Они спустились по трапу в котельное отделение и остановились у люка, который теоретически должен был вести в угольную яму. Но количество и солидность задраек на люке было несколько избыточным для столь прозаической цели.
Несколько матросов, тоже плотных, мускулистых и явно тренированных, поднялись, продемонстрировав прекрасную выправку.
– Степаныч, оборудование в порядке?
– Так точно, господин капитан! – отрапортовал один из них, “проглотив” долженствующие завершать обращение слова «второго ранга». – Батареи заряжены, баллоны набиты. Хоть сейчас…
– Сейчас и пойдем, – ответил «дон Серджио», – экстренный сигнал пришел. Дай Бог успеть. Идем электрическим ходом, на десяти саженях, по компАсу – обратно – по линям. Вешки то расставили?
– Обижаете! Два дня рыбаков изображали – пузыри эти топили….Но сейчас ведь…
– Ну да, сейчас день. Но вода грязная, поэтому нас все равно не увидят. К тому же, бдительность у британцев после бессонных ночей ослаблена. Самое время нанести визит.
– Кому наносим? – уточнил унтер, щелкнув костяшками мощных пальцев, аккурат подковы гнуть.
– Флагману, ясное дело. Адмирал Керр флагманский вымпел на «Террибле» поднял. Будем выбивать командование. Глядишь, устроим им неразбериху на пару-тройку суток, чтобы наши на выходе из Босфора успели мины набросать. «Террибл» у них вместе с «Пауэрфуллом» самый шустрый. Был бы у нас второй буксировщик или времени побольше, наведались бы и на второй большой крейсер. Но чего нет, того нет. Да и стоит «Террибл» удачно, с самого краю.
– По часам взрывать будем, Сергей Захарыч, или…
– По якорю. С двухчасовой задержкой. До объявления войны они к выходу из Босфора не двинутся, пока соберутся, выстроятся, потом малыми ходами…
Унтер, ничуть не смущаясь, двинулся в дальний угол и достал из металлического шкафа два массивных топочных колосника с исполненным готическим шрифтом литым клеймом производителя. К каждому их них были привязаны смотанные в бухты линьки.
– Вот, господин капитан, немецкие, как приказывали! Опустим на дно, линьки к чекам… Колосники тяжёлые, как только «Тетеря» ход даст – выдернет чеки за милую душу. А если англичане потом на месте стоянки будут искать чего – так и пусть найдут, хоть порадуются.
– Отлично. Пьетро, – распорядился «Дон Серджио», – через сорок минут после нашего отбытия начинайте разведение паров и имитируйте мелкий ремонт. Три удара кувалдой по шпангоуту через каждые две минуты, если у вас всё нормально. Если долбить прекратите – это будет означать, что возвращаться нельзя… тогда будем уходить через Турцию… Шлюз держать открытым. Расстроены, что не идете с нами?
– Так точно… дон Серджио!
– Не расстраивайтесь, молодой человек, успеете еще навоеваться.
Шкипер скинул сюртук и брюки, продемонстрировав впечатляющую мускулатуру. Двое матросов помогли ему надеть поверх шерстяного белья прорезиненный комбинезон.
– Просто мы со Степанычем уже имеем опыт – доставали как-то рельсы утопленные в устье Гольчихи, лет семь назад… Эх, были времена… Ну и принять нас нужно будет. Думаю, уйти успеем.
– Так точно, дон Серджио! – «Пьетро» выглядел разочарованным.
Степаныч тоже облачился в прорезиненный костюм и внимательно разглядывал галоши с носом, плавно переходившим в перепончатые лапы, на манер лягушачьих.
– Чисто тюлени мы с Вами, Сергей Захарыч[15], – вздохнул он. – Хотя вещь, надо сказать, дельная.
– Отдраивай, – приказал «дон Серджио», навешивая на спину сверкающий медью баллон в чехле, от которого шел к медному редуктору-загубнику ребристый шланг, и принимая гуттаперчевую маску с толстым стеклом.
Лязгнули запоры, из темного помещения, оказавшегося на месте угольной ямы, повеяло сыростью. Луч электрического фонаря высветил стоящую на кильблоках торпеду, раза в полтора длиннее и толще обычной пятнадцатидюймовой, с двумя укрепленными поверх нее сиденьями и щитком.
– Мина в головном рундучке, господин капитан, только три часа, как проверена.
– Отлично. Благодарю за службу, братцы. Пьетро, помните, что делать?
– Так точно, господин капитан! Через сорок минут после вашего отплытия разводить пары и подавать звуковые сигналы ударами кувалды, три удара через две минуты. В случае вашего невозвращения через три часа после отплытия – уходить в Таранто, сдать корабль синьору Томмазо и выполнять его распоряжения.
– Верно, молодой человек. Степаныч, за мной!
Дон Серджио перекрестился и нырнул в люк. Унтер проследовал за ним. Молодой офицер проверил задрайки и провернул штурвал; из-за переборки послышался шум наполняющей отсек забортной воды.
– Иван Федорович, – приказал «Пьетро», – оповестите команду. Общую тревогу не поднимать, сбора не устраивать. Командир приказал уйти тихо, значит, уйдем тихо.
И тоже перекрестился.
Глава 6. Никто не хотел уступать
12.04. 1902. Военно-морской госпиталь. Цейлон.
– Каждого, кто сравнит меня с лордом Горацио, я отправлю на Шпицберген воевать с белыми медведями, – прошипел Джон Абертнот Фишер.
Вошедшие в палату офицеры опустили глаза. Шрам, начинающийся на лбу, уходящий под прикрывающую левый глаз повязку и оканчивающийся на щеке, навевал именно такие ассоциации.
– Итак, к делу. Мне нужно знать, почему мы отступили? Неужели я был единственным, кто стремился к победе? Почему мы не гнали русских до тех пор, пока наши орудия не стали, наконец, доставать до портовых сооружений и не разнесли там все к чертям, и уничтожение русских броненосцев не стало только и исключительно вопросом времени и сожженного угля? Я знаю, что мы потеряли три броненосца. Но почему вы не добились того, чтобы их гибель стала оправданной?!
– Разрешите доложить, сэр? Первый лейтенант Дрейер, сэр! – вытянулся возмутительно молодой офицер с висящей на перевязи правой рукой. – Старший артиллерийский офицер на Корабле Его Величества «Ройал Соверен», сэр!
– Помню Вас, лейтенант, – Фишер скривился от боли, пронзившей его при попытке улыбнуться. – Докладывайте.
Лейтенант сделал два шага, высунул голову в коридор и скомандовал:
– Завози!
Больничная каталка явно была перегружена. Дрейер четким движением сорвал с нее покрывало.
– Это русский снаряд калибром девять и четыре дюйма, сэр. Обратите внимание – его длина составляет сорок два дюйма или почти четыре с половиной калибра.
– Сколько же он весит?
– Почти четыреста девяносто восемь фунтов без взрывателя, сэр. При том, что немецкие снаряды, которые я изучал в Гринвиче, весят всего триста десять. Мы нашли его в нашей угольной яме – он пробил палубу, зарылся в уголь и не разорвался. Нам очень повезло, сэр.
– Что у него внутри, лейтенант? – адмирал поморщился. Дьявол! Он ведь предполагал, что с этими новыми пушками уменьшенного калибра что-то не так… Коварных русских нужно было смести с поверхности моря быстро и решительно, но… Этот снаряд впечатлял и, действительно, не имел ничего общего с кургузыми немецкими поделками….
– Тридцать фунтов тринитротолуола, – продолжил лейтенант, – судя по всему, это “коммон”, сэр. Мы демонтировали взрыватель и выплавили взрывчатку на водяной бане. Разведка доложила, что русские закупают это вещество у немцев, и даже приложила небольшую справку относительно его свойств, сэр, поэтому у нас все получилось. Разрешите продолжить демонстрацию?
Фишер кивнул.
На второй каталке лежало несколько крупных осколков, соединенных вместе посредством обожженной глины так, чтобы хорошо видеть форму изделия. Этот фрагмент снаряда был коротким и почти цилиндрическим, без привычного носового сужения, хотя два широких ведущих пояска с косыми следами от нарезов однозначно говорили понимающим людям о том, что до попадания в цель этот снаряд был не короче первого.
– Это бронебойный, сэр. Вероятно, на носу у снаряда имеется коническая нашлепка из мягкого железа, облегчающая проникновение через броню, и тонкостенный баллистический обтекатель, предотвращающий потерю скорости на дальних дистанциях. Эти осколки найдены в котельном отделении «Эмпресс оф Индиа». Заряд взрывчатого вещества составляет около пятнадцати или шестнадцати фунтов. Это эквивалентно примерно шестидесяти фунтам черного пороха, господин адмирал. К сожалению, осколков двенадцатидюймовых снарядов найти не удалось: «Худ» и «Рипалс», которыми они были обстреляны, сейчас на дне.
Фишер прикрыл глаза. Теперь всё стало на свои места. Мощность русских девятидюймовых снарядов, считавшихся никчемными, не намного уступала могуществу снарядов британских тринадцати-с-половиной-дюймовых орудий, а в осколочном или тем более фугасном исполнении даже превосходило его.
И ведь это всего девять с половиной дюймов… Что же за чудовищная мощь спрятана в двенадцатидюймовых снарядах того же «Потемкина»? После гибели Первого Морского Лорда разбираться со всем этим тоже придется ему! Теперь Джон Абертнот Фишер был уверен: слухи о более чем тысячефунтовых снарядах новых броненосцев царя вовсе не были ложными. Русские стреляли с дистанций, не оставлявших даже надежды на ответный огонь, и делали это, вероятно, благодаря своим чертовым двойным дальномерам. И попадали. Безответно. Безнаказанно.
– Я все еще не согласен с вашим решением, джентльмены, – глухо сказал Фишер. – Думаю, что нам следовало дожимать русских до упора. В конце концов, их погреба не бездонны. Но я не намерен ставить вам в вину этот отход. Боюсь, с этой войной мы или опоздали, или же поторопились. Скорее – опоздали. Но теперь придется играть теми картами, что у нас имеются. Я в курсе судьбы Уолли Керра, джентльмены, и знаю, что русские воспользовались нашей нерешительностью на Босфоре. Я запрошу Адмиралтейство об объединении наших эскадр. Если мы перебросим сюда «Маджестики» с «Адмиралами» и новейшие «Формидеблы» Канала, вряд ли русские высунут нос из черноморской и балтийской лужи. Возможно, мы сможем предпринять вторую попытку и на этот раз отступления просто не будет, даже если мы все пойдем ко дну. Чтобы построить броненосец, нужно два года, чтобы воспитать моряка – два десятка лет. Но для восстановления нашей репутации и сотни лет будет недостаточно.
Офицеры козырнули и вышли. Фишер с помощью санитара вернулся в постель. Хватит ли у Адмиралтейства храбрости бросить турок на произвол судьбы, может быть, даже оголить Канал и Китайскую станцию, ударить здесь всеми силами, двумя десятками оставшихся у Британии броненосцев? Он боялся, что нет. Особенно сейчас, при отсутствии ясности в положении дел на Балтике и на побережьях Тихого и Северного Ледовитого океанов…
В это же время Петропавловск.
– Прекратить огонь, – скомандовал адмирал Бридж, глядя на почти полностью скрытый дымом берег с пробивающимися кое-где огоньками пожаров. – Хорошая работа, джентльмены. Однако, нам пора. Поднимите сигнал: готовиться к отходу.
– Мы уходим, сэр? – удивился командир «Орландо» капитан Бёрк.
– Да, Джеймс. Думаю, тут уже не осталось ничего, достойного наших снарядов. Только дым и огонь.
– Дым, – усмехнулся Бёрк, – но ведь могло так случиться, сэр, что этот дым – результат поджога самими русскими тех штабелей с бочками, назначение которых…
– …так и осталось непонятным, – торопливо и с нажимом закончил за своего подчиненного адмирал, – и абсолютно неважным. Давайте считать, что в бочках была нефть. Или китовый жир. Или что угодно. Главное, что оно, чем бы это ни было, сгорело. Как и весь Петропавловск.
Капитан вопросительно взглянул на адмирала.
– В прошлую войну, – пояснил он, – я уже атаковал русские берега, правда, не здесь, а на Кольском полуострове. Мы с легкостью разнесли деревянный острог, сожгли половину Архангельска, но когда морская пехота высадилась на берег, русские ждали наших парней и разбили их. Впрочем, там, у нас все прошло немного лучше, чем здесь. Меня не прельщают лавры адмирала Прайса.[16]
– Вы не чистили перед боем пистолет, сэр, – усмехнулся капитан, – вряд ли Вам грозит та же судьба.
– Пистолет все-таки менее опасен, чем орудия. Какой процент боекомплекта вы уже расстреляли, Джеймс? По сорок снарядов на пушку?
– Да, сэр, согласно приказу.
– А сколько снарядов израсходовали крейсера русских? И сколько их было?
– Два, сэр! Я опознал «Нахимова». Кстати, судя по всплескам, они перевооружили их на шестидюймовки, как у наших «Имперьюзов»… Второй вроде бы «Корнилов». Мне показалось, что шестидюймовки на нем тоже новые… Они дали всего по десятку залпов и скрылись за дымовой завесой.
– За дымом пожаров, Джеймс. «Корнилов» тоже горел. Но по данным разведки крейсеров должно было быть восемь. Их новые быстроходные транспорты, угольщики и ледоколы тоже несут по шесть орудий среднего калибра и наверняка уже подняли крейсерские флаги. Не то чтобы они были так опасны, но их тут не оказалось. Как Вы думаете, куда они ушли?
– Ледоколы я бы отправил в Северный Океан, – пожал плечами капитан. – В условиях войны проход арктическими морями становится еще более актуальным.
– Именно. Возможно, оба угольщика и оба транспорта пойдут с ними, но…
– Вы считаете, что они могут отправиться навстречу эскадре адмирала Макарова?
– Это вполне вероятно. Мы не знаем направления и, судя по частому упоминанию Владивостока, туда – вряд ли. А если они пойдут сюда, то будут здесь уже завтра… Против четырех наших броненосных крейсеров русские могут выставить «Громобоя» и пять быстроходных, уж точно не медленнее наших стариков-броненосцев. Тогда против четырех наших бронепалубников у них будет восемь, не уступающих нам по боевой мощи. Забавно, что с обеих сторон в случае встречи будет по «Диане» и по «Авроре». Действительно, забавно, но вряд ли этот курьез оправдает уничтожение нашей эскадры.
Несколько матросов, тоже плотных, мускулистых и явно тренированных, поднялись, продемонстрировав прекрасную выправку.
– Степаныч, оборудование в порядке?
– Так точно, господин капитан! – отрапортовал один из них, “проглотив” долженствующие завершать обращение слова «второго ранга». – Батареи заряжены, баллоны набиты. Хоть сейчас…
– Сейчас и пойдем, – ответил «дон Серджио», – экстренный сигнал пришел. Дай Бог успеть. Идем электрическим ходом, на десяти саженях, по компАсу – обратно – по линям. Вешки то расставили?
– Обижаете! Два дня рыбаков изображали – пузыри эти топили….Но сейчас ведь…
– Ну да, сейчас день. Но вода грязная, поэтому нас все равно не увидят. К тому же, бдительность у британцев после бессонных ночей ослаблена. Самое время нанести визит.
– Кому наносим? – уточнил унтер, щелкнув костяшками мощных пальцев, аккурат подковы гнуть.
– Флагману, ясное дело. Адмирал Керр флагманский вымпел на «Террибле» поднял. Будем выбивать командование. Глядишь, устроим им неразбериху на пару-тройку суток, чтобы наши на выходе из Босфора успели мины набросать. «Террибл» у них вместе с «Пауэрфуллом» самый шустрый. Был бы у нас второй буксировщик или времени побольше, наведались бы и на второй большой крейсер. Но чего нет, того нет. Да и стоит «Террибл» удачно, с самого краю.
– По часам взрывать будем, Сергей Захарыч, или…
– По якорю. С двухчасовой задержкой. До объявления войны они к выходу из Босфора не двинутся, пока соберутся, выстроятся, потом малыми ходами…
Унтер, ничуть не смущаясь, двинулся в дальний угол и достал из металлического шкафа два массивных топочных колосника с исполненным готическим шрифтом литым клеймом производителя. К каждому их них были привязаны смотанные в бухты линьки.
– Вот, господин капитан, немецкие, как приказывали! Опустим на дно, линьки к чекам… Колосники тяжёлые, как только «Тетеря» ход даст – выдернет чеки за милую душу. А если англичане потом на месте стоянки будут искать чего – так и пусть найдут, хоть порадуются.
– Отлично. Пьетро, – распорядился «Дон Серджио», – через сорок минут после нашего отбытия начинайте разведение паров и имитируйте мелкий ремонт. Три удара кувалдой по шпангоуту через каждые две минуты, если у вас всё нормально. Если долбить прекратите – это будет означать, что возвращаться нельзя… тогда будем уходить через Турцию… Шлюз держать открытым. Расстроены, что не идете с нами?
– Так точно… дон Серджио!
– Не расстраивайтесь, молодой человек, успеете еще навоеваться.
Шкипер скинул сюртук и брюки, продемонстрировав впечатляющую мускулатуру. Двое матросов помогли ему надеть поверх шерстяного белья прорезиненный комбинезон.
– Просто мы со Степанычем уже имеем опыт – доставали как-то рельсы утопленные в устье Гольчихи, лет семь назад… Эх, были времена… Ну и принять нас нужно будет. Думаю, уйти успеем.
– Так точно, дон Серджио! – «Пьетро» выглядел разочарованным.
Степаныч тоже облачился в прорезиненный костюм и внимательно разглядывал галоши с носом, плавно переходившим в перепончатые лапы, на манер лягушачьих.
– Чисто тюлени мы с Вами, Сергей Захарыч[15], – вздохнул он. – Хотя вещь, надо сказать, дельная.
– Отдраивай, – приказал «дон Серджио», навешивая на спину сверкающий медью баллон в чехле, от которого шел к медному редуктору-загубнику ребристый шланг, и принимая гуттаперчевую маску с толстым стеклом.
Лязгнули запоры, из темного помещения, оказавшегося на месте угольной ямы, повеяло сыростью. Луч электрического фонаря высветил стоящую на кильблоках торпеду, раза в полтора длиннее и толще обычной пятнадцатидюймовой, с двумя укрепленными поверх нее сиденьями и щитком.
– Мина в головном рундучке, господин капитан, только три часа, как проверена.
– Отлично. Благодарю за службу, братцы. Пьетро, помните, что делать?
– Так точно, господин капитан! Через сорок минут после вашего отплытия разводить пары и подавать звуковые сигналы ударами кувалды, три удара через две минуты. В случае вашего невозвращения через три часа после отплытия – уходить в Таранто, сдать корабль синьору Томмазо и выполнять его распоряжения.
– Верно, молодой человек. Степаныч, за мной!
Дон Серджио перекрестился и нырнул в люк. Унтер проследовал за ним. Молодой офицер проверил задрайки и провернул штурвал; из-за переборки послышался шум наполняющей отсек забортной воды.
– Иван Федорович, – приказал «Пьетро», – оповестите команду. Общую тревогу не поднимать, сбора не устраивать. Командир приказал уйти тихо, значит, уйдем тихо.
И тоже перекрестился.
Глава 6. Никто не хотел уступать
12.04. 1902. Военно-морской госпиталь. Цейлон.
– Каждого, кто сравнит меня с лордом Горацио, я отправлю на Шпицберген воевать с белыми медведями, – прошипел Джон Абертнот Фишер.
Вошедшие в палату офицеры опустили глаза. Шрам, начинающийся на лбу, уходящий под прикрывающую левый глаз повязку и оканчивающийся на щеке, навевал именно такие ассоциации.
– Итак, к делу. Мне нужно знать, почему мы отступили? Неужели я был единственным, кто стремился к победе? Почему мы не гнали русских до тех пор, пока наши орудия не стали, наконец, доставать до портовых сооружений и не разнесли там все к чертям, и уничтожение русских броненосцев не стало только и исключительно вопросом времени и сожженного угля? Я знаю, что мы потеряли три броненосца. Но почему вы не добились того, чтобы их гибель стала оправданной?!
– Разрешите доложить, сэр? Первый лейтенант Дрейер, сэр! – вытянулся возмутительно молодой офицер с висящей на перевязи правой рукой. – Старший артиллерийский офицер на Корабле Его Величества «Ройал Соверен», сэр!
– Помню Вас, лейтенант, – Фишер скривился от боли, пронзившей его при попытке улыбнуться. – Докладывайте.
Лейтенант сделал два шага, высунул голову в коридор и скомандовал:
– Завози!
Больничная каталка явно была перегружена. Дрейер четким движением сорвал с нее покрывало.
– Это русский снаряд калибром девять и четыре дюйма, сэр. Обратите внимание – его длина составляет сорок два дюйма или почти четыре с половиной калибра.
– Сколько же он весит?
– Почти четыреста девяносто восемь фунтов без взрывателя, сэр. При том, что немецкие снаряды, которые я изучал в Гринвиче, весят всего триста десять. Мы нашли его в нашей угольной яме – он пробил палубу, зарылся в уголь и не разорвался. Нам очень повезло, сэр.
– Что у него внутри, лейтенант? – адмирал поморщился. Дьявол! Он ведь предполагал, что с этими новыми пушками уменьшенного калибра что-то не так… Коварных русских нужно было смести с поверхности моря быстро и решительно, но… Этот снаряд впечатлял и, действительно, не имел ничего общего с кургузыми немецкими поделками….
– Тридцать фунтов тринитротолуола, – продолжил лейтенант, – судя по всему, это “коммон”, сэр. Мы демонтировали взрыватель и выплавили взрывчатку на водяной бане. Разведка доложила, что русские закупают это вещество у немцев, и даже приложила небольшую справку относительно его свойств, сэр, поэтому у нас все получилось. Разрешите продолжить демонстрацию?
Фишер кивнул.
На второй каталке лежало несколько крупных осколков, соединенных вместе посредством обожженной глины так, чтобы хорошо видеть форму изделия. Этот фрагмент снаряда был коротким и почти цилиндрическим, без привычного носового сужения, хотя два широких ведущих пояска с косыми следами от нарезов однозначно говорили понимающим людям о том, что до попадания в цель этот снаряд был не короче первого.
– Это бронебойный, сэр. Вероятно, на носу у снаряда имеется коническая нашлепка из мягкого железа, облегчающая проникновение через броню, и тонкостенный баллистический обтекатель, предотвращающий потерю скорости на дальних дистанциях. Эти осколки найдены в котельном отделении «Эмпресс оф Индиа». Заряд взрывчатого вещества составляет около пятнадцати или шестнадцати фунтов. Это эквивалентно примерно шестидесяти фунтам черного пороха, господин адмирал. К сожалению, осколков двенадцатидюймовых снарядов найти не удалось: «Худ» и «Рипалс», которыми они были обстреляны, сейчас на дне.
Фишер прикрыл глаза. Теперь всё стало на свои места. Мощность русских девятидюймовых снарядов, считавшихся никчемными, не намного уступала могуществу снарядов британских тринадцати-с-половиной-дюймовых орудий, а в осколочном или тем более фугасном исполнении даже превосходило его.
И ведь это всего девять с половиной дюймов… Что же за чудовищная мощь спрятана в двенадцатидюймовых снарядах того же «Потемкина»? После гибели Первого Морского Лорда разбираться со всем этим тоже придется ему! Теперь Джон Абертнот Фишер был уверен: слухи о более чем тысячефунтовых снарядах новых броненосцев царя вовсе не были ложными. Русские стреляли с дистанций, не оставлявших даже надежды на ответный огонь, и делали это, вероятно, благодаря своим чертовым двойным дальномерам. И попадали. Безответно. Безнаказанно.
– Я все еще не согласен с вашим решением, джентльмены, – глухо сказал Фишер. – Думаю, что нам следовало дожимать русских до упора. В конце концов, их погреба не бездонны. Но я не намерен ставить вам в вину этот отход. Боюсь, с этой войной мы или опоздали, или же поторопились. Скорее – опоздали. Но теперь придется играть теми картами, что у нас имеются. Я в курсе судьбы Уолли Керра, джентльмены, и знаю, что русские воспользовались нашей нерешительностью на Босфоре. Я запрошу Адмиралтейство об объединении наших эскадр. Если мы перебросим сюда «Маджестики» с «Адмиралами» и новейшие «Формидеблы» Канала, вряд ли русские высунут нос из черноморской и балтийской лужи. Возможно, мы сможем предпринять вторую попытку и на этот раз отступления просто не будет, даже если мы все пойдем ко дну. Чтобы построить броненосец, нужно два года, чтобы воспитать моряка – два десятка лет. Но для восстановления нашей репутации и сотни лет будет недостаточно.
Офицеры козырнули и вышли. Фишер с помощью санитара вернулся в постель. Хватит ли у Адмиралтейства храбрости бросить турок на произвол судьбы, может быть, даже оголить Канал и Китайскую станцию, ударить здесь всеми силами, двумя десятками оставшихся у Британии броненосцев? Он боялся, что нет. Особенно сейчас, при отсутствии ясности в положении дел на Балтике и на побережьях Тихого и Северного Ледовитого океанов…
В это же время Петропавловск.
– Прекратить огонь, – скомандовал адмирал Бридж, глядя на почти полностью скрытый дымом берег с пробивающимися кое-где огоньками пожаров. – Хорошая работа, джентльмены. Однако, нам пора. Поднимите сигнал: готовиться к отходу.
– Мы уходим, сэр? – удивился командир «Орландо» капитан Бёрк.
– Да, Джеймс. Думаю, тут уже не осталось ничего, достойного наших снарядов. Только дым и огонь.
– Дым, – усмехнулся Бёрк, – но ведь могло так случиться, сэр, что этот дым – результат поджога самими русскими тех штабелей с бочками, назначение которых…
– …так и осталось непонятным, – торопливо и с нажимом закончил за своего подчиненного адмирал, – и абсолютно неважным. Давайте считать, что в бочках была нефть. Или китовый жир. Или что угодно. Главное, что оно, чем бы это ни было, сгорело. Как и весь Петропавловск.
Капитан вопросительно взглянул на адмирала.
– В прошлую войну, – пояснил он, – я уже атаковал русские берега, правда, не здесь, а на Кольском полуострове. Мы с легкостью разнесли деревянный острог, сожгли половину Архангельска, но когда морская пехота высадилась на берег, русские ждали наших парней и разбили их. Впрочем, там, у нас все прошло немного лучше, чем здесь. Меня не прельщают лавры адмирала Прайса.[16]
– Вы не чистили перед боем пистолет, сэр, – усмехнулся капитан, – вряд ли Вам грозит та же судьба.
– Пистолет все-таки менее опасен, чем орудия. Какой процент боекомплекта вы уже расстреляли, Джеймс? По сорок снарядов на пушку?
– Да, сэр, согласно приказу.
– А сколько снарядов израсходовали крейсера русских? И сколько их было?
– Два, сэр! Я опознал «Нахимова». Кстати, судя по всплескам, они перевооружили их на шестидюймовки, как у наших «Имперьюзов»… Второй вроде бы «Корнилов». Мне показалось, что шестидюймовки на нем тоже новые… Они дали всего по десятку залпов и скрылись за дымовой завесой.
– За дымом пожаров, Джеймс. «Корнилов» тоже горел. Но по данным разведки крейсеров должно было быть восемь. Их новые быстроходные транспорты, угольщики и ледоколы тоже несут по шесть орудий среднего калибра и наверняка уже подняли крейсерские флаги. Не то чтобы они были так опасны, но их тут не оказалось. Как Вы думаете, куда они ушли?
– Ледоколы я бы отправил в Северный Океан, – пожал плечами капитан. – В условиях войны проход арктическими морями становится еще более актуальным.
– Именно. Возможно, оба угольщика и оба транспорта пойдут с ними, но…
– Вы считаете, что они могут отправиться навстречу эскадре адмирала Макарова?
– Это вполне вероятно. Мы не знаем направления и, судя по частому упоминанию Владивостока, туда – вряд ли. А если они пойдут сюда, то будут здесь уже завтра… Против четырех наших броненосных крейсеров русские могут выставить «Громобоя» и пять быстроходных, уж точно не медленнее наших стариков-броненосцев. Тогда против четырех наших бронепалубников у них будет восемь, не уступающих нам по боевой мощи. Забавно, что с обеих сторон в случае встречи будет по «Диане» и по «Авроре». Действительно, забавно, но вряд ли этот курьез оправдает уничтожение нашей эскадры.