Веся морщила носик, крутила головой по сторонам и крепко держала Ежи за руку. Стоило ему хоть на шаг отойти в сторону, она тут же нагоняла его и ещё крепче хватала за ладонь. Ежи попытался скрыть довольную улыбку, но не смог. Он шёл быстро, уверенно и, кажется, даже сделался шире в плечах.
То, что пугало и, кажется, даже отвращало Весю, было для него родным и дорогим. Мрачные в часы заката улицы Совина, далёкий замок и пыль под ногами, каждый дом, каждый закоулок в городе были ему знакомы. Он мог свернуть и пойти узкими переулками, чтобы быстрее оказаться дома, но намеренно повёл Весю по главной улице. Не такой широкой, как в Старгороде или Златоборске, но настолько иной, настолько непохожей на те, что встречались в Ратиславии, что девушка поражённо охнула и ближе прильнула к Ежи.
– Всё из камня, – повторила она несколько раз с нескрываемым удивлением. – Все дома из камня. И дорога тоже.
Сердце забилось чуть чаще, когда они повернули на улицу Королевских мастеров.
– Ой, – чуть слышно взвизгнула Веся, повиснув на нём. – Смотри, голова…
Ежи не сдержал смешка. Дом золотых дел мастера Пшемыслава Толстяка был хорошо известен благодаря украшениям: тяжёлым массивным колоннам у высокого крыльца, вычурным наличникам окон и грозному лику, вырезанному из цельного камня. Камень этот стоял на углу дома и никакой пользы не приносил, лишь мешал порой разъехаться двум повозкам на узкой улице. Но Пшемыслав Толстяк гордился каменной мордой. Может, оттого, что она походила на него самого и была так же неприятна, уродлива и громоздка. Может, потому что верил, что камень привезли из-за моря, из бескрайней пустыни, где некогда возвышался великий дворец Змеиных царей, а ныне остались лишь пыль да камни. А этот – с мордой – якобы прежде стоял на входе во дворец, и если пытался проникнуть вор или разбойник, то морда распахивала веки и одним лишь взглядом обращала людей в камень.
Конечно, никто в эту сказку не верил, но Ежи не преминул пересказать её Весе, и девушка только сильнее вцепилась в его руку, задела случайно раненое плечо. Он стерпел. Боль была не такой сильной, как счастье, распиравшее грудь.
– Не думаю, что это правда, – под конец заключил Ежи. – За всё время, что эта морда тут стоит, ничего такого не произошло. Пойдём, – он потянул девушку за собой. – Вот наш дом.
– С зелёной дверью? – всё ещё тесно прижимаясь к нему, спросила Веся.
Она неуверенно плелась за Ежи, боязливо оглядываясь через плечо на каменную морду.
– Следующий, где табличка над входом. Там написано: «Стжежимир, королевский целитель».
Веся насупилась.
– Я умею немного читать, не держи меня совсем за дурочку.
Ежи виновато улыбнулся. Стоя на пороге родного дома, он вдруг почувствовал неожиданную робость и даже страх. Никогда прежде он не уходил так надолго и так далеко от Совина, никогда не разлучался с матерью и Милошем.
«Стжежимир придумает, как его спасти», – с надеждой подумал Ежи и постучал в дверь.
Он знал, что в это время мать обычно убирала со стола и наводила в доме порядок, готовясь ко сну. Ежи представил, как Горица повесила влажный рушник сушиться в небольшом садике позади дома и вдруг обернулась, заслышав стук. Стжежимир, наверное, рассердился, что кто-то пришёл так поздно, и спрятался в своей ложнице, а может, выбежал на лестницу и шёпотом велел Горице соврать, будто он уже спал и не мог принять посетителей.
Ежи почувствовал, как ещё крепче сжала его ладонь горячими пальцами Веся. Другой рукой она беспокойно теребила длинную косу, подвязанную ремешком от мешка. Послышались шаги.
– Кто там? – раздался голос матери из-за двери.
– Это я, Ежи, – отозвался он.
Мигом распахнулась дверь, и он увидел взволнованное лицо матери. Она кинулась к сыну, обвила шею полными руками, расцеловала в обе щёки. Веся выпустила его ладонь и спряталась за спиной, а Ежи крепко обнял мать, прижимая к себе. Горица всё целовала сына в нос, в щёки, в глаза и лоб, и он чувствовал себя неловко оттого, что Веся всё это видела.
– Ма-ть, хватит, – пробурчал он, неохотно отстраняясь.
Горица сделала шаг назад, не выпуская его лицо из ладоней.
– Ох, что с тобой стряслось? – ахнула она. – Кто тебя ранил?
– Ма-ам, прекрати, – протянул Ежи, весь пунцовый от смущения.
Только тогда Горица заметила жмущуюся позади Весю и помрачнела.
– Да озарит Создатель твой путь, – пролепетала Весняна, теребя косу.
Она поклонилась низко, до самой земли, как и положено было когда-то давно в Рдзении, но как осталось принято делать в Ратиславии. И это заставило Горицу ещё сильнее нахмуриться.
– Мам, это Весняна, она… даже не знаю, с чего начать, – растерялся Ежи.
Радость от встречи с матерью заставила его на короткое время позабыть, зачем он так торопился домой всё это время. Но вспомнив о цели своего пути, Ежи вновь заволновался и заговорил:
– Мне нужно поговорить со Стжежимиром. Милош, он…
– Знаю-знаю, – торопливо перебила его мать. – Идите скорее в дом, там поговорим.
Она положила руку ему на спину, подталкивая ко входу. Веся неуверенно топталась на пороге, и Горице пришлось сказать ей:
– Давай скорее, нечего ворон считать.
Веся нырнула внутрь, и Горица поспешила захлопнуть за ними дверь.
Глава 9
Ona biedna tam została,
Przepiо́reczka moja mała,
A ja tutaj, w obcej stronie,
Dniem i nocą tęsknię do niej[2].
«Гей, соколы!», Фома Падура
Рдзения, Совин
Ежи крепко обнял мать, прижался губами к её щеке, закрыл глаза, вдыхая запах. Её руки дрожали, когда она гладила сына по волосам. Время замерло на мгновение, и всё, кроме одного, потеряло значение. Он дома. Дома.
Постепенно мир вокруг ожил. Заскрипела вывеска над входной дверью, залаяла собака где-то во дворах, и Веся громко засопела прямо за спиной Ежи. Горица чуть отстранилась, оглядела девушку с недоверием.
– Это Веся, – пробормотал потерянно Ежи. – Мы ищем Милоша… он…
Горица кивнула, кусая губы.
– Тебе раны надо обработать, пойдём на кухню. Кто тебя так? – она будто хотела добавить что-то ещё, но промолчала, оглянулась. – И ты, как тебя?
– Веся, – девушка теребила в руках растрёпанную косу.
Горица никак не выпускала сына из объятий. Она обеспокоенно осмотрела ссадины на его лице, охнула, заметив багровые разводы на одежде.
– Ежи, это ты?! – раздался крик прямо над их головами. – Быстро ко мне.
Юноша ещё раз поцеловал мать и поспешил вверх по лестнице, на верхней ступени обернулся и увидел растерянную Весю. Она едва стояла на ногах и цеплялась за дверной косяк.
– Мам…
– Иди, разберусь, – Горица махнула рукой, поторапливая.
Ежи минул следующий пролёт по лестнице и остановился перед первой дверью, постучал негромко.
– Заходи! – крикнули нетерпеливо с той стороны.
Стжежимир, обложенный мягкими подушками, сидел в большом деревянном кресле. Он по своему обычаю облачился в длинную ночную рубашку и накинул выцветший, некогда жёлтый бидьярский халат, который упрямо отказывался сменить на новый. Королевский целитель не любил перемен.
– Наконец-то, – вместо приветствия произнёс Стжежимир, как только за Ежи закрылась дверь. – А теперь рассказывай, что случилось? Почему Милош не может обернуться человеком?
Ежи застыл на месте и не сразу смог заговорить.
– Что молчишь? – Стжежимир наклонился вперёд, сердито сверля его взглядом. – Не стой столбом!
От крика Ежи чуть не подпрыгнул на месте, оцепенение спало.
– Ты видел его, господин? Где он?
Стжежимир недовольно скривился.
– Его нашёл один из Воронов и забрал Милоша с собой в Гняздец. Ты мне, наконец, расскажешь, что случилось?
Вороны из Гняздеца. От одного упоминания Ежи почувствовал, как руки покрылись гусиной кожей. Он собрался с мыслями, прежде чем ответить:
– Милоша прокляла ведьма.
– Как это случилось?
– Она наложила какое-то заклятие, когда мы спали…
– Я не о том, – сердито перебил целитель. – С чего эта ведьма вообще прокляла Милоша и почему тогда не тронула тебя? Ты убежал?
– Что ты, господин?! – оскорбившись до глубины души, воскликнул Ежи. – Я пытался её остановить.
Его слова только больше смутили Стжежимира, и тогда Ежи пришлось рассказать всё с самого начала, подробно описать случившееся в фарадальском лагере, побег из Златоборска, события на мельнице и свой непростой путь обратно. Целитель слушал, нахмурившись, и с каждым словом становился всё больше похожим на сморчок…