Последним награждали моего супруга.

Зал взорвался триумфальными аплодисментами, встречая самого главного героя. Король и королева, стоя, хлопали не меньше остальных.

Братья крепко обнялись на глазах придворных и не было признания лучше.

Мы наконец-то вернулись домой. Я без сожаления покидала шумный дворец, предвкушая, как снова стану хозяйкой в собственном доме — нашем уютном гнёздышке.

Мирная жизнь возвращалась на круги своя. Супруг часто отсутствовал, занимаясь государственными делами, я продолжала постигать магические науки и секреты ведения хозяйства.

Наступил тот день, когда во время генеральной уборки в нашей спальне я вытащила на свет из глубины шкафа потрёпанный саквояж. И из него извлекла гримуар Мирайи.

Неужели пришло его время?

Я задумчиво остановилась над книгой и погладила тёплый переплет. Ключик из клювика птички легко выпал и оказался в моей руке. Решившись, я потянулась к замку и вставила в него ключ. Он легко вошёл в замочную щель, но сколько бы я не пыталась провернуть ключ в замке, он не поворачивался.

От загадок я уже устала и зло оттолкнула книгу от себя.

— Мирайя, кто разозлил мою жену? — раздался голос супруга за спиной.

— Вот! — я обвиняюще ткнула пальцем в увесистый том. — Не открывается!

— Ты уверена, что хочешь знать?

— Да!

Калеб вытащил ключик из замочной скважины, задумчиво покрутил его в руках.

— Не хватает одной детали, — вынес он вердикт и потянулся к обложке. Поцарапав ногтём изумруды, вытащил один из углубления и вставил камень в ручку ключа. Стоило ему это сделать, как зубчики ключика раздвинулись и приобрели другую конфигурацию. Калеб вернул мне ключ и подтолкнул к действиям.

— Давай. Я рядом.

Замок с тихим щелчком открылся. Как бомбу замедленного действия, я отрыла первую страницу. Бинго! Страницы были заполнены убористым почерком Мирайи... моей мамы.

Мы с Калебом устроились на диванчике и принялись изучать содержимое гримуара.

Пробираясь в дебрях записей экспериментов, перемежающихся размышлениями на разные темы, мы натыкались на обычные дневниковые записи юной девушки.

Их мы перечитывали с особой тщательностью. Остальное пока пролистывали, хотя Калеб сказал, что записи Мирайи очень ценны для развития магических наук. Там были заклинания, о которых мои учителя пространно рассказывали, как о теоретических изысканиях.

Мы просидели всю ночь и большую часть следующего дня.

От усталости меня вело, но я упорно вычленяла из эмоционально-сумбурных записей зёрна истины. Чем больше я читала, тем больше сопереживала Мирайе. Под конец я уже плакала, не сдерживая себя. Калеб отобрал у меня гримуар насильно. А то я бы с ним срослась и не выпускала бы из рук.

— Любовь моя, успокойся. Ты понимаешь, что тебе придётся или откровенно поговорить с отцом, или навсегда закрыть эту тему. И скажи мне, дорогая, что ты хочешь получить в итоге? Наказания на несовершённое преступление не будет.

— Мне не нужно наказание. Я хочу понять, почему так произошло.

***

Стены родового замка Мелфи сегодня выглядели иначе. Они давили на меня своим многовековым возрастом. Мне казалось, что я слышу голоса когда-то живших в нём родственников, давно ушедших в земли Теней.

Дверь кабинета отца отворилась, и я вошла внутрь вместе с супругом. Отец оторвался от свитка и довольно улыбнулся, поднимаясь из-за стола и приветствуя нас.

О своём визите мы не предупреждали. Благодаря тому, что магия Калеба стала дружественной Хранителю, наш визит до поры остался сокрытым от обитателей замка.

— Останься на месте, пожалуйста, — я предостерегающе выставила руку. — Я прочитала дневник Мирайи — моей матери.

Отец побледнел и грузно осел на стул.

— Какие выводы ты сделала, Мирайя? — спросил он, поднимая на меня ясный взор.

— Твой брат хотел лишить меня Стихий при рождении. Это и запустило цепочку событий, вследствие которых моя мать пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти меня. А я оказалась в другом мире.

Отец молчал какое-то время, вглядываясь в моё лицо, и наконец заговорил.

— Это был я. Но всё не так, как выглядит со стороны. Ты не лишилась бы силы. Я бы позаимствовал лишь малую часть. Я не враг своему ребёнку.

Новость подкосила меня, и я стала оседать на ослабевших ногах. Если бы не предупредительность Калеба, я бы грохнулась на пол.

— Невозможно забрать только часть силы, — вступил в разговор мой муж.

— Ошибаетесь, молодой человек. В роду Мелфи существует подобная практика. Мы с братом тому доказательство. Когда мы родились, наш дед определил, что я вобрал в себя все Стихии, делая второго близнеца чуть ли не простым не магом. Надежды, что со временем у него проснутся хоть какие-то Стихии, оставалось мало. Поэтому родители согласились на ритуал передачи части силы от меня Райерду. Всё прошло достаточно успешно, правда, не совсем по плану. С частью Стихий мой дар эмпатии перепривился на брата. Именно поэтому я точно знаю, что ты моя дочь.

— У тебя были сомнения на этот счет, когда я появилась на Зоураке, и ты увидел во мне родственное существо. Этому есть причина. Ведь так? Брат выполнял твои супружеские обязанности, а Мирайя думала, что это ты. Как же вы жестоки! Твоя жена до последнего так и не узнала, что вы менялись. Хоть из-за этого её душа не мучилась.


— Как ты догадалась? — спокойно спросил отец.

— По её воспоминаниям о том, каким разным ты мог быть. Дядя, как эмпат, чувствовал Мирайю и давал несчастной то, что она желала. Ты же этого дать не мог... Почему? Ответь! За что ты её мучал?

— Я был глуп и самоуверен. Самый сильный маг Зоурака... — магистр опустил голову и снова её вскинул. — Слабые способности брата очень мешали мне самосовершенствоваться. Мы связаны крепче, чем любая пара. Если умрёт один, то умрёт и другой. Я хотел жить, а брат решил, что хватит влачить жалкое существование. Тогда я рассказал ему о тайном ритуале, используемом в нашей семье. Знания об этом, как самому сильному, передали мне. Сама возможность что-либо изменить наполнила брата жизнью. Оставалось только найти подходящую нам по Стихиям девушку. Девушку, чьи Стихии будут так же сильны, как мои. И мы нашли её.

Только, к сожалению, Мирайя была слишком умной и самоуверенной. Я пришел к выводу, что порой знания бывают лишними. Особенно в хорошенькой головке неспокойной магессы. Она не стала делать то, о чём я просил. В итоге погубила себя и могла погубить тебя, девочка моя.

— Я поражаюсь тебе. К моей матери ты всё так же равнодушен, но меня ты любишь. Так избирательно.

— Почему ты удивляешься? Ты — моя плоть и кровь. Ты сильна, как и я. Как можно тебя не любить? Чистая, искренняя в своих чувствах, честная с собой и окружающими. Такой дочерью можно гордиться.

Мне было тяжело слушать отца, а понять практически невозможно. В душе всё переворачивалось. Я никогда не видела свою мать, но, изучая её жизнь по воспоминаниям, записям, понимала, насколько плохо ей было рядом со своим супругом, с тем, кто должен был дать любовь и защищённость, но, к сожалению, увы.

Его мотивы были для меня китайской грамотой. Но магам они были понятны и оправдывали его в глазах общества. Более того, Калеб объяснил, что замена близнецов в супружеской постели не является чем-то неприемлемым. Они в магическом мире воспринимаются, как одно существо, и неважно, что в двух телах.

Мы покинули замок тем же вечером, и я ещё долго не могла общаться с отцом и проявлять какие-то положительные чувства по отношению к нему и дяде.





Эпилог





Густую темноту ночи разрезал свет фар. Мазнул на повороте по домику привратника и далее выхватил из темноты аккуратно подстриженный газон, сформированные шарами кусты вечнозелёного самшита, сплошной лентой растянувшегося по обе стороны дороги.

Старинный автомобиль с откидным верхом бесшумно подъехал по широкой аллее к парадному входу трёхэтажного особняка. Фасад здания был отделан вандийским камнем, который мягко светился в темноте зеленоватым светом, еле видимым обычному глазу. Не буду утверждать, но говорят, что этот камень обладает исключительными защитными свойствами, и способен экранировать жителей дома от злокозненных заклинаний самого искусного мага. А любой маг, взглянув специальным зрением, увидит, как пульсируют прожилки камня, наполненные силой магической породы.

Как только автомобиль остановился, водитель вышел и открыл заднюю дверь, предупредительно придерживая её и ожидая, пока его пассажир покинет салон. Из машины стремительно вышел статный, крепко сбитый, коротко стриженный черноволосый мужчина, державший в руках лёгкую трость.

— Морт, на сегодня можешь быть свободен. Завтра как обычно, — он отрывисто бросил указание водителю, чуть оглянувшись через плечо.

Водитель коротко кивнул, хотя мужчина уже успел отвернуться и не мог этого видеть. Брюнет легко взбежал по нескольким ступеням, и в его походке совершенно не замечалось какой-то хромоты, чтобы ходить, опираясь на трость. Скорее, он носил её по привычке, сейчас сжимая поперёк древка.

Забег мужчины закончился у массивной входной двери кирпичного цвета, украшенной золотым вензелем из буквы “Д”, тускло поблескивающим в свете взошедшей луны. Книзу от вензеля находился барельеф головы рогатого зверя, схожего с мифическим Минотавром, в нос которого было вдето большое медное кольцо, затёртое до блеска тысячами трогавших его рук.

В это время автомобиль засветился снизу, со стороны днища, желтоватым светом и абсолютно бесшумно, не оставляя после себя никакого следа, поехал дальше по подъездной аллее в сторону ангара, что виднелся невдалеке.

Брюнет, ни секунды не сомневаясь, уверенно поднял руку с тростью и стукнул рукоятью по носу зверя, словно щёлкнул. Зверь недовольно поморщился, открыл глаза и изучающе посмотрел на ночного посетителя. Одобрительно буркнул: «Хозяин». Дверь пошла рябью, как будто бы по воде разошлись круги от брошенного камня. Вместо массива дерева проявился свободный вход, в который и шагнул мужчина. Не успел он ступить второй ногой на мраморные плиты холла, как сверху вспыхнул свет, и справа от него материализовался словно из ниоткуда среднего роста поджарый мужчина в чёрном фраке, поблескивавший водянистыми бледно-голубыми глазами, что светились мягким светом, как и его волосы платинового оттенка.

— Доброй ночи, хозяин. Сегодня вы совсем поздно, — спокойным приятным голосом, только чуть приглушённо, сказал встречающий.

— И тебе, Этуаль. Как у нас дела? — спросил хозяин особняка, протягивая собеседнику своё серое драповое пальто, но не трость. Трость же он взял двумя руками за края и почти без усилий сжал её до размера обыкновенной ручки. После чего положил аксессуар во внутренний карман тёмно-серого приталенного пиджака, неспешно поправил воротник, расстегнул пуговицы. Светло-серую с жаккардовым узором жилетку и белую рубашку с шёлковым шейным платком, на котором была застёгнута английская булавка с бриллиантом размером с ноготок мизинца, он оставил наглухо застёгнутыми.

— У нас вылезли зубы, — ответил на вопрос то ли дворецкий, то ли личный слуга.

На эту странную фразу мужчина радостно улыбнулся и довольно кивнул.

— Спасибо, Этуаль. Иди, я тебя ещё призову. Подозреваю, что кое-кто совсем позабыл об ужине.

Тот, кого назвали Этуалем, невозмутимо посмотрел на хозяина дома и улыбнулся уголками губ, едва заметно. Замерцал серебристым светом и истаял вместе с верхними вещами хозяина. Брюнет, всё ещё улыбаясь, быстрым шагом направился к широкой лестнице, что двумя рукавами вела из противоположных сторон просторного холла на верхние этажи, и торопливо взбежал на второй этаж, туда, куда звало его сердце.

На последних шагах к заветной комнате он замедлился и степенно преодолел оставшееся расстояние. Остановился перед двустворчатыми резными дверьми, испещрёнными защитными моранскими рунами двенадцатого уровня защиты. Помедлил ровно два удара сердца и, толкнув правую створку, на цыпочках вошёл в полумрак явно детской комнаты.

Возле широкой кровати сидела женщина. Ну, как сидела. Она полулежала на кровати, уткнувшись лбом в скрещенные руки, а сама оставалась сидеть на небольшом креслице со спинкой, изогнутой полумесяцем. Женщина крепко спала. Мужчина тихонько подошёл к ней сзади, с нежностью глядя на хрупкую точёную фигурку, и перевёл взгляд на двуспальную кровать, в которой лежали два однополых младенца абсолютно одинаково выглядевших. Малыши, в отличии он женщины, не спали, а довольно гулили и дёргали ножками и ручками. Оба держали в руках по погремушке. При виде детей мужчина довольно ухмыльнулся и тихо сказал:

— Что, сорванцы, совсем утомили мать? — рождение близнецов стало для всех неожиданностью. Они виделись, как одно целое.

От его фразы, сказанной достаточно тихо, женщина тревожно вскинулась и первым делом дёрнулась в сторону малышей, но, увидев, что с ними всё в порядке, перевела затуманенный после сна взгляд на мужчину, окончательно просыпаясь.

— Калеб, дорогой, ты давно дома? — она подскочила и бросилась в раскрытые объятия мужа.

— Нет, только вернулся. Мирайя, любимая, ты совсем себя не бережёшь, — немного с укором в голосе сказал мужчина, прижимая женщину к себе и целуя с трепетной нежностью в уголок губ.

— Мы тебя так ждали. У нас вылезло по одному зубу, — она победно улыбнулась, оборачиваясь в сторону близнецов. — Я же тебе говорила, что температура из-за зубов. Но, Калеб... — Мирайя тревожно нахмурилась и замолчала. Мужчина напрягся, ожидая услышать какие-то ужасы, связанные с малышами.

— Что случилось? — не выдержал он и, бегло оглядев своих детей, не увидел никакой опасности.

— В них проснулась магия, — немного неуверенно сказала женщина. — Так рано... Ты же говорил, что в вашем роду это происходит в пятилетнем возрасте.