— Спасибо… а у вас случайно нет чая без кофеина?
Надо же — чай без кофеина… не особо по-адвокатски. А черт его знает, может, теперь мода такая.
Она повернулась к секретарше.
— Вот как раз с бескофеиновым чаем у нас сегодня сложно, — криво усмехнулась Аннели.
Адвокаты пьют кофе. Кофе, кофе и еще раз кофе. Пятнадцать чашек в день.
Они прошли в ее кабинет. На стене в раме висела картина Марка Ротко. Репродукция, конечно, но очень хорошего качества. Три горизонтальных полосы. Глухой красный переходит в коричневый, коричневый — в солнечно-желтый. Эмили нравилась эта работа, от нее веяло покоем. И хотя это все лишь фотокопия, она напоминала ей адвокатское бюро «Лейон», где она работала раньше. Один из совладельцев, Магнус Хассель, был заядлым коллекционером. У него-то были подлинники… Уорхол, Карин Мамма Андерссон по соседству с Джакометти и Бруром Юртом…
Она ушла из «Лейона». Ей не простили, что она взялась за уголовные дела. Хотя это никак не сказалось на работе в бюро — все равно. Посчитали, что она навредила репутации адвокатуры.
А потом… потом она выкинула финт. «Лейон» — знаменитое во всей Европе бюро, и Магнус Хассель дал бы ей любые рекомендации, чтобы найти работу в такой же крупной адвокатуре с громкой репутацией. А она вместо этого сняла помещение в небольшом доме, где размещались еще три так называемых «гуманитарных» адвоката, занимающихся частными проблемами обычных людей — разводы, споры со страховыми компаниями и тому подобное. На всех четверых работала одна секретарша — Аннели, каждый платил ей четверть ставки.
Бывшие коллеги по «Лейону» удивленно пожимали плечами — она что, спятила? Добровольно перейти из высшей лиги даже не в первую, а в третью или, скорее, в четвертую… Могла бы по крайней мере, если ее так тянет отстаивать права человека, устроиться в любое крупное бюро, специализирующееся на уголовном праве. Или в суд. Или в прокуратуру.
Могла бы… но ее это не привлекало. Она хотела самостоятельности — была по горло сыта всеми этими шефами, сующими нос в твою жизнь. К тому же она понимала свой потенциал — чувствовала, что может стать одной из лучших.
Маркус поставил сумку на пол. Темно-зеленый грубый холст. Роскошная сумка, отметила Эмили. И костюм скорее всего сшитый по мерке. Она ничего не знала об этом парне, кроме того, что он закончил гимназию в Черрторпе и сейчас живет на Сёдере. Зарплата, которую она ему предложила, была примерно на тысячу крон меньше, чем он получал в небольшом бюро по семейному праву, — значит, и вправду хочет заниматься защитой. Commitment…[8] Это приятно. И если он и в самом деле такой толковый, скоро перейдет на гонорары.
— Итак, — она пододвинула ему лэптоп, — это ваш компьютер. Введите свой пароль… и вперед. Потом будете сидеть в соседней комнате, я уже заказала стол и конторское кресло. Но их привезут только на той неделе. Мне очень жаль, но пока вам придется делить со мной кабинет. Надеюсь, не подеремся.
— Разумеется… но давайте выключим свет.
Эмили подняла голову. Это еще что такое?
— У меня аллергия на электричество. Если темно, работаю при свечах. И лучше всего не с компьютером, а с шариковой ручкой.
Эмили уставилась на него, как на сумасшедшего. Маркус Энгваль. Блестящие отзывы отовсюду, где бы он ни работал. Ей хватило пятиминутного интервью, чтобы принять решение. К тому же чувство юмора, приятные манеры — и, как ей показалось, мужество. Если первые две черты важны для клиента, последнее, мужество, — самое важное во всей профессии. Мужество… об этом вообще, как правило, не говорят, но для адвоката защиты — самое главное качество. И вот на тебе — уже чай без кофеина ее насторожил. А аллергия на электричество? Только этого не хватало… Разве есть такая?
Маркус улыбнулся и подмигнул.
— Шучу. Конечно, я могу сидеть в вашей комнате. И даже с зажженными лампами. — Он выложил на стол смартфон с разбитым стеклом. — И насчет электричества — ничего не имею против. Наоборот, обожаю. Друзья смеются: ты, говорят, как увидишь розетку — аж дрожишь.
Эмели засмеялась. Нет, не ошиблась. Чувство юмора она поставила бы на второе место — после храбрости.
Забавно: кандидатуру Энгваля ей предложил не кто иной, как Магнус Хассель. С полгода назад она сидела в «Покет Сити» и дожидалась Йосефин — та все еще работала в «Лейоне». И вдруг за спиной услышала свое имя. Обернулась — оказывается, оба ее бывших шефа расположились за соседним столиком. Магнус Хассель и Андерс Хенрикссон. И как же она их не заметила? Ежегодные собеседования, повысить или не повысить зарплату, какие достижения… нельзя сказать, чтобы она тосковала по этим моментам. Но запомнила надолго.
Андерс Хенрикссон — пятидесятилетний компьютерный чудик. Притворяется, что ему тридцать, но упорно считает, что Сара Ларссон — дешевый испанский бренд повседневной одежды[9]. Но, как ни странно, — ведущий шведский специалист по слияниям и поглощениям. В последнем списке юридических звезд ему дали следующую характеристику: «Блистательный аналитик — креативный и авторитетный». Возможно… наверняка у него заоблачный IQ, но что касается EQ — критический случай[10].
Магнуса Хасселя представлять не надо. Нет в отрасли человека, кто не знал бы Магнуса Хасселя. Его характеристика в Legal 500 уже много лет звучит одинаково: «Самая яркая M&A[11] звезда в Швеции». «Зашкаливающе компетентен». Очень убедительно, как и его личные доходы: если верить «Дагенс Индустри», только за прошлый год Магнус Хассель получил двадцать пять миллионов дивидендов.
И что с того? Этот этап пройден. Прощайте, шикарные конторы, клиенты-миллиардеры и весьма экзотические, мягко говоря, трансакции.
С новым счастьем, Эмили! С новым, ополовиненным заработком!
Собственно, именно Магнус и вынудил ее уйти. Мало того — появился на суде Беньямина Эмануельссона, которого она защищала, целый день просидел на скамейке для зрителей, слушал и смотрел на нее, как удав на кролика. Она должна бы его ненавидеть. Но не получалось — она знала, что Магнус очень высокого мнения о ней. Он сделал все, что от него зависело, чтобы она передумала, отказалась от уголовных дел и вернулась в «Лейон». Нет, на все сто процентов ненавидеть его не могла. Но и не меньше девяносто восьми…
— Никак не рассчитывал увидеть тебя в наших широтах, — подковырнул Магнус. Эмили попробовала припомнить, когда она видела Магнуса в таком свободном прикиде — оливково-зеленый твидовый пиджак, бледно-розовая сорочка и джинсы. — Думал, такие, как ты, держатся поближе к Кунгсхольмену и сателлитам.
Вообще говоря, он прав. Большинство адвокатских бюро, занимающихся защитой обвиняемых, располагалось именно на Кунгсхольмене — поближе к стокгольмскому городскому суду, полицейскому управлению и следственному изолятору в Крунуберге. Естественный выбор — на расстоянии пешей прогулки. Им приходилось по нескольку раз в день бывать в этих учреждениях. Но это не все. То и дело приходилось добираться до «сателлитов», как их назвал Магнус, — пригородных районов. Изоляторы в Хюддинге и Соллентуне, суды в Сёдерторне и Аттунде. Слово «сателлиты» навело Эмили на мысль о странах-сателлитах Восточной Европы. Послушные вассалы Советского Союза.
— У меня встреча с Йоссан, — она решила отплатить той же монетой. — А она из вашей резервации — ни ногой.
Магнус расхохотался. Андерс Хенрикссон и бровью не повел. Эмили почему-то вспомнила его внезапно побагровевшую физиономию, когда стало известно, что она взялась за уголовное дело Беньямина Эмануельссона.
— Наслышан, наслышан… дела у тебя вроде идут неплохо. — Магнус поднял бокал. Красное вино маслянисто качнулось и тут же успокоилось.
— Работы много, — подтвердила Эмили. — Надо бы нанять помощника.
— Рад за тебя. Но ведь ты пока даже не приблизилась к той зарплате, что получала у нас? Или?
Интересно, что это? Обычные дружеские подколы? Или он хочет ее спровоцировать?
Она подняла пустой бокал и отсалютовала.
— На вершинах всегда не хватает воздуха. Приходится мириться.
На этот раз физиономия Андерса Хенрикссона слегка покраснела. Магнус прыснул. Принял шутку и внезапно посерьезнел.
— Послушай, — наклонился он к ней. — Мне кажется, я знаю парня, который бы тебе подошел. Он был у нас на интервью на прошлой неделе. Только что получил звание адвоката, работал в суде… Умный парень. И работоспособный к тому же. Вроде тебя.
— И почему в таком случае вы его не взяли?
Магнус нагнулся почти к ее уху.
— Он начал говорить что-то о правах индивидов. Хочет, чтобы судебная система была равна для всех. Уж не из той же ли он секты, что и ты? К тому же еще и вего… а я не верю людям, которые добровольно отказываются есть мясо.
Эмили внимательно посмотрела на Магнуса. Его глаза весело блестели.
— Пусть пошлет мне свои бумаги.
Она мысленно улыбнулась, вспомнив этот разговор. Внезапно зазвонил телефон.
— У меня тут женщина… звучит совершенно отчаянно, — сказала Аннели и переключила линию.
— Эмили Янссон? — тонкий голосок.
— Да, вы говорите с Эмили Янссон.
— Слава богу! Меня зовут Катя… мне нужно обязательно с вами встретиться. Сегодня же.
Эмили посмотрела на Маркуса — тот настраивал свой компьютер.
Все клиенты одинаковы. Всегда уверены, что их дело — самое неотложное. Кого-то в чем-то подозревают, или наоборот, он сам становится жертвой преступления — каждому кажется, что более вопиющего дела, чем его собственное, на земном шаре не найти. Исключений почти не бывает.
— К сожалению, сегодня я занята. У меня начал работу новый адвокат, и я должна ввести его в курс дела. На той неделе ваc не устроит?
— Нет-нет… что вы! Мы должны увидеться немедленно!
— А в чем дело?
Молчание.
— В чем заключается ваше дело? — повторила Эмили.
Глубокий вдох. Когда неизвестная Катя опять заговорила, голос ее дрожал.
— Я не могу… по телефону. Это не телефонный разговор… Когда вы сможете меня принять?
Даже не слова… что-то в ее голосе подсказало Эмили, что дело серьезное.
— В понедельник. Мы не работаем в субботу и воскресенье.
— Не знаю, удастся ли… Но умоляю — никому не рассказывайте, что я вам звонила.
— Ни в коем случае. Адвокаты связаны обетом молчания.
Что же это может быть? Молодая женщина ни словом не обмолвилась, почему ей так необходимо встретиться с адвокатом, но голос, манера говорить — ясно, что она предельно взволнована.
— Умоляю вас… неужели нельзя раньше понедельника?
Общее и важнейшее правило адвоката — придерживаться своих принципов. Нельзя идти на поводу у клиентов — съедят. Но в этом случае… похоже, что-то действительно неотложное.
— О’кей, — сказала она. — Увидимся завтра.
4
Таунхаус в Чисте — субботний ужин у родителей. Отец опять в депрессии, мать и Роксана изо всех сил пытаются его успокоить — но как? Для начала он должен хотя бы сообразить, что он не один на целом свете, что он нуждается в них — жене и дочери, а они нуждаются в нем.
Он сидит на диване, Каспар — тоже на диване, но на другом, напротив. Те самые диваны, на которых они боролись, когда были маленькие. На толстом персидском ковре — журнальный столик со стеклянной столешницей. На этот столик Роксана как-то грохнулась — сколько ей лет было? Семь? Восемь? У отца чуть не припадок случился — испугался, что стекло разобьется. Роксана до сих пор вспоминает этот случай: у баба[12] даже мысли не возникло, что могла разбиться его маленькая дочь.
На столе — латунный поднос с тонкими, с изящной талией, чайными стаканами в серебряных подстаканниках. Все по заведенному обычаю — не успевала Роксана снять куртку в прихожей, мать уже ставит на стол чайный поднос.
Есть вещи, которые не меняются никогда.
По телику — футбол. Полуопущенные гардины, подушки на диванах взбиты в строгом порядке: красные слева, зеленые справа. Шкаф с остекленными подносами и разнокалиберными хрустальными вазами. Роксане ничего не стоило зажмуриться и перечислить, в каком порядке они стоят.