— Не вопрос. Хотя не думаю, что мы найдём там хоть что-то, но проверить надо, не спорю. Хотя бы для собственного спокойствия. Эй, ребята. Третий игрок вам не помешает?

— Мне всё равно, — изрёк Проповедник, следя за руками Пугала, тасующего карты. — Если оно не возражает.

Пугало не возражало.

— Давайте за стол. На что играете?

— На твою жизнь, — замогильным голосом сказал Проповедник. — На что мы можем играть, страж? Ты разве видишь у нас гору флоринов? На интерес. Хочу выиграть у этого жулика и не понимаю, как он так хитро мухлюет.

Вильгельм улыбнулся и сгрёб розданные ему карты, а я завалился на кровать и, глядя в обитый деревом потолок, думал, что могло случиться с молодым стражем в таком уютном и спокойном городе, как Дерфельд.



Следующий день оказался ещё более холодным и промозглым, чем предыдущий, хотя снега было всё так же мало. Тонкая белая пыль едва покрывала каменистую, бегущую на спуск дорогу, лежала на ветвях деревьев, острых булыжниках и крутых склонах то ли больших холмов, то ли маленьких гор. Мы шли быстро, стараясь не мешкать и держаться поближе к скалам, а не к краю пропасти, на дне которой гудела река.

В первое время, особенно когда мы только оказались за городской чертой, было зябко, и я порадовался, что купил у хозяйки постоялого двора шерстяной шарф. Впрочем, благодаря быстрой ходьбе я согрелся так, что стало даже жарко. Львёнок шагал впереди, и как всегда это было с ним с утра, выглядел хмурым и неприветливым. Половину ночи он резался в карты с душами и поэтому не слишком хорошо выспался. К тому же Пугало разгромило соперников в пух и прах, без труда сведя на нет все их заговоры и коалиции.

Оно ушло, когда ещё не рассвело, как всегда никому ничего не сказав и не оставив обратного адреса, в который раз проявив самостоятельность. Перед тем как отправиться в дорогу, Львёнок показал Проповеднику пару карточных фокусов, и тот безапелляционно заявил, что сегодня нам придётся справляться без его участия.

У старого пеликана появился новый бзик — обыграть Пугало во что бы то ни стало. Он не мог думать больше ни о чём другом.

Спустя час ходьбы дорога сузилась до неприличных размеров, да к тому же стала из рук вон плохой. Дураку ясно — ездили здесь в последний раз во времена столь отдалённые, что даже Крестовые походы в земли хагжитов по сравнению с ними — события совсем недавние.

— Нам туда, — сказал Львёнок, подойдя к краю пропасти.

Я заглянул вниз:

— Издеваешься?

— Ничуть. Дорога ведёт в деревню, где летом устраивают пасеки. А нам вниз, по этой тропе.

— Ты очень снисходителен к ней, раз называешь столь странный путь таким громким именем, как тропа, — с иронией произнёс я. — Для него даже «ниточка» звучит внушительно.

— Ты куда? — спросил Вильгельм.

— Срублю деревце. Нужна хорошая палка. Я не собираюсь скакать по козьему маршруту без надёжной опоры.

Как я и думал, палка пригодилась и за время долгого спуска несколько раз выручила меня, не позволив упасть. Львёнок, шедший сразу за мной, то и дело чертыхался. Когда мы оказались внизу, на каменистом берегу реки, я задрал голову, глядя туда, откуда мы пришли. Хорошо, что с нами не увязался Проповедник. Вот уж кто бы ныл, не переставая.

Львёнок снял перчатки, засунул их за пояс, на котором кроме кинжала висело излюбленное оружие наёмных рот всех стран — короткая ровалийская шпага [47] с закрытой гардой.

— Теперь, судя по рассказам местных, нам надо вон туда, вверх по течению.

Ещё двадцать минут пути нам на головы падал мелкий снежок, после превратившийся в сильную порошу, стихшую так же быстро, как и началась. Мы вошли в узкое ущелье с высокими отвесными склонами. Влажное и туманное, где некуда была деться от эха, рождённого рокотом несущейся вниз реки. Из-за витавшей здесь влаги, оседающей на камнях и скалах, кругом были ледяные наросты и сосульки, словно мы оказались в середине зимы где-то далеко на севере. Особенно меня поразили немногочисленные деревья — их ветви были скованы льдом, словно рыцари, одевшиеся в мощную броню.

Впереди из туманного марева появились косы срывающегося со скалы белопенного водопада. Он каждое мгновение извергал массу воды, которая тремя беснующимися гребнями врезалась в и без того неспокойную реку.

Я понял, что мы на месте, задрал голову, но едва смог различить тонкую ниточку Чёртова моста, так велико было до него расстояние.

— Ты глянь, кто здесь, — привлёк моё внимание Львёнок.

— Почему-то я ни минуты не сомневался, что мы с ним встретимся. Оно любит загадки даже больше, чем ты.

Пугало, затянутое в порядком изношенный офицерский мундир времён князя Георга, стояло к нам спиной, не двигаясь. Оно казалось странным памятником, изваянием, гротескной фигурой, посвящённой одновременно нелепости и жутковатому страху.

— Эй! — окликнул я его.

Оно неохотно повернуло «лицо» в мою сторону и поманило нас к себе.

— Что-то нашло? — полюбопытствовал я.

Пугало молча указало серпом перед собой. Львёнок, несмотря на свою кажущуюся беспечность, не стал наклоняться вперёд, явно опасаясь, что серп отчекрыжит ему голову. Я же, как человек менее рассудительный, когда дело касается тех, кто меня окружает, склонился и сразу увидел обильные следы крови.

Лёгкий запах, исходивший от этого места, был столь неуловим, что я не придал ему никакого значения, хотя какая-то мысль попыталась зацепиться за ощущение. Но ей не дали никаких шансов — меня окликнул Вильгельм:

— Людвиг, иди, посмотри. Как говорила Рози, царство ей небесное, похоже, мы нашли искомую точку — и вся история началась здесь.

— Что это? — спросил я у него, изучив найденное.

Львёнок пожал плечами:

— Чёрт его знает. А на что, по-твоему, похоже?


— На каракули, — не раздумывая, ответил я. — На паршивые бесформенные каракули.

Пугало, выглядывающее из-за спины Львёнка, кивнуло, подтверждая мои слова. На большом плоском камне виднелись следы неестественных бурых потёков.

— У тебя слишком скудное воображение. Лично я вижу гротескную даму из породы блудниц верхом на сороконожке или… курице.

— Избавь меня бог от такого воображения, — проворчал я, присаживаясь на корточки перед странным «рисунком». — Это точно не магия или колдовство. Никаких всплесков или остаточных явлений. Что думаешь ты?

Он проводил взглядом отправившееся к водопаду Пугало, цокнул языком:

— Да, это не магия, здесь ты прав. Это не воск. И точно не сажа, иначе бы из-за снега она давно размазалась. — Львёнок провёл пальцем поперёк одной из линий. — И не кровь. Странный состав. А какова вероятность, что эта штука не имеет никакого отношения к гибели стража?

— Не знаю… И вряд ли смогу узнать.

Я ещё раз обошёл каменистую площадку возле речного берега. Пугало каким-то неподдающимся разумному объяснению способом перебралось на ту сторону и теперь торчало в водопаде, разумеется, совершенно не намокая. Затем оно и вовсе пропало из глаз, скрывшись за белой стеной, в ледяных брызгах ревущей стихии.

Я вновь вернулся мыслями к разводам на камне. Странно и слишком заметно, чтобы на них не обратили внимания. Знак? Подсказка? Но кто его оставил? Ведь не страж же, упавший с небес. После такого приземления на острые камни не то что оставлять подсказки, даже «аминь» не успеешь сказать.

Двоих, появившихся оттуда же, откуда совсем недавно пришли мы, я увидел сразу. Они вынырнули из туманной хмари, следом за мелкими снежинками, не устающими падать сверху, и двигались друг за другом, без спешки и торопливости, но и не медля.

Я тихо свистнул, привлекая внимание Львёнка к неожиданным гостям, и тот тут же положил правую руку на рукоять оружия.

— Клирики, — заметил он, когда я встал рядом, разглядывая приближающихся мужчин.

— Это совершенно не значит, что опасность миновала, — сказал я, и мы оба понимающе хмыкнули.

Первый мужчина был выше меня на голову и гораздо мощнее, что говорило о нём как о настоящем великане. Его иссиня-чёрный монашеский плащ из отличной овечьей шерсти, тёплый и просторный, подпоясывал ярко-алый пояс, на котором висел меч в сафьяновых ножнах и с гардой, выполненной из скованных между собою колец. В мече было что-то не так, возможно в нём находился одушевлённый, но я не успел разобраться.

— Каликвец [48], — произнёс Львёнок. — Эти-то что здесь забыли?

Голова у монаха была непокрыта, так что я легко рассмотрел его округлое, добродушное, гладковыбритое лицо. Тонкие брови и оттопыренные уши придавали ему несколько смешной и наивный вид, но вот взгляд близко посаженных карих глаз говорил о том, что парень не так прост, как хочет казаться. К тому же его комплекция, помноженная на физическую мощь, и клинок говорили сами за себя.

Второй носил серый плащ пилигрима, наброшенный поверх тёплой куртки, и узнал я его лишь вблизи, когда смог разглядеть лицо под низко надвинутым капюшоном. Пёс Господень из Виона, с которым мы перекинулись парой слов в славном замке Кобнэк во время столь памятной мне Ночи ведьм.

— А, мастер ван Нормайенн, — сказал инквизитор, останавливаясь напротив нас. — Так и думал, что найду вас здесь.

— Ваша осведомлённость не перестаёт меня поражать, — сухо ответил я, не собираясь интересоваться, откуда он узнал о моём присутствии в Дерфельде.

— Издержки моей работы, — улыбнулся молодой клирик. — Это брат Курвус из монастыря Дорч-ган-Тойнн, что по милости Божьей и в силу своей службы оказал мне честь путешествовать вместе.

Высоченный монах кивнул, и на его губах появилась улыбка.

— Это господин Вильгельм дер Клюр, — представил я стража, наконец-то отпустившего рукоять ровалийской шпаги. — А это…

— Отец Март. — Пёс Господень улыбнулся, заполняя паузу, наконец-то назвав своё имя. — Я рад встретить двух Божьих слуг в столь скорбном месте. Мои искренние соболезнования из-за смерти вашего друга.

— Неужели Церковь заинтересовала эта случайность? — произнёс Львёнок. — Какое дело инквизиции и боевому монашескому ордену до того, что касается стражей?

— Я осмотрюсь, святой отец, — негромко сказал брат Курвус и, дождавшись кивка, стал придирчиво изучать каждый камень.

— Не любите священников? — прищурился клирик.

— Люблю, но только достойных.

— Спасибо за честный ответ, страж. Не думал, что мы с вами так похожи. Я тоже, представьте себе, не жалую тех из моей братии, кто… слишком сильно грешит. Это вредит вере, а значит и спасению души. Мы стараемся отправлять таких священнослужителей в монастыри. Молитвы, вода, хлеб и работа прекрасно исправляют заблудших и вызывают их искреннее раскаяние.

— Мы нисколько не сомневаемся, что Церковь ведёт нас из мерзкого прошлого, сквозь скверное настоящее в светлое будущее, за что ей и её слугам честь и хвала, но вы ловко уклонились от ответа, святой отец. — Львёнок не дал себя смутить. — Почему вас так интересует гибель стража?

— Есть кое-какие вещи, которые меня беспокоят, только и всего, — пожал плечами священник.

Он заметил, что я хочу уточнить кое-что об этих вещах, и, опередив меня, сказал:

— Позвольте мне пока ничего не говорить, господин ван Нормайенн. Обещаю вам, что как только ситуация прояснится, вы узнаете об этом первыми.

Львёнок выглядел недовольным, но я не стал настаивать:

— Надеюсь, вы добудете больше сведений, чем мы. У нас пока никаких зацепок.

— Мы можем объединить усилия, — неожиданно предложил инквизитор.

— Согласитесь, святой отец, это сделать довольно сложно, особенно когда вы не спешите делиться информацией, — мягко сказал я ему, и Львёнок поддержал меня сердитым кивком.

— Я не люблю обвинять кого бы то ни было, не имея на руках фактов, — ответил отец Март. — Любые мои слова сейчас — всего лишь домыслы, не имеющие под собой никакой основы, кроме пустых и бесполезных догадок. Если я ошибаюсь, то отправлю вас по ложному следу, и тогда эта тайна так и останется тайной. Думаю, ни я, ни вы этого не хотите. Мне, как и вам, важна истина. И вечером, если мои размышления найдут подтверждение, я готов поделиться с вами тем, что у меня есть.

— Идёт, — согласился я, понимая, что не каждый день с тобой сотрудничает инквизиция.