Мужчина поворачивается ко мне.
– Хочешь «Старбёрст»? – Он держит между большим и указательным пальцами розовый кубик.
Очень хочу. Однако я пожимаю плечами.
– Мне его не развернуть.
Мужчина в ответ неожиданно улыбается.
– Уверена? – говорит он, кладя конфетку передо мной на кофейный столик. – Возможно, ты куда более талантлива, чем думаешь.
Остальные конфеты ссыпает в карман и идет к дверям, бросив напоследок:
– Ладно, до встречи.
Я гляжу на розовый кубик, лежащий на коричневом столе. Знаю ведь, что не смогу его развернуть. Для этого нужны ногти. Большой палец.
Сглатываю слюну и наклоняюсь. Беру конфету в рот. Нижними зубами вожу по обертке, пока та не разматывается и не удается подцепить ее языком. Выплевываю бумажку на стол, а конфету прижимаю к небу. Челюсть вмиг сводит, а глаза застилают слезы. Ничего вкуснее я не пробовала с пяти лет. «Старбёрст» – просто чудо!
Я все еще жую ириску, когда Хуанита возвращает меня в зал суда. Там я опять вижу мужчину с конфетами – он сидит в заднем ряду, мерно двигая челюстью. Судья зачитывает приговор. Виновна. Шесть лет с возможностью условно-досрочного освобождения в день совершеннолетия. Судья добавляет, что, если в месте лишения свободы я не буду вести себя идеально и не получу рекомендации, условно-досрочного мне не видать.
Я снова еду в полицейской машине. На сей раз в исправительную колонию для несовершеннолетних округа Миссула.
Глава 7
Как надеть наручники девочке без рук?
Ответ очевиден. Есть один человек, его зовут Эрли. По крайней мере, так он представился, когда мы приехали к белому зданию, где живут все несовершеннолетние преступницы. Эрли ждет меня в комнате с глухими стенами. У него длинная измерительная лента и полный рот щербатых зубов.
Работа Эрли, по его словам, заключается в том, чтобы создавать всевозможные приспособления для удержания преступников в исправительных учреждениях города Миссула. Только не подумайте, что это полноценная работа – много ли калек сидит за решеткой? Эрли рассказывает, что концы с концами он сводит по-всякому: мастерит ловушки на лис для охотников, меняет носилки, на которых делают смертельные инъекции тучным заключенным; однажды даже сплел серебряное ожерелье для шестнадцатилетней дочери коменданта.
На вид он странный. Как старый гном: нос крючком, из ушей торчат черные волосы, а в переднем зубе слева круглая дырка. Он болтает со мной не умолкая, но я не спрашиваю, откуда щербина, хоть и интересно.
Эрли достает желтую измерительную ленту и обматывает вокруг моего локтя. Я вздрагиваю.
– Не бойся, – говорит он тихонько, как пугливому зверьку. – Никто тебя не тронет.
Хочется сказать, что у меня есть немало причин для страха – всех и не сосчитать. Однако я молча стискиваю зубы.
* * *
Колония для несовершеннолетних – это облезлое здание, обшитое жестью; бывшая школа, которую переделали под тюрьму. Все окна в большом спортивном зале заложили кирпичом, а внутри в три этажа поставили маленькие стальные клетушки.
Стоит пройти в дверь, как меня окружает гомон – девичьи голоса, шорохи, лязг металла. Пахнет потными телами.
Надзирательница по имени Бенни ведет меня в комнату, выложенную белым кафелем. Снимает с моих локтей защелки-наручники, и я с облегчением встряхиваю руками. Бенни очень крупная и смуглая, почти как Джуд; ей хочется верить, даже когда она говорит, что в этом странном помещении надо раздеться догола.
– Мы делим вещи на две части, – поясняет Бенни. – Что сохранить, а что выкинуть. Всякие драгоценности или сувениры обычно оставляют.
Черная камера в углу следит, как Бенни ловко снимает с меня пояс, стягивающий юбку, и расстегивает пуговицы на блузке. Я остаюсь в рубашке Джуда. Та совсем истрепалась; от нее, считай, одни дыры.
– Выбрасываем? – спрашивает Бенни.
Я трясу головой.
– Оставляем.
Она удивленно вскидывает бровь, но все-таки кладет рубашку в кучку с остальной одеждой.
Затем вытряхивает из пакета жесткий оранжевый комбинезон. Помогает мне влезть в него, застегивает пуговицы, расправляет плечи. Дает пару ботинок на липучках и глядит, как я неуклюже запихиваю в них ноги.
Под конец Бенни распускает узел на ленте, держащей мои волосы, и пряди медленно расползаются по плечам.
– Тебя бы подстричь, – хмыкает она. – Здесь только мешаться будут.
– В Общине не стригутся, – говорю я.
– Ну, ты же больше не в Общине.
Мы выходим из комнаты и идем по длинному коридору до тяжелой двери, обмазанной толстым слоем белой краски.
– Это твои последние шаги на свободе, – сообщает Бенни. – Готова к тому, что там, внутри?
Я пожимаю плечами.
– Наше заведение – одно такое на округу, поэтому девочки здесь сидят разные, – поясняет Бенни. – Всем заключенным еще нет восемнадцати, но кого-то судили по детской статье, а кого-то, как тебя, – по взрослой. Когда тебе исполнится восемнадцать, тебя или выпустят, или переведут в тюрьму для взрослых преступников. Понимаешь, что это значит?
Я качаю головой.
– Здесь сидят девочки, которые убивали. И будут убивать снова. Так что… – Она косится на мои культи. – Ты уж поосторожнее. Не хотелось бы соскребать тебя с пола.
* * *
Бенни ведет меня по железным лестницам на третий этаж. Я иду мимо камер, к решеткам которых прижимаются бледные овалы лиц, а вслед несутся громкие возгласы и уханье.
– Мы поселим тебя в Городе ангелов, – сообщает Бенни.
– Это где?
Бенни останавливается и говорит что-то по рации другим охранникам. Дверь перед нами громко жужжит и отползает в сторону.
Посмотрев на меня, Бенни добавляет:
– На твоем месте я бы с ней подружилась.
Твердой рукой она толкает меня в камеру. Дверь с металлическим лязгом хлопает за спиной. Я оглядываюсь, однако Бенни уже не видать.
На верхней койке лежит девушка в таком же оранжевом комбинезоне. Она не обращает на меня внимания, читает книгу с какими-то звездами на обложке.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
Та поднимает глаза – светло-голубые и острые.
– Энджел.
О, так вот почему Город ангелов… Про ангелов я знаю. Порой они говорят с кевинианцами, шепчут нам на ухо всякое и заставляют вытворять жуткие вещи. У них нет волос, они бесполые и ростом с небольшой дом.
Я обхватываю себя руками, прижимаюсь к бетонной стене и сползаю по ней на пол. Энджел ковыряет книжный корешок ногтями, раскрашенными ярко-желтым лаком.
– Дай-ка угадаю. – Она на секунду опускает взгляд. – Мелкая кража?
Я вскидываю голову.
– Что?
– Тебя загребли за кражу. Ты тощая, значит, воровала еду. Зубы все на месте, так что вряд ли сидишь на наркотиках.
Я качаю головой.
– Нападение при отягчающих обстоятельствах.
Та тихонько фыркает.
– Ага, конечно.
– Думаешь, я не могла? – спрашиваю я.
– Такая дохлячка? У меня один ботинок весит больше тебя.
– Чтобы избить кого-нибудь, много сил не надо.
– Такими руками? – уточняет она, стараясь не глазеть на мои культи.
– Хочешь «Старбёрст»? – Он держит между большим и указательным пальцами розовый кубик.
Очень хочу. Однако я пожимаю плечами.
– Мне его не развернуть.
Мужчина в ответ неожиданно улыбается.
– Уверена? – говорит он, кладя конфетку передо мной на кофейный столик. – Возможно, ты куда более талантлива, чем думаешь.
Остальные конфеты ссыпает в карман и идет к дверям, бросив напоследок:
– Ладно, до встречи.
Я гляжу на розовый кубик, лежащий на коричневом столе. Знаю ведь, что не смогу его развернуть. Для этого нужны ногти. Большой палец.
Сглатываю слюну и наклоняюсь. Беру конфету в рот. Нижними зубами вожу по обертке, пока та не разматывается и не удается подцепить ее языком. Выплевываю бумажку на стол, а конфету прижимаю к небу. Челюсть вмиг сводит, а глаза застилают слезы. Ничего вкуснее я не пробовала с пяти лет. «Старбёрст» – просто чудо!
Я все еще жую ириску, когда Хуанита возвращает меня в зал суда. Там я опять вижу мужчину с конфетами – он сидит в заднем ряду, мерно двигая челюстью. Судья зачитывает приговор. Виновна. Шесть лет с возможностью условно-досрочного освобождения в день совершеннолетия. Судья добавляет, что, если в месте лишения свободы я не буду вести себя идеально и не получу рекомендации, условно-досрочного мне не видать.
Я снова еду в полицейской машине. На сей раз в исправительную колонию для несовершеннолетних округа Миссула.
Глава 7
Как надеть наручники девочке без рук?
Ответ очевиден. Есть один человек, его зовут Эрли. По крайней мере, так он представился, когда мы приехали к белому зданию, где живут все несовершеннолетние преступницы. Эрли ждет меня в комнате с глухими стенами. У него длинная измерительная лента и полный рот щербатых зубов.
Работа Эрли, по его словам, заключается в том, чтобы создавать всевозможные приспособления для удержания преступников в исправительных учреждениях города Миссула. Только не подумайте, что это полноценная работа – много ли калек сидит за решеткой? Эрли рассказывает, что концы с концами он сводит по-всякому: мастерит ловушки на лис для охотников, меняет носилки, на которых делают смертельные инъекции тучным заключенным; однажды даже сплел серебряное ожерелье для шестнадцатилетней дочери коменданта.
На вид он странный. Как старый гном: нос крючком, из ушей торчат черные волосы, а в переднем зубе слева круглая дырка. Он болтает со мной не умолкая, но я не спрашиваю, откуда щербина, хоть и интересно.
Эрли достает желтую измерительную ленту и обматывает вокруг моего локтя. Я вздрагиваю.
– Не бойся, – говорит он тихонько, как пугливому зверьку. – Никто тебя не тронет.
Хочется сказать, что у меня есть немало причин для страха – всех и не сосчитать. Однако я молча стискиваю зубы.
* * *
Колония для несовершеннолетних – это облезлое здание, обшитое жестью; бывшая школа, которую переделали под тюрьму. Все окна в большом спортивном зале заложили кирпичом, а внутри в три этажа поставили маленькие стальные клетушки.
Стоит пройти в дверь, как меня окружает гомон – девичьи голоса, шорохи, лязг металла. Пахнет потными телами.
Надзирательница по имени Бенни ведет меня в комнату, выложенную белым кафелем. Снимает с моих локтей защелки-наручники, и я с облегчением встряхиваю руками. Бенни очень крупная и смуглая, почти как Джуд; ей хочется верить, даже когда она говорит, что в этом странном помещении надо раздеться догола.
– Мы делим вещи на две части, – поясняет Бенни. – Что сохранить, а что выкинуть. Всякие драгоценности или сувениры обычно оставляют.
Черная камера в углу следит, как Бенни ловко снимает с меня пояс, стягивающий юбку, и расстегивает пуговицы на блузке. Я остаюсь в рубашке Джуда. Та совсем истрепалась; от нее, считай, одни дыры.
– Выбрасываем? – спрашивает Бенни.
Я трясу головой.
– Оставляем.
Она удивленно вскидывает бровь, но все-таки кладет рубашку в кучку с остальной одеждой.
Затем вытряхивает из пакета жесткий оранжевый комбинезон. Помогает мне влезть в него, застегивает пуговицы, расправляет плечи. Дает пару ботинок на липучках и глядит, как я неуклюже запихиваю в них ноги.
Под конец Бенни распускает узел на ленте, держащей мои волосы, и пряди медленно расползаются по плечам.
– Тебя бы подстричь, – хмыкает она. – Здесь только мешаться будут.
– В Общине не стригутся, – говорю я.
– Ну, ты же больше не в Общине.
Мы выходим из комнаты и идем по длинному коридору до тяжелой двери, обмазанной толстым слоем белой краски.
– Это твои последние шаги на свободе, – сообщает Бенни. – Готова к тому, что там, внутри?
Я пожимаю плечами.
– Наше заведение – одно такое на округу, поэтому девочки здесь сидят разные, – поясняет Бенни. – Всем заключенным еще нет восемнадцати, но кого-то судили по детской статье, а кого-то, как тебя, – по взрослой. Когда тебе исполнится восемнадцать, тебя или выпустят, или переведут в тюрьму для взрослых преступников. Понимаешь, что это значит?
Я качаю головой.
– Здесь сидят девочки, которые убивали. И будут убивать снова. Так что… – Она косится на мои культи. – Ты уж поосторожнее. Не хотелось бы соскребать тебя с пола.
* * *
Бенни ведет меня по железным лестницам на третий этаж. Я иду мимо камер, к решеткам которых прижимаются бледные овалы лиц, а вслед несутся громкие возгласы и уханье.
– Мы поселим тебя в Городе ангелов, – сообщает Бенни.
– Это где?
Бенни останавливается и говорит что-то по рации другим охранникам. Дверь перед нами громко жужжит и отползает в сторону.
Посмотрев на меня, Бенни добавляет:
– На твоем месте я бы с ней подружилась.
Твердой рукой она толкает меня в камеру. Дверь с металлическим лязгом хлопает за спиной. Я оглядываюсь, однако Бенни уже не видать.
На верхней койке лежит девушка в таком же оранжевом комбинезоне. Она не обращает на меня внимания, читает книгу с какими-то звездами на обложке.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
Та поднимает глаза – светло-голубые и острые.
– Энджел.
О, так вот почему Город ангелов… Про ангелов я знаю. Порой они говорят с кевинианцами, шепчут нам на ухо всякое и заставляют вытворять жуткие вещи. У них нет волос, они бесполые и ростом с небольшой дом.
Я обхватываю себя руками, прижимаюсь к бетонной стене и сползаю по ней на пол. Энджел ковыряет книжный корешок ногтями, раскрашенными ярко-желтым лаком.
– Дай-ка угадаю. – Она на секунду опускает взгляд. – Мелкая кража?
Я вскидываю голову.
– Что?
– Тебя загребли за кражу. Ты тощая, значит, воровала еду. Зубы все на месте, так что вряд ли сидишь на наркотиках.
Я качаю головой.
– Нападение при отягчающих обстоятельствах.
Та тихонько фыркает.
– Ага, конечно.
– Думаешь, я не могла? – спрашиваю я.
– Такая дохлячка? У меня один ботинок весит больше тебя.
– Чтобы избить кого-нибудь, много сил не надо.
– Такими руками? – уточняет она, стараясь не глазеть на мои культи.