Поговорили о погоде, о том, какая зима грядёт и когда лёд на реке встанет. Про дорогу, что уже заметно затвердела и не налипала на ногах пудовой грязью. Так и отошли потихоньку от печали.

– Мы вам в дорогу с Митей всего наготовили, глядишь, так и до Мсты хватит. А там уже и до Новгорода будет рукой подать. Дорогой вы всё же поберегитесь, сам рассказывал, Мефодьич, как много разбойников то нынче расплодилось. Особое внимание обратите на ночёвки, чтобы как слепых кутят не порезали. Копья мы вам ладные справили, Митя из лука охотничьего уже неплохо бить научился. Ну да надеюсь я, что то умение в пути не пригодится.

А пока давайте отдыхайте. Спозаранку в путь.

Сам же пошёл, в который раз всё дорожное проверить да опять дать наставление сыну.

Бой в лесу.

Шли ходко, срезали крюк лесом у Ямного озера, ну а дальше уже пошли старинным Селигеровым путём.

Ночевали, сторожась дозорными, как от худых людей, так и от зверья. На лесных полянах раскладывали не один, а несколько по кругу костров.

В Крестцовом погосте заночевали в вонючей постоялой избе, и уже от него пошли с попутчиками, присоединившимися двумя братьями гончарами да тремя артельными лодейщиками.

Последние по ряду строили пару лет ладьи для тверских купцов и теперь вот возвращались в Новгород, к дому. Было видно, что заработать им удалось хорошо. Вся одёжка с обувью были ладными да красивыми. За спинами у них топорщились большие дорожные мешки с подарками.

Видно, кто-то это всё приметил, учёл да и навёл ватагу с разбойными. Не успели они отойти от Крестцов и пары вёрст, как в тёмном бору, по которому они все шли, раздался вдруг резкий свист. Быстрее всех среагировал самый старый –Лука, да самый малый–Митяй.

Не успели ещё раздвинуться кусты с выкатывающими серыми и заросшими бородами людишками, да упасть на снег, хрипя пробитым горлом одному из лодейных, как с лука парня уже ушла первая стрела.

«В первую очередь бить лучника, сам он не на виду и бед может натворить гораздо больше, чем все прочие!»

И вот уже с большой развилистой сосны с резким криком выпала серая тень. Уход в бок от накатывающего и орущего благим ором громадного мужика с дубиной. Дубина проносится рядом, всего в каком-то вершке от головы, и выпадает из рук этого самого здоровяка. Сам же он, уже на подломленных ногах, опускается рядом, а из хребта у шеи его торчит топор.

–Берегись, Митька! –резкий крик Луки выдернул мальчишку из ступора и он машинально дёрнулся в бок. Стрела, что должна быть его смертью, если бы не артельный, только и дёрнула край левого предплечья. Резкая боль окончательно привела его в себя и вот уже снова щёлкает тетива верного лука.

Ещё один вражеский стрелок теперь уже совершенно безмолвно свешивается вниз со своей лесной «засидки».

–Так, меняем позицию, как учил тятя… А вот теперь и моя помощь Луке к месту будет!

Лука, уже успевший срубить двух противников и спасти при этом Митяя, сам попал в гибельное положение. Топор его торчал в спине бугая, а в руке оставался обрубок копья, и жить ему оставалось только несколько ударов сердца. Против него, хищно поводя жалами копий, напирали два невысоких и кряжистых лесовика. А сбоку от них, уже заходя ему за спину, скалясь и занося руку с саблей, как будто бы вытекал незаметно высокий и носатый разбойник.

–Всё! Ничего уже не успеть, отжил своё! –только и подумал Лука, как гранёная бронебойная стрела с хрустом вошла в боковину черепа носатого.

На прогалине, где шёл бой, на секунду вдруг всё замерло! Резко изменились в лице те двое с копьями. Бросили их на землю и бросились стремглав бежать! В других местах, теперь уже Митяй видел и всё поле боя в целом, тоже всё как-то резко изменилось. И по одному, а где то по двое, серые и грязные мужики со всех своих ног кинулись прочь. Догонять их никто не стал, настолько артельные уже вымотались за этот скоротечный и жестокий бой, что всем было вообще не до этого. Сами живы, и то ладно!

Осмотрев поле боя, стало ясно, что живы не все. Для артельных Луки, всё обошлось ещё более или менее легко, у каждого были, конечно, свои порезы и хорошие ушибы, но вот больших увечий, ни у кого не наблюдалось. Разве что Вторак получил удар копьём в бок, но и у него рана не была настолько глубокой. На первый взгляд, ребра казались целыми, только срезало хороший ломоть мяса, и всё это теперь обильно кровоточило.

А вот у лодейных и гончаров, всё было печально.

Шли они головными, впереди, вот и приняли самый первый и такой неожиданный для всех удар.

Двое лодейных уже остывали со стрелами в груди и шее. Третий, самый старший из них, лежал, привалясь на пень. Бедро его было рассечено секирой, и хорошо, если при этом не была перебита артерия, да кость.

У одного из братьев гончаров был проломлен кистенём череп. Другой, со стрелой в плече, тихо плача и постанывая, стоял перед ним, на коленях покачиваясь.

Вокруг были разбросаны тела разбойников. Обойдя и внимательно осмотрев всех, Лука удивлённо и пристально посмотрел на Митю.

Тот ни на секунду не опустил свой лук, и напряжённо всматривался в заросли, страхуя старших.

–Это что же получается, ребята, мы ноне второй раз родились, благодаря сыну Сотника. Посчитайте сами: Из семи разбойных, что мы тут положили, двух стрелков он лично уложил. Те же, двух лодейных пришпилили в самом начале схватки. Им бы ещё пару минут пожить и человека три они бы точно на тот свет отправили. А эти-то вот три человека, это как раз с пол нашей артелии бы и были.

И самое главное, того атамана с саблей и повадками служилого, что меня уже чуть было уже не всёк, опять его же стрела в череп и уложила.

А вот после этого, да без своего главаря, они уже и биться-то расхотели.

–Так что, парни, по гроб жизни должны мы теперь Митяю!

Теперь давайте разжигать костёр, будем ночевать на этом месте. Больше уже никто сюда не сунется, а вот нам в себя прийти бы нужно, раны осмотреть и покойников своих похоронить.

Да вон того, что выстанывается, сейчас под кустом обо всём поспрошать нужно.

Под кустом лежал связанный восьмой разбойник, в бою ему копьём просадили ногу, и никуда он уже убежать не смог.

–Убежать не смог, а говорить сможет! –решил старшина и подозвал к себе Митяя.

–Митенька, батя твой говорил, что ты в лекарском исскустве сведущ весьма, то правда будет?

Дмитрий посмотрел на Луку, на трёх постанывающих у разгорающегося костра раненых, и с сомнением покачал головой.

–Тятя, конечно, учил лекарской науке, медицине, как он говорил… Да ещё и сумку аптекарскую со всеми лекарствами и инструментом в дорогу дал. Но вот смогу ли всё ладно сделать? Не знаю… А шить человека так я вообще ни разу не пробовал. Так, за всё время только что ухо у Волчка зашил, когда он с лисой подрался, да у барана ногу после того, как его козёл Мишка рогом просёк. Всё остальное тятя рассказывал и показывал уже на бересте да холсте рисунками. Да ещё на лягушках и мышах резать учил и показывал всё, что у них есть в брюшине…


–Ну и как, получалось? – ласково спросил артельный?

–Да вроде зажило у скотины-то, срослось, –ответил скромно мальчишка.

–Ну, вот и у этих заживёт, не скотина чай. Ты только постарайся, внучок, а мы тебе и поможем. А туда, к дальнему костру, пока не подходи. Мы сами недолго там будем, тебе же в помощь тут Первак остаётся.

–Он, чтобы братца вылечить, наизнанку сам вылезет, так что приказывай ему смело! И пошёл туда, где Гудым в отдалении уже развёл костёр, и где лежал, подвывая, связанный пленник.

–Первак! Мне нужен полный котёл горячей воды, чистая холстина, вся, что только есть в наших и чужих сумах. Затем расстели большую накидку у костра, и наготовь побольше дров. Раненых нужно обогревать получше. И чтобы всё это было быстро!

–Когда же всё будет готово, подзовёшь Ослопю. Будете вместе держать раненых, пока я их буду резать и ниткой шить! Всё ли ясно сказал?

–Да, Митрий Андреевич, я побегу всё делать! –широкий и огромный близнец смотрел заискивающе и с надеждой на Митю.

–Ты только брата спаси, не смогу я без него… –и убежал выполнять указания.

От дальнего костра раздавались резкие крики, переходящие порой в истошный вой. Но вот затихли и они. Костерок там погас, и вернулись к стоянке Лука с Гудымом. Лука всё оглядел, молча и негромко обратился ко всем, кто уже собрался у большого костра.

–Значится, теперь всё ясно стало, рассказал их последний, прежде чем упокоиться. Ждали душегубцы только артель лодейных да гончаров. На нашу у них уже расчёта никакого не было. И, видется мне, что всё это от того, что мы на постоялый двор уже затемно зашли. Какой-то вестник с постоялого ли двора, или из другой какой избы, донёс о том, что в пути будет пятеро. Кто был тот самый вестник–пытуемый не знал и самого его он в глаза не видел. А вот о том, что они очень удивились, когда увидели столько людей, да ещё с копьями и боевитых, это сказал твёрдо. От того-то они и замешкались да допустили оплошность, потеряв время и не успев зайти нашей артели за спину.

Ворон, названный так за свой длинный нос, их предводитель, был когда-то сам ушкуйником, да выгнан был за что-то из ватаги своей. Однако опыт боя имел большой и вот тут из простого люда свою ватагу то и сколотил.

Так вот, Ворон-то сам не хотел, уж было на нас нападать. Видать, почувствовал свою смертушку, да Рыжий, сучоныш, без команды свою первую стрелу в головного метнул, ну тут уже и понеслось…

Теперь всё было понятно. И осталось заняться ранеными, так как всё, что требовалось, уже было готово.

Сначала была обработана рана у Вторака. Частью, лоскут кожи на боку был срезан остро заточенным ножом, а частью зашит. Затем прошла обработка чудно пахнущей водой со странным названием «декалон», что дал в прозрачной и плоской фляжке из стекла тятя. Потом перевязка чистыми холстами, затем опять обработка, смазка ножей, ниток, иголок, рук, да всё вот этим самым разящим «декалоном».

И крепко держащие во время болезного лечения сильные руки Первака и Ослопи, перенесли первого раненого поближе к костру, а потом по указанию Митяя и укрыли его посильнее.

Затем был лодейный старшина Ивор. Тут уже было посложнее, чем с близнецом. Но самое главное–артерия рассечена не была и кость не задета. После тщательной обработки и зашивки, лодейного, тоже отнесли к Втораку и так же, как и того, укутали.

Дольше всех пришлось повозиться с гончаром Осипом. Опыта таких работ у Мити не было, и действовали они уже вдвоём с Гудымом. Благо было то, что тот крови не боялся, а с тонким инструментом, благодаря уже своему столярному опыту, справлялся совершенно уверенно. Вот дело у них и пошло.

Перво-наперво после того, как удалили одежду и обработали рану, стрелу срезали в районе наконечника. А уж после её и вынули из самой раны. То, что рана была сквозная, оказалось, что даже и лучше.

Дальше, несмотря на истошные крики и попытки вырваться из крепких рук помощников, прочищали уже сам канал раны. Это чтобы никакая грязь не вызвала потом огневицы. Вот для этого Митя сильно её подсёк с обеих сторон и выпустил много крови. Ну а уж потом и промыл её и всё обработал. Лёгкая обработка ран у остальных, да перевязка много уже времени не заняли.

Всё-ё!! Он еле стоял на ногах. Никаких сил и эмоций уже просто уже не было. только одна непомерная усталость и опустошение.

Чудовищно хотелось спать. Первак по указанию старшины постелил ему побольше лапника у костра да укрыл оставшейся накидкой.

–Всем раненым много питья, с тем настоем, что я дал! –и мальчишка провалился в глубокий сон.

Вечерело. Ещё полчаса и сомкнутся своды тёмного леса над головой, лишь кое-где просвечивая россыпью звёзд.

Наконец-то всё успокоилось. Свои покойники, укрытые рогожей, ждали рассвета у вырытой могилы. Чужих свалили в соседний овраг, просто закидав их лапником. На отдельной постилушке грудились трофеи. Постанывали раненые, да лежали, задумчиво глядя в костёр те, кому сегодня посчастливилось выйти из боя целыми. Судьба…

На утро после заупокойной молитвы, читаемой торжественно и грустно Лукой, а затем личного и общего прощания, захоронили павших.

Позавтракали разваренной пшеничной кашей с мясом, выпили все, кроме Мити, по чарочке мёда за упокой.

Встали…

–Дмитрий Андреевич, от лица всей своей и чужих артелей! –торжественно заговорил Лука, –Хочу тебе в ноги поклониться за бой воинский и искусный да умение твоё лекарское, что ты же вчера здесь перед нами всеми проявил.

–Спас ты всех этим, кто тут с нами стоит, а я очень надеюсь, что и всех, кто лежит с ранами у нашего костра. Ну тут уж как Бог даст. От себя же лично тебя благодарю, ибо спас ты меня самого от сабли острой да от смерти лютой.

–Все мы теперь до скончания века твои должники.

И на поляне раздались громкие, подтверждающие всё сказанное, крики. После того, как они смолкли, Лука продолжил.

–По обычаю старины, из оружия «всё, что в личном бою взято, то и твоё – свято»! Мы же, по общему убеждению, видим, что все трое поверженные тобой, были устреляны в личном поединке, о чём свидетельствует и твоя рана, полученная от разбойного стрелка и пролитая кровь. Так что вот это вот оружие и вещи, что лежат на этой рогоже –все они теперь твои. Прими их, Христа ради, и распоряжайся ими, как знаешь.

Митя стоял как столб. В одночасье из мальца и несмышлёного ребёнка он превратился в воина, отнявшего чужие жизни, и одновременно же и в воина, который людские же жизни сохранил.

Его терзали душевные муки, и было очень муторно, вчера после того, как он понял, что убил трёх, пусть и плохих, но людей. Теперь же перед вот этими, ставшими такими дорогими людьми, пришло к нему и понимание. Долг воина–защищать от зла, даже если при этом придётся и отнять чью-то жизнь, потому что при этом чьи-то жизни ты же и спасаешь.

Он вздохнул глубоко и поклонился в пояс своим, теперь уже боевым, товарищам.

–Большое спасибо тебе, Лука Мефодьич, и вам всем, люди добрые. За уважение такое и слова сердечные ко мне. Только не было бы победы той над ватагой разбойной, если бы не храбрость ваша и забота о каждом. Иначе посекли да замучили бы нас всех и каждого отдельно. А тебе, Лука Мефодьич, особо я благодарен, ибо жизнь ты мне в недавнем том бою спас не единожды, и от бугая прикрыв, и о стреле вражей предупредил вовремя.

Ещё особо я благодарен тятеньке, что так гонял меня все эти два года, как я осиротел. Не дал он мне впасть в тоску, а приучал к науке воинской денно и нощно, и тем меня, мыслю я, так же от смерти этой лютой спас.

Лука кхекнул привычно и промолвил: «Тяте твоему мы, похоже, все ноне должны, что сына смог такого воспитать,» –и, засмущавшись сказанного, развернулся и зашагал проверять волокуши для раненых.