– Нет, Изз, я не убит горем, – сказал Рафаэль. – Наоборот, я воспрял духом, учитывая, сколько мерзостей совершил наш папа при жизни…

– Ну хватит, юнец! – возмутился Торквил.

– Не обращайся ко мне «юнец», – потребовал Рафаэль и вытряхнул из пачки следующую сигарету. – Я понятно излагаю? Нефиг говорить мне «юнец».

– Вы уж извините Раффа, – громогласно обратился Торквил к Страйку. – Его пришибло завещание моего покойного тестя.

– Я давно знал, что вычеркнут из завещания, – бросил Рафаэль и указал пальцем на Кинвару. – Она об этом позаботилась!

– Мне не пришлось уламывать твоего отца, уж поверь! – побагровев, заявила Кинвара. – А деньги к тебе сами идут: ты у своей матери как сыр в масле катаешься. – Теперь она повернулась к Робин. – Его мать ушла от Джаспера к торговцу бриллиантами, забрав из дома все, что смогла вывезти…

– У меня остается еще пара вопросов, если позволите, – громко спросил Страйк, не дав взбешенному Рафаэлю раскрыть рта.

– К Романо сейчас приедет ветеринар, – напомнила Кинвара. – Мне надо возвращаться в конюшню.

– Всего пара вопросов, это недолго, – заверил ее Страйк. – У вас раньше пропадали таблетки амитриптилина? Они ведь отпускаются по рецепту, правда?

– Дознаватели уже спрашивали. Я вполне могла потерять несколько штук, – с раздражающей уклончивостью ответила Кинвара, – но точно сказать не могу. Одно время я думала, что потеряла таблетницу, а когда нашла, таблеток в ней было меньше, чем мне помнилось, и я еще решила на всякий случай отвезти неначатую упаковку на Эбери-стрит, но, когда полицейские начали приставать с вопросами, мне так и не удалось вспомнить, сделала я это или только собиралась.

– Значит, вы не смогли бы показать под присягой, что у вас пропадали таблетки?

– Не смогла бы, – согласилась Кинвара. – Джаспер вполне мог выкрасть несколько штук, но присягнуть не могу.

– А после смерти вашего супруга появлялись ли у вас в саду посторонние лица? – спросил Страйк.

– Нет, – сказала Кинвара. – Ничего такого не было.

– У меня есть сведения, что какой-то знакомый вашего супруга звонил ему на рассвете в день его смерти, но так и не дозвонился. Не знаете, случайно, кто это был?

– Ну… пожалуй… это был Генри Драммонд, – выговорила Кинвара.

– И кто он?..

– Это галерист, папин старинный друг, – перебила Иззи. – Одно время Рафаэль у него работал… правда, Рафф?.. еще до того, как стал помогать папе в палате общин.

– Еще и Генри сюда приплели! – недобро хохотнул Торквил.

– Ну что ж, на этом, думаю, можно закончить, – пропустив мимо ушей этот выпад, Страйк закрыл блокнот, – вот только хотелось бы уточнить: по вашему мнению, миссис Чизл, ваш супруг действительно покончил с собой?

Рука, державшая ком бумажных носовых платков, судорожно сжалась.

– Кого интересует мое мнение?

– Меня, будьте уверены, – сказал Страйк.

Взгляд Кинвары метнулся от Рафаэля, по-прежнему хмуро изучающего лужайку за окном, к Торквилу.

– Ну, если вы спрашиваете мое мнение, то Джаспер совершил очень большую глупость как раз перед тем, как…

– Кинвара, – предостерег Торквил, – я советую не…

– А ты мне не советуй! – отрезала Кинвара, с прищуром оборачиваясь к нему. – Это ведь ты своими советами довел нашу семью, считай, до разорения!

Физзи через голову сестры стрельнула глазами на мужа, требуя помолчать. Кинвара повернулась к Страйку:

– Незадолго до своей кончины мой муж спровоцировал одного человека, которого – я предупреждала – огорчать нельзя…

– Вы имеете в виду Герайнта Уинна? – Страйк не стал дожидаться окончания тирады.

– Нет, – ответила Кинвара, – но очень близко. Торквил хочет заткнуть мне рот, чтобы сохранить в тайне имя своего дружка, Кристофера…

– Тысяча чертей! – взорвался Торквил и, вскочив, опять стал поддергивать вельветовые штаны. – Что же это делается: мы втягиваем в какие-то нелепые фантазии совершенно посторонних лиц. Ну при чем здесь вообще Кристофер? Мой тесть покончил с собой! – на повышенных тонах выговаривал он Страйку, прежде чем переключиться на жену и свояченицу. – Я терпел этот цирк из-за вас, девушки, оберегал ваше душевное спокойствие, но теперь, видя, куда это завело…

Иззи и Физзи принялись наперебой оправдываться и увещевать Торквила; в этом гомоне Кинвара встала, отбросила назад длинные рыжие волосы и направилась к дверям, оставив у Робин стойкое впечатление, что эта граната была подброшена в разговор не случайно. У порога Кинвара помедлила, и все головы, как по команде, повернулись в ее сторону. Звонким и чистым детским голоском она сказала:

– Нагрянули сюда всей толпой, как будто вы тут хозяева, а я приживалка, но Джаспер сказал, что я имею право занимать этот дом хоть до конца своих дней. Сейчас мне нужно встретить ветеринара, а когда я вернусь, избавьте меня от своего присутствия. И чтобы ноги вашей тут больше не было.





43





Боюсь, что эти привидения скоро дадут себя знать здесь.

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



Перед отъездом из Чизуэлл-Хауса Робин попросила разрешения воспользоваться туалетом, и Физзи повела ее по коридору, все еще полыхая гневом на Кинвару.

– Как она смеет! – кипятилась Физзи. – Как она смеет! Дом завещан не ей, а Принглу. – И далее, без паузы: – Пожалуйста, не обращайте внимания на ее инсинуации в адрес Кристофера, она всего лишь провоцировала Торкса, это такая низость, он буквально вне себя.

– А кто такой Кристофер? – спросила Робин.

– Мм… я, право, не знаю, могу ли это обсуждать, – отвечала Физзи, – но ладно уж, если вы не… разумеется, вы с этим никак не связаны. Кинвара просто злобствует. Она имеет в виду сэра Кристофера Бэрроуклаф-Бернса, старинного друга родителей Торкса. Кристофер – чиновник очень высокого ранга. В Форин-Офисе он руководил стажировкой этого юноши, Маллика.

В запущенной умывальной было холодно. Заперев дверь на задвижку, Робин услышала, как Физзи заспешила обратно в гостиную – не иначе как успокаивать разъяренного мужа. Теперь Робин огляделась: голые каменные стены, покрытые облезлой краской, были испещрены мелкими, темными дырочками, из которых тут и там торчали редкие гвозди. Робин предположила, что это Кинвара отдала распоряжение снять многочисленные плексигласовые рамки, нынче сложенные у двери в туалетную комнату. В этом беспорядочном коллаже пестрели семейные фотографии.

Вытерев руки о пропахшее псиной влажное полотенце, Робин опустилась на корточки, чтобы перебрать фотоснимки. Иззи и Физзи в детстве были почти неразличимы, отчего она не могла бы поручиться, которая из сестер делает колесо на крокетной лужайке или гарцует верхом в каком-то загородном манеже, отплясывает в холле перед рождественской елкой или обнимает молодого Джаспера Чизуэлла на лесном пикнике, куда все мужчины съехались в твидовых брюках и дорогих охотничьих куртках.

Зато узнать Фредди по оттопыренной нижней губе, которую он, в отличие от сестер, унаследовал от отца, не составляло труда. В детстве такой же белобрысый, как его племянница и племянники, он мелькал на фото чаще других: малышом сиял в объектив, приготовишкой в новенькой школьной форме хранил каменное выражение лица, подростком ликовал в заляпанной грязью экипировке регбиста.

Робин помедлила, дойдя до группового снимка юных фехтовальщиков в белой форме, с лампасами из миниатюрных британских флагов. В центре группы, поднимая над головой массивный серебряный кубок, улыбался Фредди. С самого края этой радостно-горделивой шеренги жалась понурая, какая-то запуганная девочка, в которой Робин безошибочно узнала Рианнон Уинн, хотя та была старше и худощавее, чем на фотографии, виденной Робин в руках Герайнта Уинна.

Продолжив перебирать картонные подложки, Робин дошла до последней, на которой держался выцветший кадр многолюдного домашнего праздника.

Снимок был сделан в шатре – по всей вероятности, со сцены. Над толпой колыхались надутые гелием синие воздушные шары, образующие число «18». Собравшихся, которых было не менее сотни, явно попросили смотреть в камеру. Робин вгляделась в это изображение и довольно быстро отыскала Фредди в окружении тесной компании обнявшихся парней и девушек, которые сверкали улыбками или хохотали, раскрыв рты. Прошло не менее минуты, пока Робин нашла ту, которую инстинктивно искала: Рианнон Уинн. Худая, бледная, она стояла без улыбки возле стола с напитками. В тени за ее спиной топтались двое парней, но не в выходных костюмах, а в джинсах и футболках. У одного, эффектного длинноволосого брюнета, на футболке было изображение группы Clash.

Достав мобильный, Робин пересняла и фехтовальную сборную, и эпизоды восемнадцатилетия, аккуратно сложила плексигласовые рамки в прежнем порядке и вышла.

Вначале ей показалось, что в бесшумном холле никого нет. Но потом она заметила Рафаэля, который, сложив руки на груди, прислонялся к небольшому консольному столику.

– Ну что ж, до свидания, – сказала она, идя к выходу.

– Задержись на минутку.

Робин помедлила; оттолкнувшись от столика, Рафаэль подошел к ней:

– Знаешь, я на тебя очень зол.

– Могу себе представить, – спокойно ответила Робин, – но я лишь выполняла работу, для которой меня, собственно, и нанял твой отец.

Он подступил еще ближе и остановился под свисающим с потолка стеклянным фонарем, в котором не хватало половины лампочек.

– Да ты, я вижу, на этом деле собаку съела? Запросто втираешься к людям в доверие?

– Такая работа, – бросила Робин.

– Ты замужем, – отметил он, взглянув на ее безымянный палец.

– Да.

– Мужа зовут Тим?

– Нет… никакого Тима не существует.

– Неужели ты замужем за этим? – быстро проговорил Рафаэль, указывая пальцем куда-то за дверь.

– Нет. Мы просто вместе работаем.

– А сейчас у тебя прорезался исконный говор, – заметил Рафаэль. – Йоркширский.

– Да. – Робин не стала спорить. – Все верно.

Она ждала, что он бросит ей какое-нибудь оскорбление. Черные глаза-маслины обшарили ее лицо; Рафаэль только покачал головой.

– Нравится мне твой голос, но имечко Венеция тебе больше подходит. Наводит на мысли о маскарадных оргиях.

Он отвернулся и зашагал по коридору, а Робин поспешила выскочить на солнечный свет и наткнулась на Страйка, который, как она предполагала, будет сидеть в «лендровере» и нетерпеливо дожидаться ее возвращения.

Но нет. Он все еще стоял у машины, а Иззи, чуть ли не прижимаясь к нему вплотную, что-то быстро говорила приглушенным голосом. Заслышав сзади шорох гравия, Иззи отпрянула – как показалось Робин, с немного виноватым, смущенным видом.

– Как чудесно, что мы снова встретились, – зачастила Иззи, расцеловав Робин в обе щеки, как будто та просто заезжала в гости. – Ну, ты мне позвонишь, да? – обратилась она к Страйку.