Совсем недавно я проснулась в тюремной камере, потом в поезде. Теперь подводная лодка. Где я проснусь завтра?

Мне начинает казаться, что все это сон, или галлюцинация, или еще что-нибудь похуже. Но можно ли во сне ощущать усталость? Я вот ощущаю. Я страшно измучена, до последнего мускула и нерва. У сердца свои проблемы – оно еще кровоточит после предательства и разгрома. Когда я открываю глаза и вижу обступившие меня серые стены, все, о чем мне хочется забыть, возвращается разом. Как будто королева Элара снова проникла в мою голову и воскресила худшие воспоминания. Как бы я ни пыталась, невозможно их отогнать.

Моих молчаливых горничных казнили, хотя они были виноваты только в том, что делали мне макияж. Тристана проткнули копьем, как кабана. Уолш – ровесница Шейда, служанка из Подпор, моя подруга, одна из нас – умерла страшной смертью, покончив с собой, чтобы защитить Алую гвардию, наше общее дело и меня. Множество бойцов Гвардии пало в туннелях под площадью Цезаря – причиной их гибели стали солдаты Кэла и наш нелепый план. Воспоминания о пролитой красной крови обжигают душу, но мучительно вспоминать и о серебряной. Лукас, мой друг и защитник, Серебряный с добрым сердцем, казненный за измену, на которую его толкнули мы с Джулианом. Леди Блонос, обезглавленная из-за того, что она учила меня правильно сидеть. Полковник Макантос, Рейнальд Айрел, Беликос Леролан. Люди, принесенные в жертву нашему делу. Мне чуть не становится дурно, когда я вспоминаю сыновей Леролана, четырехлетних близнецов, погибших от взрыва, который последовал за стрельбой. Мэйвен сказал, что это был несчастный случай – пробитый газопровод, – но теперь я знаю, что он солгал. Его злой план уходил корнями слишком глубоко, и это не могло быть простым совпадением. Чем больше жертв, тем лучше, лишь бы убедить мир, что Алая гвардия – скопище чудовищ. Он убьет и Джулиана и Сару. Они, возможно, уже мертвы. Я не в состоянии думать о них.

Наконец мои мысли возвращаются к самому Мэйвену, к его холодным синим глазам, к той минуте, когда я поняла, что он – чудовище с очаровательной улыбкой.

Койка подо мной твердая, одеяло тонкое, подушки нет, но мне хочется лечь и не вставать. Головная боль возвращается – она пульсирует в такт электрическому дыханию необыкновенной лодки. Это недвусмысленное напоминание: мне не будет тут покоя. Не время отдыхать. Еще столько нужно сделать. «Список. Имена. Я должна найти этих людей. Должна спасти их от Мэйвена и его матери». Жар распространяется по моему лицу, щеки горят при воспоминании о маленькой записной книжке Джулиана, полной нелегко добытых тайн. Там перечислены те, кто похож на меня – обладатели странной мутации, которая соединяет Красную кровь и Серебряные способности. Этот список – наследство Джулиана. И мое.

Я спускаю ноги с кровати, чуть не стукнувшись головой о верхнюю койку, и нахожу на полу аккуратно сложенную стопку одежды. Черные брюки слишком длинны, у темно-красной рубашки протерты локти, ботинки без шнурков. Эти обноски не похожи на удобную одежду, которую я обнаружила в темнице, зато приятны на ощупь.

Я едва успеваю натянуть рубашку через голову, когда дверь отсека, висящая на массивных железных петлях, с грохотом распахивается. На пороге, с натянутой мрачной усмешкой, возникает Килорн. Ему не стоило бы краснеть – он каждое лето наблюдал меня в разных степенях неглиже – но тем не менее щеки у него заливаются румянцем.

– Не похоже на тебя – так долго спать, – говорит он, и в голосе Килорна я слышу тревогу.

Я жму плечами и встаю на подгибающихся ногах.

– Мне было нужно выспаться.

В ушах звенит – громко, но не болезненно. Я, как мокрая собака, встряхиваю головой, пытаясь прийти в себя.

– Это от крика банши, – поясняет Килорн, подходит ко мне и касается моей головы нежными, хотя и мозолистыми руками.

Я подчиняюсь, раздраженно вздохнув. Килорн поворачивает меня туда-сюда и рассматривает окровавленные уши.

– Повезло, что не попало прямо в голову.

– У меня много достоинств, но, кажется, везением я точно не отличаюсь.

– Ты жива, Мэра, – резко говорит он, отстраняясь. – Не все могут похвастать тем же.

Его сердитый взгляд заставляет меня мысленно вернуться в Наэрси, в ту минуту, когда я сказала Шейду, что не верю ему. Где-то в глубине души я знаю, что не верю до сих пор.

– Извини, – поспешно произношу я.

Разумеется, я в курсе, что многие погибли ради нашего дела и ради меня. Но я тоже умерла. Мэры из Подпор не стало в тот самый день, когда она упала на электрический щит. Мариэна, пропавшая много лет назад Серебряная принцесса, погибла в Чаше Костей. И я не знаю, что за новый человек открыл глаза в поезде подземки. Знаю лишь, кем он был и что потерял – и это почти невыносимая тяжесть.

– Ты скажешь мне, куда мы направляемся, или это очередной секрет? – Я стараюсь говорить без горечи в голосе, но тщетно.

Килорну хватает деликатности проигнорировать мой тон; он откидывается назад, прислонившись к двери.

– Мы покинули Наэрси пять часов назад и поплыли на северо-восток. Честное слово, больше я ничего не знаю.

– И тебя это совсем не волнует?

Он просто жмет плечами.

– А с чего ты взяла, что начальство доверяет мне, ну или тебе, раз на то пошло? Ты лучше всех знаешь, сколько глупостей мы наделали и какую цену заплатили.

И вновь я ощущаю боль воспоминаний.

– Ты сама сказала, что не можешь доверять даже Шейду. Сомневаюсь, что в ближайшее время кто-нибудь тут будет делиться секретами.

Эта шпилька оказывается не так болезненна, как я думала.

– Как там Шейд?

Килорн запрокидывает голову, кивком указывая в сторону коридора.

– Фарли устроила отличный маленький лазарет для раненых. Ему лучше, чем многим другим. Здорово ругается, но точно не умирает.

Его зеленые глаза темнеют. Килорн отворачивается.

– Вот только нога…

Я испуганно втягиваю воздух.

– Заражение?

Дома, в Подпорах, заражение равнялось увечью. У нас было мало лекарств; если уж кровь испортилась, оставалось только резать и резать, надеясь обогнать жар и чернеющую плоть.

К моему облегчению, Килорн качает головой.


– Нет. Фарли накачала его лекарствами. И вдобавок Серебряные стреляют чистыми пулями. Очень великодушно с их стороны. – Он мрачно смеется, ожидая, что я к нему присоединюсь.

Однако вместо этого я дрожу. Здесь, внизу, холодно.

– Но некоторое время он будет хромать, – завершает Килорн.

– Ты отведешь меня к брату или мне самой придется искать дорогу?

Снова мрачный смех – и Килорн протягивает руку. К собственному удивлению, я обнаруживаю, что нуждаюсь в его поддержке, чтобы встать и пойти. Наэрси и Чаша костей не прошли для меня даром.



«Подводка» – вот как Килорн называет наше странное судно. Каким образом оно способно плыть под водой – для нас обоих непостижимо, хотя не сомневаюсь, что Кэл сумеет разобраться. Он – следующий в моем списке. Я разыщу его, вот только увижу, что мой брат еще дышит. Я помню, что Кэл был почти без сознания, когда мы спаслись. Но я сомневаюсь, что Фарли отправила его в лазарет, где полно раненых бойцов Алой гвардии. Там слишком много взрывных характеров. Никому не хочется, чтобы в закупоренной железной банке начался ад.

Вопль банши по-прежнему звенит у меня в голове – тупой вой, на который я стараюсь не обращать внимания. С каждым шагом я обнаруживаю у себя новые синяки, новую боль. Килорн замечает, как я морщусь, и замедляет шаг, позволяя мне опереться на его руку. Он не обращает внимания на собственные раны, глубокие порезы, скрытые под свежим слоем бинтов. Руки у него всегда были истерзаны, покрыты синяками и порезами от рыболовных крючков и лески, но то были знакомые раны. Они значили, что все в порядке, что Килорн занят делом и призыв ему не грозит. Если бы не один мертвый рыбак, мелкие шрамы остались бы единственной проблемой.

Некогда эта мысль вселила в меня грусть. А теперь я ощущаю только ярость.

Главный коридор подводки длинен, но узок; его разделяют несколько металлических дверей с массивными петлями и герметичными замками. Они нужны, чтобы перекрывать отсеки, если понадобится. Они не позволят всему судну наполниться водой и затонуть. Но эти двери тем не менее меня не успокаивают. Я постоянно думаю о смерти на дне океана, в замкнутом гробу. Даже Килорн, выросший на воде, кажется, встревожен. Тусклые лампочки на потолке светят странно, отбрасывая тени на его лицо, которое кажется старым и измученным.

Другие бойцы Гвардии как будто нимало не волнуются. Они целеустремленно расхаживают по лодке. Алые шарфы и платки сброшены – я вижу лица, полные мрачной решимости. Люди куда-то несут карты, подносы с медицинскими принадлежностями, бинты, еду, иногда даже оружие, все спешат и переговариваются. Но при виде нас они останавливаются и прижимаются к стенам, давая мне столько места, сколько возможно в узком коридоре. Самые смелые смотрят на меня, пока я хромаю мимо, но большинство держат глаза опущенными.

Некоторым, кажется, очень страшно.

Они боятся меня.

Я хочу поблагодарить их, как-нибудь выразить свою глубокую признательность каждому мужчине и каждой женщине на этом странном судне. «Спасибо за службу» чуть не срывается с моих губ, но я стискиваю зубы, чтобы удержаться. «Спасибо вам за службу» – так пишут в извещениях, в письмах, которые отсылают родителям, сообщая, что их дети погибли на бессмысленной войне. Сколько раз я видела, как люди рыдали над этими словами? И сколько еще родителей получат похоронки теперь, после введения Мер, когда Мэйвен начнет отсылать на фронт совсем юных солдат?

«Нисколько, – говорю я себе. – У Фарли есть план, а еще мы разыщем новокровок – тех, кто похож на меня. Мы что-нибудь придумаем. Мы должны что-то сделать».

Бойцы Гвардии, прижавшись к стенам, негромко переговариваются, когда я прохожу мимо. Даже те, кто не в силах на меня взглянуть, перешептываются, не удосуживаясь понижать голос. Наверное, они считают, что это комплимент.

Эхо перекатывается, отскакивая от железных стен: «Девочка-молния». Эти слова звучат как проклятый шепот Элары, проникая в мозг. «Девочка-молния. Так она называла меня, так звали меня ОНИ».

Нет. Они ошибаются.

Невзирая на боль, я выпрямляюсь во весь рост.

Я уже не девочка.

Шепот преследует нас всю дорогу до лазарета; там, у закрытой двери, дежурят двое. Они заодно наблюдают и за неуклюжей металлической лестницей, которая уходит в потолок. Другого входа и выхода в этой огромной плавучей пуле нет. У одного из караульных медно-рыжие волосы, совсем как у Тристана, хотя он гораздо ниже ростом. Второй массивен, как валун, у него коричневая кожа, косо прорезанные глаза, широкая грудь и крепкие кулаки, не хуже чем у сильнорука.

Они кивают, завидев нас, но, к моему облегчению, не удостаивают меня ничем, кроме взгляда. Вместо этого они поворачиваются к Килорну и ухмыляются ему, как давние приятели.

– Так быстро вернулся, Уоррен? – посмеиваясь, спрашивает рыжий и многозначительно играет бровями. – А Лена уже сменилась.

«Лена?» Килорн заметно напрягается, но ни единым словом не выдает своего смущения. Он тоже ухмыляется. Но я знаю его лучше, чем кто бы то ни было, и вижу, что ему неловко. Подумать только, он тут с кем-то флиртовал, пока я лежала без сознания, а раненый Шейд истекал кровью.

– Он и без хорошеньких медсестер не умрет от одиночества, – говорит крепыш.

Его низкий голос разносится по всему коридору и, возможно, достигает помещения, где находится Лена.

– Фарли еще на обходе, если она вам нужна, – добавляет он, указывая большим пальцем на дверь.

– А мой брат? – спрашиваю я, выпустив руку Килорна. Колени у меня чуть не подгибаются, но все-таки я стою. – Шейд Бэрроу.

Улыбки дежурных гаснут, сменяясь официальным выражением лица. Как будто я снова оказалась при дворе. Крепыш хватается за дверь и возится с замком, чтобы не смотреть на меня.

– Он поправляется, мисс… э… миледи.

Услышав этот титул, я ощущаю внезапную пустоту в груди. А я-то думала, что с ним покончено.

– Пожалуйста, зови меня Мэра.

– Конечно, – неуверенно отвечает он.

Хотя мы оба – бойцы Алой гвардии, солдаты, которые сражаются за общее дело, мы – разные. Этот человек, и многие другие, никогда не назовут меня по имени, как бы мне того ни хотелось.

Чуть заметно кивнув, он распахивает дверь, и я вижу широкое помещение, уставленное койками. Некогда здесь находились жилые каюты, а теперь тесно стоящие кровати полны пациентов. Единственный проход полон мужчин и женщин в белых халатах. У многих они забрызганы алой кровью. Одному раненому надо поправить ногу, другому дать лекарство – все слишком заняты, чтобы заметить, как я ковыляю через толпу.

Рука Килорна всегда рядом: он готов поддержать меня, если понадобится, но я опираюсь не на него, а на койки. Если кто-нибудь посмотрит на нас, пусть видит, что я иду сама.

Шейд сидит, прислонившись к одной-единственной тонкой подушке. В основном его поддерживает наклонная металлическая стенка. Ему, скорее всего, неудобно, но глаза у брата закрыты, грудь поднимается и опускается в такт мерному дыханию. Судя по ноге, которая подвешена к потолку на импровизированном противовесе, и по перевязанному плечу, Шейда накачали лекарствами не один раз. Очень тяжело видеть его таким разбитым, пусть даже не далее чем вчера я считала брата мертвым.

– Не надо его будить, – негромко произношу я, ни к кому конкретно не обращаясь и не ожидая ответа.