Дед рассказал один раз по секрету, что Чернава появилась в Заречье в лето после Хмельной ночи. Совиную башню тогда уже сожгли, и Охотники были повсюду, даже в Ратиславии. То тут, тот там загорались костры, и чародеев казнили одного за другим. Чернава пришла к Великому лесу, владениям Нави. Никто в деревне не пустил её на постой, а Старый Барсук сжалился над несчастной.

– Она остановилась всего-то на одну ночь, спала в хлеву на сеновале, – Барсук говорил, опустив виноватый взгляд. Точно он всё это совершил, точно он оставил нелюбимого ребёнка случайному отцу. – Уже наступила весна, погода стояла тёплая. Я не знал, где Молчан пропадал по ночам. Он тогда к Ждане сватался, все ждали, что он сватов пошлёт. Да и Чернава ушла ещё до рассвета, даже не попрощалась. Я не знал ничего. А потом зимой она вернулась с тобой. Ты крохотная была, у меня в двух руках помещалась.

Нет, отец не был рад непрошеному ребёнку от случайной любовницы. Он не стал бы скучать по старшей дочери. Быть может, и с женой у него теперь всё наладилось.

Но всем сердцем Дара чувствовала, как Старый Барсук смотрел на опушку леса по вечерам, как вопрошал безмолвно, жива ли его внучка, здорова ли. Не погубили ли её навьи духи? Не тронули ли? Дара сидела на бревне у землянки и так же смотрела на запад, в сторону родной мельницы, так же пыталась разглядеть деда через стволы высоких деревьев, через бурелом, через сотни вёрст, что разделяли их.

– Я в порядке, дед, – шептала она порой в пустоту. – Я в порядке. А ты?

Золотые вспышки мелькали в листве. Вокруг бродили только духи, но даже они сторонились Дары.





* * *


В первое время жизнь в Великом лесу была скучной и обыденной. Леший как будто совсем потерял к ней интерес, а то и вовсе забыл, зачем призвал Дару.

Она была предоставлена самой себе. Девушка привела в порядок землянку, насколько у неё хватало сил и мастерства. Она начисто вымела пол, отскоблила лавку и стол, высушила в солнечный день старую поеденную молью шубу, что висела на лосиных рогах, прибитых к стене.

В лесу она собирала ягоды и первые грибы, травы и кору. Силки на диких животных Дара ставить не умела, плести сети было не из чего, и потому она постоянно оставалась голодной, живот её часто вздувался и болел. Она стёрла босые ноги до крови, и тело её, прикрытое дырявыми одеждами, кусали мошки и комары, и она расчёсывала эти укусы до кровавых болячек.

Но это не стало большой бедой. Дара почти и не замечала телесных страданий, так глубоко погрузилась в свои мысли. Совы пели над её головой, и с каждым днём голоса их становились громче. Даже во сне они преследовали девушку, заводили всё глубже в лес.

Первое видение пришло на третью ночь, что Дара провела в лесу. Во сне тропа пролегла по непроходимому бурелому, но девушка ступала легко и не встречала преград на своём пути. Ярко, точно наяву, она ощущала холодную влажную землю босыми ногами, чувствовала, как кололи ступни опавшие хвойные иглы.

Было темно, но глаза видели ясно пылающий огонь впереди. Он манил Дару, как манит костёр беспечных мотыльков, и она шла на свет, отвечая на зов леса. Совы порой опускались низко к самой земле, торопили вперёд.

Лес расступался, пропуская всё глубже и глубже в свои владения. Ночь вспыхивала ярким светом впереди. Дара шла на этот свет не одну ночь, а когда наконец достигла его, то увидела, как тёмные стволы вековых сосен раскалялись докрасна. Они все были покрыты письменами и знаками, те горели золотом, и освещая лес, мигали, как угли в потухающем костре.

Весь лес был испещрён этими знаками. Они вспыхивали, отражаясь в глазах Дары, проникая вглубь под кожу, в кровь и кости.

Она проснулась на рассвете, сидя за столом. В руках её был острый костяной нож. С лезвия капала кровь, а на руках остались вырезанные знаки. Те же, что Дара увидела во сне.





Мёртвые болота, месяц серпень


В другое время Вячко дождался бы рассвета, глупо было уходить на болота ночью. Но днём Югра попыталась бы его остановить, и он решился бежать, пока все спали.

Ночь выдалась подходящей для побега: безоблачной и светлой. Болотные духи были не властны над небесами, им не дотянуться до звёзд, не поменять их местами, значит, Вячко мог определить направление по луне и созвездиям.

Лёжа на мехах в углу комнаты, он беззвучно молился Перуну – покровителю всех воинов, чтобы тот не оставил без своего благословения, Моране – пряхе человеческих судеб, чтобы не перерезала его нить, болотнику – духу этих мёртвых земель, чтобы тот остался в стороне и не мешал в пути, Создателю – голосу добра и милосердия, который завещал жить в любви и мире. Вячко коснулся указательным пальцем лба, давая обещание не помышлять зла, рта, клянясь возносить хвалу Создателю, и груди в знак того, что в душе его жила любовь.

Но молитвы не принесли покоя.

Кем была девушка, что скрывалась под кожей Югры? Кем приходился ей белоглазый Ики? Духи вряд ли могли так сильно походить на людей. Мертвецы не могли гулять среди белого дня. Умели ли чародеи принимать чужой облик? Для чего Югре понадобился Вячко? Она часто расспрашивала о делах княжества, о правителях и простых людях. Может, в этом и было дело? В том, что Вячеслав приходился сыном Великому князю? Он вспомнил об отце и вдруг с ужасом осознал, что забыл его имя. А как звали старших братьев? Яровид? Ярослав? И девушка. Дома его ждала девушка. Любимая.

– Добрава, – он прошептал имя еле слышно.

Вячко испугался, что забудет и её имя.

– Добрава, – повторил он как заклятие, как если бы простое имя могло разбить чужие чары.

Нужно было уходить. И всего-то стоило подняться и выйти за дверь так тихо, чтобы не разбудить никого, но рядом с тюфяком Югры лежал княжеский меч. Вячко не боялся остаться без еды и питья, но не мог оставить отцовский подарок.





* * *


Когда минула четырнадцатая зима Вячеслава, умерла его мать, и сразу после этого Горыня взял племянника с собой в дозор. Впервые Вячко пролил кровь врага. По возвращении сына в столицу Великий князь вручил ему дар.

– Этим мечом твой дед поборол Змеиного царя, Вячеслав, – сказал он. – Теперь я вижу, что ты достоин зваться мужчиной и княжичем, достоин носить меч под стать внуку Ярополка Змееборца.

Вячко был не горд, но растерян. Он не чувствовал, что стал мужчиной, не считал себя достойным зваться сыном князя. Если бы только отец видел его в бою, если бы знал, как Горыня за шкирку словно кутёнка вытащил Вячко из зарослей и вытолкал к берегу, где шёл бой.


Но когда отец вручал Вячко меч, Горыня молчал. И когда Мстислав восхвалял сына, Горыня тоже не сказал ни слова, только кивал, соглашаясь со всем сказанным. А Вячко хотелось расплакаться от обиды и собственного унижения. Он же недостоин! Недостоин! Он был трусом и не имел права зваться воином. Мачеха говорила о том же, она предупреждала, что байстрюк опозорит род Вышеславичей. Может, оттого он так жалок, что сын не княгини, а служанки? Может, его доля чистить конюшни, а он обманывал собственную судьбу и богов, вырядившись в княжеские одежды?

Но Горыня молчал. Вячеслав принял из рук отца меч.

Он был старый, лёгкий, куда легче, чем те, что ковали теперь кузнецы. На рукоятке его была голова медведя, на крестовине – два расправленных крыла совы в полёте. Меч передавался из поколения в поколение и, верно, помнил ещё многих Вышеславичей, что жили до Ярополка Змееборца. Может, даже сам Вышеслав держал его в руках. Медведь и сова являлись древними знаками его рода, и потому Вячко ещё больше дивился подарку. Как мог он носить этот меч, когда у Великого князя были старшие сыновья, куда более достойные?

– Злата тоже не родилась княгиней, – сказал после дядька. – А я не родился воеводой. Мой отец пахарь, моя сестра служанка. Но я стал лучшим воином твоего отца, а ты, Вячко, станешь со временем князем.





* * *


Меч был больше, чем просто оружием. Он являлся напоминанием о том, что Вячеслав обязан заслужить честь зваться Вышеславичем. Он был частью самого Вячеслава. Уйти без него было невозможно.

Сердце билось в груди отчаянно. Казалось, от ударов этих можно оглохнуть.

Охотница не пошевелилась, когда Вячко подкрался к ней. Осторожно он поднял меч с пола, вгляделся в девичье лицо. В полутьме трудно было разглядеть черты, но, кажется, девушка крепко спала. Бесшумно Вячко вышел из дома, спустил приставную лестницу вниз.

Ноги его коснулись земли, и княжич вздохнул с облегчением. Никто его не заметил.

Ночь полнилась звуками. Луна освещала землю. Вячко хорошо изучил топкие земли болот и быстро пошёл вперёд на северо-запад. Он не оборачивался, торопился уйти как можно дальше до наступления рассвета. Шаг его был лёгким, стремительным. Дорога под ногами убегала назад, и с каждым шагом голова становилась легче, разум прояснялся, и даже влажный дух болот ощущался свежее. Избушка на высоких сваях совсем исчезла из виду, когда позади раздался голос:

– Куда-то собрался, огонёк?

Вячко замер на месте. По позвоночнику пробежал холодок.

Охотница стояла неподвижно, спокойно. Она подкралась незаметно, догнала его без всякого труда и даже не выглядела запыхавшейся. Но оружия у неё с собой не было. На мгновение Вячко этому обрадовался. Только на мгновение. В первый раз ей не понадобился ни нож, ни лук, чтобы лишить его воли.

Он облизал пересохшие губы.

– Я хочу прогуляться.

– Тогда зачем тебе меч?

– Чтобы поупражняться. Боюсь растерять навыки…

Она не шевелилась, стояла всего в трёх шагах. Одно движение, и меч проткнёт её насквозь. Она ничего не успеет сделать.

Вячко не боялся убить, если нужно. Не важно, кто она – мертвец ли, дух ли, ведьма – всё одно – враг. Она удерживала Вячко на болотах, когда он должен был исполнить наказ отца. Нельзя позволить ей снова одержать верх.

– Что же ты ночью упражняться вздумал? Да и на болотах не с кем на мечах биться, – охотница наклонила голову к левому плечу.

Щёки обожгло жаром.

– Кто ты такая, Югра? Или как тебя звать на самом деле?

Девушка прищурила раскосые глаза.

– Вот оно что… Болтлив сделался мой дорогой братец.

– Он действительно твой брат?

– Он брат Югры. Я теперь она.

Вячко нахмурился, сжимая рукоять меча. Охотница проследила за его движением.

– Не спеши уходить, огонёк. Ложись спать. Утро вечера мудренее. Так говорят у тебя на родине?

– Не заговаривай мне зубы, – процедил Вячко, доставая меч из ножен. – Отвечай мне, кто ты такая и зачем удерживала меня на болотах?

Перед глазами мельтешили мошки, лезли в лицо, кусались.

– Я уберегла тебя от смерти, огонёк. Ты не пришёлся по нраву болотнику, он утопить тебя хотел. Я тебя спасла и взамен немного взяла, лишь то, что ты сам был рад отдать.

– О чём ты?

– Твоё время.

– Это ты была в Орехове? Ты преследовала меня на дороге?

– Я следила, чтобы ты добрался в целости и невредимости. Я никогда не желала тебе зла.