Поднимались к Суни, улыбались, заказывали рисовую лапшу с соевым сыром тофу, орехами кэшью и кисло-сладким острым соусом.
Первая партия была готова на четвертый день. Семьсот граммов кетамина, взвешенного и расфасованного в пакетики по одному грамму.
Они вышли из своей самодельной лаборатории, и в лицо им ударило веселое майское солнце.
— Здравствуй, солнышко!!! — завопила Роксана.
Количество и скорость изготовления: если продать все, можно расплатиться с отморозками. Шанс есть.
Уже на следующий вечер они пошли в «Трансмишн», а оттуда в «Гост Таун Сешнс». Выручка: пятьдесят тысяч спенн. Опять вокруг них роились знакомые фигуры — клубный персонал, старые друзья, новые друзья, друзья друзей. Но самое главное — покупатели. Как будто бы ничего и не произошло, словно бы они и не исчезали на несколько месяцев. Роксане некогда было танцевать, зато последний час, когда кетик кончился, она плясала так, будто запаса энергии в ней хватит еще на год.
Билли мимоходом поинтересовалась, где они пропадали последние дни, а когда они ответили что-то невразумительное, начала хихикать.
— А говорите, вы просто друзья-приятели…
— Мы и есть друзья-приятели, — отрезала Роксана. — И ничего больше.
Через неделю притащили следующую партию. Другие клубы, другие клиенты. Снизили цену: сто крон — понюшка, триста — пакетик.
Шестьдесят тысяч.
Слухи о дешевом «снежке» расходились, как ролики Кардашьян на Youtube.
Они отдали вымогателям двести тысяч крон.
На следующий день позвонил их главный.
— Слишком долго копаетесь.
— Мы же заплатили тебе двести тысяч!
— И что? А где остальные? У вас три недели на все про все.
— Но это же невозмо…
— Три недели.
Занавес.
Съездила к родителям. После Тегерана они виделись всего один раз, до того как пришла посылка. У нее еще было время.
Мама чуть не расплакалась — Этти прислала ей набор столового серебра, а Роксана купила замечательные тапочки.
— Хоть сейчас в гарем, — пошутил отец.
А мать, успокоившись и повосторгавшись, начала расспросы.
Не меньше двух часов.
Отец ничего не спрашивал, только слушал, но видно было, как он тронут и доволен, что дочь съездила на родину.
А сегодня мать куда-то ушла, отец был дома один. Открыл, обнял ее и вернулся досматривать французский документальный фильм о триумфальном шествии ИГИЛ.
Она села рядом.
Он выключил ящик и несколько мгновений сидел молча.
— Роксана, золотце, — сказал он, — я не могу смотреть на все это. Впадаю в депрессию.
— А зачем тогда смотришь?
— Не могу оторваться. Как авария на дороге. Не хочешь смотреть, картина ужасная, а все равно смотришь.
Отец прикрыл глаза, очевидно, желая стереть прилипшие и сетчатке картины казней и пыток.
Вдруг он показался Роксане очень маленьким: вот-вот утонет в подушках и исчезнет.
— Что происходит с миром? Когда мы с мамой были молодыми, казалось, все идет к лучшему…
Роксане было очень не по себе: пора приступать к вранью.
— Папа… — сказала она. — Я хотела с тобой посоветоваться. Я… я не знаю, как долго смогу жить с Зетом. Не особенно получается. Надо искать что-то другое.
— Грустно слышать.
— Хочу купить квартиру. Недорогую. Проблема в том, что… ну, ты сам знаешь: скорость. Нашел что-то — оформляй мгновенно. Иначе уплывет… — Из всех людей на Земле меньше всего ей хотелось бы врать отцу. Но что делать… — И я подумала… если вы ненамного увеличите заем на виллу, вы же можете мне одолжить?
— А что за спешка? Ты вполне можешь пожить у нас. И спокойно выбрать квартиру. И не купить, а снять.
— Да… могу, конечно. Но думаю, что к добру это не приведет. Ты же знаешь: для мамы я, как спичечный коробок. Чиркнет случайно — и вспыхнет. Она сама не рада, но… нет, и для меня, и для вас лучше, если я буду жить отдельно. Но тогда надо иметь деньги наготове.
Отец откинул голову. Опять закрыл глаза.
— Ты права, золотце. Конечно, ты права. Тебе нужно свое жилье. Покой и возможность сосредоточиться. Психология — непростая штука, придется много заниматься…
О господи… еще и эта заноза. Психология… придется ведь когда-то признаться, что ее заоблачных баллов в этом году не хватило. Но не сейчас.
Она вспомнила рассказ бабушки, его матери, и ей очень хотелось спросить: как вышло, что он, мечтавший стать музыкантом, пошел по другой линии?
Тоже не сейчас, можно наступить на старую мозоль и все испортить.
— Само собой, деточка, само собой… как только ты что-то найдешь. Мы одолжим тебе, сколько надо. Но сейчас, кажется, никакой гонки нет. Подождем немного…
Сердце у Роксаны рухнуло в живот. Так бывает, когда самолет проваливается в воздушную яму.
В автобусе посмотрела Инсту.
Американские страницы переполнены начавшимся музыкальным фестивалем Coachella. Толпы народа, поставленные в геометрическом порядке палатки, девушки — нарядные и в то же время богемные, все как Джиджи Хадид[63], сцены с пиротехническими чудесами.
А шведские — каждый второй с гордостью демонстирует билеты на летний, уже не американский, а шведский фестиваль — Into the Valley.
И бесконечная перемотка: где взять восемьсот тысяч? За три недели.
Это уравнение не сойдется никогда.
Роксана машинально листала страницы Инсты.
Группа пьяных, а скорее всего, обкурившихся американцев пляшет в пустыне.
Стоп.
А если?
Они за эти месяцы с кем только не перезнакомились: с диджеями, устроителями… не говоря о клиентах.
Мысль постепенно принимала форму, обрастала подробностями, даже картинками.
Их единственный шанс собрать нужную сумму вовремя — организовать собственный самодеятельный клуб. Только тогда они смогут контролировать продажи. Плюс доходы от билетов.
Они с Зетом открывают собственный клуб. Самодеятельный. «Черный», как их называют.
Чернее черного.
37
Тедди нашел нужную кнопку и нажал.
Ожидал услышать какой-нибудь механический голос, который начнет спрашивать: куда, к кому и зачем. Но нет, никаких вопросов не последовало. В замке зажужжало, и загорелась зеленая лампочка. Вообще-то и спрашивать незачем: о чем спрашивать, если на кнопке написано «зубоврачебный кабинет».
Он повернулся к Деяну:
— Мой телефон все время включен, что бы ни случилось.
Деян усмехнулся из-под надвинутого козырька бейсболки с надписью LA.
Те, кто следит за модой, носят мягкие черные кепки, скейтбордисты и фаны трэш-метала — высокие, с прямым козырьком, свеннисы из Тэбю и Сальтшёбадена предпочитают темно-синие бейсболки NY.
Первая партия была готова на четвертый день. Семьсот граммов кетамина, взвешенного и расфасованного в пакетики по одному грамму.
Они вышли из своей самодельной лаборатории, и в лицо им ударило веселое майское солнце.
— Здравствуй, солнышко!!! — завопила Роксана.
Количество и скорость изготовления: если продать все, можно расплатиться с отморозками. Шанс есть.
Уже на следующий вечер они пошли в «Трансмишн», а оттуда в «Гост Таун Сешнс». Выручка: пятьдесят тысяч спенн. Опять вокруг них роились знакомые фигуры — клубный персонал, старые друзья, новые друзья, друзья друзей. Но самое главное — покупатели. Как будто бы ничего и не произошло, словно бы они и не исчезали на несколько месяцев. Роксане некогда было танцевать, зато последний час, когда кетик кончился, она плясала так, будто запаса энергии в ней хватит еще на год.
Билли мимоходом поинтересовалась, где они пропадали последние дни, а когда они ответили что-то невразумительное, начала хихикать.
— А говорите, вы просто друзья-приятели…
— Мы и есть друзья-приятели, — отрезала Роксана. — И ничего больше.
Через неделю притащили следующую партию. Другие клубы, другие клиенты. Снизили цену: сто крон — понюшка, триста — пакетик.
Шестьдесят тысяч.
Слухи о дешевом «снежке» расходились, как ролики Кардашьян на Youtube.
Они отдали вымогателям двести тысяч крон.
На следующий день позвонил их главный.
— Слишком долго копаетесь.
— Мы же заплатили тебе двести тысяч!
— И что? А где остальные? У вас три недели на все про все.
— Но это же невозмо…
— Три недели.
Занавес.
Съездила к родителям. После Тегерана они виделись всего один раз, до того как пришла посылка. У нее еще было время.
Мама чуть не расплакалась — Этти прислала ей набор столового серебра, а Роксана купила замечательные тапочки.
— Хоть сейчас в гарем, — пошутил отец.
А мать, успокоившись и повосторгавшись, начала расспросы.
Не меньше двух часов.
Отец ничего не спрашивал, только слушал, но видно было, как он тронут и доволен, что дочь съездила на родину.
А сегодня мать куда-то ушла, отец был дома один. Открыл, обнял ее и вернулся досматривать французский документальный фильм о триумфальном шествии ИГИЛ.
Она села рядом.
Он выключил ящик и несколько мгновений сидел молча.
— Роксана, золотце, — сказал он, — я не могу смотреть на все это. Впадаю в депрессию.
— А зачем тогда смотришь?
— Не могу оторваться. Как авария на дороге. Не хочешь смотреть, картина ужасная, а все равно смотришь.
Отец прикрыл глаза, очевидно, желая стереть прилипшие и сетчатке картины казней и пыток.
Вдруг он показался Роксане очень маленьким: вот-вот утонет в подушках и исчезнет.
— Что происходит с миром? Когда мы с мамой были молодыми, казалось, все идет к лучшему…
Роксане было очень не по себе: пора приступать к вранью.
— Папа… — сказала она. — Я хотела с тобой посоветоваться. Я… я не знаю, как долго смогу жить с Зетом. Не особенно получается. Надо искать что-то другое.
— Грустно слышать.
— Хочу купить квартиру. Недорогую. Проблема в том, что… ну, ты сам знаешь: скорость. Нашел что-то — оформляй мгновенно. Иначе уплывет… — Из всех людей на Земле меньше всего ей хотелось бы врать отцу. Но что делать… — И я подумала… если вы ненамного увеличите заем на виллу, вы же можете мне одолжить?
— А что за спешка? Ты вполне можешь пожить у нас. И спокойно выбрать квартиру. И не купить, а снять.
— Да… могу, конечно. Но думаю, что к добру это не приведет. Ты же знаешь: для мамы я, как спичечный коробок. Чиркнет случайно — и вспыхнет. Она сама не рада, но… нет, и для меня, и для вас лучше, если я буду жить отдельно. Но тогда надо иметь деньги наготове.
Отец откинул голову. Опять закрыл глаза.
— Ты права, золотце. Конечно, ты права. Тебе нужно свое жилье. Покой и возможность сосредоточиться. Психология — непростая штука, придется много заниматься…
О господи… еще и эта заноза. Психология… придется ведь когда-то признаться, что ее заоблачных баллов в этом году не хватило. Но не сейчас.
Она вспомнила рассказ бабушки, его матери, и ей очень хотелось спросить: как вышло, что он, мечтавший стать музыкантом, пошел по другой линии?
Тоже не сейчас, можно наступить на старую мозоль и все испортить.
— Само собой, деточка, само собой… как только ты что-то найдешь. Мы одолжим тебе, сколько надо. Но сейчас, кажется, никакой гонки нет. Подождем немного…
Сердце у Роксаны рухнуло в живот. Так бывает, когда самолет проваливается в воздушную яму.
В автобусе посмотрела Инсту.
Американские страницы переполнены начавшимся музыкальным фестивалем Coachella. Толпы народа, поставленные в геометрическом порядке палатки, девушки — нарядные и в то же время богемные, все как Джиджи Хадид[63], сцены с пиротехническими чудесами.
А шведские — каждый второй с гордостью демонстирует билеты на летний, уже не американский, а шведский фестиваль — Into the Valley.
И бесконечная перемотка: где взять восемьсот тысяч? За три недели.
Это уравнение не сойдется никогда.
Роксана машинально листала страницы Инсты.
Группа пьяных, а скорее всего, обкурившихся американцев пляшет в пустыне.
Стоп.
А если?
Они за эти месяцы с кем только не перезнакомились: с диджеями, устроителями… не говоря о клиентах.
Мысль постепенно принимала форму, обрастала подробностями, даже картинками.
Их единственный шанс собрать нужную сумму вовремя — организовать собственный самодеятельный клуб. Только тогда они смогут контролировать продажи. Плюс доходы от билетов.
Они с Зетом открывают собственный клуб. Самодеятельный. «Черный», как их называют.
Чернее черного.
37
Тедди нашел нужную кнопку и нажал.
Ожидал услышать какой-нибудь механический голос, который начнет спрашивать: куда, к кому и зачем. Но нет, никаких вопросов не последовало. В замке зажужжало, и загорелась зеленая лампочка. Вообще-то и спрашивать незачем: о чем спрашивать, если на кнопке написано «зубоврачебный кабинет».
Он повернулся к Деяну:
— Мой телефон все время включен, что бы ни случилось.
Деян усмехнулся из-под надвинутого козырька бейсболки с надписью LA.
Те, кто следит за модой, носят мягкие черные кепки, скейтбордисты и фаны трэш-метала — высокие, с прямым козырьком, свеннисы из Тэбю и Сальтшёбадена предпочитают темно-синие бейсболки NY.