— Никита, оставь нас наедине, — произнес Пётр нетерпеливо. — Я столько лет скучал по Вере. — Он посмотрел мне в глаза. — Гены — удивительная штука. Не бойся, девочка. Не будь строптивой, и будешь жить. Ты хочешь жить?

Меня обдало ужасом.

— Вы убили мою тетю. Вы оба, — прошептала я. Она им отказала, и они не простили.

— Я не специально. Так получилось, — заволновался Пётр. — Ошибка. Она вывела меня из себя! Сука! Не будь такой. Подойди ко мне, Анжелика Дымарская, — поманил он меня пальцем. — И сними уже очки. Они тебе не идут.

Никита послушно поднялся и направился к выходу. Я отступила назад и начала отчаянно молиться. Зашептала сама себе: «Вова, любимый, пожалуйста, мне страшно. Мне так страшно. Пожалуйста, забери меня. Я хочу домой». Меня затрясло. Слезы потекли по щекам.

В тот момент, когда Никита уже почти вышел из гостиной, его сотовый начал звонить. Он поднес трубку к уху, слушал пару секунд, потом грязно выругался.

— Надо ехать, Петь. Срочно.

— Что происходит? — отозвался Пётр недовольно. — Куда? Мы только прибыли на отдых.

— Обыск.

— Чего, блть?! Какой еще обыск?

Никита дал знак, что не при мне.

После этого мужчины поспешно уехали, а меня охранники утащили в комнатку на втором этаже.

Решетки на окнах, минимум мебели. Железная дверь. Пластиковая посуда. Я голову сломала, пока искала возможности сбежать! Пыталась и притворяться больной, и подкупать, и даже соблазнить. Хоть что-то! Какой-то шанс.

Но, видимо, боссов охранники боялись сильнее.





Глава 67





Я быстро надеваю платье для этих старых извращенцев. Огромный вырез впереди и сзади, подол чуть выше колена. Забираюсь рукой под унитаз и достаю несколько крупных осколков от зеркала, которые припрятала в первый же день пребывания в тюрьме.

Обматываю с одного конца заготовленным заранее клочком простыни и прячу в рукаве, словно фокусница. Благо они позволяют, длинные. Иначе пришлось бы в белье. Есть еще пара осколков, они лежат под плиткой в углу. Но их я оставила на самый крайний случай. А пока во мне все еще живет надежда и жажда жизни.

Мне только двадцать один год, я влюблена и любима. Я очень хочу жить!

Дверь распахивается:

— Долго ты еще? О, оделась. Пошли, принцесса. Очки сними.

— Я без них ничего не вижу.

Мы выходим из комнаты в коридор. Идем по мягкому ковру бесшумно. Я направляюсь к лестнице, но охранник делает знак двигаться дальше. Мы идем не в гостиную.

В конце коридора второго этажа есть комната. Я захожу туда и оглядываюсь. Большая. Слева — огромный диван странной круглой формы. Справа — кровать. Чуть дальше открытая дверь в ванную, из которой выходит Пётр. Вытирает руки полотенцем.

Большой громоздкий мужчина. Почти ровесник моего отца. Бандит, убийца, монстр. Он в брюках и расстегнутой белой рубашке. Смотрит на меня и улыбается. Жутенько так.

Вдох-выдох.

— Привет, Вера.

Вдох-выдох.

— Анжелика, — поправляю я. — Я слышала, мой муж где-то в городе. Вы его видели?

— Вы, женщины, получили свободу совсем недавно, — произносит он задумчиво. Отшвыривает полотенце в сторону. — До этого столетиями знали свое место, боготворили хозяев. Зависели от нас. Вы были никем. А потом какой-то ублюдок изобрел контрацепцию. Он почему-то решил, что баба сама может решать, сколько ей рожать, от кого и когда. Неописуемая чушь! Запомни, Анжелика, ты никто. Просто тело, которое будет служить мне столько, сколько я скажу. Будешь есть, смеяться, плакать и рожать тогда, когда скажу я. Ты поняла?

Он подходит ко мне, касается подбородка, я опускаю глаза. Сжимаю зубы.

Пульс ускоряется. Перетерпеть ад ради жизни?

Я не хочу. Я свободный человек. Меня нельзя просто похитить и заставлять делать то, чего я не хочу! Слезы чертят дорожки по лицу. Я быстро моргаю, чтобы от них избавиться. Закрываю глаза и мысленно оказываюсь дома, с мужем. Я была так счастлива! Я сохраню светлые воспоминания в своем сердце до конца.

Распахиваю глаза и смотрю на гада. Я больше не трусливый заяц, и терпеть я не стану.


— Отпустите меня, пожалуйста. Отпустите, — повторяю я. — Я хочу домой.

— Ну-ну, перестань. Не плачь, — он вытирает мои щеки. — Тебе рассказать, что случилось с твоим братом? Или догадаешься сама?

Я молчу.

— Красивая. Нежная, — он снимает с меня очки и откладывает их на стол. — Ты хочешь жить?

— Хочу.

Еще как хочу! Адреналин шпарит в кровь. Меня едва не трясет, когда эта сволочь целует меня в щеку, в шею. Противно, омерзительно. Начинает лапать. У него огромные шершавые руки.

Мы вдвоем в комнате, охранник вышел. Пётр толкает меня к столу. Подхватывает и плюхает сверху. Целует ключицы. Меня выворачивается от отвращения. Я шепчу: «Перестаньте, прекратите, не трогайте!»

Ему плевать. Я осталась одна. Владимир — умный, смелый, но не всесильный. Спасибо, что пытался, хороший мой. Я буду любить тебя всегда. Я незаметно достаю из рукава кусок стекла и… вдох-выдох… я не могу, просто не могу! Отчаяние придает сил и смелости.

Сюрприз, ублюдок. Я размахиваюсь и впечатываю осколок ему в шею!

Изо всех сил! Я вкладываю в это движение всю свою злость! Всю любовь к мужу, по которому адски скучаю каждую секунду своей жизни! И с которым меня разлучила эта тварь! Стекло входит мягко и глубоко. Полностью. Кровь брызгает в разные стороны. Пётр отшатывается от меня и начинает орать!

Я спрыгиваю со стола, оббегаю вокруг него и хватаю первую попавшуюся железную статуэтку. Тяжелая. Смотрю хищно.

— Ненавижу! Ненавижу тебя! — кричу я. — Это тебе за меня и за Веру!

Пётр орет! В комнату врывается толпа людей. Четыре охранника и Никита. Один из охранников хватает Петра и зажимает рану, ведет к выходу.

Я дышу часто и поверхностно. Пульс стучит в висках, сердце норовит пробить грудную клетку. Я чувствую себя загнанной в угол волчицей. Обреченной, но по-прежнему преданной своей стае. Готовой сопротивляться до последнего вдоха!

— Сука! — орет Пётр. — Такая же сука, как тетка! Порвите ее на куски! — ревет он, выходя из кабинета. — Пусть о смерти молит!

Я напрягаюсь всем телом. Никита складывает руки на груди и отрицательно качает головой. Трое охранников идут на меня. Я не боюсь. Как бы там ни было, я ничего уже не боюсь. В моей комнате припрятано стекло. Я им воспользуюсь этой ночью, если останусь жива.

Они хватают меня за руки и тащат на диван. И я кричу! Сильно, истошно! Словно это может что-то изменить! На весь лес кричу от ужаса. Пытаюсь вырываться. Один толкает меня на диван. Я отползаю, Никита кидается сверху.

Остальные держат, пока папин друг задирает мой подол. Папин друг, на глазах которого я росла! Я снова кричу.

Закрываю глаза и кричу изо всех своих сил! Силы оставляют меня, я долго держалась. Все эти дни! Но на большее меня не хватит!

Дверь резко распахивается. Я открываю глаза и ахаю. Потому что на пороге стоит Владимир. Его здесь быть не может, но это он сто процентов! Я вижу плохо, всё расплывается, но сомнений нет. Не единого. Его фигура, поза. Боже!

— Вова! — кричу я. — Вова!

Ему нужно мгновение, чтобы оценить обстановку. Агрессивный зверь, готовый к атаке. Владимир поднимает руку с пистолетом. Звучит выстрел.

Один, второй, третий, четвертый. Он не мешкает ни единой секунды. Рука твердая, он целится и стреляет. Снова и снова.

Пока все твари не оказываются мертвыми.3f2953

Всё происходит так быстро! Мне требуется два вдоха, чтобы осознать, что я спасена! Тогда я спихиваю с себя Никиту и несусь к мужу. Врезаюсь в него и обнимаю. Он покачивается на месте. Мне кажется, что упадет, но нет. Стоит.

Он обнимает меня. Крепко. К себе прижимает так, что мои косточки хрустят. Он пахнет потом, колоссальной усталостью, свободой и безопасностью.

Облегчение, которое я испытываю, неописуемо. Он пришел. Чудо. Это просто чудо! Будто крик мой услышал. Я жмусь к нему изо всех сил. Словно под кожу хочу забраться, слиться во единое.

— Ты нашел меня. Я не верю, ты меня нашел…

— Ну конечно же нашел, Анж. Конечно нашел, — отвечает. От его голоса, знакомого, как всегда спокойного, но сегодня какого-то глухого, надрывного, у меня кровь в жилах стынет. — Боже.

Я поднимаю лицо, и он обхватывает мои щеки. Наклоняется и целует в губы. Хаотично, жадно. Они у него разбиты, я чувствую солоноватый привкус. И отчаянно отвечаю. Один раз, второй, третий. Он снова прижимает меня к себе. Костяшки его пальцев ободраны, сам он в синяках и ссадинах.

— Ранена? — спрашивает.

Я отрицательно качаю головой. Он успел вовремя.

В комнату влетает папа. Он взъерошен, напуган, но решителен. Смотрит на меня и хватается за сердце. Я же прижимаюсь к Вове сильнее. Никто никогда не оторвет меня от мужа. Никто и никогда!

Папа оглядывает комнату. Подходит к нам и протягивает ладонь.

Они в Владимиром смотрят друг другу в глаза, после чего Вова словно нехотя отдает ему пистолет. Папа тщательно вытирает его, потом обхватывает своей рукой, словно примеряясь. Целится в каждого гада и повторяет выстрелы.

Вова же опускается по стенке на корточки и закрывает лицо руками. Качает головой.

Я плачу без остановки. Сажусь к нему, он меня сразу обнимает.

— Давно мне нужно было это сделать, — говорит отец. — Доченька моя бедная. Мне давно нужно было их всех перестрелять.