– Я вас знаю! Вы писательница Покровская! Сегодня на втором канале я смотрела передачу, где вы рассказывали, как начали писать и где берёте сюжеты!
Маня, ненавидевшая оба эти вопроса лютой, неподдельной, жгучей ненавистью, так обрадовалась, заслышав их, что засмеялась от счастья.
– Это я! – воскликнула она ликующим голосом. – Я писательница Покровская!..
– А я большая ваша поклонница, – объявила дама. – Особенно люблю роман «Большая четвёрка»! И «Всё ничего», конечно!
Маня совершенно потерялась от счастья.
– Так вы города перепутали, Марина? Здесь Петербург вокруг, вы на островах. Вон там Крестовский, а дальше Каменный. Самый центр!
– Господи помилуй, – пробормотала Маня. – Как я сюда попала?
– Всякое бывает. – Дама засмеялась. – А куда вы шли? Когда попали сюда?
– В «Асторию», – призналась Маня.
– О, это совсем даже неблизко! Какая у вас милая собака.
– Да? А все говорят, на свинью похожа.
– Немного есть, – согласилась дама. – Если хотите, муж вас подвезёт. Он как раз собирается поехать по делам. Вон наш дом. Хотите?
Ещё бы Маня не хотела!
Новая знакомая весело болтала о чём-то приятном и не требующем ответа, до дома было рукой подать, и Маня успокоилась немного.
– Проходите, проходите! Может быть, кофе? И воды милой собаке?
За забором – «миллионным», конечно, – простирался натуральный сад Тюильри. Идеальный газон, фонтаны и поливалки, купы роз и поздних пионов, жужжание пчёл и, возможно, шмелей, ароматы лаванды и, кажется, настурций. Кто их знает!
– Поля! – загремел откуда-то мощный бас. – Полина?! Ну, где ты ходишь?! Мне давно пора!
– Это возвещает мой муж, – сообщила дама. – Дюша, смотри, какая у нас гостья!..
Из-за угла ближнего к забору небольшого дворца – по всей видимости, это был гараж – выдвинулся… кентавр.
Верх у него был похожий на человеческий – голова, огромная бородища, геракловы плечи. Низ – хромированная, сверкающая громадина на широких колёсах.
Копытами в остроносых «казаках» кентавр попирал плитку.
Машина разбрызгивала во все стороны нестерпимые лучи.
– Здрасьте, – безо всякого интереса поздоровался мифический герой человеческим голосом.
– Добрый день, – пролепетала Маня, а Волька вопросительно гавкнул и немного сдал назад.
– Ты что, не узнаёшь?! Это Марина Покровская, наша любимая писательница! Мы утром передачу смотрели!
Кентавр просиял:
– Точно! – подъехал поближе на своём сверкающем буцефале и сунул Мане руку в перчатке с обрезанными пальцами. На каждом пальце красовался увесистый перстень. – Эдуард!.. Для своих Дюша-Слон.
– Марине нужно в «Асторию», Дюша! Подвезешь?
– Не вопрос!
– Это… мотоцикл, да? – глупо спросила Маня. – Вот эта штука?
– «Голд Винд», – хором объявили супруги. – Лучшая машина на свете!
– Вы не бойтесь, – сказал Дюша-Слон густым басом. – Он у меня смирный, если шенкелей не давать!..
– Я сейчас быстренько книжку принесу, вы подпишете, Марина? Дюш, а ты пока помоги сесть!..
Мане вдруг страшно захотелось взгромоздиться на эту штуку и помчаться, и чтоб ветер свистел в ушах и ни о чём не думать, только о скорости полёта!
– Я же с собакой, – проговорила она с азартом. – Можно?
– Да конечно! – весело согласился мужик. – Только вам придётся за меня держаться, а собаку мы сейчас вот таким макаром устроим!
Он вытащил из бокового ящика сетчатую штуку, подхватил Вольку – весь пёс уместился у него в ладони, – аккуратно опустил внутрь штуки и стал там шарить.
– Пристёгиваю, – объяснил он Мане. – Чтоб не выскочил с непривычки! А теперь вот та-ак!
Сетка оказалась сумкой для собак с креплением для ошейника. Дюша перекинул ремни Мане за плечи, и бультерьер оказался висящем в сетке у неё на груди!
Маня пришла в восторг.
– А как на него садятся?
– Да обыкновенно, как на велосипед! Сначала я, потом вы! Заносите, заносите ногу, я удержу!.. И шлем не забудьте!
Многотонный Дюша впорхнул на сиденье как птичка, а Маня взгромоздилась с трудом.
– Поля! – заревел кентавр и завёл мотор. – Где ты там застряла! Мне ехать пора! Поля!
Теперь ревели оба – и мотоцикл, и Дюша. Волька из сумки громко лаял.
Прибежала супруга с книжкой, и Маня на весу нацарапала какие-то благодарственные слова.
– Ну, тронулись!..
Дюша пришпорил буцефала, ворота стали распахиваться навстречу, они выехали на дорогу, мотоцикл взвыл и наддал.
Маня вцепилась в жёсткие кожаные плечи Дюши-Слона.
– А что?! – проорал он на ходу. – Музычку включить?
– Дааа!!!
Из динамиков грянул… Шаляпин:
– Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской!
Кентавр выскочил на набережную, расправил крылья – оказалось, что это крылатый кентавр, – и полетел.
Маня от восторга завизжала, но вполсилы, чтобы не перепугать Слона.
Мотоцикл мчался, ветер свистел, Шаляпин гремел, солнце сверкало, вода в Неве переливалась и горела, и Маня была так безудержно, безгранично, отчаянно счастлива!..
Она готова была так скакать до вечера, а может, и всю ночь до утра, но приключение очень быстро закончилось.
Кентавр забил копытом и стал возле подъезда «Астории» как вкопанный.
Маня стащила с головы шлем.
– Спасибо, – прокричала она, пересиливая рёв двигателя. – Это было… круто!
– Приходите ещё! – протрубил в ответ Дюша. – Дорогу знаете! Покатаемся!..
Он развернулся с рёвом и визгом шин и нажал на газ. Из гостиницы выскочили швейцар и подносчик багажа и во все глаза смотрели вслед диковинной машине.
Маня прошла мимо них во внутренние покои самой респектабельной гостиницы на свете – такая гордая!.. Наплевать, что она вся грязная, наплевать, что на груди у неё нелепая авоська с собакой внутри – вернуть сетку она позабыла, – наплевать на скособоченные очки и торчащие в разные стороны волосы!
Главное, её примчал кентавр.
Эх, если бы Алекс увидел!..
С мыслью об Алексе вернулось всё остальное – убийство тёти, странный вчерашний вечер, дурацкая и непонятная история, в которую она влипла.
Она ведь влипла, да ещё как!.. И самое ужасное – непонятно во что именно.
Маня поднялась на свой третий этаж, выставила Вольке двойную порцию паштета и набрала на гостиничном телефоне номер Алекса.
Ожидая ответа, она рассматривала себя в зеркало, но ничего хорошего не разглядела. Нужно хотя бы помыться и причесаться, что ли. Обе её тёти были красивыми женщинами, хоть и разными – Викуся хрупкая, изящная, кудри уложены в высокую причёску. Эмилия высокая, статная, смуглая. Маня всё детство, отрочество и юность мечтала перестать расти, а начать, наоборот, уменьшаться и стать стройной и лёгкой, как пёрышко.
Мечтала о «лёгком дыхании», как у Бунина.
Из мечтаний ничего не вышло, конечно.
А сейчас уж совсем не до собственной красоты, разумеется.
Телефон всё нудел длинными гудками. Алекс трубку не брал.
Он должен быть здесь, в Питере, самый ранний «сапсан» давно пришёл! Где он может быть?
Маня сказала ему, что она в «Астории», или нет?..