Я громко хмыкаю. Он никогда так со мной не поступит. Поднимаюсь на ноги и потягиваюсь, стараясь уловить, поглядывает ли. На мне более чем откровенное платье. Вова облокачивается о стену, скрещивает руки на груди и выжидающе смотрит.
Единственное, чего я хочу, — это подойти и обнять его. Коснуться губами его кожи, вдохнуть родной любимый запах. Мы не виделись три недели. Я… так и не осознала, что это конец.
Он просто пришел и объявил, что всё кончено. И что он женится на другой. Я сперва не придала этому значения, пожелала удачи. За шесть лет наших отношений мы расставались множество раз. Однажды он уже почти женился, но в последний момент мы случайно встретились… вернее, я пришла в ресторан, где он был с девушкой. А ушел он уже со мной.
— Ты узнал мои духи, — обличаю я его. — Значит, не забыл. И никогда не забудешь, я права? Я пришла сказать, что жду ребенка.
Он смотрит на меня долгих пару секунд. А потом запрокидывает голову и хохочет. Громко, но совсем не весело. У меня всё холодеет внутри.
— Что ж ты позавчера нажралась в «Лимерике» так, что на ногах стоять не могла? — приподнимает брови. — Херовая из тебя мамаша уже на этом этапе.
Мое лицо озаряет довольная улыбка. Конечно, я не беременна. Но он ответил именно так, как я рассчитывала!
— Ага! Я так и знала, ты следил за мной. И контролировал, где я, с кем я, — тыкаю в него пальцем. — Потому что ты сам скучаешь. Переживаешь за меня.
— Не стоит фантазировать. Мне до сих пор по привычке скидывают фотографии с тобой.
— Мне тоже, — говорю я и смотрю на него.
Наш роман был долгим и запретным. Владимир не смог бы на мне жениться из-за моей семьи и моего прошлого. Мы никогда никуда не ходили вдвоем, он ни разу не брал меня с собой, когда ездил на юг к родителям. Мы не фотографировались. Меня словно не существовало вовсе. Но при этом я присутствовала в его жизни всегда. И все обо мне знали. И его родители, и друзья, и даже коллеги. Вокруг него одни лицемеры, а он этого словно не понимает!
Я тяну к нему руки.
Именно ко мне он приезжал вечерами уставший или довольный собой с целью отметить очередной успех или повышение. Я знаю его счастливого, спокойного или, наоборот, злого и взбешенного из-за проблем на работе. И я знаю, что ему нужно, чтобы расслабиться. Только я знаю, какую еду он предпочитает, какие фильмы может пересматривать раз за разом, над какими шутками смеется. А что, напротив, его раздражает. Он может быть веселым, чувственным, добрым и понимающим.
Я знаю его такого, каким его не видел никто. Он для меня самый лучший. И я не могу смириться, что мы больше не вместе. И что он достанется этой рыдающей соплячке в идиотской короне. Она не сумеет о нем позаботиться. Она его… просто не вытянет!
Он скрещивает руки на груди. Сам же страдает! Тоскует по мне, хороший мой, любимый. Такие чувства не стереть, из сердца не вытравить. Мучается, но не признается ведь. Никогда. Его взгляд режет мою душу на лоскуты.
— Ты принял решение, да? И пересмотреть его нельзя? Что, если я добавлю аргументов? Давай обсудим возможности, Вов, мы как-то же продержались шесть лет. Что-то же можно сделать! Я не верю и отказываюсь смиряться! Ты ведь не просто так снял этот убогий номер в этом конченом городе. В столице был бы соблазн приехать ко мне. Пешком дойти! Так просто. И уже в моих объятиях. Как же ты будешь без моих объятий? Без моей ласки? Ты думаешь, она тебе сможет дать то, что давала я? Ты думаешь… что будешь с ней счастлив? Не отрезай. Давай подумаем. Я готова на разные варианты. Моя работа… я ведь могу переехать. Дизайнер штор пригодится в любом городе. Я буду как тень, как мышка. Никто обо мне не узнает.
— Без изменений, — отрезает он. Холодные глаза, равнодушная усмешка.
Я знаю, что это маска. Он с такими тварями каждый день общается — лживыми, подлыми, ему без нее никак. Раньше он был другим, я помню. Сначала он начал надевать эту маску циничного мудака, когда заходил в здание прокуратуры или облачался в синюю бесстрастную форму, в которой присутствовал на заседаниях суда или на проверках. Потом, кстати довольно быстро, он к ней привык. И стал носить на улице, не снимать, когда отдыхал среди друзей и близких. И даже дома, со мной. Но я знаю, что внутри он не холодный и уж точно не равнодушный.
— Не унижайся. В фойе тебе вызовут такси. Это конец, Яния, — он бросает взгляд на часы. — Завтра я женюсь, тебя в моей жизни больше не будет. Я уже всё сказал тебе, добавить нечего. Мы расходились множество раз. Какой-то из них должен был стать последним. Вот и он.
— Из-за королевы красоты? Разве эта неопытная девушка могла вскружить тебе голову? Чем она тебе так понравилась? — я теряю над собой контроль. Понимаю, что так нельзя, только не при нем, но не могу остановиться. Я чувствую, что это действительно наш последний разговор, и отчаяние, порожденное безграничной тоской по нему, разрывает на части. Мне больно почти физически. — Ты ее успел попробовать? Ты был с ней? И как она? Уже меня? Слаще? Приятнее?
— Яния, дело это не твое. А вот то, что мое терпение на исходе — тебя касается в первую очередь. С тобой мы расстались, и я могу делать всё, что захочу. Тем более со своей невестой. Она мне нравится. Тебе тоже кто-нибудь понравится.
Мой истеричный смех пугает меня саму.
— Нет! Что мне без тебя делать? Я даже не представляю!
— Постараться не упасть на дно, с которого я тебя вытащил, — ставит он меня на место, затыкает рот. — У тебя есть квартира, работа по душе. Друзья. В этом городе никто не знает о твоем прошлом. У тебя новые имя и фамилия. Воспользуйся шансом. Но, если я тебя еще раз увижу рядом с собой, ты об этом пожалеешь. Я не шучу сейчас. Если ты хоть что-то сделаешь Анжелике, даже просто обозначишь свое существование, то твоя жизнь в Омске покажется тебе сказкой.
Мои губы дрожат, я заламываю руки. Он совсем, совсем меня не щадит.
— Но ведь ты меня любишь. Как же любовь, Вова?
— Я сыт по горло этой любовью! — взрывается он. Разрезает ребром ладони воздух. — В печенках она у меня уже. Я хочу другой жизни.
— Ходить со своей молоденькой девочкой по злачным местам, тискать ее прилюдно?
— Да, тискать прилюдно, — он делает шаг в мою сторону. — Не стыдиться своей девушки, не париться, что ее кто-то узнает. А гордиться ею. Не переживать, что у нее отключатся тормоза и она вернется к прошлому. Жить во взаимном уважении, планировать будущее и детей. А любовь? Что она мне дала хорошего? Просто секса мне давно недостаточно. А большего ты дать не способна.
Я делаю шаг назад.
— Просто секса… Между нами был просто секс, значит? — мне горько. — Может быть, тогда в последний раз?..
— Последний раз — это фуфло. Я надеюсь, в благодарность за всё, что я для тебя сделал, ты включишь, наконец, мозг. Я устал за день и хочу отдохнуть.
— Так за нее переживаешь? — чтобы не злить его сильнее, я тороплюсь к выходу, но продолжаю говорить. — Каких-то пара дней, и она стала для тебя важнее меня?
— Она почти моя жена. Не подружка, не увлечение, не помутнение. А жена. Это статус. И да, теперь она для меня важнее всего. И ее моральное спокойствие — в том числе. Если ты сомневаешься, на что я способен, спровоцируй. Убедишься.
Я бросаю на него последний взгляд, чтобы запомнить. Просто запомнить его лицо, позу, его взгляд.
Выхожу из номера, автоматический замочек щелкает, показывая, что у меня ничего не получилось.
Я прижимаюсь спиной к двери и… отпускаю себя. Слезы брызгают из глаз, я сползаю на корточки и захожусь в немой истерике. Чем эта девица лучше меня? Тем, что родилась в хорошей семье, а я в маргинальной? Так мы не выбираем родителей!
А потом слышу грохот и звон. Кажется, он разбил стакан об пол!
Я не сдерживаю жалобного жалкого всхлипа. О, милый, что же ты с нами делаешь? Твое упрямство и категоричность. Ты принял очередное решение за нас обоих и понимаешь только покорность.
Я жду еще пять минут, вдруг он позвонит и попросит вернуться. А может, побежит догонять?
Но он не бежит. Не звонит и не пишет. Я поднимаюсь на ноги и спускаюсь в фойе. Через пять минут сажусь в машину. Когда мое такси трогается с места, окна в его номере не горят. Но я отчего-то знаю, что заснуть он в ближайшие часы вряд ли сможет.
Глава 17
Лика
Проснувшись, я первым делом тянусь к телефону и смотрю на часы. Почти одиннадцать! О боже! Солнце нещадно лупит в просветы между плотными шторами.
Я прячу голову под подушку и закрываю глаза. Я проспала всё на свете! Учитывая, что семья жениха вложилась лишь деньгами, вся организация завтрашнего мероприятия автоматически легла на нас. В восемь мы должны были быть в ресторане, чтобы окончательно утвердить меню. Затем пообщаться с тамадой.
А еще в планах было забрать платье, уточнить насчет цветов, встретить в аэропорту родственников, прилетевших специально на торжество.
В итоге невеста с похмелья кое-как разлепила глаза ближе к обеду. Я вспоминаю, как заявилась домой. Поначалу кралась на цыпочках, но диктатор, конечно, услышала и выбежала в коридор. Включила свет, принялась возмущаться. Со второго этажа галопом спустились родители и Костя.
— Посмотрите на нее! Явилась пьяная под утро! Позор-то какой! Нет, вы видите, она на ногах едва стоит!
И тут я взъярилась! Опалила ее взглядом, потом посмотрела на отца, вновь на Виолетту Степановну. И проговорила:
— Если ты, бабушка, или ты, папа, меня еще хоть раз пальцем тронете, он вас из-под земли достанет, — сделала акцент на слове «он». — Завтра я стану женой Владимира. Но уже сегодня он за меня заступится. Хватит одного моего звонка! — я продемонстрировала им телефон. — Я просто наберу его номер, и он приедет! И тогда вы пожалеете!
С этими словами в гробовой тишине я с гордо вздернутым подбородком поднялась по лестнице.
Никто и слова не сказал. Не осмелился.
Зашла в свою комнату и рухнула на кровать. Помню, как мама меня раздевала и укрывала одеялом. Тоже молча.
Боже, какой стыд! Я ж на лестнице оступилась и чуть не рухнула. Благо вовремя схватилась за поручень. Этот момент, к сожалению, несколько смазал впечатление от моей воинственной речи. Всё же текила была лишней.
Ладно, отнесемся ко вчерашнему вечеру как к опыту. Почему нет? Я сказала, что хочу отрыв. И отрыв был! Самый настоящий. Я была не с каким-нибудь гастролирующим музыкантом-наркоманом, а с будущим мужем. Мы знакомились, целовались, учились доверять друг другу.
Я вспоминаю, как Владимир смотрел на меня, как обнимал. Я танцевала, словно в последний раз в жизни!
Распахиваю глаза и улыбаюсь, прокручивая в голове детали вчерашнего вечера. Как он прижал меня к себе, как после горячего поцелуя я зашептала ему на ухо:
— Обещал ведь только один поцелуй. А сам делаешь это снова и снова.
— Начался новый день, Анж. О нем я пока ничего тебе не обещал, — протянул он. У меня аж коленки задрожали от его голоса.
Наше свидание было на грани. Остро, смело. Я привыкла бояться, оглядываться по сторонам, считать секунды. С мужем — этого делать не нужно.
Почувствовав жар внизу живота, я соскакиваю с кровати и, закутавшись в халат, пробегаю в ванную комнату. К счастью, никого по пути не встретив. Видок спросонья так себе! Я едва удостаиваю беглым взглядом свое отражение в зеркале и забираюсь под душ.
Намыливаюсь дважды подряд. Всё это время улыбаюсь. Я, конечно, ужасный человек. Предала Тараса. Мне ведь действительно было хорошо вчера. Я была пьяна, раскована и возбуждена. А еще это было грязно и правильно одновременно.
Правильно — потому что почти муж. Грязно — потому что я его не люблю. Я хотела отдаться нелюбимому мужчине.
Я к Владимиру вообще ничего не чувствую. К Тарасу — да, я знаю его с детства и переживаю за его судьбу. Он мой родной человек. За Владимира я не переживаю совсем. У него всё под контролем, смысл беспокоиться? Мне дико понравилось ощущение безопасности и уверенности, которое он излучает.
Если Тарас бледнел и нервничал, когда мы обсуждали моего папу, что и понятно, Владимир ответил — «пусть только тронут». И это было не бахвальство. Те проблемы, которые нам с Тарасом казались нерешаемыми, Дымарскому кажутся незначительными. Он мной очарован и хочет обо мне заботиться.
Но какая же у него неприятная, режущая слух фамилия!
Увлекшись, я забываю про рану под грудью. Она начинает щипать от мыла, и я быстро выбираюсь из-под душа.
Возвращаюсь в комнату за очками. Едва задумываюсь о том, как сильно хочется пить, как обнаруживаю стакан с водой на столе. А рядом пачку с обезболивающими.
Мама. Я быстро выпиваю таблетку, следом свое лекарство для терапии, и присаживаюсь на кровать. Не напилась. Но мне так стыдно посмотреть родным в глаза, что я пока не решаюсь спуститься вниз.
Беру телефон, там сообщение. От 3646. Надо бы занести Владимира в телефонную книгу.