«Я чувствую себя таким лузером, – сказал я. – Поверить не могу, что проделал весь этот путь в Сент-Луис, чтобы так опозориться».
Крупный человек, управлявший МРТ-аппаратом, повел себя как гений любезности. «Да вы не беспокойтесь, – сказал он. – Многие люди пугаются. В других случаях мы даем им какое-нибудь успокоительное, но перед тестированием рабочей памяти этого делать нельзя. Может, хотите немного пройтись? Попить холодной водички? Давайте, я вас провожу».
Мы дошли по коридору до маленького кухонного отсека, где ассистент налил мне воды со льдом. Я выпил. «Знаете, меня пугает не пребывание внутри машины, – признался я. – Мне становится страшно оттого, что мою голову блокируют, да еще на ней очки и огромные наушники! Это так дезориентирует!»
«У нас приблизительно раз в неделю бывают люди, которые не могут с этим справиться», – успокоил меня ассистент. Но я-то знал, что никто из них не летел через полстраны, чтобы провести исследование для своей книги. Пока мы шли обратно в кабинет МРТ, я решил обойти вокруг машины и как можно лучше сориентироваться, чтобы хоть как-то подготовить себя к тому, что со мной произойдет. Я зашел за аппарат, туда, где находился экран компьютера. Затем надел очки и наушники.
«Ладно, давайте попробуем еще раз, – сказал я. – Но теперь позвольте мне пару минут просто полежать на платформе с заблокированной головой, чтобы немного к этому привыкнуть».
После того как мою голову опять закрепили на платформе, я поднял руки и ощупал очки, наушники и блокирующее устройство. Затем легонько пошевелил ступнями и коленями; потом головой, обнаружив, что немного двигаться все же могу – хотя, конечно же, не собирался делать этого во время сканирования. «Ты в полной безопасности, – убеждал я себя. – И ты идешь на исследование это по собственной воле, никто тебя не принуждает». Чуть позже, опять почувствовав, что на меня накатывает желание сесть, я представил, что лежу в собственной кровати, а у меня на коленях устроился наш пес, сумасшедший, но милый бишон по кличке Сахарок.
«Ну как вы?» – спросил стоящий рядом оператор МРТ.
«Давайте сделаем это», – решительно сказал я.
Оператор вышел из комнаты и повернул выключатель, чтобы отправить платформу в пасть туннеля.
«Вы в порядке? – поинтересовался он через наушники. – Поехали?»
«Поехали!» – ответил я.
На протяжении следующих трех минут меня окутывал жуткий пульсирующий шум, вроде стаккато отбойного молотка или музыки в стиле «спид-метал». Затем после тридцати секунд тишины началась новая последовательность звуков, не менее зловещих: «бз-з-з», пауза, «бз-з-з», пауза, «бз-з-з», пауза. Это было похоже на саундтрек из научно-фантастического фильма 1950-х годов; приблизительно такой звук слышался, когда бластер испепелял автомобиль. Затем на минуту снова наступила тишина и раздалась новая серия шумов, на этот раз больше похожих на ритмический стук; такие звуки издает вышедшая из-под контроля стиральная машина, только здесь после каждого удара слышалось глухое буханье. В конце концов после десятиминутного скрежета, уханья, буханья и стука я был готов к выполнению заданий N-back, а исследователи тем временем продолжали сканировать мой мозг. Шум машины, надо сказать, стал намного тише. В отличие от использованной Джегги и Бушкюлем, здешняя версия N-back строилась на серии изображений; моя задача заключалась в том, чтобы нажимать на кнопку, которую мне перед тестированием вложили в руку, если двумя картинками ранее уже встречалось такое же изображение. Иногда это были лица людей, иногда – инструменты, фотографии фасадов зданий, пейзажи, а иногда – причудливые крупные планы рук, кистей и ног. Некоторые картинки очень походили друг на друга, явно это было сделано намеренно, чтобы сбить испытуемого с толку.
Поначалу у меня в голове была полная каша. Я-то думал, что все задания N-back имеют такой же вид, как те, которые мне предлагали Джегги и Бушкюль: с черными квадратиками, перемещающимися по сетке для игры в крестики-нолики. Но, справившись с первоначальным удивлением, я понял, что должен максимально внимательно следить за лицами, инструментами и прочими объектами, мелькающими у меня перед глазами. И вскоре у меня создалось впечатление, что я уже неплохо, что называется, набил руку.
Где-то минут через сорок меня вытащили из чрева машины. Я вышел в аппаратную, и мне показали фотографии моего мозга.
«Как минимум он у меня есть, – сказал я. – Это уже обнадеживает».
Так закончилось мое предварительное тестирование; теперь я был готов приступить к программе когнитивного тренинга и попробовать развить свой мозг. Но я задавался вопросами: как именно подойти к решению этой задачи? Какие подходы эффективны? Существуют ли еще какие-нибудь методы и инструменты, кроме N-back, позволяющие людям становиться умнее? И имеются ли научные доказательства их эффективности у исследователей?
Глава 3
Хороший тренажер для мозга найти нелегко
Как оказалось, сегодня рынок предлагает огромное множество коммерчески доступных программ, создатели которых утверждают, что у них имеются научные доказательства эффективности их тренажеров для мозга. Но выяснить, какие из них не выдерживают критики, а какие стоит включить в свою тренинговую схему (если таковые вообще найдутся), было, признаться, задачей не из легких. Пожалуй, самым популярным продуктом, впервые выпущенным в 2005 году, считается Dr. Kawashima’s Brain Training (Тренинг для мозга доктора Кавашимы), также известный как Brain Age: Train Your Brain in Minutes a Day! («Век мозга: развивай свой мозг за считаные минуты в день!»){47}. Однако, несмотря на то что на сегодняшний день продано более 19 миллионов копий этой программы и некоторые неврологи даже рекомендуют ее как эффективную профилактику болезни Альцгеймера, производитель игры Nintendo настаивает на том, что она исключительно развлекательного свойства, и отрицает какую-либо пользу от нее в деле развития интеллекта. Впрочем, надо признать, фактические результаты и правда выявили лишь очень немногие исследования{48}.
Тем не менее рынок все же предлагает пять продуктов, чьи претензии на эффективность имеют под собой довольно веские основания; один из них разработан Торкелем Клингбергом, шведским ученым, чье исследование 2002 года вдохновило (и обескуражило) Джегги и Бушкюля. К моменту публикации своей работы Клингберг уже объединился с рядом коллег из Каролинского института с целью создания компании Cogmed, предлагающей одноименный тренинг для мозга. Они решили превратить упражнения по развитию рабочей памяти в бизнес и вывести эту область психологии на определенный уровень научной достоверности, чего ей прежде явно недоставало. Не опускаясь до агрессивной риторики торгашей, упорно проталкивающих на рынке различные продукты для самосовершенствования, Cogmed настаивала, что предлагает потребителю компьютеризированные тренинги, которые проводятся с привлечением квалифицированных психологов и высококлассных специалистов-медиков. Первоначальным целевым рынком компании стали дети с СДВГ, родители которых готовы были использовать любой способ усиления концентрации своих чад, кроме медикаментозного.
К 2003 году Cogmed уже имела первых платежеспособных потребителей в Швеции{49}. Два года спустя второе, более масштабное исследование, проведенное Клингбергом и его коллегами, показало, что тренинги рабочей памяти дали среди детей с СДВГ очень неплохие результаты. В 2006 году исследователи наняли и подготовили четырех психологов для проведения тренингов Cogmed в США и одного такого же специалиста в Швейцарии. К 2010 году этот тренинг предлагали психологи из 25 стран мира всех континентов земного шара; были также опубликованы результаты новых исследований, которые продемонстрировали, что тренинги приносят реальную пользу как детям, так и взрослым с различными когнитивными расстройствами. В том же году случилось еще одно важное происшествие, показавшее, каким масштабным бизнесом могут быть тренинги для мозга, – Cogmed выкупила компания Pearson[7], глобальный лидер образовательного рынка.
«Мы работаем с медицинскими учреждениями и школами по всему миру, обеспечивая тренингом Cogmed всех, у кого есть проблемы с рабочей памятью, – утверждает компания на своем сайте. – Cogmed является лидером в недавно появившейся области когнитивных тренингов, его эффективность подтверждена фактическими данными. Мы можем представить научно обоснованные результаты исследований, которые показывают, что тренинг Cogmed действительно приводит к существенным и долговременным улучшениям концентрации и внимания среди людей с низкими показателями рабочей памяти независимо от возрастной группы. Это делает продукты Cogmed самыми надежными в данном сегменте рынка».
Не кажутся ли вам подобные заявления несколько претенциозными? Я лично поинтересовался об этом у Клингберга, сидя с ним в крошечном переполненном кафе на 23-й Вест-стрит на Манхэттене; ученый приехал в Нью-Йорк, чтобы позже в тот же день выступить с докладом в Колумбийском университете. Услышав этот не слишком приятный вопрос, наверное, в сотый раз, Клингберг, одетый в черную кожаную куртку, тут же помрачнел.
«Ну да, разумеется, – ответил он, пожимая плечами. – Мы начали проводить исследования только в 1999 году. Конечно, вы можете сказать, что наши эксперименты недоскональные, что нам еще лет десять ждать, пока в них примут участие тысячи испытуемых. Это общая проблема всех исследований в области когнитивных тренингов – то, что у нас за плечами нет таких же масштабных результатов, как, например, у фармацевтических компаний. С другой стороны, уже очевидно, что наш продукт абсолютно безопасен. И раз мы разрабатывали и совершенствовали его на протяжении пяти лет, нам следует предоставить людям возможность его попробовать, разве нет?»
Далее Клингберг обратил мое внимание на следующий факт: создатели тренинга вовсе не утверждают, что он улучшает подвижный интеллект; по их мнению, он способен развивать только рабочую память, даже несмотря на то что тесная связь между нею и подвижным интеллектом подтверждена целым рядом исследований.
«Мы раз за разом наблюдаем у прошедших тренинг людей улучшение рабочей памяти и концентрации, в том числе внимательности в повседневной жизни, – сказал он. – Это, понятно, не идеал, но я доволен и такими результатами. Проблемы плохой рабочей памяти и внимания мучают и детей, и взрослых. На данный момент у меня в компании Cogmed нет финансовых интересов. Мое воздействие на нее в основном сводится к тому, чтобы она сохраняла предельную осторожность. И, заметьте, сотрудники Cogmed никогда не делали многообещающих заявлений ни об омоложении мозга, ни об улучшении интеллекта».
Тут я признался Клингбергу, что, хотя и прочел отчеты по всем его исследованиям, мне по-прежнему не совсем понятно, какие именно компьютеризированные развивающие задания входят в тренинг Cogmed.
«Таких заданий 12, – сказал он. – Все – зрительно-пространственные. Роль внимания в функционировании рабочей памяти почти всегда связана с пространственным восприятием. Когда вы обращаете на что-то внимание – даже сейчас на меня, во время разговора в этом кафе, – в нем обязательно присутствует некий пространственный компонент. Например, если сейчас вдруг раздастся какой-то громкий звук, вы, скорее всего, переместите внимание на его источник. Однако в данный момент для вас важно поддерживать пространственный фокус именно на мне. Даже несмотря на то что вы слышите мои слова, визуально-пространственный компонент чрезвычайно важен. Так что, сумев повысить стабильность этого пространственного аспекта, вы начнете лучше справляться с визуально-пространственными заданиями и научитесь сохранять фокус внимания на собеседнике, меньше отвлекаясь на посторонние шумы и звуки».
Однако мне хотелось до конца разобраться в том, какие упражнения предлагает Cogmed, и я договорился о встрече с психологом-клиницистом. Звали ее Николь Гарсиа; она проводила с желающими тренинги всего в нескольких километрах от моего дома в Монтклере. Николь усадила меня за компьютер и предложила сыграть в несколько игр. Психолог подчеркнула, что в Cogmed их называют не играми, а «обучающими заданиями». Но мне они показались очень похожими на компьютерные игрушки.
Я кликнул по первой иконке; игра называлась 3D Grid. На экране появилось нечто напоминающее внутренность куба; я смотрел на него сверху вниз, как через снятый потолок. Каждая из четырех стен и пол куба были разделены на четыре панели. Когда игра началась, некоторые из этих панелей одна за другой начали светиться, а я должен был кликать по ним в той последовательности, в какой они загорались. Далее я открыл вторую игру – Hidden. На экране появилась стандартная клавиатура – такие используются в мобильных телефонах и калькуляторах. Затем клавиатура исчезла, и мужской голос перечислил короткий набор цифр. Когда он закончил, клавиатура появилась снова, и мне следовало набрать на ней названные цифры задом наперед. Третья игра начиналась с изображения круга, на который, словно жемчужины на нитку или кабинки на колесо обозрения, были нанизаны еще девять кружков меньшего размера. Большой круг медленно вращался по часовой стрелке, а маленькие освещались в произвольной последовательности. После завершения вращения мне надо было кликнуть по кружочкам в том же порядке, в котором они загорались.
На первом уровне все игрушки показались мне до смешного простыми, но потом сложность резко возросла: число элементов, которые надо запомнить, увеличилось, равно как и темп игры. И я начал делать ошибку за ошибкой.
«Только выполняя эти задания сам, понимаешь, насколько они трудны, а со временем они становятся очень, очень сложными, – смеясь, сказала доктор Гарсиа. – Я прошла все 25 тренингов Cogmed, так что, можете поверить, хорошо знаю, о чем говорю».
Николь впервые узнала о Cogmed еще в 2004 году, но, по ее словам, прошла специальную переподготовку и включила тренинг в свою лечебно-психологическую программу для детей и взрослых только в 2011-м.
«У меня был один клиент, парень 23 лет, который всю жизнь боролся с СДВГ, – рассказала она мне. – Он сидел на специальных препаратах, и это помогало, но однажды мы достигли точки, когда я почувствовала, что мы уперлись в стену. Пациент еще учился в колледже, и у него к этому времени возникли серьезные проблемы с усвоением материала. Я рассматривала самые разные программы для улучшения концентрации внимания и в конечном счете решила остановиться на Cogmed. Это была надежда. Я подумала, что, вполне вероятно, она распахнет перед моим пациентом двери и он сможет двигаться вперед».
По словам Гарсиа, даже теперь, когда со времени прохождения тренинга минул год, молодой человек продолжает пользоваться его плодами. «Cogmed достали ту часть его мозга, до которой я как психолог не смогла добраться своими беседами и на которую не оказывали нужного воздействия медицинские препараты. После тренинга он впервые за всю учебу не получил за семестр ни одной неудовлетворительной отметки и не бросил ни одного учебного курса».
Доктор Гарсиа «лечила» с помощью Cogmed несколько десятков пациентов в возрасте от 6 до 63 лет (в том числе, кстати, одну успешную адвокатессу, у которой в 40 лет диагностировали СДВГ). Она говорит, что убедилась в эффективности тренинга – иногда в сочетании с медикаментозным лечением, а иногда и без оного. При этом Николь отмечает, что, хотя тренинг Cogmed полностью компьютеризирован, с пациентом непременно должен работать специалист; его задача – поддерживать мотивацию и целеустремленность. А еще психолог сказала, что родным больного полный тренинг из двадцати пяти занятий обходится примерно в 2000 долларов и по сравнению с большинством других вариантов лечения СДВГ это относительно дешево.
«Надо сказать, этот тренинг подходит не для любого человека, – отметила доктор Гарсиа. – Но из тех пациентов, кто выполнял входящие в него упражнения и проходил весь тренинг от начала до конца, я пока не видела ни одного, кому бы это не пошло на пользу. Сказанное, кстати, относится и ко мне самой. Я всегда очень плохо ориентировалась в пространстве. У каждого свои недостатки. До тренинга Cogmed я могла пропустить нужный поворот, даже когда мой GPS командовал: «На следующей улице – направо». Я даже и не надеялась, что мои навыки вождения улучшатся благодаря Cogmed, но в один прекрасный день вдруг поняла, что больше не путаюсь в улицах!»
Но хотя свидетельства вроде представленных доктором Гарсиа весьма красочны и эмоциональны, скептически настроенным ученым они кажутся совсем неубедительными, в частности потому, что абсолютно все эксцентричные формы лечения, которые предлагались человечеству за тысячи лет истории медицины, поначалу базировались на подобных восторженных отзывах. «Знаете, доктор поставил мне пиявки – и бородавок как не бывало!» (Это, кстати, довольно любопытный пример, потому что со временем ученые выявили, что пиявки действительно способны очищать некоторые виды ран, и сегодня весьма активно применяют их в медицине.) Однако же у Cogmed есть одно довольно существенное преимущество по сравнению со всеми остальными формами когнитивных тренингов. Я говорю о весьма внушительном количестве официально опубликованных рандомизированных клинических исследований, наглядно демонстрирующих эффективность тренинга, равно как и о тех, которые проводятся сегодня независимыми исследователями в лучших институтах, не замеченных в компрометирующих связях с коммерческими компаниями.
«Я поначалу тоже относилась к Cogmed скептически, – признаётся Джули Швейцер, директор Программы СДВГ Института нарушений развития нервной системы Калифорнийского университета Дэвиса. – Но меня чрезвычайно сильно волновала проблема отчаявшихся родителей, не удовлетворенных результатами медикаментозного лечения, которое получали их дети. Не стоит забывать и о том, что некоторые люди просто не переносят лекарственные препараты».
Доктор Швейцер рассказала мне, что, подав заявку на грант для изучения Cogmed как возможного средства лечения СДВГ, она с немалым удивлением прочла отзыв одного из рецензентов. «Эксперт написал: «Нам уже известно, что данный метод эффективен». Я была уверена – и уверена до сих пор, – что тут еще потребуется очень и очень много исследований».
В итоге Джули провела исследование самостоятельно. Она набрала 26 детей с диагнозом СДВГ; половина из них прошла полный тренинг Cogmed, а другая – компьютеризированный тренинг, не предусматривающий повышения степени сложности заданий по мере развития способностей испытуемого. Для сравнения результатов двух видов тренингов и выявления их влияния на одно из самых серьезных последствий СДВГ – неспособность сосредоточиться на задаче из-за каких угодно отвлекающих факторов – исследовательница использовала объективную меру, известную под названием RAST (restricted academic situations task, задача для ограниченных обучающих ситуаций).
«Мы помещаем ребенка в комнату, даем ему какое-то время поиграть игрушками, затем откладываем их в сторону и предлагаем ему решить ряд математических задач, – объясняет доктор Швейцер. – Мы говорим, ребенку, что он должен работать над задачами в течение пятнадцати минут, а затем выходим из комнаты, но все время ведем видеосъемку. В итоге отснятый материал оценивается с разбивкой на каждые 30 секунд: занимается ли ребенок в данный отрезок времени порученным ему делом, возится с игрушками, поет песенки, ерзает, ходит по комнате и т. д.».
Результаты этого исследования были опубликованы в июле 2012 года в журнале Neurotherapeutics{50}. Оно показало, что дети из плацебо-группы занимались порученным заданием приблизительно одинаковое время как в начале, так и в конце исследования, после чего отвлекались на посторонние дела. А вот среди тех, кто прошел тренинг Cogmed, это время резко выросло – они решали задачки более чем на шесть минут дольше, чем дети из плацебо-группы.
«Мы получили положительные результаты, но это было очень небольшое исследование, – говорит Швейцер. – Можно сказать, что сегодня я в целом отношусь к потенциалу тренинга Cogmed в качестве инструмента развития рабочей памяти и лечения СДВГ с осторожным оптимизмом. Мы испытываем огромную потребность в чем-то большем, нежели традиционные методы лечения, особенно при работе с подростками. На данный момент лекарства – это лучшее, что у нас есть, и они действительно весьма эффективны, но полностью ими проблему не решить. Многие мои пациенты либо в какой-то момент просто отказываются принимать препараты, либо у лекарств обнаруживается слишком много побочных эффектов. Нам нужны и другие инструменты. Так что если тренинг действительно окажется работоспособным, это будет просто потрясающе».
СДВГ – не единственное заболевание, серьезно ослабляющее эффективность рабочей памяти. Например, на момент написания этой книги Швейцер проводила небольшое исследование Cogmed на базе детей с синдромом хрупкой Х-хромосомы, генетическим заболеванием, ведущим к задержке умственного развития. На тот момент эксперимент еще не был завершен, но исследовательница сказала: «Я уже сегодня могу утверждать, что некоторые из больных детей способны выполнить входящие в тренинг задания. То есть, точнее говоря, большинство. Родители просто в восторге».
Еще одна важная группа, часто нуждающаяся в когнитивной реабилитации, – дети, перенесшие рак. «От 20 до 40 процентов детей, подвергшихся лечению от лейкемии, со временем сталкиваются с когнитивными изменениями, – говорит Кристина Харди, нейропсихолог из Детского национального медицинского центра в Вашингтоне. – А среди тех, кто лечился от опухолей головного мозга, эта цифра составляет как минимум 60–80 процентов».
От других маленьких пациентов, нуждающихся в когнитивной реабилитации, этих детей отличает то, что эффект воздействия радиации или химиотерапии на человеческий мозг, особенно на детский, проявляется лишь по прошествии некоторого времени. Так, одно недавно проведенное исследование сразу после лечения не выявило в результатах вербального IQ-теста детей, переживших острый лимфобластный лейкоз, никаких существенных изменений, однако уже в старшем подростковом возрасте их балл снизился в среднем на 10,3 пункта{51}.
«Например, после черепно-мозговой травмы люди в одночасье утрачивают множество навыков и, конечно, очень хотят их восстановить, – сказала мне Харди. – Но наши дети, подвергшиеся лечению онкологических заболеваний, ничего не теряют. Они просто оказываются неспособны вырабатывать и развивать новые навыки так же эффективно, как прежде. Когда они приходят к нам впервые, мы почти не выявляем последствий агрессивного лечения. Но примерно через год, когда медицинские процедуры заканчиваются и дети возвращаются в школу, у них возникают трудности с освоением нового материала; они не могут учиться, как прежде, и получают худшие оценки, потому что лечение ослабило их рабочую память и внимание. И со временем мы часто наблюдаем общее снижение академической успеваемости и показателя IQ».
По словам Харди, хотя многие дети полностью восстанавливают свои когнитивные способности без дополнительного лечения, среди тех, кому это не удается, негативный эффект иногда становится особенно заметен только в зрелом возрасте.
«Понаблюдав за взрослыми людьми, пережившими в детстве рак, давно и благополучно вылеченный, – рассказывает нейропсихолог, – мы обнаружили, что по сравнению со своими не болевшими сверстниками они как группа достигают основных вех развития с некоторым опозданием. Они часто не вступают в брак и навсегда остаются в родительском доме; многие не оканчивают школу и не находят сколько-нибудь хорошей работы. Я как врач считаю это чрезвычайно удручающим: вашему ребенку в детстве не повезло заболеть самой страшной болезнью в мире, но он победил ее, а теперь когнитивные изменения скверно сказываются на всей его дальнейшей жизни. И самое грустное, что, глядя на ребенка, только что успешно завершившего лечение, я понимаю, что с ним, скорее всего, случится, но ничего не могу сделать, чтобы предотвратить негативные процессы в его мозгу. Поэтому-то я и занялась поиском способов восстановления когнитивных функций».
В 2012 году Харди сообщила о результатах пилотного исследования, в котором Cogmed сравнивался с компьютеризированным плацебо-тренингом, не предусматривающим усложнения заданий по мере повышения уровня испытуемых{52}. Из 20 детей, поборовших рак мозга или лейкоз, те, кто тренировался на Cogmed, достигли значительно лучших результатов по сравнению с плацебо-группой. Это касалось как улучшений зрительной рабочей памяти, так и ослабления проблем с учебой (по оценке родителей). «Я начинала эту работу с изрядной долей скептицизма; мне казалось очень сомнительным, что, просто немного поиграв в компьютерные игры, можно достичь реальных улучшений, – призналась мне Харди, чуть ли не слово в слово повторяя сказанное доктором Швейцер. – Я думала, мы не продвинемся ни на йоту. Надо отметить, тренинг принес пользу всем детям. Но были и такие, кто после него сообщил о весьма серьезных улучшениях. Больше того, когда мы со временем опять пригласили этих деток к себе в лабораторию и провели нейропсихологические тесты, они показали, что изменения сохранились. На инстинктивном уровне я верю, что некоторым детям когнитивный тренинг действительно может быть очень полезен. Не всем, но многим. Наше последнее исследование продемонстрировало заметное улучшение рабочей памяти примерно у 50–60 процентов детей, и я считаю этот показатель клинически значимым».
Тут я поинтересовался у Харди: исходя из имеющихся на сегодня доказательств, стала бы она рекомендовать Cogmed детям, поборовшим рак или имеющим другие проблемы когнитивного характера, так сказать, на общих основаниях.
«На сегодняшний день я чрезвычайно осторожно подхожу к любым рекомендациям в этой области, – призналась она. – В моем опубликованном исследовании слишком мало фактических, числовых данных. Например, мы до сих пор не знаем оптимального объема тренинга и каким группам он будет полезен больше всего. Но я продолжаю эксперименты в компании Cogmed; мы также проводим такие исследования в Больнице святого Иуды в Мемфисе и в Миннесотском университете. И, должна отметить, результаты, которые мы получаем, меня очень радуют».
Далее Харди сказала: «Если говорить конкретно о детях, перенесших рак, то тут мы находимся в точке, где можем либо сидеть сложа руки и смотреть, как их состояние ухудшается, либо попытаться сделать хоть что-то. С моей точки зрения и с точки зрения многих семей, где есть такие дети, занятия на компьютере в течение получаса в качестве потенциального средства реабилитации – это истинное благословение. В худшем случае не будет улучшений. Но мы уже знаем, что изменения рабочей памяти чрезвычайно тесно связаны в долгосрочной перспективе с интеллектуальной деятельностью и академической успеваемостью человека. Так что логично предположить, что если мы сможем устранить проблему с рабочей памятью в самом начале, то, вероятно, сумеем смягчить или отсрочить проблемы в дальнейшем».
Мой вывод: меня весьма впечатлили исследования Cogmed и серьезность проводивших их ученых, тот факт, что тренинг организуют специально подготовленные психологи, и его вполне разумная цена. Иными словами, если бы я искал метод ослабить диагностированное врачами когнитивное расстройство, то, без сомнения, Cogmed стал бы одним из первых претендентов. Но у меня была другая задача – повысить уровень своего подвижного интеллекта, – а для этого данный тренинг, судя по всему, не слишком подходил. Так что, учитывая конкретную цель, я решительно вычеркнул Cogmed из списка своей тренинговой схемы.
Lumosity
Менее медикализированный и более демократичный подход к когнитивным тренингам выбрала компания Lumosity, которая благодаря активной телевизионной рекламе уже привлекла 40 миллионов клиентов (впрочем, информацию о том, сколько из них являются платными подписчиками, компания не разглашает). Я, например, лично знаком с двумя людьми из своего квартала, которые, по их словам, играют в развивающие мозг игры Lumosity. А неделю назад, когда я летал в Сан-Франциско в штаб-квартиру компании, я получил электронное письмо от своего старого приятеля по Белойтскому колледжу. «Сестра заставляет меня подписаться на их программу тренировки для мозга, – писал он. – Ты что-нибудь слышал об этих ребятах?» Далее прилагалась ссылка на сайт Lumosity.
Поднявшись в офис, расположенный на шестом этаже отреставрированного здания на Керни-стрит в центре Сан-Франциско, я прошел вдоль кирпичной стены и оказался в огромном зале. В нем без каких-либо перегородок сидело несколько десятков молодых, лет двадцати, людей, которые увлеченно долбили по клавиатурам компьютеров. В кухонной зоне на стойке располагались три кофеварки, а за ней – два холодильника со стеклянными дверями: один был набит соками, а второй пивом, вином и водкой. Именно так, по моему мнению, следовало выглядеть офису Google. За исключением разве – ой, что это там? – приклеенного к стене кроссворда. Его составил Тайлер Хинман, который, пять раз подряд победив на Американском чемпионате по решению кроссвордов, в 2010 году ушел из Google и начал работать в Lumosity.
«Я искал место, где буду ближе к играм и головоломкам, которые обожаю, – рассказал мне Хинман. – Но если кроссворды и судоку в основном решают, чтобы отвлечься, то в игры, которые разрабатываются здесь, играть не менее приятно и интересно, но они еще и развивают ваш мозг и память и обучают лучше решать разные задачи».
Чуть позже сотрудник пресс-службы компании подвел меня к чему-то вроде металлической гаражной двери, достаточно широкой, чтобы в нее проехали сразу два автомобиля. Он нажал несколько кнопок, и дверь поднялась вверх, открыв моему взору конференц-зал. Тут к нам присоединились один из соучредителей Lumosity Майкл Скэнлон и вице-президент по исследованиям и разработкам Джо Харди.
Скэнлон рассказал мне, что не так давно, в начале 2005 года, защитил в Стэнфордском университете докторскую диссертацию в области неврологии. «Я занимался африканскими цихлидами; это просто потрясающие аквариумные рыбки, – сказал он. – Если взять одну особь мужского пола и поместить ее в аквариум с другой особью того же пола, одна из рыбок вдруг утрачивает способность к размножению. Ее половые железы сокращаются, яркий окрас меняется на серый. Это очень точный процесс, он развивается буквально по минутам и часам. Я наблюдал за тем, какие изменения головного мозга приводят к изменениям в репродуктивной системе цихлид. Все это было чрезвычайно интересно, однако через какое-то время меня начало волновать, что мои исследования практически никак не связаны с людьми».
В те времена друг Скэнлона из Принстона Кунал Саркар работал в одной частной акционерной компании, которая очень неплохо зарабатывала на инвестициях в сеть тренажерных залов под названием 24 Hour Fitness. И Саркар искал еще какой-нибудь бизнес, в который могла бы вложиться его фирма, – что-то вроде 24 Hour Fitness, только для тренировки не тела, а ума. Он ничего не находил – по крайней мере ничего, что могло бы сравниться с на редкость притягательной, вдохновляющей и ориентированной на широкие массы потребителей энергетикой, которой славилась сеть 24 Hour Fitness. В итоге Скэнлон и Дэйв Дрешер, программист и разработчик компьютерных игр, решили организовать такую фирму сами.
Чтобы уделить достаточно времени созданию новой компании, в 2005 году Скэнлон забросил своих цихлид и уволился из Стэнфорда; денег у молодого ученого было не больше чем на месяц-полтора.
«И тогда я начал играть в онлайн-покер, – рассказал он мне. – Играл я по паре часов в сутки. У меня был хороший друг, который за несколько лет заработал на этом более миллиона долларов. Он стал для меня чем-то вроде учителя».
Однако самая крупная игра в жизни Скэнлона окупилась после того, как в 2007 году Lumosity наконец вышла на рынок и начала расти поистине потрясающими темпами, на 20–25 процентов каждый квартал. В июне 2011 года фирма получила на дальнейшее развитие 32,5 миллиона долларов от одной венчурной компании. Уже через год, по данным Lumosity, количество клиентов достигло 25 миллионов человек. К апрелю 2013 года, по ее же утверждению, этот показатель достиг 40 миллионов{53}.
«Ваш мозг – но умнее», – гласит лозунг компании. Впервые посетив ее сайт в 2011 году, я прочел там следующее: «Наши пользователи сообщают о серьезных позитивных изменениях, в том числе: о более четком и быстром мышлении; о более развитых навыках решения задач и проблем; о повышенной бдительности и внимательности; о лучшей концентрации во время выполнения рабочих заданий и за рулем автомобиля; о более острой памяти на имена, цифры и маршруты».
По твердому убеждению основателей компании, эти результаты достигаются благодаря тому, что скучные, но давно доказавшие свою надежность когнитивные упражнения, в том числе N-back и сложные задачи на запоминание цифр, предлагаются здесь в форме увлекательных и красочных компьютерных игрушек. И, надо признать, в их версии N-back действительно крайне трудно узнать то, что используют Джегги и Бушкюль (хотя именно они консультировали компанию в процессе разработки ее игры и, как они сами сказали, делали это без какой-либо денежной компенсации). В версии Lumosity вы видите на экране лягушку, прыгающую по листам кувшинок. Сначала игрок должен кликать на последнем листике, с которого спрыгнула лягушка («1 назад»), затем с того, откуда она спрыгнула двумя, тремя, четырьмя и т. д. шагами ранее.
Но список тренингов Lumosity включает в себя также много игр, не имеющих с N-back ничего общего. «Например, в игрушке Monster Garden, – рассказывает Харди, – вы видите на экране кучу монстров, выскакивающих в разных клеточках. Затем монстры исчезают, а вам надо пройти через всю сетку, ни разу не «наступив» на те квадратики, в которых «живут» чудовища».
Крупный человек, управлявший МРТ-аппаратом, повел себя как гений любезности. «Да вы не беспокойтесь, – сказал он. – Многие люди пугаются. В других случаях мы даем им какое-нибудь успокоительное, но перед тестированием рабочей памяти этого делать нельзя. Может, хотите немного пройтись? Попить холодной водички? Давайте, я вас провожу».
Мы дошли по коридору до маленького кухонного отсека, где ассистент налил мне воды со льдом. Я выпил. «Знаете, меня пугает не пребывание внутри машины, – признался я. – Мне становится страшно оттого, что мою голову блокируют, да еще на ней очки и огромные наушники! Это так дезориентирует!»
«У нас приблизительно раз в неделю бывают люди, которые не могут с этим справиться», – успокоил меня ассистент. Но я-то знал, что никто из них не летел через полстраны, чтобы провести исследование для своей книги. Пока мы шли обратно в кабинет МРТ, я решил обойти вокруг машины и как можно лучше сориентироваться, чтобы хоть как-то подготовить себя к тому, что со мной произойдет. Я зашел за аппарат, туда, где находился экран компьютера. Затем надел очки и наушники.
«Ладно, давайте попробуем еще раз, – сказал я. – Но теперь позвольте мне пару минут просто полежать на платформе с заблокированной головой, чтобы немного к этому привыкнуть».
После того как мою голову опять закрепили на платформе, я поднял руки и ощупал очки, наушники и блокирующее устройство. Затем легонько пошевелил ступнями и коленями; потом головой, обнаружив, что немного двигаться все же могу – хотя, конечно же, не собирался делать этого во время сканирования. «Ты в полной безопасности, – убеждал я себя. – И ты идешь на исследование это по собственной воле, никто тебя не принуждает». Чуть позже, опять почувствовав, что на меня накатывает желание сесть, я представил, что лежу в собственной кровати, а у меня на коленях устроился наш пес, сумасшедший, но милый бишон по кличке Сахарок.
«Ну как вы?» – спросил стоящий рядом оператор МРТ.
«Давайте сделаем это», – решительно сказал я.
Оператор вышел из комнаты и повернул выключатель, чтобы отправить платформу в пасть туннеля.
«Вы в порядке? – поинтересовался он через наушники. – Поехали?»
«Поехали!» – ответил я.
На протяжении следующих трех минут меня окутывал жуткий пульсирующий шум, вроде стаккато отбойного молотка или музыки в стиле «спид-метал». Затем после тридцати секунд тишины началась новая последовательность звуков, не менее зловещих: «бз-з-з», пауза, «бз-з-з», пауза, «бз-з-з», пауза. Это было похоже на саундтрек из научно-фантастического фильма 1950-х годов; приблизительно такой звук слышался, когда бластер испепелял автомобиль. Затем на минуту снова наступила тишина и раздалась новая серия шумов, на этот раз больше похожих на ритмический стук; такие звуки издает вышедшая из-под контроля стиральная машина, только здесь после каждого удара слышалось глухое буханье. В конце концов после десятиминутного скрежета, уханья, буханья и стука я был готов к выполнению заданий N-back, а исследователи тем временем продолжали сканировать мой мозг. Шум машины, надо сказать, стал намного тише. В отличие от использованной Джегги и Бушкюлем, здешняя версия N-back строилась на серии изображений; моя задача заключалась в том, чтобы нажимать на кнопку, которую мне перед тестированием вложили в руку, если двумя картинками ранее уже встречалось такое же изображение. Иногда это были лица людей, иногда – инструменты, фотографии фасадов зданий, пейзажи, а иногда – причудливые крупные планы рук, кистей и ног. Некоторые картинки очень походили друг на друга, явно это было сделано намеренно, чтобы сбить испытуемого с толку.
Поначалу у меня в голове была полная каша. Я-то думал, что все задания N-back имеют такой же вид, как те, которые мне предлагали Джегги и Бушкюль: с черными квадратиками, перемещающимися по сетке для игры в крестики-нолики. Но, справившись с первоначальным удивлением, я понял, что должен максимально внимательно следить за лицами, инструментами и прочими объектами, мелькающими у меня перед глазами. И вскоре у меня создалось впечатление, что я уже неплохо, что называется, набил руку.
Где-то минут через сорок меня вытащили из чрева машины. Я вышел в аппаратную, и мне показали фотографии моего мозга.
«Как минимум он у меня есть, – сказал я. – Это уже обнадеживает».
Так закончилось мое предварительное тестирование; теперь я был готов приступить к программе когнитивного тренинга и попробовать развить свой мозг. Но я задавался вопросами: как именно подойти к решению этой задачи? Какие подходы эффективны? Существуют ли еще какие-нибудь методы и инструменты, кроме N-back, позволяющие людям становиться умнее? И имеются ли научные доказательства их эффективности у исследователей?
Глава 3
Хороший тренажер для мозга найти нелегко
Как оказалось, сегодня рынок предлагает огромное множество коммерчески доступных программ, создатели которых утверждают, что у них имеются научные доказательства эффективности их тренажеров для мозга. Но выяснить, какие из них не выдерживают критики, а какие стоит включить в свою тренинговую схему (если таковые вообще найдутся), было, признаться, задачей не из легких. Пожалуй, самым популярным продуктом, впервые выпущенным в 2005 году, считается Dr. Kawashima’s Brain Training (Тренинг для мозга доктора Кавашимы), также известный как Brain Age: Train Your Brain in Minutes a Day! («Век мозга: развивай свой мозг за считаные минуты в день!»){47}. Однако, несмотря на то что на сегодняшний день продано более 19 миллионов копий этой программы и некоторые неврологи даже рекомендуют ее как эффективную профилактику болезни Альцгеймера, производитель игры Nintendo настаивает на том, что она исключительно развлекательного свойства, и отрицает какую-либо пользу от нее в деле развития интеллекта. Впрочем, надо признать, фактические результаты и правда выявили лишь очень немногие исследования{48}.
Тем не менее рынок все же предлагает пять продуктов, чьи претензии на эффективность имеют под собой довольно веские основания; один из них разработан Торкелем Клингбергом, шведским ученым, чье исследование 2002 года вдохновило (и обескуражило) Джегги и Бушкюля. К моменту публикации своей работы Клингберг уже объединился с рядом коллег из Каролинского института с целью создания компании Cogmed, предлагающей одноименный тренинг для мозга. Они решили превратить упражнения по развитию рабочей памяти в бизнес и вывести эту область психологии на определенный уровень научной достоверности, чего ей прежде явно недоставало. Не опускаясь до агрессивной риторики торгашей, упорно проталкивающих на рынке различные продукты для самосовершенствования, Cogmed настаивала, что предлагает потребителю компьютеризированные тренинги, которые проводятся с привлечением квалифицированных психологов и высококлассных специалистов-медиков. Первоначальным целевым рынком компании стали дети с СДВГ, родители которых готовы были использовать любой способ усиления концентрации своих чад, кроме медикаментозного.
К 2003 году Cogmed уже имела первых платежеспособных потребителей в Швеции{49}. Два года спустя второе, более масштабное исследование, проведенное Клингбергом и его коллегами, показало, что тренинги рабочей памяти дали среди детей с СДВГ очень неплохие результаты. В 2006 году исследователи наняли и подготовили четырех психологов для проведения тренингов Cogmed в США и одного такого же специалиста в Швейцарии. К 2010 году этот тренинг предлагали психологи из 25 стран мира всех континентов земного шара; были также опубликованы результаты новых исследований, которые продемонстрировали, что тренинги приносят реальную пользу как детям, так и взрослым с различными когнитивными расстройствами. В том же году случилось еще одно важное происшествие, показавшее, каким масштабным бизнесом могут быть тренинги для мозга, – Cogmed выкупила компания Pearson[7], глобальный лидер образовательного рынка.
«Мы работаем с медицинскими учреждениями и школами по всему миру, обеспечивая тренингом Cogmed всех, у кого есть проблемы с рабочей памятью, – утверждает компания на своем сайте. – Cogmed является лидером в недавно появившейся области когнитивных тренингов, его эффективность подтверждена фактическими данными. Мы можем представить научно обоснованные результаты исследований, которые показывают, что тренинг Cogmed действительно приводит к существенным и долговременным улучшениям концентрации и внимания среди людей с низкими показателями рабочей памяти независимо от возрастной группы. Это делает продукты Cogmed самыми надежными в данном сегменте рынка».
Не кажутся ли вам подобные заявления несколько претенциозными? Я лично поинтересовался об этом у Клингберга, сидя с ним в крошечном переполненном кафе на 23-й Вест-стрит на Манхэттене; ученый приехал в Нью-Йорк, чтобы позже в тот же день выступить с докладом в Колумбийском университете. Услышав этот не слишком приятный вопрос, наверное, в сотый раз, Клингберг, одетый в черную кожаную куртку, тут же помрачнел.
«Ну да, разумеется, – ответил он, пожимая плечами. – Мы начали проводить исследования только в 1999 году. Конечно, вы можете сказать, что наши эксперименты недоскональные, что нам еще лет десять ждать, пока в них примут участие тысячи испытуемых. Это общая проблема всех исследований в области когнитивных тренингов – то, что у нас за плечами нет таких же масштабных результатов, как, например, у фармацевтических компаний. С другой стороны, уже очевидно, что наш продукт абсолютно безопасен. И раз мы разрабатывали и совершенствовали его на протяжении пяти лет, нам следует предоставить людям возможность его попробовать, разве нет?»
Далее Клингберг обратил мое внимание на следующий факт: создатели тренинга вовсе не утверждают, что он улучшает подвижный интеллект; по их мнению, он способен развивать только рабочую память, даже несмотря на то что тесная связь между нею и подвижным интеллектом подтверждена целым рядом исследований.
«Мы раз за разом наблюдаем у прошедших тренинг людей улучшение рабочей памяти и концентрации, в том числе внимательности в повседневной жизни, – сказал он. – Это, понятно, не идеал, но я доволен и такими результатами. Проблемы плохой рабочей памяти и внимания мучают и детей, и взрослых. На данный момент у меня в компании Cogmed нет финансовых интересов. Мое воздействие на нее в основном сводится к тому, чтобы она сохраняла предельную осторожность. И, заметьте, сотрудники Cogmed никогда не делали многообещающих заявлений ни об омоложении мозга, ни об улучшении интеллекта».
Тут я признался Клингбергу, что, хотя и прочел отчеты по всем его исследованиям, мне по-прежнему не совсем понятно, какие именно компьютеризированные развивающие задания входят в тренинг Cogmed.
«Таких заданий 12, – сказал он. – Все – зрительно-пространственные. Роль внимания в функционировании рабочей памяти почти всегда связана с пространственным восприятием. Когда вы обращаете на что-то внимание – даже сейчас на меня, во время разговора в этом кафе, – в нем обязательно присутствует некий пространственный компонент. Например, если сейчас вдруг раздастся какой-то громкий звук, вы, скорее всего, переместите внимание на его источник. Однако в данный момент для вас важно поддерживать пространственный фокус именно на мне. Даже несмотря на то что вы слышите мои слова, визуально-пространственный компонент чрезвычайно важен. Так что, сумев повысить стабильность этого пространственного аспекта, вы начнете лучше справляться с визуально-пространственными заданиями и научитесь сохранять фокус внимания на собеседнике, меньше отвлекаясь на посторонние шумы и звуки».
Однако мне хотелось до конца разобраться в том, какие упражнения предлагает Cogmed, и я договорился о встрече с психологом-клиницистом. Звали ее Николь Гарсиа; она проводила с желающими тренинги всего в нескольких километрах от моего дома в Монтклере. Николь усадила меня за компьютер и предложила сыграть в несколько игр. Психолог подчеркнула, что в Cogmed их называют не играми, а «обучающими заданиями». Но мне они показались очень похожими на компьютерные игрушки.
Я кликнул по первой иконке; игра называлась 3D Grid. На экране появилось нечто напоминающее внутренность куба; я смотрел на него сверху вниз, как через снятый потолок. Каждая из четырех стен и пол куба были разделены на четыре панели. Когда игра началась, некоторые из этих панелей одна за другой начали светиться, а я должен был кликать по ним в той последовательности, в какой они загорались. Далее я открыл вторую игру – Hidden. На экране появилась стандартная клавиатура – такие используются в мобильных телефонах и калькуляторах. Затем клавиатура исчезла, и мужской голос перечислил короткий набор цифр. Когда он закончил, клавиатура появилась снова, и мне следовало набрать на ней названные цифры задом наперед. Третья игра начиналась с изображения круга, на который, словно жемчужины на нитку или кабинки на колесо обозрения, были нанизаны еще девять кружков меньшего размера. Большой круг медленно вращался по часовой стрелке, а маленькие освещались в произвольной последовательности. После завершения вращения мне надо было кликнуть по кружочкам в том же порядке, в котором они загорались.
На первом уровне все игрушки показались мне до смешного простыми, но потом сложность резко возросла: число элементов, которые надо запомнить, увеличилось, равно как и темп игры. И я начал делать ошибку за ошибкой.
«Только выполняя эти задания сам, понимаешь, насколько они трудны, а со временем они становятся очень, очень сложными, – смеясь, сказала доктор Гарсиа. – Я прошла все 25 тренингов Cogmed, так что, можете поверить, хорошо знаю, о чем говорю».
Николь впервые узнала о Cogmed еще в 2004 году, но, по ее словам, прошла специальную переподготовку и включила тренинг в свою лечебно-психологическую программу для детей и взрослых только в 2011-м.
«У меня был один клиент, парень 23 лет, который всю жизнь боролся с СДВГ, – рассказала она мне. – Он сидел на специальных препаратах, и это помогало, но однажды мы достигли точки, когда я почувствовала, что мы уперлись в стену. Пациент еще учился в колледже, и у него к этому времени возникли серьезные проблемы с усвоением материала. Я рассматривала самые разные программы для улучшения концентрации внимания и в конечном счете решила остановиться на Cogmed. Это была надежда. Я подумала, что, вполне вероятно, она распахнет перед моим пациентом двери и он сможет двигаться вперед».
По словам Гарсиа, даже теперь, когда со времени прохождения тренинга минул год, молодой человек продолжает пользоваться его плодами. «Cogmed достали ту часть его мозга, до которой я как психолог не смогла добраться своими беседами и на которую не оказывали нужного воздействия медицинские препараты. После тренинга он впервые за всю учебу не получил за семестр ни одной неудовлетворительной отметки и не бросил ни одного учебного курса».
Доктор Гарсиа «лечила» с помощью Cogmed несколько десятков пациентов в возрасте от 6 до 63 лет (в том числе, кстати, одну успешную адвокатессу, у которой в 40 лет диагностировали СДВГ). Она говорит, что убедилась в эффективности тренинга – иногда в сочетании с медикаментозным лечением, а иногда и без оного. При этом Николь отмечает, что, хотя тренинг Cogmed полностью компьютеризирован, с пациентом непременно должен работать специалист; его задача – поддерживать мотивацию и целеустремленность. А еще психолог сказала, что родным больного полный тренинг из двадцати пяти занятий обходится примерно в 2000 долларов и по сравнению с большинством других вариантов лечения СДВГ это относительно дешево.
«Надо сказать, этот тренинг подходит не для любого человека, – отметила доктор Гарсиа. – Но из тех пациентов, кто выполнял входящие в него упражнения и проходил весь тренинг от начала до конца, я пока не видела ни одного, кому бы это не пошло на пользу. Сказанное, кстати, относится и ко мне самой. Я всегда очень плохо ориентировалась в пространстве. У каждого свои недостатки. До тренинга Cogmed я могла пропустить нужный поворот, даже когда мой GPS командовал: «На следующей улице – направо». Я даже и не надеялась, что мои навыки вождения улучшатся благодаря Cogmed, но в один прекрасный день вдруг поняла, что больше не путаюсь в улицах!»
Но хотя свидетельства вроде представленных доктором Гарсиа весьма красочны и эмоциональны, скептически настроенным ученым они кажутся совсем неубедительными, в частности потому, что абсолютно все эксцентричные формы лечения, которые предлагались человечеству за тысячи лет истории медицины, поначалу базировались на подобных восторженных отзывах. «Знаете, доктор поставил мне пиявки – и бородавок как не бывало!» (Это, кстати, довольно любопытный пример, потому что со временем ученые выявили, что пиявки действительно способны очищать некоторые виды ран, и сегодня весьма активно применяют их в медицине.) Однако же у Cogmed есть одно довольно существенное преимущество по сравнению со всеми остальными формами когнитивных тренингов. Я говорю о весьма внушительном количестве официально опубликованных рандомизированных клинических исследований, наглядно демонстрирующих эффективность тренинга, равно как и о тех, которые проводятся сегодня независимыми исследователями в лучших институтах, не замеченных в компрометирующих связях с коммерческими компаниями.
«Я поначалу тоже относилась к Cogmed скептически, – признаётся Джули Швейцер, директор Программы СДВГ Института нарушений развития нервной системы Калифорнийского университета Дэвиса. – Но меня чрезвычайно сильно волновала проблема отчаявшихся родителей, не удовлетворенных результатами медикаментозного лечения, которое получали их дети. Не стоит забывать и о том, что некоторые люди просто не переносят лекарственные препараты».
Доктор Швейцер рассказала мне, что, подав заявку на грант для изучения Cogmed как возможного средства лечения СДВГ, она с немалым удивлением прочла отзыв одного из рецензентов. «Эксперт написал: «Нам уже известно, что данный метод эффективен». Я была уверена – и уверена до сих пор, – что тут еще потребуется очень и очень много исследований».
В итоге Джули провела исследование самостоятельно. Она набрала 26 детей с диагнозом СДВГ; половина из них прошла полный тренинг Cogmed, а другая – компьютеризированный тренинг, не предусматривающий повышения степени сложности заданий по мере развития способностей испытуемого. Для сравнения результатов двух видов тренингов и выявления их влияния на одно из самых серьезных последствий СДВГ – неспособность сосредоточиться на задаче из-за каких угодно отвлекающих факторов – исследовательница использовала объективную меру, известную под названием RAST (restricted academic situations task, задача для ограниченных обучающих ситуаций).
«Мы помещаем ребенка в комнату, даем ему какое-то время поиграть игрушками, затем откладываем их в сторону и предлагаем ему решить ряд математических задач, – объясняет доктор Швейцер. – Мы говорим, ребенку, что он должен работать над задачами в течение пятнадцати минут, а затем выходим из комнаты, но все время ведем видеосъемку. В итоге отснятый материал оценивается с разбивкой на каждые 30 секунд: занимается ли ребенок в данный отрезок времени порученным ему делом, возится с игрушками, поет песенки, ерзает, ходит по комнате и т. д.».
Результаты этого исследования были опубликованы в июле 2012 года в журнале Neurotherapeutics{50}. Оно показало, что дети из плацебо-группы занимались порученным заданием приблизительно одинаковое время как в начале, так и в конце исследования, после чего отвлекались на посторонние дела. А вот среди тех, кто прошел тренинг Cogmed, это время резко выросло – они решали задачки более чем на шесть минут дольше, чем дети из плацебо-группы.
«Мы получили положительные результаты, но это было очень небольшое исследование, – говорит Швейцер. – Можно сказать, что сегодня я в целом отношусь к потенциалу тренинга Cogmed в качестве инструмента развития рабочей памяти и лечения СДВГ с осторожным оптимизмом. Мы испытываем огромную потребность в чем-то большем, нежели традиционные методы лечения, особенно при работе с подростками. На данный момент лекарства – это лучшее, что у нас есть, и они действительно весьма эффективны, но полностью ими проблему не решить. Многие мои пациенты либо в какой-то момент просто отказываются принимать препараты, либо у лекарств обнаруживается слишком много побочных эффектов. Нам нужны и другие инструменты. Так что если тренинг действительно окажется работоспособным, это будет просто потрясающе».
СДВГ – не единственное заболевание, серьезно ослабляющее эффективность рабочей памяти. Например, на момент написания этой книги Швейцер проводила небольшое исследование Cogmed на базе детей с синдромом хрупкой Х-хромосомы, генетическим заболеванием, ведущим к задержке умственного развития. На тот момент эксперимент еще не был завершен, но исследовательница сказала: «Я уже сегодня могу утверждать, что некоторые из больных детей способны выполнить входящие в тренинг задания. То есть, точнее говоря, большинство. Родители просто в восторге».
Еще одна важная группа, часто нуждающаяся в когнитивной реабилитации, – дети, перенесшие рак. «От 20 до 40 процентов детей, подвергшихся лечению от лейкемии, со временем сталкиваются с когнитивными изменениями, – говорит Кристина Харди, нейропсихолог из Детского национального медицинского центра в Вашингтоне. – А среди тех, кто лечился от опухолей головного мозга, эта цифра составляет как минимум 60–80 процентов».
От других маленьких пациентов, нуждающихся в когнитивной реабилитации, этих детей отличает то, что эффект воздействия радиации или химиотерапии на человеческий мозг, особенно на детский, проявляется лишь по прошествии некоторого времени. Так, одно недавно проведенное исследование сразу после лечения не выявило в результатах вербального IQ-теста детей, переживших острый лимфобластный лейкоз, никаких существенных изменений, однако уже в старшем подростковом возрасте их балл снизился в среднем на 10,3 пункта{51}.
«Например, после черепно-мозговой травмы люди в одночасье утрачивают множество навыков и, конечно, очень хотят их восстановить, – сказала мне Харди. – Но наши дети, подвергшиеся лечению онкологических заболеваний, ничего не теряют. Они просто оказываются неспособны вырабатывать и развивать новые навыки так же эффективно, как прежде. Когда они приходят к нам впервые, мы почти не выявляем последствий агрессивного лечения. Но примерно через год, когда медицинские процедуры заканчиваются и дети возвращаются в школу, у них возникают трудности с освоением нового материала; они не могут учиться, как прежде, и получают худшие оценки, потому что лечение ослабило их рабочую память и внимание. И со временем мы часто наблюдаем общее снижение академической успеваемости и показателя IQ».
По словам Харди, хотя многие дети полностью восстанавливают свои когнитивные способности без дополнительного лечения, среди тех, кому это не удается, негативный эффект иногда становится особенно заметен только в зрелом возрасте.
«Понаблюдав за взрослыми людьми, пережившими в детстве рак, давно и благополучно вылеченный, – рассказывает нейропсихолог, – мы обнаружили, что по сравнению со своими не болевшими сверстниками они как группа достигают основных вех развития с некоторым опозданием. Они часто не вступают в брак и навсегда остаются в родительском доме; многие не оканчивают школу и не находят сколько-нибудь хорошей работы. Я как врач считаю это чрезвычайно удручающим: вашему ребенку в детстве не повезло заболеть самой страшной болезнью в мире, но он победил ее, а теперь когнитивные изменения скверно сказываются на всей его дальнейшей жизни. И самое грустное, что, глядя на ребенка, только что успешно завершившего лечение, я понимаю, что с ним, скорее всего, случится, но ничего не могу сделать, чтобы предотвратить негативные процессы в его мозгу. Поэтому-то я и занялась поиском способов восстановления когнитивных функций».
В 2012 году Харди сообщила о результатах пилотного исследования, в котором Cogmed сравнивался с компьютеризированным плацебо-тренингом, не предусматривающим усложнения заданий по мере повышения уровня испытуемых{52}. Из 20 детей, поборовших рак мозга или лейкоз, те, кто тренировался на Cogmed, достигли значительно лучших результатов по сравнению с плацебо-группой. Это касалось как улучшений зрительной рабочей памяти, так и ослабления проблем с учебой (по оценке родителей). «Я начинала эту работу с изрядной долей скептицизма; мне казалось очень сомнительным, что, просто немного поиграв в компьютерные игры, можно достичь реальных улучшений, – призналась мне Харди, чуть ли не слово в слово повторяя сказанное доктором Швейцер. – Я думала, мы не продвинемся ни на йоту. Надо отметить, тренинг принес пользу всем детям. Но были и такие, кто после него сообщил о весьма серьезных улучшениях. Больше того, когда мы со временем опять пригласили этих деток к себе в лабораторию и провели нейропсихологические тесты, они показали, что изменения сохранились. На инстинктивном уровне я верю, что некоторым детям когнитивный тренинг действительно может быть очень полезен. Не всем, но многим. Наше последнее исследование продемонстрировало заметное улучшение рабочей памяти примерно у 50–60 процентов детей, и я считаю этот показатель клинически значимым».
Тут я поинтересовался у Харди: исходя из имеющихся на сегодня доказательств, стала бы она рекомендовать Cogmed детям, поборовшим рак или имеющим другие проблемы когнитивного характера, так сказать, на общих основаниях.
«На сегодняшний день я чрезвычайно осторожно подхожу к любым рекомендациям в этой области, – призналась она. – В моем опубликованном исследовании слишком мало фактических, числовых данных. Например, мы до сих пор не знаем оптимального объема тренинга и каким группам он будет полезен больше всего. Но я продолжаю эксперименты в компании Cogmed; мы также проводим такие исследования в Больнице святого Иуды в Мемфисе и в Миннесотском университете. И, должна отметить, результаты, которые мы получаем, меня очень радуют».
Далее Харди сказала: «Если говорить конкретно о детях, перенесших рак, то тут мы находимся в точке, где можем либо сидеть сложа руки и смотреть, как их состояние ухудшается, либо попытаться сделать хоть что-то. С моей точки зрения и с точки зрения многих семей, где есть такие дети, занятия на компьютере в течение получаса в качестве потенциального средства реабилитации – это истинное благословение. В худшем случае не будет улучшений. Но мы уже знаем, что изменения рабочей памяти чрезвычайно тесно связаны в долгосрочной перспективе с интеллектуальной деятельностью и академической успеваемостью человека. Так что логично предположить, что если мы сможем устранить проблему с рабочей памятью в самом начале, то, вероятно, сумеем смягчить или отсрочить проблемы в дальнейшем».
Мой вывод: меня весьма впечатлили исследования Cogmed и серьезность проводивших их ученых, тот факт, что тренинг организуют специально подготовленные психологи, и его вполне разумная цена. Иными словами, если бы я искал метод ослабить диагностированное врачами когнитивное расстройство, то, без сомнения, Cogmed стал бы одним из первых претендентов. Но у меня была другая задача – повысить уровень своего подвижного интеллекта, – а для этого данный тренинг, судя по всему, не слишком подходил. Так что, учитывая конкретную цель, я решительно вычеркнул Cogmed из списка своей тренинговой схемы.
Lumosity
Менее медикализированный и более демократичный подход к когнитивным тренингам выбрала компания Lumosity, которая благодаря активной телевизионной рекламе уже привлекла 40 миллионов клиентов (впрочем, информацию о том, сколько из них являются платными подписчиками, компания не разглашает). Я, например, лично знаком с двумя людьми из своего квартала, которые, по их словам, играют в развивающие мозг игры Lumosity. А неделю назад, когда я летал в Сан-Франциско в штаб-квартиру компании, я получил электронное письмо от своего старого приятеля по Белойтскому колледжу. «Сестра заставляет меня подписаться на их программу тренировки для мозга, – писал он. – Ты что-нибудь слышал об этих ребятах?» Далее прилагалась ссылка на сайт Lumosity.
Поднявшись в офис, расположенный на шестом этаже отреставрированного здания на Керни-стрит в центре Сан-Франциско, я прошел вдоль кирпичной стены и оказался в огромном зале. В нем без каких-либо перегородок сидело несколько десятков молодых, лет двадцати, людей, которые увлеченно долбили по клавиатурам компьютеров. В кухонной зоне на стойке располагались три кофеварки, а за ней – два холодильника со стеклянными дверями: один был набит соками, а второй пивом, вином и водкой. Именно так, по моему мнению, следовало выглядеть офису Google. За исключением разве – ой, что это там? – приклеенного к стене кроссворда. Его составил Тайлер Хинман, который, пять раз подряд победив на Американском чемпионате по решению кроссвордов, в 2010 году ушел из Google и начал работать в Lumosity.
«Я искал место, где буду ближе к играм и головоломкам, которые обожаю, – рассказал мне Хинман. – Но если кроссворды и судоку в основном решают, чтобы отвлечься, то в игры, которые разрабатываются здесь, играть не менее приятно и интересно, но они еще и развивают ваш мозг и память и обучают лучше решать разные задачи».
Чуть позже сотрудник пресс-службы компании подвел меня к чему-то вроде металлической гаражной двери, достаточно широкой, чтобы в нее проехали сразу два автомобиля. Он нажал несколько кнопок, и дверь поднялась вверх, открыв моему взору конференц-зал. Тут к нам присоединились один из соучредителей Lumosity Майкл Скэнлон и вице-президент по исследованиям и разработкам Джо Харди.
Скэнлон рассказал мне, что не так давно, в начале 2005 года, защитил в Стэнфордском университете докторскую диссертацию в области неврологии. «Я занимался африканскими цихлидами; это просто потрясающие аквариумные рыбки, – сказал он. – Если взять одну особь мужского пола и поместить ее в аквариум с другой особью того же пола, одна из рыбок вдруг утрачивает способность к размножению. Ее половые железы сокращаются, яркий окрас меняется на серый. Это очень точный процесс, он развивается буквально по минутам и часам. Я наблюдал за тем, какие изменения головного мозга приводят к изменениям в репродуктивной системе цихлид. Все это было чрезвычайно интересно, однако через какое-то время меня начало волновать, что мои исследования практически никак не связаны с людьми».
В те времена друг Скэнлона из Принстона Кунал Саркар работал в одной частной акционерной компании, которая очень неплохо зарабатывала на инвестициях в сеть тренажерных залов под названием 24 Hour Fitness. И Саркар искал еще какой-нибудь бизнес, в который могла бы вложиться его фирма, – что-то вроде 24 Hour Fitness, только для тренировки не тела, а ума. Он ничего не находил – по крайней мере ничего, что могло бы сравниться с на редкость притягательной, вдохновляющей и ориентированной на широкие массы потребителей энергетикой, которой славилась сеть 24 Hour Fitness. В итоге Скэнлон и Дэйв Дрешер, программист и разработчик компьютерных игр, решили организовать такую фирму сами.
Чтобы уделить достаточно времени созданию новой компании, в 2005 году Скэнлон забросил своих цихлид и уволился из Стэнфорда; денег у молодого ученого было не больше чем на месяц-полтора.
«И тогда я начал играть в онлайн-покер, – рассказал он мне. – Играл я по паре часов в сутки. У меня был хороший друг, который за несколько лет заработал на этом более миллиона долларов. Он стал для меня чем-то вроде учителя».
Однако самая крупная игра в жизни Скэнлона окупилась после того, как в 2007 году Lumosity наконец вышла на рынок и начала расти поистине потрясающими темпами, на 20–25 процентов каждый квартал. В июне 2011 года фирма получила на дальнейшее развитие 32,5 миллиона долларов от одной венчурной компании. Уже через год, по данным Lumosity, количество клиентов достигло 25 миллионов человек. К апрелю 2013 года, по ее же утверждению, этот показатель достиг 40 миллионов{53}.
«Ваш мозг – но умнее», – гласит лозунг компании. Впервые посетив ее сайт в 2011 году, я прочел там следующее: «Наши пользователи сообщают о серьезных позитивных изменениях, в том числе: о более четком и быстром мышлении; о более развитых навыках решения задач и проблем; о повышенной бдительности и внимательности; о лучшей концентрации во время выполнения рабочих заданий и за рулем автомобиля; о более острой памяти на имена, цифры и маршруты».
По твердому убеждению основателей компании, эти результаты достигаются благодаря тому, что скучные, но давно доказавшие свою надежность когнитивные упражнения, в том числе N-back и сложные задачи на запоминание цифр, предлагаются здесь в форме увлекательных и красочных компьютерных игрушек. И, надо признать, в их версии N-back действительно крайне трудно узнать то, что используют Джегги и Бушкюль (хотя именно они консультировали компанию в процессе разработки ее игры и, как они сами сказали, делали это без какой-либо денежной компенсации). В версии Lumosity вы видите на экране лягушку, прыгающую по листам кувшинок. Сначала игрок должен кликать на последнем листике, с которого спрыгнула лягушка («1 назад»), затем с того, откуда она спрыгнула двумя, тремя, четырьмя и т. д. шагами ранее.
Но список тренингов Lumosity включает в себя также много игр, не имеющих с N-back ничего общего. «Например, в игрушке Monster Garden, – рассказывает Харди, – вы видите на экране кучу монстров, выскакивающих в разных клеточках. Затем монстры исчезают, а вам надо пройти через всю сетку, ни разу не «наступив» на те квадратики, в которых «живут» чудовища».