– Мне советчик не нужен.
Мужчина улыбается.
– Хорошо, что я здесь не за этим.
– И кстати, я не люблю говорить о своих чувствах.
– Я тоже, – соглашается он. – О чем угодно, только не о чувствах.
Этот тип шутит? Джуд частенько пытался вызвать у меня улыбку, и когда ему удавалось, принимался сыпать шутками, будто раздувая угли и заставляя хихикать так, что эхо разносилось по всему лесу, затыкая птиц. В Общину я потом возвращалась ближе к ночи, украдкой, чтобы никто не заметил улыбки в уголках губ.
Зря я думаю про Джуда. Мужчина в камере не спускает с меня взгляда.
– Зачем я нужна ФБР?
– Местная полиция больше не занимается расследованием событий в Общине. Дело передали нам.
– То есть… это… – я машу между нами культей, – это все из-за Общины? Из-за Пророка?
– Из-за тебя. Мы в ФБР внимательно изучили твое дело. Мое начальство, как и тюремный комендант, сочли приговор слишком суровым и решили, что ты заслуживаешь особого отношения. Меня назначили следить за твоим психическим здоровьем, пока ты находишься в заключении.
– Так вы здесь из-за моего психического здоровья? – спрашиваю я. – Или чтобы собрать против меня улики? Я прошла через суд и знаю, чем зарабатывают люди вроде вас. Вы просто хотите залезть мне в голову.
Мужчина смеется.
– О, в этом уже нет необходимости. Я все понял о тебе еще в ту минуту, когда ты зашла в зал суда с конфеткой во рту.
* * *
Отец учил меня, как определить, что тебя обманывают; его уроки весьма кстати сейчас, во время разговора с доктором Уилсоном.
Отец любил делать ставки на собачьих бегах. Казино терпеть не мог – говорил, что ногой туда не ступит, поскольку другие игроки жульничают, а крупье подтасовывают карты. А вот бега ему нравились, потому что там все зависело лишь от его интуиции и проворства собак и никто не мог обманом отобрать с трудом заработанный выигрыш. Иногда он брал меня с собой, обычно ночью, когда запахи желтого пива били в нос, а металлическое сиденье холодило ноги. Вокруг больших прожекторов кружили стаи белых мотыльков, норовящих подобраться ближе к лампе.
– Почему они лезут к свету? – однажды спросила я у отца.
– Потому что они думают, это солнце, – ответил тот. – Они не видят разницы.
Именно там отец рассказал мне, как распознавать ложь. У вруна всегда тоскливое выражение глаз, и его байки слишком складные. Потом отец такие разговоры не заводил. Но я ничего не забыла. Потому что все, о чем он рассказывал, слишком сильно напоминало о Пророке.
– Так в чем ваша цель? – спрашиваю я доктора Уилсона.
– Помочь тебе. Просто помочь. Зря не веришь.
– Конечно, – говорю я. – Чему тут верить? ФБР мне помогать ни к чему.
– Чего же, по-твоему, мы хотим?
– Узнать, кто убил Пророка.
Доктор Уилсон выразительно вскидывает бровь.
– С чего ты решила, будто его убили? С чего решила, будто Пророк вообще умер?
Я тут же принимаю равнодушный вид, хотя наверняка он видит, что я беззастенчиво вру.
– Тебя ведь не было в Общине, когда начался пожар, – продолжает доктор Уилсон. – Именно так ты говорила полиции при аресте.
– Ну, раз говорила, значит, так оно и есть.
Я склоняю голову набок. Та ужасно тяжелая от всей той лжи, которую приходится городить. Скрестив на груди руки, я морщусь.
Доктор Уилсон указывает на меня карандашом.
– Болят? Руки?
– Иногда бывает, – признаюсь я.
– Может, тебе сделают пару бионических протезов. Есть такие, – говорит он. – Технологии развиваются прямо на глазах.
– Да, было бы здорово, – соглашаюсь я.
– Правда?
– Конечно. С ними было бы намного легче.
Доктор Уилсон хмурится, вздергивает подбородок и что-то строчит на желтой бумаге. Я хочу прочитать, но буквы не складываются в слова. Закрыв глаза, гадаю, как же мне обманывать людей вроде него – вооруженных карандашами и бумагой. А у меня из оружия один лишь рот, который вдобавок приходится держать на замке.
Когда я открываю глаза, доктор Уилсон все еще пишет.
– Вы откуда? – спрашиваю я.
– Из Вашингтона.
Название города ни о чем мне не говорит, кроме того, что находится он где-то далеко.
– Вы приехали только ради меня?
Доктор Уилсон кивает.
– Вот вы, наверное, обрадовались… Посреди зимы сорваться из дома и отправиться на другой конец страны, чтобы допросить преступницу.
– Во-первых, допрашивать тебя я не буду. Как уже сказал, у меня иная цель – понять тебя. И кроме того, я сам вызвался.
– Неужели?
– Я уверен, что смогу тебе помочь. Или хотя бы попробовать.
Я выразительно поднимаю перед собой руку.
– Пожалуйста, не говорите так больше.
Долгое время стоит тишина. Доктор Уилсон вздыхает.
– Знаешь, чем я занимаюсь каждый день? – спрашивает он. – В чем заключается моя работа? Большую часть времени я провожу в компании преступников. Самых отъявленных злодеев на свете. Выясняю, где они врут, какие вопросы им можно задать, чтобы вытащить сокровенные тайны, как обратить их мысли против них самих же. Каждый день я решаю задачки. Вот в чем моя работа. Воспринимать этих прожженных бандитов как очередную головоломку и не видеть в них людей.
– Почему же вы тогда не бросите?
– Потому что мне это нравится – ломать барьеры, залезать в голову и выводить самых умелых лгунов на чистую воду. Это крайне интересное занятие. Но я не умею ничего такого, с чем не справился бы хороший компьютер. Я больше не сочувствую людям. Не помогаю им.
– То есть я для вас – вроде отпуска?
Доктор Уилсон улыбается.
– Можно и так сказать.
– Ха!
– Что?
– Ничего. Просто вдруг напротив вас сейчас сидит человек похуже всех этих ваших «прожженных бандитов».
– Не верю.
– Само собой, – говорю я, облокачиваясь на стену. – Мне никто не верит.
Доктор Уилсон долго глядит на меня, словно принимает какое-то решение.
– Ты, кстати, была права, – произносит он вдруг. – Пророк мертв. Как тебе новости?
Я удивляюсь:
– Вы же говорили, что не любите обсуждать чувства.
– Да, разумеется. – Порывшись в портфеле, он достает толстую пачку документов. – На днях пришли результаты вскрытия. Только бумагу зря потратили… – Доктор Уилсон читает с листа: – «Погибший сильно пострадал от огня. Верхняя часть тела практически уничтожена. Образцов легочной ткани недостаточно, чтобы сделать заключение о содержании в них частиц дыма. Установить, умер ли погибший вследствие пожара или до него, не представляется возможным»… Да и следователи подкачали. Обнаружили остатки горючего вещества, но, по их словам, это вполне могло быть средство для обработки соломенных крыш от дождя, поэтому в суде как доказательство не пойдет.
Мне становится чуточку легче дышать.
– То есть вы даже не уверены, что есть смысл в расследовании?
– В этом я как раз таки уверен.
– Но почему?!
Доктор Уилсон вытаскивает из портфеля небольшой конверт и достает из него фотографии.
Мужчина улыбается.
– Хорошо, что я здесь не за этим.
– И кстати, я не люблю говорить о своих чувствах.
– Я тоже, – соглашается он. – О чем угодно, только не о чувствах.
Этот тип шутит? Джуд частенько пытался вызвать у меня улыбку, и когда ему удавалось, принимался сыпать шутками, будто раздувая угли и заставляя хихикать так, что эхо разносилось по всему лесу, затыкая птиц. В Общину я потом возвращалась ближе к ночи, украдкой, чтобы никто не заметил улыбки в уголках губ.
Зря я думаю про Джуда. Мужчина в камере не спускает с меня взгляда.
– Зачем я нужна ФБР?
– Местная полиция больше не занимается расследованием событий в Общине. Дело передали нам.
– То есть… это… – я машу между нами культей, – это все из-за Общины? Из-за Пророка?
– Из-за тебя. Мы в ФБР внимательно изучили твое дело. Мое начальство, как и тюремный комендант, сочли приговор слишком суровым и решили, что ты заслуживаешь особого отношения. Меня назначили следить за твоим психическим здоровьем, пока ты находишься в заключении.
– Так вы здесь из-за моего психического здоровья? – спрашиваю я. – Или чтобы собрать против меня улики? Я прошла через суд и знаю, чем зарабатывают люди вроде вас. Вы просто хотите залезть мне в голову.
Мужчина смеется.
– О, в этом уже нет необходимости. Я все понял о тебе еще в ту минуту, когда ты зашла в зал суда с конфеткой во рту.
* * *
Отец учил меня, как определить, что тебя обманывают; его уроки весьма кстати сейчас, во время разговора с доктором Уилсоном.
Отец любил делать ставки на собачьих бегах. Казино терпеть не мог – говорил, что ногой туда не ступит, поскольку другие игроки жульничают, а крупье подтасовывают карты. А вот бега ему нравились, потому что там все зависело лишь от его интуиции и проворства собак и никто не мог обманом отобрать с трудом заработанный выигрыш. Иногда он брал меня с собой, обычно ночью, когда запахи желтого пива били в нос, а металлическое сиденье холодило ноги. Вокруг больших прожекторов кружили стаи белых мотыльков, норовящих подобраться ближе к лампе.
– Почему они лезут к свету? – однажды спросила я у отца.
– Потому что они думают, это солнце, – ответил тот. – Они не видят разницы.
Именно там отец рассказал мне, как распознавать ложь. У вруна всегда тоскливое выражение глаз, и его байки слишком складные. Потом отец такие разговоры не заводил. Но я ничего не забыла. Потому что все, о чем он рассказывал, слишком сильно напоминало о Пророке.
– Так в чем ваша цель? – спрашиваю я доктора Уилсона.
– Помочь тебе. Просто помочь. Зря не веришь.
– Конечно, – говорю я. – Чему тут верить? ФБР мне помогать ни к чему.
– Чего же, по-твоему, мы хотим?
– Узнать, кто убил Пророка.
Доктор Уилсон выразительно вскидывает бровь.
– С чего ты решила, будто его убили? С чего решила, будто Пророк вообще умер?
Я тут же принимаю равнодушный вид, хотя наверняка он видит, что я беззастенчиво вру.
– Тебя ведь не было в Общине, когда начался пожар, – продолжает доктор Уилсон. – Именно так ты говорила полиции при аресте.
– Ну, раз говорила, значит, так оно и есть.
Я склоняю голову набок. Та ужасно тяжелая от всей той лжи, которую приходится городить. Скрестив на груди руки, я морщусь.
Доктор Уилсон указывает на меня карандашом.
– Болят? Руки?
– Иногда бывает, – признаюсь я.
– Может, тебе сделают пару бионических протезов. Есть такие, – говорит он. – Технологии развиваются прямо на глазах.
– Да, было бы здорово, – соглашаюсь я.
– Правда?
– Конечно. С ними было бы намного легче.
Доктор Уилсон хмурится, вздергивает подбородок и что-то строчит на желтой бумаге. Я хочу прочитать, но буквы не складываются в слова. Закрыв глаза, гадаю, как же мне обманывать людей вроде него – вооруженных карандашами и бумагой. А у меня из оружия один лишь рот, который вдобавок приходится держать на замке.
Когда я открываю глаза, доктор Уилсон все еще пишет.
– Вы откуда? – спрашиваю я.
– Из Вашингтона.
Название города ни о чем мне не говорит, кроме того, что находится он где-то далеко.
– Вы приехали только ради меня?
Доктор Уилсон кивает.
– Вот вы, наверное, обрадовались… Посреди зимы сорваться из дома и отправиться на другой конец страны, чтобы допросить преступницу.
– Во-первых, допрашивать тебя я не буду. Как уже сказал, у меня иная цель – понять тебя. И кроме того, я сам вызвался.
– Неужели?
– Я уверен, что смогу тебе помочь. Или хотя бы попробовать.
Я выразительно поднимаю перед собой руку.
– Пожалуйста, не говорите так больше.
Долгое время стоит тишина. Доктор Уилсон вздыхает.
– Знаешь, чем я занимаюсь каждый день? – спрашивает он. – В чем заключается моя работа? Большую часть времени я провожу в компании преступников. Самых отъявленных злодеев на свете. Выясняю, где они врут, какие вопросы им можно задать, чтобы вытащить сокровенные тайны, как обратить их мысли против них самих же. Каждый день я решаю задачки. Вот в чем моя работа. Воспринимать этих прожженных бандитов как очередную головоломку и не видеть в них людей.
– Почему же вы тогда не бросите?
– Потому что мне это нравится – ломать барьеры, залезать в голову и выводить самых умелых лгунов на чистую воду. Это крайне интересное занятие. Но я не умею ничего такого, с чем не справился бы хороший компьютер. Я больше не сочувствую людям. Не помогаю им.
– То есть я для вас – вроде отпуска?
Доктор Уилсон улыбается.
– Можно и так сказать.
– Ха!
– Что?
– Ничего. Просто вдруг напротив вас сейчас сидит человек похуже всех этих ваших «прожженных бандитов».
– Не верю.
– Само собой, – говорю я, облокачиваясь на стену. – Мне никто не верит.
Доктор Уилсон долго глядит на меня, словно принимает какое-то решение.
– Ты, кстати, была права, – произносит он вдруг. – Пророк мертв. Как тебе новости?
Я удивляюсь:
– Вы же говорили, что не любите обсуждать чувства.
– Да, разумеется. – Порывшись в портфеле, он достает толстую пачку документов. – На днях пришли результаты вскрытия. Только бумагу зря потратили… – Доктор Уилсон читает с листа: – «Погибший сильно пострадал от огня. Верхняя часть тела практически уничтожена. Образцов легочной ткани недостаточно, чтобы сделать заключение о содержании в них частиц дыма. Установить, умер ли погибший вследствие пожара или до него, не представляется возможным»… Да и следователи подкачали. Обнаружили остатки горючего вещества, но, по их словам, это вполне могло быть средство для обработки соломенных крыш от дождя, поэтому в суде как доказательство не пойдет.
Мне становится чуточку легче дышать.
– То есть вы даже не уверены, что есть смысл в расследовании?
– В этом я как раз таки уверен.
– Но почему?!
Доктор Уилсон вытаскивает из портфеля небольшой конверт и достает из него фотографии.