Профессор замялся.
– Видите ли, есть темы, которые касаются врачебной тайны…
– Сейчас не та ситуация, чтобы хранить тайну.
– Да что случилось? – вскрикнул Тихомиров, подскочив и снова прижавшись к спинке кресла.
– Примерно два часа назад ваша супруга подошла к вашей горничной и ударила ее ножом по горлу, – начал Ванзаров, следя за тем, как сплывают с лица профессора остатки самоуверенности. – Наталья упала на кухне и умерла от обширной потери крови. Как врач, вы понимаете, что такое ранение смертельно. Взяв простыню, Ирина Николаевна завернула в нее тело, после чего вынесла на лестничную площадку. Затем два чемодана и корзину, совершенно пустые. Она собралась в путешествие. Чемоданы и куль с телом спустил вниз сын домовладельца. Случайно заглянув внутрь, до сих пор не может прийти в себя. Для неподготовленного человека труп с разрезанным горлом – зрелище тяжкое.
Тихомиров готов был провалиться сквозь кресло. Такого чуда не случилось. Он замер.
– Невозможно, – пробормотал он.
– На виновность вашей жены указывают, кроме очевидных фактов: во-первых, кровавые следы от ее ботинок на лестнице и в гостиной, следы высохшей крови на ее платье, – продолжил Ванзаров, не обращая внимания на глупости. – Поэтому главный вопрос, где были вы, Алексей Игнатьевич, последние три часа.
– Меня не было дома с вечера! – слишком поспешно ответил профессор и понял, как погорячился. – То есть я был занят с пациентами…
– Мадам Квицинская будет готова подтвердить, что провели у нее ночь?
Лицо Тихомирова пошло пунцовыми пятнами, он хотел выразить глубочайшее возмущение и даже протест полицейскому хамству. Но вместо этого издал звук, как будто в ведре трясут камешками.
– Это… Это… Неслыханно…
– Если у вас нет алиби, то в убийстве горничной появляется второй подозреваемый, – сообщил Ванзаров. – У вас есть алиби, господин Тихомиров?
Тихомиров обреченно кивнул.
– Только умоляю вас. – Он молитвенно сложил руки, хотя и был атеистом. – Умоляю использовать эти сведения только в крайнем случае. Ольга Сергеевна не должна быть причастна к этому ужасному происшествию… Но самое главное: завтра празднование юбилея моей научной деятельности… Столько сил, столько хлопот, нельзя, чтобы труды пошли прахом…
Несмотря на европейскую славу, профессор был жалок и в чем-то омерзителен.
– В таком случае, убийца определен, – сказал Ванзаров без всякого сожаления.
– Но почему… Почему вы делаете поспешные выводы, господин полицейский…
– Потому что Ирина Николаевна могла запачкаться в крови и попытаться вынести тело, чтобы спасти вас. Если бы вы убили горничную. Но вы провели ночь, исцеляя пациентку и готовясь к юбилею.
Профессор шмыгнул носом, в глазах его показались настоящие слезы. Он как-то сразу потерял лоск и состарился лет на десять, что делают с человеком безвольно поникшие плечи.
– Как вы жестоки, господин Родион Георгиевич, – проговорил он.
Обсуждать методы сыскной полиции Ванзаров не собирался. Особенно с этим господином.
– Ваша супруга ждала гостей вчера вечером или сегодня утром? – спросил он.
Промокнув глаза шелковым дамским платочком, наверняка – сердечный подарок, Тихомиров издал мучительный вздох.
– Могу повторить: моя жена – тяжело больной человек…
– Чем она страдает?
– А разве не видите, со всей вашей хваленой проницательностью? – вскрикнул профессор.
Ванзаров видел. Но лучше бы в этом сознался допрашиваемый.
– Следует сделать вывод, что Ирина Николаевна страдает от пьянства. Тяжелого пьянства. Почему не помогли ей?
Как перед клятвой, Тихомиров положил руку туда, где под пиджаком у него было сердце. Или что-то вроде того.
– Сделал все, что возможно… Пять или шесть сеансов гипноза – и все без толку…
Спрашивать: «А почему не обратились к другим гипнотистам, да хоть к Токарскому?» – не имело смысла. Что же за гений психиатрии, который не может вылечить свою жену от запоя? Нет, такому пятну не место на безупречном облике профессора… Допрос можно было считать оконченным.
– До психиатрического освидетельствования ваша супруга будет находиться под арестом, – сказал Ванзаров, вставая.
Профессор поторопился за ним.
– Да, да, конечно… Понимаю, это неизбежно… Главное, чтобы не навредить юбилейному торжеству…
Ванзаров обернулся:
– Горничную тоже лечили, как мадам Квицинскую?
Тихомиров выразил на слезливом лице праведное возмущение.
– Что вы… Как могли подумать… Есть же приличия… Наталья не в моем вкусе…
Пристав не мог дождаться, когда его освободят. Слушая мадам Тихомирову, ему казалось, что сам маленько уплывает умом. Ванзарова он встретил как спасение.
– Ну что, Родион, узнал все секреты?
– У господина профессора алиби, поэтому убийца ясен, – ответил Ванзаров. – Забирайте мадам Тихомирову в участок.
Такого оборота Вильчевский не ожидал: да куда же несчастную в камеру? Ей место в больнице. О чем со всей прямотой и высказался. Ванзаров был неприступен.
– Петр Людвигович, не желаете повторить эксперимент доктора Токарского? – тихо спросил он, чтобы не расслышал профессор, который держался вдалеке гостиной.
– Не желаю и не позволю тебе безобразить, – решительно ответил пристав.
– В таком случае подержите мадам Тихомирову в камере, – сказал Ванзаров. – Чтобы с ней не случилось худшего.
53
Фонтанка, 16
Зависть мирская, как известно, – грех. А зависть научная – стимул к действию. Аполлон Григорьевич за вчерашний день трижды наблюдал, как Токарский вводит в гипнотическое состояние и не менее успешно выводит из него. Со стороны казалось, что в действиях доктора нет ничего особенного, ну разве слова, которые Токарский шептал на ухо гипнотам. Лебедев напрямик спросил его: что за наущения? И получил исчерпывающий ответ: Токарский убеждал человека, что им овладевает сон и гипноз. Вроде бы просто, стадия сомнамбулизма достигалась за три-пять минут. Лебедев был уверен, что может повторить опыт: не только загипнотизировать, но и вывести из гипноза без больших жертв. Ну а малые не в счет, без жертв наука не развивается.
В поисках подопытного Лебедев привычно явился в канцелярию департамента, но встретил отпор. Директор Зволянский пригласил его в кабинет и вежливо приказал: больше никаких экспериментов над чиновниками. После известного случая Войтов слег с нервным расстройством, потребовав отпуск для поправки пошатнувшегося здоровья. Не хватало, чтобы еще запросил премию. Если Аполлон Григорьевич желает ставить опыты над живыми людьми, пусть ищет в полицейских участках. Городовым все равно. Попытки возражать были отвергнуты. Из кабинета директора Лебедев вышел проигравший и злой. Он так глянул на чиновников, которые копошились в приемной, что, если бы его взгляд обладал силой волшебника, служащие обратились бы в камень. Но им повезло.
Вернувшись в лабораторию, которую не счел нужным запирать, Лебедев обнаружил на высоком табурете доброго друга. Пробовать гипноз на нем было бесполезно, но и покуражиться не мешало. В раздражении Аполлон Григорьевич не сразу заметил, что Ванзаров выглядит необычно сумрачным.
– А, ваше благородие, изволили заглянуть к скромному старику-криминалисту, – буркнул он. – Такая честь… Даже не знаю, чем обязан…
– Вы ничего мне не обязаны, господин статский советник, – ответил Ванзаров так, что Лебедеву расхотелось куражиться. – Это я обязан был вчера просить вас осмотреть тело мадам Рейсторм, но посчитал излишним. О чем сожалею… Могу надеяться на милостивое одолжение с вашей стороны?
Без всякой психологики Лебедев достаточно изучил своего друга, чтобы понять: случилось нечто, с чем разум Ванзарова не справляется, что было из ряда вон. Не время для игрищ, когда друг в беде. В том, что чиновник сыска попал в беду, Аполлон Григорьевич не сомневался. Достал заветную бутыль и разлил прозрачную жидкость по мензуркам. Ванзаров выпил, глубоко вздохнул и оперся щекой о кулак. Взгляд его блуждал среди лабораторного стекла, пробирок, колб и реторт, густо уставленных на столе.
– Что случилось, друг мой? – спросил Лебедев с таким искренним участием, что барышня на месте Ванзарова немедленно упала бы ему на плечо и разрыдалась.
– Ничего из ряда вон, – ответил чиновник сыска, слезинки не уронив. – Сегодня утром жена профессора Тихомирова ударила ножом по горлу свою горничную, потом завернула в простыню и собиралась вместе с обескровленным трупом и чемоданами отправиться в путешествие, но не могла понять: куда же делась ее Наталья…
Лебедев присвистнул.
– Жена Тихомирова? – спросил он.
– Того самого знаменитого профессора.
– А я всегда говорил: опаснее жены зверя нет!
В ответ Аполлон Григорьевич получил взгляд, от которого барышня должна была бы покрыться бордовым румянцем. А он только хмыкнул.
– Простите, друг мой, не удержался. Что же получается: вчера горничная режет свою хозяйку, а сегодня хозяйка – горничную?
– Логическая связка подмечена верно, – сказал Ванзаров.
– Полагаете, опять гипнотическое внушение?
– Мадам Тихомирова страдала пороком пьянства, с которым ее муж, великий ученый, не смог справиться.
– Так может, объяснение – самое очевидное? – И Лебедев подмигнул.
– Был бы этому рад, – ответил Ванзаров. – Только мадам Тихомирова была трезва, а в доме не нашлось ни капли спиртного: ни пустых бутылок, ни полных. Простите, но я сам проверил. И пристав Вильчевский тоже осмотрел.
Аполлон Григорьевич вынужденно согласился.
– Какой смысл гипнотизировать даму, чтобы она убила горничную? – спросил он.
– Никакого очевидного… Ни мадам Тихомирова, ни профессор не имели никакого отношения к machina terroris.
– Понимаю вашу печаль, друг мой…
Ванзаров мотнул головой так, будто отгонял видение.
– Видите ли, есть темы, которые касаются врачебной тайны…
– Сейчас не та ситуация, чтобы хранить тайну.
– Да что случилось? – вскрикнул Тихомиров, подскочив и снова прижавшись к спинке кресла.
– Примерно два часа назад ваша супруга подошла к вашей горничной и ударила ее ножом по горлу, – начал Ванзаров, следя за тем, как сплывают с лица профессора остатки самоуверенности. – Наталья упала на кухне и умерла от обширной потери крови. Как врач, вы понимаете, что такое ранение смертельно. Взяв простыню, Ирина Николаевна завернула в нее тело, после чего вынесла на лестничную площадку. Затем два чемодана и корзину, совершенно пустые. Она собралась в путешествие. Чемоданы и куль с телом спустил вниз сын домовладельца. Случайно заглянув внутрь, до сих пор не может прийти в себя. Для неподготовленного человека труп с разрезанным горлом – зрелище тяжкое.
Тихомиров готов был провалиться сквозь кресло. Такого чуда не случилось. Он замер.
– Невозможно, – пробормотал он.
– На виновность вашей жены указывают, кроме очевидных фактов: во-первых, кровавые следы от ее ботинок на лестнице и в гостиной, следы высохшей крови на ее платье, – продолжил Ванзаров, не обращая внимания на глупости. – Поэтому главный вопрос, где были вы, Алексей Игнатьевич, последние три часа.
– Меня не было дома с вечера! – слишком поспешно ответил профессор и понял, как погорячился. – То есть я был занят с пациентами…
– Мадам Квицинская будет готова подтвердить, что провели у нее ночь?
Лицо Тихомирова пошло пунцовыми пятнами, он хотел выразить глубочайшее возмущение и даже протест полицейскому хамству. Но вместо этого издал звук, как будто в ведре трясут камешками.
– Это… Это… Неслыханно…
– Если у вас нет алиби, то в убийстве горничной появляется второй подозреваемый, – сообщил Ванзаров. – У вас есть алиби, господин Тихомиров?
Тихомиров обреченно кивнул.
– Только умоляю вас. – Он молитвенно сложил руки, хотя и был атеистом. – Умоляю использовать эти сведения только в крайнем случае. Ольга Сергеевна не должна быть причастна к этому ужасному происшествию… Но самое главное: завтра празднование юбилея моей научной деятельности… Столько сил, столько хлопот, нельзя, чтобы труды пошли прахом…
Несмотря на европейскую славу, профессор был жалок и в чем-то омерзителен.
– В таком случае, убийца определен, – сказал Ванзаров без всякого сожаления.
– Но почему… Почему вы делаете поспешные выводы, господин полицейский…
– Потому что Ирина Николаевна могла запачкаться в крови и попытаться вынести тело, чтобы спасти вас. Если бы вы убили горничную. Но вы провели ночь, исцеляя пациентку и готовясь к юбилею.
Профессор шмыгнул носом, в глазах его показались настоящие слезы. Он как-то сразу потерял лоск и состарился лет на десять, что делают с человеком безвольно поникшие плечи.
– Как вы жестоки, господин Родион Георгиевич, – проговорил он.
Обсуждать методы сыскной полиции Ванзаров не собирался. Особенно с этим господином.
– Ваша супруга ждала гостей вчера вечером или сегодня утром? – спросил он.
Промокнув глаза шелковым дамским платочком, наверняка – сердечный подарок, Тихомиров издал мучительный вздох.
– Могу повторить: моя жена – тяжело больной человек…
– Чем она страдает?
– А разве не видите, со всей вашей хваленой проницательностью? – вскрикнул профессор.
Ванзаров видел. Но лучше бы в этом сознался допрашиваемый.
– Следует сделать вывод, что Ирина Николаевна страдает от пьянства. Тяжелого пьянства. Почему не помогли ей?
Как перед клятвой, Тихомиров положил руку туда, где под пиджаком у него было сердце. Или что-то вроде того.
– Сделал все, что возможно… Пять или шесть сеансов гипноза – и все без толку…
Спрашивать: «А почему не обратились к другим гипнотистам, да хоть к Токарскому?» – не имело смысла. Что же за гений психиатрии, который не может вылечить свою жену от запоя? Нет, такому пятну не место на безупречном облике профессора… Допрос можно было считать оконченным.
– До психиатрического освидетельствования ваша супруга будет находиться под арестом, – сказал Ванзаров, вставая.
Профессор поторопился за ним.
– Да, да, конечно… Понимаю, это неизбежно… Главное, чтобы не навредить юбилейному торжеству…
Ванзаров обернулся:
– Горничную тоже лечили, как мадам Квицинскую?
Тихомиров выразил на слезливом лице праведное возмущение.
– Что вы… Как могли подумать… Есть же приличия… Наталья не в моем вкусе…
Пристав не мог дождаться, когда его освободят. Слушая мадам Тихомирову, ему казалось, что сам маленько уплывает умом. Ванзарова он встретил как спасение.
– Ну что, Родион, узнал все секреты?
– У господина профессора алиби, поэтому убийца ясен, – ответил Ванзаров. – Забирайте мадам Тихомирову в участок.
Такого оборота Вильчевский не ожидал: да куда же несчастную в камеру? Ей место в больнице. О чем со всей прямотой и высказался. Ванзаров был неприступен.
– Петр Людвигович, не желаете повторить эксперимент доктора Токарского? – тихо спросил он, чтобы не расслышал профессор, который держался вдалеке гостиной.
– Не желаю и не позволю тебе безобразить, – решительно ответил пристав.
– В таком случае подержите мадам Тихомирову в камере, – сказал Ванзаров. – Чтобы с ней не случилось худшего.
53
Фонтанка, 16
Зависть мирская, как известно, – грех. А зависть научная – стимул к действию. Аполлон Григорьевич за вчерашний день трижды наблюдал, как Токарский вводит в гипнотическое состояние и не менее успешно выводит из него. Со стороны казалось, что в действиях доктора нет ничего особенного, ну разве слова, которые Токарский шептал на ухо гипнотам. Лебедев напрямик спросил его: что за наущения? И получил исчерпывающий ответ: Токарский убеждал человека, что им овладевает сон и гипноз. Вроде бы просто, стадия сомнамбулизма достигалась за три-пять минут. Лебедев был уверен, что может повторить опыт: не только загипнотизировать, но и вывести из гипноза без больших жертв. Ну а малые не в счет, без жертв наука не развивается.
В поисках подопытного Лебедев привычно явился в канцелярию департамента, но встретил отпор. Директор Зволянский пригласил его в кабинет и вежливо приказал: больше никаких экспериментов над чиновниками. После известного случая Войтов слег с нервным расстройством, потребовав отпуск для поправки пошатнувшегося здоровья. Не хватало, чтобы еще запросил премию. Если Аполлон Григорьевич желает ставить опыты над живыми людьми, пусть ищет в полицейских участках. Городовым все равно. Попытки возражать были отвергнуты. Из кабинета директора Лебедев вышел проигравший и злой. Он так глянул на чиновников, которые копошились в приемной, что, если бы его взгляд обладал силой волшебника, служащие обратились бы в камень. Но им повезло.
Вернувшись в лабораторию, которую не счел нужным запирать, Лебедев обнаружил на высоком табурете доброго друга. Пробовать гипноз на нем было бесполезно, но и покуражиться не мешало. В раздражении Аполлон Григорьевич не сразу заметил, что Ванзаров выглядит необычно сумрачным.
– А, ваше благородие, изволили заглянуть к скромному старику-криминалисту, – буркнул он. – Такая честь… Даже не знаю, чем обязан…
– Вы ничего мне не обязаны, господин статский советник, – ответил Ванзаров так, что Лебедеву расхотелось куражиться. – Это я обязан был вчера просить вас осмотреть тело мадам Рейсторм, но посчитал излишним. О чем сожалею… Могу надеяться на милостивое одолжение с вашей стороны?
Без всякой психологики Лебедев достаточно изучил своего друга, чтобы понять: случилось нечто, с чем разум Ванзарова не справляется, что было из ряда вон. Не время для игрищ, когда друг в беде. В том, что чиновник сыска попал в беду, Аполлон Григорьевич не сомневался. Достал заветную бутыль и разлил прозрачную жидкость по мензуркам. Ванзаров выпил, глубоко вздохнул и оперся щекой о кулак. Взгляд его блуждал среди лабораторного стекла, пробирок, колб и реторт, густо уставленных на столе.
– Что случилось, друг мой? – спросил Лебедев с таким искренним участием, что барышня на месте Ванзарова немедленно упала бы ему на плечо и разрыдалась.
– Ничего из ряда вон, – ответил чиновник сыска, слезинки не уронив. – Сегодня утром жена профессора Тихомирова ударила ножом по горлу свою горничную, потом завернула в простыню и собиралась вместе с обескровленным трупом и чемоданами отправиться в путешествие, но не могла понять: куда же делась ее Наталья…
Лебедев присвистнул.
– Жена Тихомирова? – спросил он.
– Того самого знаменитого профессора.
– А я всегда говорил: опаснее жены зверя нет!
В ответ Аполлон Григорьевич получил взгляд, от которого барышня должна была бы покрыться бордовым румянцем. А он только хмыкнул.
– Простите, друг мой, не удержался. Что же получается: вчера горничная режет свою хозяйку, а сегодня хозяйка – горничную?
– Логическая связка подмечена верно, – сказал Ванзаров.
– Полагаете, опять гипнотическое внушение?
– Мадам Тихомирова страдала пороком пьянства, с которым ее муж, великий ученый, не смог справиться.
– Так может, объяснение – самое очевидное? – И Лебедев подмигнул.
– Был бы этому рад, – ответил Ванзаров. – Только мадам Тихомирова была трезва, а в доме не нашлось ни капли спиртного: ни пустых бутылок, ни полных. Простите, но я сам проверил. И пристав Вильчевский тоже осмотрел.
Аполлон Григорьевич вынужденно согласился.
– Какой смысл гипнотизировать даму, чтобы она убила горничную? – спросил он.
– Никакого очевидного… Ни мадам Тихомирова, ни профессор не имели никакого отношения к machina terroris.
– Понимаю вашу печаль, друг мой…
Ванзаров мотнул головой так, будто отгонял видение.