, исподлобья глядя на Вейнтрауба, – и уверяете, что это Урим и Туммим. Я присоединяюсь к мадам де Габриак. Вы должны рассказать, откуда они у вас.
Одинцов поднял здоровую руку с буклетиком, который захватил из своей комнаты, и помахал им в воздухе, привлекая внимание.
– Можно, я скажу пару слов?.. Давайте начнём не с самого начала, а с самого главного. Мистер Вейнтрауб, почему вы так уверены, что эти Урим и Туммим – настоящие?
За столом повисла тишина. Вейнтрауб сосредоточенно поковырял на тарелке запеканку из спаржи и, отложив вилку, произнёс:
– У меня достаточно оснований, чтобы не сомневаться в подлинности камней. Вы убедитесь в этом сами, пока будете выяснять, как с их помощью происходит коммуникация с Ковчегом.
– Это и есть наша задача? – спросил Одинцов.
– Присутствие мадам де Габриак лишает меня удовольствия обсуждать наше сотрудничество в деталях… Простите, – старик упёрся взглядом в Жюстину, – но у меня всё ещё нет оснований, чтобы делиться с вами конфиденциальной информацией.
Жюстина ответила нервно:
– Я не могу принять решение по фонду до тех пор, пока не увидела контракт с условиями, перечнем служебных обязанностей, компетенциями…
– Так в чём же дело? – удивился Вейнтрауб. – Мои юристы в вашем распоряжении двадцать четыре часа в сутки, начиная с этой минуты. Вы можете связаться со своими юристами, если надо. Контракт уже готов и приятно удивит вас – во многих отношениях. Он прозрачен, в нём нет подводных камней. Вычеркнете лишнее, впишете недостающее… Но урегулирование всех формальностей всё равно займёт сколько-то дней, а мне бы не хотелось ждать и заставлять наших друзей впустую тратить время. Сейчас важно ваше принципиальное решение: да или нет? Скажите всего одно слово.
Жюстина кусала губы. Старик лишил её возможности манёвра. Он показал свою коллекцию, потому что знал, какое впечатление она произведёт, и знал, что нет в мире профессионала, который отказался бы работать с такими сокровищами. А главное, он знал, что Жюстина никому ничего не расскажет. Разве что добавит ещё немного к слухам о коллекции Вейнтрауба, но не сможет ничем подтвердить свои слова. Науськать на хранилище полицию не получится: старика не в чем обвинить. В коллекции нет ни одного экспоната, который находился бы в розыске, – это Жюстина знала точно. Нет оснований приходить на виллу с обыском, нет оснований изымать картины для экспертизы. Юридически подлинников той же «Леды» Леонардо и Микеланджело не существует. До тех пор, пока не доказано обратное, полагается считать, что в хранилище висят копии, а это не противозаконно…
– Да или нет? – повторил Вейнтрауб, и Жюстина почти выкрикнула:
– Да! Чёрт возьми, да!
Одинцов кивнул:
– Вот это правильно. Вместе веселее. – Он звонко щёлкнул ногтем по пустому винному бокалу, который стоял возле тарелки. – Будем праздновать?
Вейнтрауб сделал жест, по которому в столовую вошли два официанта. Они налили всем вина и тут же вышли, снова прикрыв двери: разговор шёл без свидетелей, а за нуждами гостей следили из соседней комнаты с помощью видеокамер.
– Я рад, что мы договорились, – сказал Вейнтрауб, поднимая бокал. – Мои поздравления, леди и джентльмены… Мадам де Габриак, вас я поздравляю в особенности. Нашим друзьям ещё только предстоят великие дела, а вы уже можете наслаждаться коллекцией. И раз вы уже с нами, я позволю себе рассказать кое-что про Урим и Туммим. Провенанс у них – почти как у Ковчега Завета, сами понимаете. Несколько томов, которые вам передадут после вступления в должность. А история про то, как они попали ко мне, намного короче.
Старик поднял бокал на уровень глаз, слегка поклонился Жюстине и пригубил вино. Гости последовали его примеру.
– Вы же помните, что ещё недавно Чехия и Словакия были одной страной? – продолжал Вейнтрауб. – Так вот, в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году к правительству Чехословакии через посольство в Вене обратился американец по имени… скажем, Дэнни. Он предложил полмиллиона долларов за разрешение на законных основаниях вывезти из страны клад, который никто не ищет, поскольку о нём никому не известно…
Чешские чиновники переполошились, поскольку действительно не знали предмета сделки. Они попали в сложное положение: если позже выяснится, что реальная цена клада больше полумиллиона, за его продажу по головке не погладят, но если отказаться от денег, будет ещё хуже. Дипломаты попытались переложить ответственность на специальную структуру, которая у чехов по примеру Советского Союза торговала антиквариатом и предметами искусства, чтобы пополнять бюджет валютой…
– Я в Лондоне видел Синайский кодекс, – подал голос Мунин. – Его наши англичанам продали, только раньше и дороже.
Старик поморщился; сравнение показалось ему некорректным.
– Там обе стороны знали, о чём идёт речь. А здесь была предложена сделка вслепую. Кот в мешке. Беспрецедентный случай! И Дэнни не ограничился разговорами: он положил в швейцарский банк треть суммы как задаток. Тогда в Праге велели министерству иностранных дел без спешки готовить контракт с Дэнни, а Федеральной уголовной службе и госбезопасности тем временем разобраться, что это всё-таки за клад…
Дэнни был довольно известным кладоискателем и торговцем ценностями, рассказывал старик. За ним стали следить, но он сидел в Вене и не пробовал попасть в Чехословакию. Федералы решили, что хитрый американец точно знает, где находится клад, и просто ждёт окончания бюрократических процедур, чтобы его забрать.
– Много лет спустя мне рассказали, что чехи сперва хотели пойти самым простым путём: похитить Дэнни и выбить из него тайну, – прибавил Вейнтрауб. – К счастью, им хватило ума этого не делать. А может, просто побоялись покушаться на американца, да ещё на территории Австрии… Зато контрразведка выяснила, что Дэнни любит светскую болтовню и дармовую выпивку. Его стали чуть не каждый день приглашать на вечеринки, внедрили агентов в его окружение и постепенно узнали, что искать надо нечто размером с большой сундук, а спрятан клад где-то между Карловыми Варами и Мариенбадом… Похоже на вашу историю с Ковчегом Завета, вы не находите?
– Есть немного, – согласился Одинцов.
– Да, и ещё следователям стало известно, что клад принадлежит какому-то старинному аристократическому семейству, которое связано родством со многими знаменитыми фамилиями Европы, – сказал Вейнтрауб. – Так что в течение года круг поисков постепенно сужался. В конце концов чехи сообразили, что искать надо в замке Бéчов. До Второй мировой он принадлежал семейству де Бофор, члены которого после войны уехали за границу. Проверили – оказалось, в восемьдесят втором году несколько Бофоров побывали в своих бывших владениях на экскурсии. Значит, хотели убедиться, что клад на месте…
Старик снова сделал жест рукой; что-то коротко сказал по-немецки Штерну, который появился в дверях столовой, и продолжил:
– Буквально накануне подписания контракта с Дэнни, осенью восемьдесят пятого, в Бечов приехала команда следователей и археологов. Им снова повезло. Замок большой, но учёные определили наиболее вероятные места, где мог лежать клад, и действительно вскоре отыскали его под полом часовни. Это был… вот, взгляните!
Штерн взял телевизионный пульт и включил огромную плазменную панель на стене столовой. Экран расцвёл изображением узкого золотого ларца полутораметровой длины. Под звуки старинной музыки картинка стала плавно поворачиваться, чтобы сокровище можно было рассмотреть со всех сторон.
По гребню ларца искрился горный хрусталь. Боковины сияли драгоценными камнями, вмурованными в богатую чеканку среди эмалевых пластин и филиграни. Круглые барельефы со сценами из Священного Писания украшали крутые скаты крышки, а по периметру ларца расположились фигуры апостолов, небесная стража.
– Реликварий? – предположила Жюстина.
– Реликварий святого Мавра, – уточнил Вейнтрауб. – Хотя были там и мощи Иоанна Крестителя. Редчайшая вещь! Работа бенедиктинских ювелиров тринадцатого века. Это чудо пятьсот лет хранили в Бельгии, а потом герцог де Бофор выкупил его и перевёз в Бечов. В сорок пятом году через те места проходила демаркационная линия между русскими и союзниками. Вывозить такую ценность было опасно, хозяева замка спрятали её в тайнике, а сами уехали в Вену. После войны их обвинили в сотрудничестве с нацистами, хотя ничего такого за Бофорами не водилось. Просто коммунисты очень хотели прибрать к рукам замок. И прибрали, поэтому следующие сорок лет ларец пролежал в земле.
Любуясь игрой сапфиров и аметистов на экране, где продолжал медленно вращаться реликварий, Ева спросила:
– А где он сейчас?
– Там же, – вздохнул Вейнтрауб. – Это визитная карточка замка Бечов, можешь посмотреть в любом путеводителе. Вторая по значимости святыня Чехии, после королевских регалий. Страховая оценка – тридцать миллионов долларов, но ты же понимаешь, это всего лишь деньги… Как вам вино, леди и джентльмены?
– Изумительное. Я в этом кое-что понимаю, но никогда не встречала ничего подобного, – призналась Жюстина.
Вейнтрауб поднял глаза от бокала и снова глянул на неё.
– Не встречали, поскольку вряд ли у вас была такая возможность. Вместе с реликварием де Бофоры спрятали коллекцию старинных вин и коньяков. Чехи оставили в тайнике один ящик вина – уж не знаю, как издёвку или как благодарность. Дэнни заплатил всю сумму по контракту, явился в Бечов за кладом, а нашёл только это вино. И привёз его мне.
Одинцов крякнул.
– Хорошее вино! Двадцать пять тысяч баксов за бутылку…
– Да, хорошее, хотя и не стоит таких денег. Конечно, это был страшный удар для Дэнни, ведь в контракте он не указал содержимое клада и мог забрать только то, что нашёл в известном ему месте… Ваши чешские товарищи наверняка очень долго смеялись над глупым американцем. – Слово to-va-rist-chi Вейнтрауб со смаком проскрежетал по-русски. – А сегодняшний ужин показался мне достойным поводом для того, чтобы откупорить пару бутылок… Видите, мадам де Габриак, сделка была абсолютно законной. И это касается каждого экспоната моей коллекции.
– При чём тут вино и реликварий? Вы же собирались рассказать про Урим и Туммим, – напомнил Мунин, в недоумении глядя на старика.
Вейнтрауб хищно улыбнулся.
– Я и рассказал. Дэнни вывез из Чехословакии камни вместе с вином. У него было разрешение. Контракт с правительством.