– У вас имеются сведения о Квицинском?
Марджаров поморщился:
– При чем тут этот прыщ! Просто глупец и прохвост… Он плохо кончит, помяните мое слово. Я вам про Тихомирова такое порассказываю, сразу за решетку угодит…
– В чем провинился профессор?
– Профессор! – с негодованием произнес Марджаров. – Дутая величина. Вор и негодяй, вот кто он! Я его давненько знаю. Приезжайте, к тому же много интересного покажу…
Подобные свидетели, знающие всю правду до глубин, порой заглядывали в сыск. С ними не спорили, выслушивали, иногда вызывали доктора. Ванзаров не стал отказываться от приглашения. Обещал заехать, как только будет свободная минутка.
25
Фонтанка, 16
Прекрасно изучив повадки и нетерпение друга, Аполлон Григорьевич ожидал его со спокойствием рыбака, закинувшего сеть. И не ошибся. Чуть позже намеченного им часа в лабораторию вплыла добыча. Добыча имела вид усталый и взъерошенный.
– Какая неожиданность! Кто бы мог подумать! Неужели к нам пожаловал суровый чиновник сыска! – не унимался Лебедев.
Скинув пальто и шляпу, Ванзаров уселся на высокий табурет у лабораторного стола.
– Аполлон Григорьевич, день был не из легких.
Настоящий друг понял без лишних намеков. Из ящика выпорхнула секретная бутыль, прозрачная жидкость была разлита по мензуркам. Ванзаров проглотил, ощутил феерический эффект и глубоко вздохнул.
– Запатентовать вашу «Слезу жандарма», так разорятся рестораны, трактиры с крепкими напитками и рейнсковые погреба. А торговля водкой замрет.
– Сила жизни в каждой капле, – сказал Лебедев, не подозревая, какой рекламный девиз только что выпустил в мир.
Ванзаров отодвинул мензурку и разгладил лоб, крепости которого позавидовал бы любой философ. Не говоря уже об усах вороненого отлива.
– Каков результат осмотра тела Квицинского?
Лебедев упреждающе помахал пальцем.
– Не дождетесь, друг мой. Выкладывайте все, иначе ничего не скажу. А протокол по вашему приказу не велся.
Зная характер Лебедева, упрашивать было бесполезно. Криминалист страдал прекрасным недугом, мучившим ученых, путешественников и алхимиков: любопытством. С годами болезнь крепчала.
– Сегодня утром Квицинский был обнаружен в Екатерининском канале, – начал Ванзаров.
– В воде провел меньше суток, – тут же доложил Лебедев. – Я бы сказал: часов десять-двенадцать. Судя по серо-бледному цвету ладоней, имбибиции[14] и сморщиванию кожи.
– Благодарю за подробности. Последняя встреча у него была после десяти вечера, с вашей знакомой мадемуазель Муртазиной…
Аполлон Григорьевич даже присвистнул.
– Ну, надо же! Как там наша ягодка?
– Ягодка увяла, ваш телескоп дожидается хозяина, – ответил Ванзаров. – Квицинский вышел от нее около одиннадцати и направился по каналу, наверное, домой. После чего решил освежиться в октябрьской воде. Вероятно, чтобы прийти в себя после бурного ужина в «Дононе».
– Судя по анализу крови, выпил не меньше двух бутылок шампанского.
– Трех. Заплатил за шесть.
– Недурно провели время! – фыркнул Лебедев. – И что же дальше?
– Точнее, раньше. Утром в крепости он допрашивал нашу общую знакомую мадемуазель Крашевскую. После чего отправился на Варшавский вокзал встречать гостя из Варшавы. Тот не приехал. Квицинский отправил телеграмму с вокзала, предусмотрительно изъяв бланк с текстом.
– Зачем ему на вокзале телеграммы отправлять? В охранке точка полицейского телеграфа имеется.
– На это есть только один логичный ответ, – сказал Ванзаров.
– Скрытничал?
– Не хотел, чтобы полковник Пирамидов узнал, что его сотрудник ведет какие-то дела с Варшавой.
– Шустрый малый, – заметил Лебедев.
– Еще какой шустрый. Вечером отправился на заседание медиумического кружка, с которого ушел провожать профессора Тихомирова.
– О, это известный ученый! – с уважением отнесся криминалист.
– Далее Квицинский оказался в «Дононе», где снял номер для встречи с цыганкой.
– В самом деле цыганка?
– Так неизвестную даму описал метрдотель, – сказал Ванзаров. – С Мойки Квицинский направился на Екатерининский канал. Финал вечера известен.
Аполлон Григорьевич ждал, но продолжения не последовало.
– Ну, и что об этом думаете?
– Не важно, что думаю я, важно, в чем смысл смерти Квицинского, – последовал ответ.
– И какой же?
– Ровным счетом никакого. Поэтому полковник Пирамидов требует найти убийцу.
– Полагаете, Квицинского убили?
– А вы как полагаете? – вопрос вернулся к криминалисту. И тут уже пришлось выкладывать все начистоту.
– Как приказали, господин чиновник сыска, осмотр был произведен тщательно, – сказал Лебедев. – Следов ножевых или проникающих ранений нет. Ядов в желудке и крови не обнаружено. Во всяком случае, известных мне. Шампанское не яд, а веселье… Следов от ударов на затылке или в височных зонах, то есть следов оглушения, нет. На правой мочке уха след от зубов…
– Зубки цыганки, – сказал Ванзаров. – Вырывалась из его объятий и укусила.
– Молодец, кусаться умеет. Теперь главное. При разрезе гортани обычная пена, какая бывает при утоплении, не выступила. В желудке и, главное, в легких речной воды у Квицинского нет.
Ванзаров насторожился.
– Он не утонул?
Лебедев покивал одобрительно.
– Рад бы сообщить, что вашего знакомого прикончили в канале, но не могу. По статистике, вам известной, топят в основном детей, взрослых утопить тяжело. Редкий случай, чтобы убивали утоплением. Наверняка не в этот раз.
– Можно быть уверенным?
– Факты, и только факты. Нет явных последствий асфиксии при утоплении: кровь не жидкая, не темная, нет гиперемии внутренних органов. Также нет странгуляционного следа на шее, как если бы его душили, перед тем как утопить.
– Это вас смущает, Аполлон Григорьевич…
– Очень, – признался криминалист. – Да, на теле у него имеется «гусиная кожа», очевидный знак утопления. Но «гусиная кожа» образуется не только при умирании в холодной воде, но и после смерти… Этот эксвизитивный[15] факт ничего не доказывает…
– Какой же вывод?
– Только вам, друг мой, сознаюсь: не пойму, что там случилось. Вроде бы все очевидно, но нет, не может быть такой смерти. Если бы Квицинский пьяный свалился и утонул – понятно. Если бы его оглушили и сбросили – тоже. Даже если бы задушили и утопили – понимаю. Но ведь на нем нет малейших следов борьбы. Хуже того, нет повреждений теменных костей и шрамов на лице.
– Он не падал с высоты набережной?
– Вы правы, коллега. В канале вода сейчас низкая. Там на дне камни, коряги, мусор. Квицинский неизбежно должен был удариться о дно, сломать шею, разбить лоб или поранить кожу на лице. Прыгай он хоть с мостика, хоть с набережной. Не могло не остаться следов. Но их нет. Как будто шел человек, умер на ходу и ушел под воду. Не сходятся простые факты. Остается предположить, что заигрался ваш приятель в спиритизм и его утащила русалка с крепким поцелуем…
Ванзаров смахнул с лабораторного стола невидимые крошки.
– Это важный факт, Аполлон Григорьевич.
– Не сомневаюсь. Только как его объясните?
– Квицинский сошел по гранитному спуску к каналу и оказался в воде.
– Спустился мертвым и нырнул?
– У вас имеется другое объяснение?
– Объяснения – это по вашей части. Что нам скажет психологика? – злорадствовал Лебедев. – Может, вспомнит, что на Екатерининском канале не так много спусков к воде, по пальцам пересчитать…
Ванзаров смолчал. Логика старалась, пыхтела, но не могла сложить осколки и не понимала, что происходит. А психологика вовсе помалкивала.
Видя, что чиновник сыска загнан в угол, Аполлон Григорьевич смягчился.
– Дело с дурным запашком, друг мой.
Марджаров поморщился:
– При чем тут этот прыщ! Просто глупец и прохвост… Он плохо кончит, помяните мое слово. Я вам про Тихомирова такое порассказываю, сразу за решетку угодит…
– В чем провинился профессор?
– Профессор! – с негодованием произнес Марджаров. – Дутая величина. Вор и негодяй, вот кто он! Я его давненько знаю. Приезжайте, к тому же много интересного покажу…
Подобные свидетели, знающие всю правду до глубин, порой заглядывали в сыск. С ними не спорили, выслушивали, иногда вызывали доктора. Ванзаров не стал отказываться от приглашения. Обещал заехать, как только будет свободная минутка.
25
Фонтанка, 16
Прекрасно изучив повадки и нетерпение друга, Аполлон Григорьевич ожидал его со спокойствием рыбака, закинувшего сеть. И не ошибся. Чуть позже намеченного им часа в лабораторию вплыла добыча. Добыча имела вид усталый и взъерошенный.
– Какая неожиданность! Кто бы мог подумать! Неужели к нам пожаловал суровый чиновник сыска! – не унимался Лебедев.
Скинув пальто и шляпу, Ванзаров уселся на высокий табурет у лабораторного стола.
– Аполлон Григорьевич, день был не из легких.
Настоящий друг понял без лишних намеков. Из ящика выпорхнула секретная бутыль, прозрачная жидкость была разлита по мензуркам. Ванзаров проглотил, ощутил феерический эффект и глубоко вздохнул.
– Запатентовать вашу «Слезу жандарма», так разорятся рестораны, трактиры с крепкими напитками и рейнсковые погреба. А торговля водкой замрет.
– Сила жизни в каждой капле, – сказал Лебедев, не подозревая, какой рекламный девиз только что выпустил в мир.
Ванзаров отодвинул мензурку и разгладил лоб, крепости которого позавидовал бы любой философ. Не говоря уже об усах вороненого отлива.
– Каков результат осмотра тела Квицинского?
Лебедев упреждающе помахал пальцем.
– Не дождетесь, друг мой. Выкладывайте все, иначе ничего не скажу. А протокол по вашему приказу не велся.
Зная характер Лебедева, упрашивать было бесполезно. Криминалист страдал прекрасным недугом, мучившим ученых, путешественников и алхимиков: любопытством. С годами болезнь крепчала.
– Сегодня утром Квицинский был обнаружен в Екатерининском канале, – начал Ванзаров.
– В воде провел меньше суток, – тут же доложил Лебедев. – Я бы сказал: часов десять-двенадцать. Судя по серо-бледному цвету ладоней, имбибиции[14] и сморщиванию кожи.
– Благодарю за подробности. Последняя встреча у него была после десяти вечера, с вашей знакомой мадемуазель Муртазиной…
Аполлон Григорьевич даже присвистнул.
– Ну, надо же! Как там наша ягодка?
– Ягодка увяла, ваш телескоп дожидается хозяина, – ответил Ванзаров. – Квицинский вышел от нее около одиннадцати и направился по каналу, наверное, домой. После чего решил освежиться в октябрьской воде. Вероятно, чтобы прийти в себя после бурного ужина в «Дононе».
– Судя по анализу крови, выпил не меньше двух бутылок шампанского.
– Трех. Заплатил за шесть.
– Недурно провели время! – фыркнул Лебедев. – И что же дальше?
– Точнее, раньше. Утром в крепости он допрашивал нашу общую знакомую мадемуазель Крашевскую. После чего отправился на Варшавский вокзал встречать гостя из Варшавы. Тот не приехал. Квицинский отправил телеграмму с вокзала, предусмотрительно изъяв бланк с текстом.
– Зачем ему на вокзале телеграммы отправлять? В охранке точка полицейского телеграфа имеется.
– На это есть только один логичный ответ, – сказал Ванзаров.
– Скрытничал?
– Не хотел, чтобы полковник Пирамидов узнал, что его сотрудник ведет какие-то дела с Варшавой.
– Шустрый малый, – заметил Лебедев.
– Еще какой шустрый. Вечером отправился на заседание медиумического кружка, с которого ушел провожать профессора Тихомирова.
– О, это известный ученый! – с уважением отнесся криминалист.
– Далее Квицинский оказался в «Дононе», где снял номер для встречи с цыганкой.
– В самом деле цыганка?
– Так неизвестную даму описал метрдотель, – сказал Ванзаров. – С Мойки Квицинский направился на Екатерининский канал. Финал вечера известен.
Аполлон Григорьевич ждал, но продолжения не последовало.
– Ну, и что об этом думаете?
– Не важно, что думаю я, важно, в чем смысл смерти Квицинского, – последовал ответ.
– И какой же?
– Ровным счетом никакого. Поэтому полковник Пирамидов требует найти убийцу.
– Полагаете, Квицинского убили?
– А вы как полагаете? – вопрос вернулся к криминалисту. И тут уже пришлось выкладывать все начистоту.
– Как приказали, господин чиновник сыска, осмотр был произведен тщательно, – сказал Лебедев. – Следов ножевых или проникающих ранений нет. Ядов в желудке и крови не обнаружено. Во всяком случае, известных мне. Шампанское не яд, а веселье… Следов от ударов на затылке или в височных зонах, то есть следов оглушения, нет. На правой мочке уха след от зубов…
– Зубки цыганки, – сказал Ванзаров. – Вырывалась из его объятий и укусила.
– Молодец, кусаться умеет. Теперь главное. При разрезе гортани обычная пена, какая бывает при утоплении, не выступила. В желудке и, главное, в легких речной воды у Квицинского нет.
Ванзаров насторожился.
– Он не утонул?
Лебедев покивал одобрительно.
– Рад бы сообщить, что вашего знакомого прикончили в канале, но не могу. По статистике, вам известной, топят в основном детей, взрослых утопить тяжело. Редкий случай, чтобы убивали утоплением. Наверняка не в этот раз.
– Можно быть уверенным?
– Факты, и только факты. Нет явных последствий асфиксии при утоплении: кровь не жидкая, не темная, нет гиперемии внутренних органов. Также нет странгуляционного следа на шее, как если бы его душили, перед тем как утопить.
– Это вас смущает, Аполлон Григорьевич…
– Очень, – признался криминалист. – Да, на теле у него имеется «гусиная кожа», очевидный знак утопления. Но «гусиная кожа» образуется не только при умирании в холодной воде, но и после смерти… Этот эксвизитивный[15] факт ничего не доказывает…
– Какой же вывод?
– Только вам, друг мой, сознаюсь: не пойму, что там случилось. Вроде бы все очевидно, но нет, не может быть такой смерти. Если бы Квицинский пьяный свалился и утонул – понятно. Если бы его оглушили и сбросили – тоже. Даже если бы задушили и утопили – понимаю. Но ведь на нем нет малейших следов борьбы. Хуже того, нет повреждений теменных костей и шрамов на лице.
– Он не падал с высоты набережной?
– Вы правы, коллега. В канале вода сейчас низкая. Там на дне камни, коряги, мусор. Квицинский неизбежно должен был удариться о дно, сломать шею, разбить лоб или поранить кожу на лице. Прыгай он хоть с мостика, хоть с набережной. Не могло не остаться следов. Но их нет. Как будто шел человек, умер на ходу и ушел под воду. Не сходятся простые факты. Остается предположить, что заигрался ваш приятель в спиритизм и его утащила русалка с крепким поцелуем…
Ванзаров смахнул с лабораторного стола невидимые крошки.
– Это важный факт, Аполлон Григорьевич.
– Не сомневаюсь. Только как его объясните?
– Квицинский сошел по гранитному спуску к каналу и оказался в воде.
– Спустился мертвым и нырнул?
– У вас имеется другое объяснение?
– Объяснения – это по вашей части. Что нам скажет психологика? – злорадствовал Лебедев. – Может, вспомнит, что на Екатерининском канале не так много спусков к воде, по пальцам пересчитать…
Ванзаров смолчал. Логика старалась, пыхтела, но не могла сложить осколки и не понимала, что происходит. А психологика вовсе помалкивала.
Видя, что чиновник сыска загнан в угол, Аполлон Григорьевич смягчился.
– Дело с дурным запашком, друг мой.