— Да я… я поняла, Вов. Я не собираюсь обижаться на подобное. Говорили и говорили. Мало ли кто что про кого говорил раньше, проехали, — успокаиваю его я, а сама при этом ощущаю тревогу. Она подкрадывается откуда-то из-за спины и щекочет нервы. Я не вижу ее причину, но нутром чую, что-то не так. Что-то серьезное.
— Хорошо, — он целует меня в лоб и идет к выходу. — Спокойной ночи, — произносит уже в дверях.
— Ты уже уходишь? — спрашиваю я, стараясь скрыть разочарование.
— Да, мне вставать в шесть. День предстоит сложный.
Утром я просыпаюсь пораньше и спускаюсь на первый этаж. Решаю напечь блинов к завтраку, чтобы хоть немного скрасить всем настроение в понедельник, да еще и после скандала. Владимир обычно не ест утром, но вдруг для блинов сделает исключение? Он спускается, когда я всё еще стою у плиты. Быстро целует меня в щеку, кивает родителям.
Свекровь, нет сомнений, может быть весьма противной, когда старается. Владимир отказывается от моей стряпни, тогда она быстро предлагает пожарить ему омлет. Аж с места соскакивает, вся из себя деятельная. А я вроде как зря тут торчу с утра с венчиком.
— Мама, я не завтракаю же. Кофе возьму по дороге, — отказывает он и ей тоже, после чего убегает.
Я смотрю на Эмилию Александровну победительницей, дескать, ноль-ноль. Она пожимает плечами и спешит к холодильнику как ни в чем не бывало.
После универа мы с девочками сидим в кафешке и обсуждаем косметику, мужчин и планы на лето. Всё подряд, лишь бы отвлечься от учебы. Сессия приближается, нагрузка растет. Я как раз сняла очки, положила их на стол и тру усталые глаза. Сколько можно сидеть за ноутбуком? Мне хочется обратно в баню. Лежать под взглядом мужа и предвкушать, что возможно… ночью… что-то изменится.
— Представьте, он ей цветы дарил в те дни, когда левачил! — вырывает меня из фантазий голос Иры.
— Кто левачил? — спохватываюсь.
— Ты в облаках летаешь, Лика? Спускайся на нашу грешную землю! Я рассказываю про свою крестную, она разводится. Ее муж ей в последнее время цветы начал дарить. Мы еще удивлялись, что у них вновь романтика спустя пятнадцать лет брака. А оказалось, совесть гада мучила! Она всё выяснила, сопоставила.
— И часто дарил? — спрашиваю я, зевая.
— Доходило до трех раз в неделю. Представь!
— Где взять столько ваз? — закатываю глаза я. — Лучше бы дарил бриллианты, честное слово. Они хоть не завянут.
— Это точно. И продать потом можно.
Мы начинаем развивать эту тему. Потом переключаемся на другую, третью. Домой я приезжаю около семи в хорошем настроении. Через полчаса появляется и Владимир. Я быстро спускаюсь со второго этажа его встречать и замираю, потому что в руках он держит букет розовых пионов.
Первое, что я чувствую, — это восторг! Цветы безумно красивые. Кроме того, он где-то услышал и запомнил, что пионы — мои любимые. Купил и привез!
А потом меня будто ледяной водой окатывает. Я вспоминаю слова Иры и чувствую, как земля уходит из-под ног.
Владимир непривычно весело улыбается, здоровается со всеми. Подходит ко мне, наклоняется и целует в щеку. Вручает букет и явно ждет реакции.
— Сегодня… какой-то праздник? — спрашиваю я растерянно.
— Просто так, захотелось тебя порадовать.
— Спасибо, они очень красивые, — стараюсь, чтобы голос не звучал поникшим.
— Не за что. Я в душ, устал капец как.
— Вов, спустись потом, — говорит ему Сергей Владимирович.
— Конечно, — Владимир кивает и бегом поднимается по лестнице, через ступеньку перепрыгивает. Я же подношу букет к лицу, вдыхаю аромат цветов и чувствую себя… полной безнадежной дурой.
Которая навыдумывала себе непонятно что.
Остаток вечера походит на медленную пытку. Я ставлю цветы в вазу и жду мужа в спальне. Мне кажется, он моется дольше обычного. Потом улыбается чаще, чем до этого. Они даже с отцом смеются, зацепившись глазами за сериал, который фоном идет по телевизору.
В одиннадцать мы расходимся по комнатам. А в половине второго я признаюсь самой себе, что уснуть не получается.
Следом начинаю злиться. Когда я встречалась с Тарасом, у меня не было ни одной бессонной ночи! Мой бывший, конечно, не без недостатков, но здоровый сон мне был обеспечен. Как хорошо мне было, спокойно. Никакой ревности. Я могла сосредоточиться на учебе.
Резко сажусь в постели. Да что я несу?! Какой, мать его, Тарас?
У меня в груди давит. Я не понимаю, почему так сильно. Не могу спать, не могу ни о чем другом думать. Жалею, что пошла с девочками в кафе. Зачем я наслушалась этих печальных историй? Если какой-то мужчина пытался обелять свою совесть дешевыми подарками, то при чем здесь моя семья и мой муж?
Да при всем! У нас ведь фиктивные отношения!
Я поднимаюсь с кровати, надеваю очки и на цыпочках иду в соседнюю спальню. Дверь удается открыть бесшумно, я подсвечиваю себе фонариком.
Владимир лежит на спине в постели, крепко спит. Я замираю, стою и смотрю на него. Чувствую себя такой беззащитной и беспомощной! Он ведь прав. У меня есть друзья, но по-настоящему близкого человека, семьи, — по сути, и нет. Папа взял и выдал меня замуж, без спроса. Дымарские — вот кто мои родные отныне и навсегда. Что будет, если я с ними рассорюсь?
Владимир спит. Он понятия не имеет, что я тут устраиваю диверсию.
У нас с ним фиктивные отношения. Он говорил мне об этом.
Я согласилась.
Он говорил. Говорил мне об этом!
Я почему-то решила, что в пятницу между нами всё изменилось. Но что если он просто не хочет меня? Девочку, которая попала в аварию и пострадала. Которая забитая, неуверенная в себе, с кучей проблем и страхов? Он сказал, что провел расследование. Наверное, видел фото. Я вдруг сжимаюсь в комочек, чувствуя себя никчемной и жалкой. Я на тех фото такая бледная, без сознания.
Знаки внимания, поцелуи… возможно, он был взбудоражен игрой, возбужден, вот и кинулся. Должно быть, моей заслуги в этом не было. На моем месте могла быть любая болельщица.
Боже! Что, если у него есть постоянная любовница?! Которой он чуть было не изменил в воскресенье со мной! Вовремя одумался. Мы ведь были близко. Когда он зажал меня в коридоре на втором этаже, мне на мгновение показалось, что сейчас всё случится.
Но он остановился. А потом ушел к себе спать. До этого требовал не провоцировать.
Догадка оказывается такой внезапной и болючей, что я едва сдерживаю жалобные рыдания, рвущиеся из груди. А потом мне кажется, что у меня отключается мозг.
Напрочь.
Или же я теряю сознание.
Иначе никак не могу объяснить то, что делаю. Осторожно подкрадываюсь к его кровати. На тумбочке справа лежит телефон. Он всегда там лежит. Я нечасто бываю в этой комнате, но запомнила.
Я беру сотовый, подношу экран к большому пальцу мужа, снимаю блокировку.
Получается со второго раза.
И замираю. Владимир спит. Смотрю на его лицо в тусклом свете экрана. Он кажется мне… вдруг таким красивым мужчиной. Мужественные черты лица, темные брови, прямой ровный нос. Его губы… горячие. Всегда. Я чувствую, что внутри меня все дребезжит от жгучей ревности. Пульс стучит в висках так, что подташнивает. Мои руки дрожат.
Я в ужасе от себя самой. От того, как остро чувствую безнадежность. И одиночество. Прямо сейчас.
Открываю на его телефоне первое попавшееся приложение — это ватсап. Начинаю листать диалоги. Часто моргаю, слезы застилают глаза. Что я пытаюсь найти? С какой целью? Что я буду делать с этой информацией?
Не знаю. Я ничего не знаю.
Сегодня утром он написал какой-то блондинке одно-единственное сообщение: «Буду в шесть», она ответила: «Ок».
Мне хочется ткнуть по экрану и увеличить ее фотографию, но краем глаза я улавливаю движение. Владимир, кажется, что-то почувствовал, он поворачивается. Я быстро блокирую телефон и кладу его на тумбочку.
— Что случилось? — спрашивает он сонно. — Анжелика?
— Мне приснился страшный сон, — говорю я.
Он молчит, хмурится. Берет сотовый, смотрит на часы. Два ночи.
А меня начинает колотить. Я заживо сгораю от ревности и понятия не имею, что мне делать. Воздуха оказывается недостаточно, я в прямом смысле этого слова начинаю задыхаться. Вдруг он ее любит, и я мешаю им быть вместе? Что, если он хочет со мной развестись? Что, если я его раздражаю? Неужели он со мной из… жалости?
— Все умерли, — говорю я. А сама представляю его с другой. Живо. Ярко. Та девушка, наверное, поумнее меня. Она не тушевалась, когда он проявлял инициативу. Я жалобно всхлипываю. Слезы струятся по лицу. — И я тоже. Умерла. Во сне.
Владимир мешкает, потом приподнимает край одеяла.
— Господи. Иди сюда, Кокос. Что за страсти?
Я вновь, видимо, теряю сознание, потому что осознаю себя уже в его объятиях под одеялом. Здесь так тепло. Хорошо. Уютно. Я презираю себя за слабость. Мне, наверное, надо его на чистую воду вывести. Или хотя бы гордо уйти к себе, хлопнув дверью. Раньше меня не заботило, бывает ли он с другими женщинами. Я вообще не думала об этом. Когда же всё изменилось? В какой момент?
Я снимаю очки и прижимаюсь к нему изо всех сил. К его обнаженной груди. Вдыхаю запах его кожи.
— Никто не умер, всё хорошо, — говорит он сонно, поглаживая меня по голове. — Все живы-здоровы. И ты будешь жить долго и счастливо. Я тебя в обиду не дам. А теперь спи, пожалуйста.
Я продолжаю плакать, и он, наконец, обнимает меня сам. Прижимает к себе крепко. Выпросила.
Мне удается успокоиться только через несколько минут. Я затихаю в его руках. Никогда в жизни больше не буду трогать его телефон. Довела себя до припадка, и всё равно, как щенок, к нему прижимаюсь.
— Ты жалеешь, что женился на мне? — спрашиваю за мгновение до того, как мы оба уснем. Впервые вместе. Он, как всегда, совершенно спокоен. Я — с дырой в сердце размером с небо.
— Не жалею, — отвечает он. После чего его дыхание становится глубже и ровнее.
Не всё красивое нравится. Кажется, он не любит меня нисколечко. А я?
Я же до безумия втрескалась в собственного мужа.