Ключ от рая




Дом эпохи Клемента Вседержателя находился на узкой, увитой диким виноградом улице, в самом центре Старого города. Вывеска «Фабьен Клеменз и сыновья» была неброской и маленькой, но знающим людям говорила о многом. Я переложил саквояж в другую руку и толкнул дверь. Колокольчик над моей головой звякнул хрустально и нежно, и почти тут же рядом оказался привратник в тёмно-бордовой ливрее, которая едва не лопалась на его плечах. По плоскому лицу, переломанному носу и ссадинам на огромных кулаках сразу угадывался род занятий этого человека — вышибала. На его поясе висел корд в дорогих ножнах. Не удивлюсь, если за стойкой лежит шестопёр или какая-нибудь дубинка. Впрочем, для костолома у него были изысканные манеры и умение вести себя вежливо, что для компании, где он работал, совершенно неудивительно.

— Вы в первый раз у нас, господин? — спросил он, ощупывая глазами мою одежду на предмет спрятанного оружия.

— Нет, — ответил я и, чтобы избежать лишних вопросов, расстегнул куртку, показывая кинжал.

Привратник кивнул, приглашая меня к стойке. Там, закатав рукав, я протянул правое запястье, охранник провёл над ним ивовым прутиком, и веточка дёрнулась в его руках. Мужчина довольно улыбнулся, взялся за новенькое перо, окунул в чернила и со скрипом написал на бумаге ряд только ему понятных закорючек.

— Будьте любезны следовать за мной, господин.

Громила провёл меня в прекрасно обставленную комнату.

— У нас есть превосходное нарарское бренди из герцогских виноградников. Или желаете чего-нибудь другого?

— Благодарю, не стоит.

Он поклонился и вышел, оставив меня в одиночестве. Я повертел головой, с интересом разглядывая комнату. В этом представительстве «Фабьен Клеменз и сыновья» я не был, потому что город Тринс никогда не лежал в сфере моих интересов. Работы всегда немного, душ мало, а те, что есть, редко причиняют вред людям. Здесь кругом сплошные святые места, тёмным мятежным созданиям слишком плохо, чтобы просто существовать, не то что устраивать пакости местным жителям.

Появившийся на пороге господин в корне отличался от встретившего меня привратника. Невысок ростом, сутул, обычен лицом, неприметен одеждой и скуп на жесты. Подобные люди никогда надолго не задерживаются в памяти. Их и описать-то сложно, а запомнить — подавно. Все клерки этой компании внешне похожи друг на друга, словно родственники. Остаётся только догадываться, где месье Клеменз набирает столь непримечательных персонажей.

— Господин ван Нормайенн, — прошелестел сотрудник, — прошу вас сюда.

На маленьком прилавке стояла ажурная клетка с механическим скворцом. Птичка склонила голову, придирчиво изучила меня чёрными бусинками хрустальных глаз. Скворец был необычным. Я узнал в нём одушевлённого.

— У нас есть на него лицензия. — Клерк заметил мой интерес. — Хотите посмотреть, страж?

— Я здесь не за этим. Предпочитаю решать деловые вопросы.

— Замечательно. — Бледные губы неприметного господина тронула улыбка. — Желаете внести деньги на депозит?

Я вытащил из дорожного саквояжа тяжёлый кошелёк:

— Да. На мой счёт. Двадцать процентов от суммы переведите, пожалуйста, на счета Братства стражей.

Стандартная процедура. Братство находит, воспитывает и готовит нас, а мы отдаём ему часть заработанного. Ради всеобщего блага.

Клерк высыпал золотые монеты на прилавок, быстро сложил их в три ровных столбика. Сделал отметку в бухгалтерской книге:

— Двадцать литавских флоринов, или сорок дукатов, или тридцать два чергийских гроша.

Я кивнул, подтверждая верность его слов. Он жестом попросил показать запястье, коснулся его ивовым прутиком, внося новые, видимые только ему цифры.

— Вас ожидает корреспонденция. Если вы подождёте минуту, я принесу её.

Я нахмурился. Никто не должен был знать, что я появлюсь здесь. Я направлялся в столицу княжества Фирвальден, чтобы повидаться с Гертрудой, которая собиралась быть там до конца лета, и заехал в Тринс исключительно ради одной ночёвки. Но, как оказалось, для кого-то мой путь секретом не был, и они обратились в «Фабьен Клеменз и сыновья».

Эта компания надёжна, как мой кинжал, и множество её филиалов, разбросанных по всем цивилизованным странам, дают некоторым людям возможность пользоваться их услугами, а также не опасаться за свои вклады, поскольку при всей своей внешней незаметности они отличаются от других одной очень характерной чертой — независимостью.

«Клеменз» не зависят ни от Лавендуззского торгового союза, ни от местных городских правителей, ни от бригад наёмников, ни от нас, ни от князей, ни даже от Церкви. Во всяком случае, пока ещё ни у кого не получилось заставить компанию раскрыть конфиденциальные данные о клиентах. Хотя бы потому, что все — торговые союзы, мэры и ландграфы, герцоги и князья, наёмники и маги, кардиналы и епископы — являются клиентами этой фирмы. Они берут у неё в долг, они хранят в её надёжных недрах свои средства и тайны. И никто не желает, чтобы их маленькие секреты стали достоянием гласности.

Вернувшийся клерк протянул мне узкий конверт. Перламутровая печать Братства выглядела достаточно свежей и яркой, чтобы я спросил:

— Когда пришло письмо?

— Час назад.

— Могу я узнать, кто его принёс?

— Нам не разрешено открывать информацию такого рода. Извините.

Я кивнул, ничуть не удивившись, вскрыл магическую печать, приложив к ней палец, и она превратилась в дым, пахнущий сожжёнными травами. На плотном листе был записан код — сложный набор цифр и букв. Пришлось повторить его дважды для того, чтобы запомнить.

— Огня, пожалуйста, — попросил я.

Клерк принёс свечу, и я сжёг конверт вместе с посланием, наблюдая за тем, как они превращаются в пепел. Настроение испортилось. Кажется, мне придётся забыть о том, чтобы встретиться с Гертрудой. Во всяком случае, на какое-то время.



Возле Девы Марии Снежной — величественной и совсем ещё не старой церкви, построенной дедом нынешнего князя, сидели пятеро просящих подаяние. Дело у них шло не шатко ни валко. Во вторник, да ещё и поздним утром, прихожан было мало, и скупы они оказались безмерно. Несколько стёртых медяков, лежащих на дне кружек для милостыни, казались сущей насмешкой над заработком.


Поэтому язык не повернулся бы назвать нищих благостными. Скорее уж наоборот. Они то и дело цапались друг с другом, словно шелудивые дворняги. Их ругань разносилась по площади, но никто не обращал на неё внимания, хотя страсти медленно, но верно накалялись. Одинокий стражник, появившийся с Наклонной, со скукой на лице поглядел на разрастающийся скандал, прислонил тяжеленную аркебузу к стене и занялся заточкой корда. Его совершенно не волновало, что скоро кроме ругательств нищие начнут применять более весомые аргументы — костыли и клюки. При том, что выглядели господа просящие отнюдь не калеками. Крепкие и здоровые, на радость всем армейским вербовщикам.

К вящему разочарованию Проповедника, который с подчёркнуто презрительной миной наблюдал за спором нищих, драка всё-таки не началась. Исключительно из-за моей скромной персоны. Точнее оттого, что в моей руке появилась четверть литавского дуката. Серьёзная монета, особенно для таких плутов, как они.

— Что нужно сделать, добрый господин? — тут же спросил один, самый жуликоватый.

Спросил без заискивания, с профессиональным интересом наёмника и голосом, ничуть не похожим на жалостливое нытьё попрошайки, которым он говорил совсем недавно, протягивая кружку в сторону одной из прихожанок.

— Меня интересуют новости. Правдивые и проверенные. Насчёт Каменной пустоши. Нужно знать, кого упекли туда за последние четыре дня. Поимённо. За что взяли, кто арестовывал, кто подписывал приговор, на сколько осудили и самое главное — где содержат.

Его дружки переглянулись, а он прищурился и посмотрел на меня оценивающе:

— Хитрое задание.

— Но и плата более чем щедрая.

Проповедник вздохнул так, словно я отдаю его, а не свои деньги. Глаза жуликов вновь обратились на четверть дуката. Крайний слева облизнул губы и сказал:

— Мы постараемся, господин.

— Получите ещё четверть дуката, если к вечеру я узнаю то, о чём прошу.

Это их очень воодушевило. Я кинул монету главному:

— Имеет смысл говорить, что я пойму, если вы поёте мне песни?

Ещё один оценивающий взгляд.

— Не будет песен, господин. Не за такие деньги. Если что-то разнюхаем, то вы это узнаете. Если нет — не обессудьте. Аванс назад не вернём.

— Я в курсе, как заключаются сделки в Тринсе.

— Как мы вас найдём?

— Встретимся «Под русалкой», сразу после звона на комплету [12].

Они, похватав кружки и костыли, бесшумно растворились в толпе.

— Вечно ты пользуешься услугами всякого сброда, — презрительно произнёс Проповедник, когда я направился прочь от церкви. — Такие ножом пырнут не дорого возьмут.

— Меня радует, что ты печёшься о моём здоровье, — пробормотал я так, чтобы не привлекать внимание окружающих, которые не слишком нормально относятся к людям, разговаривающим с невидимым собеседником.

— У меня в этом деле свой интерес. Без тебя обязательно найдётся какой-нибудь страж, который отправит меня в рай. Рядом с тобой я как за каменной стеной.

— Спасибо за откровенность.

Он пожал плечами, немного похожий на старого, надутого пеликана, которого зачем-то обрядили в сутану:

— Наше существование — вопрос некоторого везения. Рано или поздно мы попадаемся на глаза тем стражам, которые гораздо менее щепетильны, чем ты. А таких достаточно много. Правилами вашего Ордена не запрещается отправлять встреченную на пути душу на Божий суд, хотя «Кодекс теней» [13] это и не приветствует.

— Жёсткие правила уничтожения касаются только тех, кто вредит людям. С остальными следует поступать по мере разумения, — возразил я. — Лично я считаю, что если душа желает задержаться в нашем мире и ведёт себя тихо и мирно, ради бога. Когда настанет её час, уйдёт сама.

— Ты в меньшинстве. Слишком это лакомый кусок — свободные души. Некоторые из вас пытаются собрать их как можно больше, не отличаясь особой деликатностью.

— Не всем это нравится. И речь идёт отнюдь не обо всём Арденау [14]. Среди наших магистров тоже нет единения в вопросах собирания душ. Слишком велик соблазн, слишком значительна награда.

— Ходят слухи, что у некоторых из вас есть запасные кинжалы, хотя это строжайше запрещено. Такое оружие не попадает под проверки вашего Братства, а также Ордена Праведности и церковников, а значит, можно не бояться, что тебя поймают за тем, против чего резко выступает Святой Престол.

— Ерунда. Каждый кинжал уникален. Оружейников, способных создавать их, слишком мало. Всего две семьи, занимающиеся этим из поколения в поколение. И если ты думаешь, что они не под пристальным наблюдением, то ошибаешься.

Проповедник пожевал губами и промолвил:

— Люди всегда найдут способ обмануть других людей. Ты ведь не будешь отрицать, что души, благодаря стражам, покидают этот мир? И необязательно злые сущности.

— Не буду.

Знавал я таких ребят. Их не пугал даже церковный гнев и пристальное внимание Ордена Праведности. Кстати, почти все они плохо кончили.

Ещё несколько столетий назад Папа Иоанн Шестой скрепил золотой буллой [15] документ «De animis existentiis et legibus ad eas res pertinentibus» [16], где было сказано, что Церковь резко против, чтобы кто бы то ни было из рабов божьих вмешивался в вопрос существования невинных душ без персонального одобрения и письменного разрешения священников. Святой Престол искренне считает, что души «в руках Божьих, и негоже людям лезть в дела Его». По разумению Церкви, раз души не спешат к воротам в рай, значит, их время не пришло. Разумеется, подобный церковный закон не касался злых душ, так сказать «вредящих людям по Дьявольскому наущению».

— Не все соблюдают правила, Людвиг. — Проповедник смотрел, как детвора пускает в луже кораблики.

— Это в природе человеческой. Вот уж чему я никогда не буду удивляться.