— Надо подвергать сомнению существующие нормы… Слова тоже важны. Слово — авторитарный инструмент в гендерном разделении власти … — Билли не выдержала и прыснула. Улыбка кривоватая. Всегда была такая. — Но я умираю хочу спать. И мы так давно не завтракали вместе…



Открыли дверь встроенного гардероба. В лицо пахнуло застоявшимся воздухом. Освещения тут не было, Зет включил фонарик на мобильнике. Луч света выхватил из темноты джинсовую курточку и шерстяную кофту — Роксана уже успела повесить их на плечики. Зет тоже не протестовал — пусть спит. Куда ей деваться в час ночи.

Но с этой кладовкой было что-то странное.

— Дай-ка телефон на секунду.

Роксана посветила на стену — пусто. Сложенная раскладушка с матрасом, ее, роксанины, тряпки и несколько мятых проволочных плечиков. Пахнет старым пыльным деревом.

И вдруг она поняла, что именно показалось ей странным, хотя уже готова была списать все на шипучку и марихуану. Нет, что-то и в самом деле не так. За стеной — кухня, но тогда кладовка должна быть больше. Архитектор, что ли, был под мухой? И стены сходятся под тупым углом. Заглянула в кухню — все в порядке. Стены как стены. И углы прямые. Наверное, строители что-то напортачили.

И она начала простукивать стену. Конечно, если бы не коктейль из вина и травы, ей бы и в голову не пришло. Тут постучала, там — как в фильме, когда ищут клад. Потрогала панель из деревоплиты за штангой.

— Зет, помоги… мне кажется, эта плита не закреплена. Не могу дотянуться.

Зет ввалился в кладовку — обкуренный, неважно. Важно, что долговязый.

— Возьмись вот здесь, сверху.

Зет потянул панель, и та с хрустом повалилась на них.

Роксана ожидала чего-то подобного. Вытянула руки над головой, но Зету досталось по лбу.

— Это еще что… — простонал он и сел на пол.

За панелью открылась треугольного сечения ниша. Небольшая — от силы половина квадратного метра.

И в этой нише, одна на другой, стояли две картонных коробки.

Остатки хмеля как ветром сдуло. Наверное, именно тем ветром, с балкона, который проникал даже сюда.

— Тайник, — сказала она, нагнулась и подняла стандартную, тридцать на тридцать, коробку.

— Заначка, — Зет встал, потирая лоб.

Она вынесла коробку в гостиную. Обычный картонный ящик. Даже скотчем не заклеен.

Зет, не двигаясь, следил за ее действиями. Из-за спины выглядывала Билли.

Роксана открыла засунутые один под другой клапаны, и они молча уставились на содержимое.

Что за черт…





Часть 1

Январь




1




Куратор тот же самый, с которым Тедди встречался, когда вышел на свободу. Иса. Совершенно не изменилась. Около сорока. Одежда — смесь сёдермальмской богемы и эстермальмских понтов. Необъятная шаль, яркий, якобы согревающий браслет на запястье — и маленькие бриллиантовые серьги. Впрочем, не такие уж маленькие.

— Добрый день, Тедди. Не вчера это было…

Когда она улыбалась, на щеках появлялись симпатичные ямочки — он еще тогда обратил внимание. Она ему почему-то нравилась, хотя Тедди прекрасно понимал: единственная ее задача — как можно скорее засадить его за работу.

— Время идет… — неопределенно подтвердил он и тоже постарался улыбнуться. Вся процедура казалась ему немного постыдной.

Тедди вовсе не собирался сюда являться. Ни сразу после освобождения, ни тем более через несколько лет. Ему казалось, что он приехал в другую страну. Другую Швецию. Был готов на все — на любую работу, лишь бы оставить все это дерьмо позади. Не всегда правильная дорога самая короткая. Решил, дал себе слово, даже поклялся.

Но, как оказалось, принять решение недостаточно. Прошлое не хотело отпускать. Черная дыра в анкете, восемь лет… Тедди уже привык, что к нему относятся с подозрением. Нет, не привык. Почти привык.


— Давайте посмотрим, как у нас выглядят последние годы… с точки зрения занятости, разумеется.

— Что ж, давайте посмотрим. Где вы хотите начать?

— Я знаю, что вы работали в адвокатуре…

— Да… выполнял их поручения… некоторые расследования для адвокатского бюро «Лейон». В качестве следователя… по особым поручениям

Тедди вовсе не хотелось вдаваться в подробности.

— Особые поручения… что вы имеете в виду?

— Довольно трудно объяснить… Магнус Хассель, один из совладельцев, называл меня решала.

Решения, как их называл Магнус, сплошь и рядом были связаны с насилием. Наверняка пришлось бы по вкусу тому, прежнему Тедди… а он, нынешний, ни за что не хотел возвращаться к прошлому. Он не то что о восьми годах — о восьми днях в каталажке не мог подумать без содрогания.

Уволился из бюро больше года назад, после истории с Матсом Эмануельссоном.

Иса задала еще несколько вопросов — сколько ему платили, посылали ли на курсы повышения квалификации. Скользила глазами по его бумагам, время от времени поднимала голову и улыбалась.

— А после увольнения из бюро?

— После увольнения — тяжко. Я прошел курсы КРАМИ.

Иса опять уткнулась в его личное дело. Тедди прекрасно знал, что она там увидит. КРАМИ: сильно недоношенный, а скорее мертворожденный плод от безлюбого брака уголовной полиции и агентства по трудоустройству. Он не только прошел эти странные курсы с ролевыми играми и бесконечными напутствиями — его раз пять направляли на практику, но получить постоянную работу так и не удалось. Практикант. Закончил практику — иди на все четыре стороны,

Он сам не понимал, почему. Вернее, понимал, но не хотел понимать.

Иса, ни на секунду не отрываясь от бумаг, трещала что-то насчет правильного выбора направления, о дефиците рабочих мест в той или иной отрасли. Светлый деревянный стол, на полу скучный серо-голубой линолеум. Стены оклеены линкрустом, дешевые пластмассовые стулья. За ее спиной — стеклянная перегородка, в ней угадывается его отражение. Там тоже работают какие-то крупные специалисты по трудоустройству.

Он пригляделся — все же не зеркало. Лица не видно, а волосы видны… ему всегда казалось, что волосы делают его почти невидимым: пепельные, стрижка не короткая, но и не длинная. Среднеарифметическая. А тут наоборот: ничего не видно, а волосы — вот они.

В этой комнате всё, кроме разве что бриллиантовых сережек куратора, напоминает тюрьму. Совершенно безличная. Даже Иса, похоже, не воспринимает ее как свой кабинет — камера для свиданий с интернами. А за стеклянным вроде бы окном — не городская толкотня, а другие камеры. Никакой связи с жизнью.

И конечно же, сколько ни притворяйся, он прекрасно знает, где собака зарыта. После восьми лет в тюрьме и вот уже двух лет на свободе Тедди практически ни с кем не познакомился и не подружился — только старые знакомые. Знакомые из прошлой жизни и друзья по заключению. Родственники, конечно, — сестра Линда и ее сын Никола. Шип и Луке — их камеры находились в том же коридоре. С ними он мог быть самим собой. Эмили, конечно… но сейчас ему почему-то не хотелось о ней думать. И главное — никто из них не мог предложить ему настоящую работу. Деян, возможно… но работа, которую мог бы предложить Деян, вряд ли отразится в его налоговом регистре. Значит, формально он остается безработным с уголовным прошлым. Потенциально опасным для общества элементом. Мало того: недополученные налоги обернутся для государства дополнительными расходами на содержание правоохранительных органов, которые наверняка заинтересуются деятельностью Деяна.

Остается запереться в своей квартирке: пора понять, что он не вписывается в картину. Стать частью той Швеции, о которой мечталось за решеткой, не суждено. Пора признать. Вечный аутсайдер. Но вернуться к уголовщине — нет. Нет, нет и еще раз нет.

— Вы меня слушаете, Тедди? Если вы не будете слушать, я ничем не смогу вам помочь.

Тедди вытянул ноги и поморщился — в левую ногу впились миллионы щекотных иголочек. Непривычно долго сидел на одном месте.

— Извините… я вспомнил приятеля, который мог бы помочь мне устроиться на работу.

Ляпнул просто так, на всякий случай. А что делать? Ни курсы, ни практика и уж тем более ролевые игры ни к чему не привели. А тут все же — Деян. К кому еще обратиться, как не к старому приятелю? Он рассказал о строительной фирме Деяна, а Иса, пока он рассказывал, шелестела клавишами.

Оторвалась от компьютера и покачала головой.

— К сожалению, Тедди… это будет не просто. Не хочу никого осуждать, но эта фирма… оборот ничтожный. За последние десять лет не декларировано никакой прибыли. Не думаю, чтобы они могли предложить вам настоящую работу. Во всяком случае такую, что я могла бы с легким сердцем одобрить.

Конечно, она права.

И в то же время не права.





2




Шесть утра. Удивительно: Никола почему-то воспринимал ранний подъем довольно беззлобно. Георг Самюэль, его шеф и наставник, улыбается особенным образом: вся физиономия собирается в складочки вокруг глаз, а губы остаются неподвижными. Иногда Николе казалось, что Георг удивится, если заглянет в зеркало: вот тебе и раз! Он думал, что улыбается, а тут вон что: похож на резинового ежика.

— Доброе утро, Нико! Знаешь, чем нам сегодня предстоит заниматься?

Никола застегнул на животе монтерский пояс с инструментами.

— Знаю, знаю. Самый жирный заказ всех времен и народов. Ты уже неделю об этом говоришь.

Они спустились к маленькому крытому грузовичку. На борту — затейливая, притворяющаяся трехмерной надпись: «Георг Самюель, электросервис». Инструменты на поясе вздрагивают, поскрипывают и погромыхивают с каждым шагом. У Николы машины нет, поэтому он каждое утро заходит к шефу. Они вместе едут на работу и болтают по дороге.

Мать, Линда, уговорила Георга опять взять Николу на практику. И теперь он работает пять дней в неделю, как лох. Подъем с первыми словами радиодиктора, ланч в пол-одиннадцатого, к трем уже дома. Даже зимнее солнце не успевает зайти. Иногда ложился на часок вздремнуть, чтобы не начинать клевать носом уже в девять вечера.