– Он в городе?
– В Кронштадте. Мы, так сказать, совершили обмен, доставив к нему Временное правительство во главе с господином Витте, а он передал нам на руки всю английскую резидентуру вместе с послом Британии, захваченную в воскресенье на секретной явке на Малой Морской улице…
– Как захваченную? Кем захваченную, простите?
– Они уверены, что специальной группой лейб-жандармерии генерала Трепова… Государь просил не разочаровывать «наших друзей с Туманного Альбиона», тем более что всем нам уже объявлена благодарность за проведенную операцию…
– Но посол! Это же дипломатический скандал!
– Не думаю. Во-первых, придя на явку в фотостудию, он представился чужой фамилией. Во-вторых, ему был передан весьма пикантный для дипломата заказ в виде описания системы охраны императорской семьи в Царском Селе и копии секретной переписки МИД за последний месяц. И главное – после беседы с государем посол был настолько тих и печален… Я не заметил даже тени скандала. Но кто его знает, как оно повернется.
– Только не говорите, что английских резидентов поймал тоже ваш студент.
– Я и не говорю…
– Тоже не дело. Скажите хоть что-нибудь…
– Возможно, у государя есть свои «призраки»?..
– Понятно… Хотя, ничего не понятно… Какова роль англичан в произошедших событиях?
– Они, несомненно, вовлечены в заговор, но являются ли они главными заказчиками и руководителями – выяснить не удалось… У Сергея Васильевича на этот счет свои соображения…
– У меня имеется предположение, – кивнул Зубатов, – что профессиональные головорезы могут быть набраны в колониальных войсках или даже состоять из туземцев.
– Да, но собирать головорезов и сбивать их в ватаги могут не только британские монархи, не так ли?
Жандармы снова замолчали. Объем информации и огромное количество вопросов давили на присутствующих буквально физически, как небосвод на атлантов.
– Как его здоровье? – спросил, наконец, Трепов.
– Я уже думал, что и не спросите, – улыбнулся Зубатов. – Его величество изволил собрать консилиум психиатров во главе с Мержеевским[18], пригласил также Бехтерева[19], Попова, Щербака, вызвал даже Белякова из Самары и Чижа из Дерпта и пожелал все последующие заседания и встречи проводить в их присутствии…
– Ну и как цвет российской психиатрии?
– После того как император предложил создать Академию медицинских наук, а в ее составе – целых шесть институтов, включая неврологию и психиатрию… Да они готовы этих немецких врачей своими руками разорвать…
– И они действительно присутствуют на всех приемах и совещаниях?
– Да. Вот сейчас, например, идет заседание Морского комитета. Правда, без генерал-адмирала.
– А куда делся наш достославный Алексей Александрович?
– Как и все члены императорской фамилии, сидит в своем дворце. В связи с высоким риском террористической угрозы государь запретил великим князьям и их семьям покидать место жительства и приставил усиленную охрану ко всем резиденциям…
– Понятно, – пробормотал Трепов. – Стало быть, императорская фамилия посажена под домашний арест… Ну что ж, этого следовало ожидать…
Морской технический комитет – Морское собрание Кронштадта
– Знаю, что присутствующих больше всего волнуют последние события в Петербурге, – начал император заседание Морского технического комитета после положенных приветствий и настороженных взглядов моряков в сторону докторов и газетчиков. – Я не хотел бы скоропалительных выводов и заявлений, но обещаю сделать таковые, как только все нюансы этого инцидента будут расследованы… Сейчас можно только с горечью констатировать, что погибли невинные люди. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность флотским экипажам, внесшим достойный вклад в наведение порядка в Петербурге, и почтить минутой молчания погибших на своем посту в это трагическое воскресенье…
Император положил на стол бумаги, встал и вытянул руки по швам, опустив голову. Моряки и штатские, ни разу не видевшие такого ритуала[20], сначала недоуменно смотрели на монарха, потом начали переглядываться, неловко подниматься, одергивая кители и застывая в почтительном скорбном молчании. Последними среагировали на ситуацию репортеры, привыкшие первым делом хвататься за перо при виде чего-либо непривычного.
– Спасибо, прошу садиться, – сухо произнес император, когда все последовали его примеру. – Помня о погибших, мы не должны забывать о живых, а посему вернемся к теме совещания. В первую очередь хотелось бы удостовериться, что все присутствующие одинаково понимают цели, задачи и стратегию Российского флота. Они должны быть незыблемы независимо от того, какие ветры дуют за границами Отечества и какие бури бушуют на его территории.
По библиотеке Морского собрания Кронштадта прошелся легкий бриз, как будто ветер проник через закрытое окно, пошевелил бумаги и карты, лежащие перед участниками совещания. Присутствующие с трудом возвращались в рабочее состояние. Император тем временем продолжил.
– В 1900 году в Морской академии состоялась стратегическая игра на тему войны с Германией. Главным Морским штабом были даны к ней задания и поставлен вопрос: достаточна ли по силе и целесообразности организация обороны нашего побережья с имеющимся флотом и поддерживающими его береговыми укреплениями, чтобы не позволить германскому флоту получить обладание Балтийским морем?
Император сделал секундную паузу, краем глаза уловив, как округлились глаза у присутствующих газетчиков и как ожесточенно они начали строчить в своих записных книжках. Слегка улыбнувшись, он удовлетворенно продолжил:
– Россия, в соответствии с заданием, смогла выставить флот в восемь эскадренных броненосцев, восемь крейсеров, три броненосца береговой обороны, Германия – двенадцать эскадренных броненосцев, семь броненосцев береговой обороны и двадцать два крейсера. Задействованные силы, подчеркиваю, отражают реальные возможности государств. Напомню результаты, часть из которых иначе как скандальными не назовешь. В первую очередь, играющие отказались от Либавы, как порта с невыгодным стратегическим расположением. Между прочим, мы сейчас говорим про порт, куда уже вложено и продолжает вкладываться казенных средств больше, чем во все остальные порты вместе взятые. Здесь собрались в основном кораблестроители, поэтому подробно на этом вопросе останавливаться не будем, но закладку прошу оставить и свое мнение высказать, ведь от того, что мы строим на стапелях, очень сильно зависит построенное на земле. Что же касается самого флота, по завершении игры стороны резюмировали: «Флот, состоящий из больших судов, но несколько более слабый, чем у германцев, не способен к наступлению, не пригоден и для обороны. В этом последнем случае лучше заменить его минным флотом, опирающимся на ряд хорошо оборудованных, подвижных и неподвижных станций. Либава может иметь значение лишь как база для наступления более сильного, чем у германцев, флота. При обороне ее в ней с пользой может быть помещена лишь сильная минная флотилия, которую нельзя заблокировать и которая способна действовать наступательно против германских линий сообщения. Моонзунд же представляет превосходную центральную позицию для русского флота. Если он останется неиспользованным и неукрепленным, им непременно завладеют германцы, и все выгоды владения этой позицией окажутся на их стороне». В случае успеха наших армий их очень трудно будет выбить с позиции, расположенной на острове. Еще один важный вопрос: сможет ли наш флот «загнать германца за Можай», а если да, то за счет чего? Что является нашим главным преимуществом, трудно воспроизводимым для противника? Ну и конечно же – соответствуют ли имеющиеся и строящиеся корабли поставленной задаче? Прошу высказываться!
– Разрешите, ваше императорское величество? – совсем не по-библиотечному, под сводами Морского собрания прозвучал командный голос начальника Главного управления кораблестроения и снабжений адмирала Верховского. Император заметил, как при первых же словах опустил голову и напрягся капитан по адмиралтейству Крылов, нынешний заведующий опытовым бассейном, а в будущем – лауреат Сталинской премии, и вспомнил, что в эвакуации во время Отечественной войны Алексеей Николаевич писал в своих мемуарах: «Верховский имел тот взгляд, что всякий подрядчик – мошенник, что цену надо сбивать как можно ниже, что все чиновники – взяточники, поэтому все постройки, при нем возведенные, были чисты и красивы снаружи и весьма непрочны по сути дела. Чиновники и инженеры его боялись, правду от него скрывали и во всем ему поддакивали, и получалось недорого, да мило, а дешево, да гнило…»
– Главное преимущество нашего флота, – говорил тем временем адмирал, – по которому Германия никогда не сможет с нами сравниться, – это героизм и стальной дух наших моряков, овеянный славой побед при Гангуте и Гренгаме, при…
– Спасибо, Владимир Павлович, – перебил Верховского император, – мы помним о славных достижениях Российского флота и не забыли про подвиги тех, кто их ковал. Слишком часто случается, что героизм одних – это разгильдяйство и вредительство других. Поэтому предлагаю проявить героические качества на своем рабочем месте сейчас, чтобы потом нашим морякам не пришлось компенсировать их во время сражения.
Верховский мгновенно превратился в вареного рака, поправил ставший тесным воротник мундира и, кашлянув, отчеканил:
– Ваше императорское величество, я готов умереть, если вы прикажете!
– Эх, Владимир Павлович, – качая головой, император подошел к адмиралу, – вы своей смертью никакой пользы Отечеству не принесете. Наша с вами задача – сделать так, чтобы другие не умирали, особенно в мирное время…
– Простите, ваше величество, не понял…
Император, не опуская головы и глядя прямо в глаза адмиралу, нащупал закладку в своей тетради, открыл ее и, подняв на уровне плеч, голосом преподавателя, читающего надоевшую лекцию, произнес:
– Третьего марта 1897 года на служившем в Средиземном море «Сисое Великом» произошел взрыв в кормовой башне – орудие главного калибра выстрелило при открытом замке. Крыша башни была наброшена на носовой мостик, разбиты все механизмы и приборы, поврежден паровой катер, стеньга и световые люки. Погибло пятнадцать человек, еще пятнадцать были тяжело ранены. Корабль был поставлен в ремонт во французский военный порт Тулон, причем при осмотре французскими инженерами были выявлены вопиющие факты из ряда вон плохой работы отечественных верфей. По верхней кромке брони вдоль всего борта шла сорокамиллиметровая щель. Ее «прикрывала» замазка. Вываливались заклепки трапов, палубный настил был изготовлен из гнилого дерева. Более того, не были заклепаны даже отверстия в переборках погребов боеприпасов… И так далее и тому подобное. Хотите как-то прокомментировать, Владимир Павлович?
Из багрово-красного лицо Верховского сделалось пятнистым, как шкура леопарда. Ему явно не хватало воздуха, он буквально прохрипел, судорожно вдыхая после каждого третьего слова:
– Ваше императорское величество!.. Военный корабль – это… сложное техническое сооружение. При его строительстве и эксплуатации… бывают недоработки и несчастные случаи…
– У каждого несчастного случая, Владимир Павлович, есть имя и фамилия! – опять перебил адмирала император. – Кто и как был наказан? Какие меры были приняты, чтобы брак больше не приводил к подобным трагедиям?.. Хотя знаете что, не отвечайте… В процессе достройки в настоящее время находятся броненосцы «Ослябя», «Пересвет» и «Победа». Вот мы завтра вместе с вами прогуляемся – оценим, что изменилось со времени этого прискорбного случая с «Сисоем Великим» и как под вашим чутким руководством растет качество отечественного кораблестроения.
Верховский медленно опустился в кресло. Глаза его, от природы слегка прикрытые веками, сейчас были широко раскрыты и выражали горе человека, за один день похоронившего всех родственников. Подчиненные и коллеги, глядя на адмирала, даже не пытались улыбнуться, боясь, что невольное выражение злорадства может довести начальника ГУКиС до апоплексического удара прямо во время совещания. Впрочем, император уже ничего этого не видел. Он прошел вдоль стола, сел на свободное место и открыл объемную тетрадь на следующей странице:
– Главная трудность провести в жизнь какое-нибудь нововведение заключается в том, что люди сживаются с существующими неудобствами, тогда как новое представляется чем-то гадательным, а потому непрактичным. Чтобы яснее видеть дело, полезно иногда оглядываться на прошлое, а оно учит нас, что даже предложение ввести прицелы к орудиям было встречено несочувственно и потребовались многие годы, пока пришли к тому убеждению, что прицел улучшает наводку.
Император отложил бумаги, окинул взглядом моряков.
– Это написал присутствующий здесь Степан Осипович Макаров. Примечательно, что на его рабочем столе в кабинете стоит табличка со словами «Помни о войне!» Полностью с ним согласен. О войне надо помнить и к ней готовиться, пока мир. Добавлю только с сожалением, что генералы всегда готовятся к прошлым войнам[21]. Во всяком случае, Россия всем своим существованием подтверждает это правило. Давайте попробуем хотя бы один раз его нарушить и подготовиться к войне будущей. Мне известно, что Степан Осипович, будучи известным новатором, отстаивает идею строительства безбронных крейсеров, усматривая за ними, помимо тактических преимуществ, значительную дешевизну. Он даже подготовил проект такого корабля водоизмещением, если не ошибаюсь, в три тысячи тонн. Однако я пока не видел даже общего руководства по применению таких кораблей в сражении. За счет чего они будут справляться с закованным в броню противником? Пока у нас есть очень спорные результаты применения безбронных крейсеров в бою, в частности – исход сражения британских «Шаха» и «Аметиста» против перуанского монитора «Уаскар» в 1877 году. Имея подавляющее превосходство в огневой мощи, британцы не смогли вывести бронированного противника из строя, ведя огонь с больших дистанций. Крейсерам пришлось идти на сближение, и лишь крайне слабая выучка перуанских комендоров позволила судам избежать попаданий. Стало ясно, что при встрече с более подготовленным противником безбронные корабли попадут в тяжелое положение… Вы все равно настаиваете на своей концепции, Степан Осипович?
– Государь, – адмирал, встав и откашлявшись, открыл свою собственную папку, где который год лежали невостребованными его идеи, мысли и мечты, – лучший тип небольшого боевого судна, по-моему, представляет «Esmeralda», построенная в 1883 году заводом Армстронга. Судно это было заказано чилийцами под впечатлением войны с Перу. У чилийцев в это время были свежи воспоминания войны, и они опасались новых столкновений. Вот почему в этом судне первое место отведено боевым качествам, «Эсмеральда» при водоизмещении в три тысячи тонн имела два десятидюймовых орудия и шесть шестидюймовых. Ход 18,3 узла и запас угля в шестьсот тонн. Машины и котлы были прикрыты легкой карапасной палубой. При своем низком борте и всех вышеприведенных боевых элементах «Эсмеральда» представляла собой прекрасную боевую машину. Единственный ее недостаток – это низкий нос, который не позволяет держать хорошего хода, идя против волны.
Обращаю ваше внимание, что во время японо-китайской войны все сражения при Ялу были японцами выиграны при участии именно таких судов. Под угрозой войны люди яснее видят боевые потребности и лучше отличают хорошее от дурного. Как только в 1894 году японцы объявили войну Китаю, то сейчас же купили у чилийцев «Эсмеральду», которая в это время была уже далеко не новым судном, в особенности по отношению к артиллерии. Предлагаемое мною безбронное судно отличается от «Эсмеральды» возвышенным баком и отсутствием прикрытия для шестидюймовых пушек.
Для того чтобы показать, какой вид может быть придан этому судну, я составил чертежи его, а младший помощник судостроителя Барановский сделал подсчеты. На чертеже видно, что броневая карапасная палуба прикрывает машину, котлы и боевые погреба. Над этой палубой расположена другая, верхняя, которая идет также во всю длину судна, и пространство между этими палубами служит для помещения экипажа. В носовой части показан возвышенный полубак.
Два восьмидюймовых орудия и четыре шестидюймовых орудия по бортам поставлены с таким расчетом, чтобы они находились как раз над главными поперечными переборками. Одно шестидюймовое поставлено в корме. Мелкие орудия стоят частью на полубаке, частью на верхней палубе. Минные аппараты также поставлены на верхней палубе. Шлюпок предположено шесть, из коих один катер, один паровой баркас. Ход предположен двадцать узлов, на что требуется десять тысяч индикаторных сил.
Относительно морских судов могу заметить, что, придавая большое значение ходу, я в то же время считаю необходимым, чтобы корабль, назначенный для артиллерийского боя, имел такую артиллерию, которая могла бы пробить броню современных кораблей. Постановку такой артиллерии можно достичь лишь при условии отказа от чрезмерной скорости, а потому я считаю достаточным, чтобы боевой безбронный корабль имел ход всего на два узла больше, чем ход броненосцев, то есть можно ограничиться двадцатиузловым ходом. Для того чтобы менее страдать от неприятельских выстрелов, нужно избежать высокого борта, а чтобы артиллерия не подвергалась поражению осколками неприятельских разрывных снарядов – поставить ее на верхнюю палубу[22].
Перевернув последнюю страницу, Макаров перевел дух и замолчал, искоса поглядывая на императора. После публичной порки Верховского можно было ожидать какого-то подвоха. Однако на этот раз реакция монарха была другая. Коротко кивнув и сделав какие-то пометки в своих записях, он поднял голову и первый раз за время совещания широко улыбнулся.
– Ну что ж, Степан Осипович, если вы так уверены, предлагаю организовать еще одну стратегическую игру, где вы будете командовать кораблями вашей конструкции, соотносимыми по водоизмещению с нынешним Балтийским флотом, а адмирал Диков Иван Михайлович сыграет за флотоводцев кайзера. А для того чтобы посредники могли объективно учитывать результаты, организуем контрольные стрельбы из восьми- и шести-дюймовок, обстреляем с различных дистанций и под различными углами бронеплиты, которыми оснащены германские броненосцы и крейсеры, чтобы определить дистанцию уверенного пробития. Думаю, вы согласны, Степан Осипович, что практика – критерий истины? Вот мы и попрактикуемся. А теперь про то, что будем не обсуждать, а выполнять. Первое – для обеспечения единоначалия и во избежание дублирования обязанностей приказываю объединить Главное управление кораблестроения и снабжений и Морской технический комитет. Второе – в соответствии с вашими рекомендациями – приказываю выделить на каждом корабле офицера, отвечающего за живучесть корабля. Сформировать аварийные партии, составить инструкции на случай возгорания, затопления и организовать постоянные тренировки личного состава по борьбе за живучесть. Поручаю лично вам, Степан Осипович, как инициатору, проделать всю вышеуказанную работу на «Ермаке», а затем поделиться опытом в остальных флотских экипажах. Третье – поручить Алексею Николаевичу Крылову создать Главное конструкторское бюро флота, объединив авторские разработки, расчеты, опытовый бассейн и экспериментальное производство. Поручить бюро сквозную техническую экспертизу проектов и надзор за строительством с правом останавливать производство и ответственностью экспертов за принятую работу, утверждение проектов, надзор за качеством и прием-сдачу кораблей с обязательным привлечением экипажа, который будет впоследствии эксплуатировать судно. Сразу предупреждаю: жалованье – большое. Но получать они его будут в полной мере и без задержек, если в полной мере и без задержек экипаж примет судно в эксплуатацию. Четвертое – в рамках Главного конструкторского бюро флота выделить Институт морской артиллерии с собственным полигоном, опытным производством и учебными тренажерами. Привлечь конструкторов артиллерии, боеприпасов и систем управления огнем, химиков, математиков и других ученых – в соответствии с текущими потребностями. Капитану Крылову – составить список остальных институтов, потребных для обеспечения эффективной работы ГКБФ. Пятое – на научно-исследовательские и инженерно-конструкторские работы выделить десятую часть всех ассигнований на морское ведомство. Бюджет всего морского ведомства в 1900 году был определен в размере 78,7 миллиона рублей, таким образом на НИОКР ГКБФ в 1901 году будет выделено 7 миллионов 870 тысяч. И последнее. Во избежание утечки секретной и служебной информации принято решение о создании морской разведки и контрразведки. Аналогичная служба учреждается и в армии. Морские офицеры, желающие продолжить службу в этой структуре, имеют право подавать рапорт в обход собственного начальства на имя временно исполняющего обязанности начальника военной контрразведки ротмистра Лаврова. Вот теперь все. Простите, но на сегодня мое время исчерпано. Встретимся через два дня и поговорим в более тесном составе. А пока разрешаю осведомиться о моем здоровье у присутствующих здесь врачей – профессионалов своего дела, которые пообещали уже сегодня составить и передать для общего ознакомления соответствующую справку…
* * *
– Иван Павлович, – обратился уже в приемной к Мержеевскому адмирал Дубасов. – Государь разрешил попытать вас, и нам всем хотелось бы знать наверняка, что он не страдает некими э-э-э-э… душевными заболеваниями. Как состояние его здоровья?
– Пока, – выделив это слово, психиатр снял пенсне и начал энергично его протирать, – здоровье его величества вполне удовлетворительно.
– Простите, что значит «пока»?
– Мы здесь находимся уже третий день, молодой человек, – издевательски обратился к седому генералу академик, – и ежедневно наблюдаем восемнадцатичасовой рабочий день государя. Как считаете, долго ли сможет он выдержать такой бешеный ритм жизни? Вот вы сейчас отправитесь домой, а ему еще предстоит аудиенция с господином Витте и встреча с газетчиками.
– И больше ничего? Я имею в виду психическое здоровье. Вы не хотели бы как-то дополнить ваше заключение? – недоверчиво переспросил Дубасов.
– А что бы вы желали знать? – с усмешкой переспросил Мержеевский.
– Нет-нет, ничего, спасибо. Просто волнуюсь, как и все мы, за здоровье императора.
– А вы не волнуйтесь, – язвительно подначил адмирала психиатр. – Волнение – это самая благодатная почва для различных нехороших патологий. Честь имею…
* * *
– Ну что скажешь, Алексей Николаевич, – надевая шинель, обратился к старому другу адмирал Макаров.
– Впечатляет, – коротко отреагировал обычно острый на язык капитан Крылов.
– Впечатляет – это не то слово. А ведь на этом совещании он не сказал и половины того, о чем мы успели переговорить, пока «Ермак» тащил «Громобой» через льды до Кронштадта.
– В Кронштадте. Мы, так сказать, совершили обмен, доставив к нему Временное правительство во главе с господином Витте, а он передал нам на руки всю английскую резидентуру вместе с послом Британии, захваченную в воскресенье на секретной явке на Малой Морской улице…
– Как захваченную? Кем захваченную, простите?
– Они уверены, что специальной группой лейб-жандармерии генерала Трепова… Государь просил не разочаровывать «наших друзей с Туманного Альбиона», тем более что всем нам уже объявлена благодарность за проведенную операцию…
– Но посол! Это же дипломатический скандал!
– Не думаю. Во-первых, придя на явку в фотостудию, он представился чужой фамилией. Во-вторых, ему был передан весьма пикантный для дипломата заказ в виде описания системы охраны императорской семьи в Царском Селе и копии секретной переписки МИД за последний месяц. И главное – после беседы с государем посол был настолько тих и печален… Я не заметил даже тени скандала. Но кто его знает, как оно повернется.
– Только не говорите, что английских резидентов поймал тоже ваш студент.
– Я и не говорю…
– Тоже не дело. Скажите хоть что-нибудь…
– Возможно, у государя есть свои «призраки»?..
– Понятно… Хотя, ничего не понятно… Какова роль англичан в произошедших событиях?
– Они, несомненно, вовлечены в заговор, но являются ли они главными заказчиками и руководителями – выяснить не удалось… У Сергея Васильевича на этот счет свои соображения…
– У меня имеется предположение, – кивнул Зубатов, – что профессиональные головорезы могут быть набраны в колониальных войсках или даже состоять из туземцев.
– Да, но собирать головорезов и сбивать их в ватаги могут не только британские монархи, не так ли?
Жандармы снова замолчали. Объем информации и огромное количество вопросов давили на присутствующих буквально физически, как небосвод на атлантов.
– Как его здоровье? – спросил, наконец, Трепов.
– Я уже думал, что и не спросите, – улыбнулся Зубатов. – Его величество изволил собрать консилиум психиатров во главе с Мержеевским[18], пригласил также Бехтерева[19], Попова, Щербака, вызвал даже Белякова из Самары и Чижа из Дерпта и пожелал все последующие заседания и встречи проводить в их присутствии…
– Ну и как цвет российской психиатрии?
– После того как император предложил создать Академию медицинских наук, а в ее составе – целых шесть институтов, включая неврологию и психиатрию… Да они готовы этих немецких врачей своими руками разорвать…
– И они действительно присутствуют на всех приемах и совещаниях?
– Да. Вот сейчас, например, идет заседание Морского комитета. Правда, без генерал-адмирала.
– А куда делся наш достославный Алексей Александрович?
– Как и все члены императорской фамилии, сидит в своем дворце. В связи с высоким риском террористической угрозы государь запретил великим князьям и их семьям покидать место жительства и приставил усиленную охрану ко всем резиденциям…
– Понятно, – пробормотал Трепов. – Стало быть, императорская фамилия посажена под домашний арест… Ну что ж, этого следовало ожидать…
Морской технический комитет – Морское собрание Кронштадта
– Знаю, что присутствующих больше всего волнуют последние события в Петербурге, – начал император заседание Морского технического комитета после положенных приветствий и настороженных взглядов моряков в сторону докторов и газетчиков. – Я не хотел бы скоропалительных выводов и заявлений, но обещаю сделать таковые, как только все нюансы этого инцидента будут расследованы… Сейчас можно только с горечью констатировать, что погибли невинные люди. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность флотским экипажам, внесшим достойный вклад в наведение порядка в Петербурге, и почтить минутой молчания погибших на своем посту в это трагическое воскресенье…
Император положил на стол бумаги, встал и вытянул руки по швам, опустив голову. Моряки и штатские, ни разу не видевшие такого ритуала[20], сначала недоуменно смотрели на монарха, потом начали переглядываться, неловко подниматься, одергивая кители и застывая в почтительном скорбном молчании. Последними среагировали на ситуацию репортеры, привыкшие первым делом хвататься за перо при виде чего-либо непривычного.
– Спасибо, прошу садиться, – сухо произнес император, когда все последовали его примеру. – Помня о погибших, мы не должны забывать о живых, а посему вернемся к теме совещания. В первую очередь хотелось бы удостовериться, что все присутствующие одинаково понимают цели, задачи и стратегию Российского флота. Они должны быть незыблемы независимо от того, какие ветры дуют за границами Отечества и какие бури бушуют на его территории.
По библиотеке Морского собрания Кронштадта прошелся легкий бриз, как будто ветер проник через закрытое окно, пошевелил бумаги и карты, лежащие перед участниками совещания. Присутствующие с трудом возвращались в рабочее состояние. Император тем временем продолжил.
– В 1900 году в Морской академии состоялась стратегическая игра на тему войны с Германией. Главным Морским штабом были даны к ней задания и поставлен вопрос: достаточна ли по силе и целесообразности организация обороны нашего побережья с имеющимся флотом и поддерживающими его береговыми укреплениями, чтобы не позволить германскому флоту получить обладание Балтийским морем?
Император сделал секундную паузу, краем глаза уловив, как округлились глаза у присутствующих газетчиков и как ожесточенно они начали строчить в своих записных книжках. Слегка улыбнувшись, он удовлетворенно продолжил:
– Россия, в соответствии с заданием, смогла выставить флот в восемь эскадренных броненосцев, восемь крейсеров, три броненосца береговой обороны, Германия – двенадцать эскадренных броненосцев, семь броненосцев береговой обороны и двадцать два крейсера. Задействованные силы, подчеркиваю, отражают реальные возможности государств. Напомню результаты, часть из которых иначе как скандальными не назовешь. В первую очередь, играющие отказались от Либавы, как порта с невыгодным стратегическим расположением. Между прочим, мы сейчас говорим про порт, куда уже вложено и продолжает вкладываться казенных средств больше, чем во все остальные порты вместе взятые. Здесь собрались в основном кораблестроители, поэтому подробно на этом вопросе останавливаться не будем, но закладку прошу оставить и свое мнение высказать, ведь от того, что мы строим на стапелях, очень сильно зависит построенное на земле. Что же касается самого флота, по завершении игры стороны резюмировали: «Флот, состоящий из больших судов, но несколько более слабый, чем у германцев, не способен к наступлению, не пригоден и для обороны. В этом последнем случае лучше заменить его минным флотом, опирающимся на ряд хорошо оборудованных, подвижных и неподвижных станций. Либава может иметь значение лишь как база для наступления более сильного, чем у германцев, флота. При обороне ее в ней с пользой может быть помещена лишь сильная минная флотилия, которую нельзя заблокировать и которая способна действовать наступательно против германских линий сообщения. Моонзунд же представляет превосходную центральную позицию для русского флота. Если он останется неиспользованным и неукрепленным, им непременно завладеют германцы, и все выгоды владения этой позицией окажутся на их стороне». В случае успеха наших армий их очень трудно будет выбить с позиции, расположенной на острове. Еще один важный вопрос: сможет ли наш флот «загнать германца за Можай», а если да, то за счет чего? Что является нашим главным преимуществом, трудно воспроизводимым для противника? Ну и конечно же – соответствуют ли имеющиеся и строящиеся корабли поставленной задаче? Прошу высказываться!
– Разрешите, ваше императорское величество? – совсем не по-библиотечному, под сводами Морского собрания прозвучал командный голос начальника Главного управления кораблестроения и снабжений адмирала Верховского. Император заметил, как при первых же словах опустил голову и напрягся капитан по адмиралтейству Крылов, нынешний заведующий опытовым бассейном, а в будущем – лауреат Сталинской премии, и вспомнил, что в эвакуации во время Отечественной войны Алексеей Николаевич писал в своих мемуарах: «Верховский имел тот взгляд, что всякий подрядчик – мошенник, что цену надо сбивать как можно ниже, что все чиновники – взяточники, поэтому все постройки, при нем возведенные, были чисты и красивы снаружи и весьма непрочны по сути дела. Чиновники и инженеры его боялись, правду от него скрывали и во всем ему поддакивали, и получалось недорого, да мило, а дешево, да гнило…»
– Главное преимущество нашего флота, – говорил тем временем адмирал, – по которому Германия никогда не сможет с нами сравниться, – это героизм и стальной дух наших моряков, овеянный славой побед при Гангуте и Гренгаме, при…
– Спасибо, Владимир Павлович, – перебил Верховского император, – мы помним о славных достижениях Российского флота и не забыли про подвиги тех, кто их ковал. Слишком часто случается, что героизм одних – это разгильдяйство и вредительство других. Поэтому предлагаю проявить героические качества на своем рабочем месте сейчас, чтобы потом нашим морякам не пришлось компенсировать их во время сражения.
Верховский мгновенно превратился в вареного рака, поправил ставший тесным воротник мундира и, кашлянув, отчеканил:
– Ваше императорское величество, я готов умереть, если вы прикажете!
– Эх, Владимир Павлович, – качая головой, император подошел к адмиралу, – вы своей смертью никакой пользы Отечеству не принесете. Наша с вами задача – сделать так, чтобы другие не умирали, особенно в мирное время…
– Простите, ваше величество, не понял…
Император, не опуская головы и глядя прямо в глаза адмиралу, нащупал закладку в своей тетради, открыл ее и, подняв на уровне плеч, голосом преподавателя, читающего надоевшую лекцию, произнес:
– Третьего марта 1897 года на служившем в Средиземном море «Сисое Великом» произошел взрыв в кормовой башне – орудие главного калибра выстрелило при открытом замке. Крыша башни была наброшена на носовой мостик, разбиты все механизмы и приборы, поврежден паровой катер, стеньга и световые люки. Погибло пятнадцать человек, еще пятнадцать были тяжело ранены. Корабль был поставлен в ремонт во французский военный порт Тулон, причем при осмотре французскими инженерами были выявлены вопиющие факты из ряда вон плохой работы отечественных верфей. По верхней кромке брони вдоль всего борта шла сорокамиллиметровая щель. Ее «прикрывала» замазка. Вываливались заклепки трапов, палубный настил был изготовлен из гнилого дерева. Более того, не были заклепаны даже отверстия в переборках погребов боеприпасов… И так далее и тому подобное. Хотите как-то прокомментировать, Владимир Павлович?
Из багрово-красного лицо Верховского сделалось пятнистым, как шкура леопарда. Ему явно не хватало воздуха, он буквально прохрипел, судорожно вдыхая после каждого третьего слова:
– Ваше императорское величество!.. Военный корабль – это… сложное техническое сооружение. При его строительстве и эксплуатации… бывают недоработки и несчастные случаи…
– У каждого несчастного случая, Владимир Павлович, есть имя и фамилия! – опять перебил адмирала император. – Кто и как был наказан? Какие меры были приняты, чтобы брак больше не приводил к подобным трагедиям?.. Хотя знаете что, не отвечайте… В процессе достройки в настоящее время находятся броненосцы «Ослябя», «Пересвет» и «Победа». Вот мы завтра вместе с вами прогуляемся – оценим, что изменилось со времени этого прискорбного случая с «Сисоем Великим» и как под вашим чутким руководством растет качество отечественного кораблестроения.
Верховский медленно опустился в кресло. Глаза его, от природы слегка прикрытые веками, сейчас были широко раскрыты и выражали горе человека, за один день похоронившего всех родственников. Подчиненные и коллеги, глядя на адмирала, даже не пытались улыбнуться, боясь, что невольное выражение злорадства может довести начальника ГУКиС до апоплексического удара прямо во время совещания. Впрочем, император уже ничего этого не видел. Он прошел вдоль стола, сел на свободное место и открыл объемную тетрадь на следующей странице:
– Главная трудность провести в жизнь какое-нибудь нововведение заключается в том, что люди сживаются с существующими неудобствами, тогда как новое представляется чем-то гадательным, а потому непрактичным. Чтобы яснее видеть дело, полезно иногда оглядываться на прошлое, а оно учит нас, что даже предложение ввести прицелы к орудиям было встречено несочувственно и потребовались многие годы, пока пришли к тому убеждению, что прицел улучшает наводку.
Император отложил бумаги, окинул взглядом моряков.
– Это написал присутствующий здесь Степан Осипович Макаров. Примечательно, что на его рабочем столе в кабинете стоит табличка со словами «Помни о войне!» Полностью с ним согласен. О войне надо помнить и к ней готовиться, пока мир. Добавлю только с сожалением, что генералы всегда готовятся к прошлым войнам[21]. Во всяком случае, Россия всем своим существованием подтверждает это правило. Давайте попробуем хотя бы один раз его нарушить и подготовиться к войне будущей. Мне известно, что Степан Осипович, будучи известным новатором, отстаивает идею строительства безбронных крейсеров, усматривая за ними, помимо тактических преимуществ, значительную дешевизну. Он даже подготовил проект такого корабля водоизмещением, если не ошибаюсь, в три тысячи тонн. Однако я пока не видел даже общего руководства по применению таких кораблей в сражении. За счет чего они будут справляться с закованным в броню противником? Пока у нас есть очень спорные результаты применения безбронных крейсеров в бою, в частности – исход сражения британских «Шаха» и «Аметиста» против перуанского монитора «Уаскар» в 1877 году. Имея подавляющее превосходство в огневой мощи, британцы не смогли вывести бронированного противника из строя, ведя огонь с больших дистанций. Крейсерам пришлось идти на сближение, и лишь крайне слабая выучка перуанских комендоров позволила судам избежать попаданий. Стало ясно, что при встрече с более подготовленным противником безбронные корабли попадут в тяжелое положение… Вы все равно настаиваете на своей концепции, Степан Осипович?
– Государь, – адмирал, встав и откашлявшись, открыл свою собственную папку, где который год лежали невостребованными его идеи, мысли и мечты, – лучший тип небольшого боевого судна, по-моему, представляет «Esmeralda», построенная в 1883 году заводом Армстронга. Судно это было заказано чилийцами под впечатлением войны с Перу. У чилийцев в это время были свежи воспоминания войны, и они опасались новых столкновений. Вот почему в этом судне первое место отведено боевым качествам, «Эсмеральда» при водоизмещении в три тысячи тонн имела два десятидюймовых орудия и шесть шестидюймовых. Ход 18,3 узла и запас угля в шестьсот тонн. Машины и котлы были прикрыты легкой карапасной палубой. При своем низком борте и всех вышеприведенных боевых элементах «Эсмеральда» представляла собой прекрасную боевую машину. Единственный ее недостаток – это низкий нос, который не позволяет держать хорошего хода, идя против волны.
Обращаю ваше внимание, что во время японо-китайской войны все сражения при Ялу были японцами выиграны при участии именно таких судов. Под угрозой войны люди яснее видят боевые потребности и лучше отличают хорошее от дурного. Как только в 1894 году японцы объявили войну Китаю, то сейчас же купили у чилийцев «Эсмеральду», которая в это время была уже далеко не новым судном, в особенности по отношению к артиллерии. Предлагаемое мною безбронное судно отличается от «Эсмеральды» возвышенным баком и отсутствием прикрытия для шестидюймовых пушек.
Для того чтобы показать, какой вид может быть придан этому судну, я составил чертежи его, а младший помощник судостроителя Барановский сделал подсчеты. На чертеже видно, что броневая карапасная палуба прикрывает машину, котлы и боевые погреба. Над этой палубой расположена другая, верхняя, которая идет также во всю длину судна, и пространство между этими палубами служит для помещения экипажа. В носовой части показан возвышенный полубак.
Два восьмидюймовых орудия и четыре шестидюймовых орудия по бортам поставлены с таким расчетом, чтобы они находились как раз над главными поперечными переборками. Одно шестидюймовое поставлено в корме. Мелкие орудия стоят частью на полубаке, частью на верхней палубе. Минные аппараты также поставлены на верхней палубе. Шлюпок предположено шесть, из коих один катер, один паровой баркас. Ход предположен двадцать узлов, на что требуется десять тысяч индикаторных сил.
Относительно морских судов могу заметить, что, придавая большое значение ходу, я в то же время считаю необходимым, чтобы корабль, назначенный для артиллерийского боя, имел такую артиллерию, которая могла бы пробить броню современных кораблей. Постановку такой артиллерии можно достичь лишь при условии отказа от чрезмерной скорости, а потому я считаю достаточным, чтобы боевой безбронный корабль имел ход всего на два узла больше, чем ход броненосцев, то есть можно ограничиться двадцатиузловым ходом. Для того чтобы менее страдать от неприятельских выстрелов, нужно избежать высокого борта, а чтобы артиллерия не подвергалась поражению осколками неприятельских разрывных снарядов – поставить ее на верхнюю палубу[22].
Перевернув последнюю страницу, Макаров перевел дух и замолчал, искоса поглядывая на императора. После публичной порки Верховского можно было ожидать какого-то подвоха. Однако на этот раз реакция монарха была другая. Коротко кивнув и сделав какие-то пометки в своих записях, он поднял голову и первый раз за время совещания широко улыбнулся.
– Ну что ж, Степан Осипович, если вы так уверены, предлагаю организовать еще одну стратегическую игру, где вы будете командовать кораблями вашей конструкции, соотносимыми по водоизмещению с нынешним Балтийским флотом, а адмирал Диков Иван Михайлович сыграет за флотоводцев кайзера. А для того чтобы посредники могли объективно учитывать результаты, организуем контрольные стрельбы из восьми- и шести-дюймовок, обстреляем с различных дистанций и под различными углами бронеплиты, которыми оснащены германские броненосцы и крейсеры, чтобы определить дистанцию уверенного пробития. Думаю, вы согласны, Степан Осипович, что практика – критерий истины? Вот мы и попрактикуемся. А теперь про то, что будем не обсуждать, а выполнять. Первое – для обеспечения единоначалия и во избежание дублирования обязанностей приказываю объединить Главное управление кораблестроения и снабжений и Морской технический комитет. Второе – в соответствии с вашими рекомендациями – приказываю выделить на каждом корабле офицера, отвечающего за живучесть корабля. Сформировать аварийные партии, составить инструкции на случай возгорания, затопления и организовать постоянные тренировки личного состава по борьбе за живучесть. Поручаю лично вам, Степан Осипович, как инициатору, проделать всю вышеуказанную работу на «Ермаке», а затем поделиться опытом в остальных флотских экипажах. Третье – поручить Алексею Николаевичу Крылову создать Главное конструкторское бюро флота, объединив авторские разработки, расчеты, опытовый бассейн и экспериментальное производство. Поручить бюро сквозную техническую экспертизу проектов и надзор за строительством с правом останавливать производство и ответственностью экспертов за принятую работу, утверждение проектов, надзор за качеством и прием-сдачу кораблей с обязательным привлечением экипажа, который будет впоследствии эксплуатировать судно. Сразу предупреждаю: жалованье – большое. Но получать они его будут в полной мере и без задержек, если в полной мере и без задержек экипаж примет судно в эксплуатацию. Четвертое – в рамках Главного конструкторского бюро флота выделить Институт морской артиллерии с собственным полигоном, опытным производством и учебными тренажерами. Привлечь конструкторов артиллерии, боеприпасов и систем управления огнем, химиков, математиков и других ученых – в соответствии с текущими потребностями. Капитану Крылову – составить список остальных институтов, потребных для обеспечения эффективной работы ГКБФ. Пятое – на научно-исследовательские и инженерно-конструкторские работы выделить десятую часть всех ассигнований на морское ведомство. Бюджет всего морского ведомства в 1900 году был определен в размере 78,7 миллиона рублей, таким образом на НИОКР ГКБФ в 1901 году будет выделено 7 миллионов 870 тысяч. И последнее. Во избежание утечки секретной и служебной информации принято решение о создании морской разведки и контрразведки. Аналогичная служба учреждается и в армии. Морские офицеры, желающие продолжить службу в этой структуре, имеют право подавать рапорт в обход собственного начальства на имя временно исполняющего обязанности начальника военной контрразведки ротмистра Лаврова. Вот теперь все. Простите, но на сегодня мое время исчерпано. Встретимся через два дня и поговорим в более тесном составе. А пока разрешаю осведомиться о моем здоровье у присутствующих здесь врачей – профессионалов своего дела, которые пообещали уже сегодня составить и передать для общего ознакомления соответствующую справку…
* * *
– Иван Павлович, – обратился уже в приемной к Мержеевскому адмирал Дубасов. – Государь разрешил попытать вас, и нам всем хотелось бы знать наверняка, что он не страдает некими э-э-э-э… душевными заболеваниями. Как состояние его здоровья?
– Пока, – выделив это слово, психиатр снял пенсне и начал энергично его протирать, – здоровье его величества вполне удовлетворительно.
– Простите, что значит «пока»?
– Мы здесь находимся уже третий день, молодой человек, – издевательски обратился к седому генералу академик, – и ежедневно наблюдаем восемнадцатичасовой рабочий день государя. Как считаете, долго ли сможет он выдержать такой бешеный ритм жизни? Вот вы сейчас отправитесь домой, а ему еще предстоит аудиенция с господином Витте и встреча с газетчиками.
– И больше ничего? Я имею в виду психическое здоровье. Вы не хотели бы как-то дополнить ваше заключение? – недоверчиво переспросил Дубасов.
– А что бы вы желали знать? – с усмешкой переспросил Мержеевский.
– Нет-нет, ничего, спасибо. Просто волнуюсь, как и все мы, за здоровье императора.
– А вы не волнуйтесь, – язвительно подначил адмирала психиатр. – Волнение – это самая благодатная почва для различных нехороших патологий. Честь имею…
* * *
– Ну что скажешь, Алексей Николаевич, – надевая шинель, обратился к старому другу адмирал Макаров.
– Впечатляет, – коротко отреагировал обычно острый на язык капитан Крылов.
– Впечатляет – это не то слово. А ведь на этом совещании он не сказал и половины того, о чем мы успели переговорить, пока «Ермак» тащил «Громобой» через льды до Кронштадта.